Выкуси - Кристофер Мур 5 стр.


Ривера тащемта берет рукав моей куртки и давай его вертеть туда-сюда, разглядывать, весь из себя неандерталец, только что огонь изобрел. И такой нам: "А можете такую же кожаную куртку сделать, но спортивную? На сороковую длину?"

Тут я ему такая: "Вы меня, что ли, клеите так?"

Тут он чуть не сблевнул (что с его стороны гадко) и весь такой: "Нет, Эллисон, я тебя совершенно определенно не клею. Ты не только действуешь на нервы больше всех существ на этой планете, ты к тому же еще и дитя".

А я ему такая: "Дитя?! Это я-то - дитя?! Вот это вот - детское, что ли?" И топ свой задрала весь и ему засветила. И не просто засветкой засветила, а чтоб полнолунное сиськотмение на него сошло.

На это он ничего не сказал. Поэтому я фары любви к Фу обратила и здоровому легавому гомику.

А они такие: "Мм-ыы-ээ-мм…"

Я такая: "Et tu, Фу?" Что по-шекспировски значит: "Ах ты, изменщик!"

И в спальню убежала и дверь за собой заперла. Понимаю, кагбэ неплохо было заложника с собой взять, что ли, да только оружия-то у меня - всего куртка со световыми бородавками, поэтому пришлось ограничиться тем, что угроза - это лишь для вампиров и эмо, у которых все чувства в клочья от одного моего ядовитого остроумия.

Потом я тащемта попялилась в темную бездну, коя есть бессмысленность человеческого существования, птушто по кабельному ничего не показывали. И, обыскивая глубины своей души, я узрела: надо завязывать применять секс как оружие. Силы обольщения нужно тратить на одно добро, если только Фу не пожелает каких-нибудь чокнутых извратов, а в таком случае с него можно и подписку взять. И я поняла окончательно: праведно овладеть женскими силами я могу, лишь став носферату. И поскольку Графиня и Владыка Хлад в паству меня уже не введут, я должна сама найти себе путь к власти крови.

Через несколько минут тащемта Ривера такой у двери стоит и весь: "Эллисон, ты б вышла уже оттуда, а?"

А я ему вся такая: "О нет, инспектор, выйти мне никак не возможно. Я не могу открыть дверь - я выпила все эти пилюли и прочее, и теперь у меня перед глазами все вихляется. Вам придется дверь ломать".

Тут Фу такой: "Эбби, выйди, пэжэ. Ты мне нужна". И говорит при этом таким голосом, типа я печален, ранен и заперт в башне замка, а сил у меня больше уже не осталось. Я и не знала, что он так умеет, но звучало трагически, поэтому пришлось выйти и унизиться перед легавыми, как последнее сцуко, хоть я и приняла судьбоносное решение отведать темного дара.

Поэтому я вся такая: "Чё?"

А Ривера мне: "Эллисон, мы тут договорились с мистером Воном. Он останется здесь и поработает над решением проблемы с котами, а в обмен на непредъявление нами обвинений ты никому ничего не будешь говорить о наших предыдущих… гм, приключениях с мистером Фладом, мисс Страуд и любыми другими лицами кровососущих убеждений. А также не станешь упоминать ни о каких финансовых средствах, скажем так, вероятно переходивших из рук в руки, а также о том, в чьих руках означенные средства могли, скажем так, задержаться. Договорились?"

Я вся такая: "Клево!"

"А еще тебе придется вернуться домой и остаться жить с матерью и сестрой", - продолжает злой легавый латинос.

А я вся такая: "Вот уж фигвам!"

И тут все такие как давай мне головами качать. И Фу - уже без наручников - весь такой: "Эбби, придется ехать с ними. Ты еще несовершеннолетняя, и мамашу твою родимчик хватит, если они тебя домой не вернут".

"А если это произойдет, - говорит Кавуто, - у нас не будет выбора. Придется мистеру Вону впаять срок".

И Фу такой: "А для самозащиты придется всем про все рассказать. Чтоб всем нам пришли кранты, а огромный бритый кот Чет меж тем завладеет всем городом, плюс наши отношения и все такое пойдут вразнос".

А под "всем таким" Фу имел в виду, что мы потеряем берлогу нашей любви, и о Томми и Джоди никто не позаботится, а Фу придется стать любовным ниндзей какому-нибудь громиле в тюряге. Нас отымали.

Я такая: "Это все мама виновата".

И протягиваю руки Ривере - пусть браслеты защелкивает.

А они такие все кивают и грят: "Ну да… Меня устраивает… Ага, мне это нравится".

Но Ривера браслеты на мне защелкивать аще не стал.

Тут я вся ему: "Нам можно минутку наедине попрощаться?"

И Ривера такой кивает - ну я и повела Фу в спальню.

А Ривера мне такой: "Тут прощайтесь".

Ну я тогда ширинку Фу и расстегнула.

А Кавуто меня тогда хвать за руки и давай оттаскивать, поэтому мне пришлось под нажимом оделить Фу лишь незначительным прощальным поцелуем, что овеял его уста ветерком из склепа и оставил на щеке лишь крохотный мазок черной помады.

И я вся такая: "Я никогда не забуду тебя, Фу. Нас могут насильно разлучить, но любовь наша претерпит целую вечность".

А он мне такой: "Позвони, как домой приедешь".

А я ему вся: "Я тебе текстану с дороги".

И тут он мне: "Эбби Нормал, ты рвешь в куски мои полосатые носки". Что прозвучало тотально романтично, потому что полосатых носков он не носит. Я расплакалась, и тушь моя потекла в печали.

Тогда Кавуто такой: "Ох, ну ептыть же ж". И повел меня к двери, а по пути оборачивается к Фу и такой ему: "Это твоя навороченная желтая "хонда" под окнами?"

А Фу ему такой: "Ну".

Кавуто ему: "Ты же знаешь, что в ней крыс полно, да?"

И Фу ему опять: "Ну".

И вот я опять вся пленница кошмарного МамБота, а Фу предстоит единолично встать лицом к лицу с угрозой Чета. Надо мухой, тут сестрица Ронни как раз уснула, так я черным маркером у нее на бритой голове пентаграмму начерчу. Чмоке.

Ривера

Доставив Эбби Нормал и ее мамашу к жилому дому на Филлмор-стрит, они шли прочь, и тут Кавуто произнес:

- Знаешь, если б со мной рядом была Эллисон, когда я перед папашей из чулана выходил, мне кажется, он бы гораздо лучше понял, отчего я предпочитаю парней.

- Если жертвы котов-вампиров рассыпаются в пыль, про большинство даже известно ничего не будет, если никто не увидит самого нападения, - сказал Ривера, надеясь, что ход мыслей Кавуто дальше случится каким-нибудь конем.

- Она такая несносная, - продолжал Кавуто. - Будто целый вытрезвитель в субботу вечером упаковали в одну небольшую тушку.

- Может, если только прихватим собаку-ищейку, - сказал Ривера.

- Ладно, только потом не ной, что в машине воняет, потому что я себе возьму чили с луком.

- Ты это о чем, ептыть?

- О мусаке с индейкой. Ты ж сам говорил, надо съездить на стадион и прихватить пожрать.

- Ничего подобного я не говорил. Я говорил, что нам надо найти собаку, натасканную на поиск трупов, чтобы помогла нам искать одежду жертв.

- А, - произнес Кавуто, которому совсем не думалось о вампирах. - Ну да, смысл есть. Значит, на обед - бургеры от "Барни"?

- Покупаешь ты, - сказал Ривера, отомкнул немаркированный "форд" и сел в машину.

Они проехали восемь кварталов по Филлмор-стрит к Марине, и лишь тогда Кавуто заговорил снова:

- А знаешь, она ведь права. Я действительно медведь.

Ривера надел темные очки и несколько секунд пристраивал их на лице половчее - тянул время. Затем вздохнул:

- Я рад, что ты насчет этого душу себе решил облегчить, Ник. Потому что наблюдения за твоей растущей гейской личностью ростом шесть футов три дюйма и весом двести шестьдесят фунтов последние четырнадцать лет нипочем бы не раскололи твою подлинную суть - с учетом моих тупых следовательских навыков наблюдения.

- Знаешь, Элис тебя бросила из-за сарказма, больше нипочему.

- Правда? - удивился Ривера. Элис утверждала - потому что он слишком легавый и не слишком муж, но насчет ее показаний у него имелись сомнения.

- Нет, но я уверен, в списке причин он был.

- Ник, за все наше время сотрудничества я хоть раз давал тебе понять, что мне хочется обсуждать твою сексуальность?

- Ну, если не считать угроз подозреваемым…

- А я когда-нибудь с тобой делился подробностями моей половой жизни с Элис?

- Я предполагал, что у тебя ее нет.

- Ну, это на самом деле несущественно. Я, собственно, вот о чем: меня вполне устраивает, какой ты есть.

- Фантастический мущинка, что ли?

- Запросто, можно и так. Хотя я скорее представлял себе большого и косматого, который, однако, боится маленьких девочек.

- Ну ее ж нельзя бить, она ребенок, - заныл Кавуто.

Возле "Барни" они нашли место в гараже. Ривера заехал на стоянку под надписью "не парковаться" (потому что мог) и выключил двигатель. Откинулся на спинку и уставился на стену впереди.

- Значит, коты-вампиры, - сказал Кавуто.

- Ну, - сказал Ривера.

- Нам пиздец, - сказал Кавуто.

- Ну, - сказал Ривера.

6
Попугаи-вампиры с Телеграфного холма

В городе Сан-Франциско живет стая диких попугаев. Южноамериканские красноголовые аратинги - чуть мельче обычных голубей, все ярко-зеленые, кроме, как легко догадаться, головы.

Никто не знает толком, как они прилетели в Город. Вероятнее всего - потомки тех, кого ловили в джунглях, а потом выпускали в городские небеса, если оказывалось, что для ручных они все-таки слишком дикие. Летают они над северными набережными Сан-Франциско, ищут фрукты, ягоды и цветы: от Пресидио у въезда на мост Золотые Ворота, над Тихоокеанскими высотами, над Мариной, Русским холмом, Северным пляжем - до самого здания Паромного вокзала у моста в Окленд. Они общительны и пронзительны - глупые, в общем, птицы, спариваются на всю жизнь, а о своем присутствии объявляют изрядной какофонией: бибикают и пищат. У местных на лицах они вызывают улыбки, у туристов - изумление, а у хищников - по большей части краснохвостых сарычей и сапсанов - начинает урчать в животе.

Ночуют попугаи в кронах тех деревьев, что повыше, на Телеграфном холме, под громадным бетонным фаллосом башни Койт; от сарычей их предохраняет вечнозеленый полог над головами, а от всех котов, кроме, пожалуй, самых амбициозных, - попросту высота. Но все равно иногда на них нападают, а они, существа мирные, все-таки дают сдачи - кусаются своими крепкими и толстыми клювами, которым любые зерна - семечки.

И вот что произошло.

Наутро после того, как Император Сан-Франциско стал свидетелем кошачьего нападения в ЮМЕ, из гнездышка, которое он себе свил в одном скверике у лестницы на Телеграфный холм, его подняли вопли попугаев в кронах. Солнце только показалось из-за горизонта за мостом через Залив, и вода в голубой утренней дымке обратилась червонным золотом.

Император выполз из под кучи обрезков коврового покрытия, встал, потянулся - и его немаленькие суставы заскрипели на холодке, будто древние церковные врата. Его гвардия - Фуфел и Лазарь - высунула носы из-под серого плаща, понюхала зарю, а затем под попугайские крики смирилась с наступлением утра и вымелась из-под покровов, будто пара непреклонных бабочек, - искать идеальное местечко для первого утреннего отлива.

И тут троица увидела, как полсотни или около того орущих попугаев обогнуло башню Койт и направилось к Эмбаркадеро - и вдруг все разом перестали лететь, вспыхнули и курящимся ливнем умирающих комет рухнули на плазу Ливайс.

- Ну, не всякий день узришь такое, - произнес Император, почесывая Лазаря за ушами через повязки. После исторической последней стычки с котами-вампирами ретривер теперь напоминал главного героя "Мумии" для собак: он был весь обмотан бинтами от кончиков ушей до кончика хвоста. Ветеринар в Миссии хотел оставить его под наблюдением до утра, но Лазарь ни разу не ночевал нигде порознь с Императором после того, как они друг друга нашли, а рослому дородному монарху в клинике места не нашлось. Не говоря уже о сварливом бостонском терьерчике. Поэтому троице пришлось заночевать в скверике под ковровым покрытием.

Фуфел фыркнул. С собачьего переводилось как "мне это не нравится".

Как пела одна знаменитая лягушка, "нелегко зеленым быть".

7
Туман приходит на кошачьих лапах и чём не

Фу

У Стивена Вона по прозванью "Пес Фу" вся полностью пришпоренная "хонда", навороченная для управляемых заносов, была полна крыс. Ну, не под завязку полна, конечно, - переднее сиденье занимал резервный ДДГ Эбби (что позволяло технически обозначать его как РДДГ) Джеред Белый Волк.

- Надо было только белых брать? - спросил он. Росту в нем было шесть футов два дюйма, очень худой и бледнее самой Смерти, имающей снеговика. По сторонам голова его была выбрита, а посреди на ней красовался незалакированный ирокез, свисавший на глаза, если только Джеред не лежал на спине и не глядел вверх. Помимо киновитского черного плаща из хлорвинила, до земли, на нем сейчас были красные ботфорты Эбби "Шмаркенштейн®" на платформе, и носил он их, как текущий ДДГ Эбби, с полным правом. Но Фу волновало не то, что на Джереде женская обувь, а то, что у их хозяйки - отчетливо маленький размер.

- Не жмут?

Джеред отбросил с глаз волосы.

- Ну сказал же Моррисси: "Жизнь есть страдание".

- По-моему, это Будда говорил.

- Я точно знаю, что Моррисси сказал это первым - типа, еще в восьмидесятых.

- Нет, Будда.

- Ты когда-нибудь видел портрет обутого Будды? - спросил Джеред.

Фу не мог поверить собственным ушам. И он ведет этот спор? А еще невероятнее - то, что он в нем явно проигрывает.

- У меня просто наверху есть "Найки" - может, подойдут тебе, если вдруг захочешь переобуться. Давай-ка выгружать крыс. Мне работать пора.

У Джереда на коленях уже громоздились одна на другую четыре пластиковые клетки, в каждой - по две белые крысы. Теперь он развернулся складной линейкой из "хонды" и заковылял на красных платформах к пожарной двери.

- Только не пытайся их в черный красить, - произнес он, заглядывая в клетки, пока Фу открывал ему дверь. - Я так попробовал со своей первой, с Люцифером. Это была трагедия.

- Трагедия? - переспросил Фу. - Нипочем бы не подумал. Поставь их на пол в гостиной. Завтра возьму на работе грузовичок, перевезу складные столы и тогда поставлю.

Помимо диссера по молекулярной биологии, разнообразных спасаний Эбби, разработки вампирской сыворотки и тюнинга "хонды" Фу по-прежнему работал на полставки в "Стерео-сити", где его специальностью было говорить людям, что им нужны телевизоры побольше.

- А ты с той работы еще не ушел? - спросил Джеред, тащась вверх по ступенькам. - Эбби ж говорила, у вас, чуваки, тотально ебические деньги.

Зачем она ему это сказала? Она не должна была такого ему говорить. Она ему, что ли, все рассказала? Зачем ей вообще друзья? Она уже подарила Джереду пять тысяч долларов из денег Джоди и Томми - на Хануку, хотя ни он, ни она не евреи. "Потому что я не позволю господствующему обществу превратить меня в рождественскую блядь этого зомбака, младенца Иисуса, вот почему, - сообщила она. - И еще потому, что Джеред помогал мне заботиться о Графине и Владыке Хладе, когда у них были неприятности".

- Надо фасад держать, - ответил Фу. - По налоговым причинам.

Правдой это было лишь отчасти. Ему и впрямь нужно было держать фасад, потому что, как и Эбби, он не вполне сообщил родителям, что съезжает из дому. Они же так привыкли к тому, что сын то в универе, то в лабе, то на работе, что не очень замечали, когда он ночует дома. Помогало и то, что у Фу была четверка младших братьев и сестер, и у всех - безумные нагрузки по работе и учебе. Родители их признавали только пахоту. Если пашешь, все у тебя хорошо. Пахоту они чуяли за много миль - как и ее отсутствие. Фу мог сколько угодно жить в собственной студии с жутенько-сексуальненькой подружкой и проводить причудливые генетические эксперименты над нежитью, но если он бросит работу, предки почуют это за секунду.

У Фу и Джереда на переноску всех крыс по лестнице и размещение их на полу ушло двадцать минут.

- Мы же не будем их мучить, правда? - спросил Джеред, держа одну пластмассовую клетку так, чтобы смотреть ее обитателю прямо в глаза.

- Нет, мы превратим их в вампиров.

- Уй, клево. Прям щаз?

- Нет, не прямо сейчас. Сейчас тебе нужно будет их всех покормить и в каждую поилку налить воды, - объяснил Фу.

- А потом что? - спросил Джеред, смахивая с глаз волосы.

- Потом можешь идти домой. За ними не нужно круглосуточно приглядывать, пока не начнется эксперимент.

- Я не могу домой. Я предкам сказал, что ночую у Эбби.

Фу неожиданно пришел в ужас от перспективы провести ночь в студии наедине с сотней крыс, двумя забронзовелыми вампирами и Джередом. Особенно с Джередом. Может, самому стоит поехать домой, а Джеред пусть сторожит крыс… Хоть дома предстанет перед родителями, собьет их со следа, и они не почуют его нового стиля жизни - без пахоты, но в студии и с англосаксонской подружкой.

- Тогда можешь остаться, - сказал Фу. - Утром я вернусь.

- А с ними что? - Джеред мотнул чубом ирокеза на бронзовые фигуры Джоди и Томми.

- А что с ними?

- Можно с ними поговорить? Я еще не досказал Джоди свой роман.

Как-то раз Джеред всю очень долгую ночь пересказывал первый том романа, который собирался написать, - эротико-эпический ужастик с ним самим и его ручной крысой Люцифером-2 в главных ролях.

- Можно, - ответил Фу. Вообще-то ему не очень нравилось думать о тех двух людях… ну, вампирах, само собой, но они ведь так похожи на людей, - которых он помог заключить в бронзовую скорлупу. От таких мыслей мурашки бегали, а это до крайности ненаучно. - Только чур не трогать руками, - предупредил он.

Джеред надулся и сел на футон - примерно единственное место на всей жилплощади, не заставленное пластиковыми крысиными клетками.

- Ладно. Только ты мне поможешь сапоги снять перед уходом?

Фу содрогнулся. Полиция увела Эбби меньше часа назад, а он уже скучал по ней, как по ампутированной конечности. Неудобняк-то какой. Как это гормонам и гидростатическому давлению удается так с тобой поступать? Любовь - очень ненаучна.

- Извини, - ответил Фу. - Пора стартовать.

Истинный герой, понимал при этом он, - тот, в ком обвинила его Эбби, - задержался бы и помог.

Джеред

Эбби Нормал однажды предложила Джереду заплатить за татуху на нем, которая бы гласила: "Осторожно. Кофеин без присмотра взрослых не вводить".

В ответ Джеред уточнил:

Назад Дальше