- Что же ты ищешь? - спрашивает кто-то.
- Если бы я знал… вероятно, - вход…
- В рамках линейного поля невозможно выразить то, что нелинейно и непредставляемо человеком. Поэтому довольствуйся суррогатом собственных домыслов.
Ты не должен испытывать тоску по другому - это иссушает и делает зависимым. Твой мир ничем не хуже любого иного. Если зависимость здесь, то в той же мере и там. К чему создавать проблемы? Тебя вообще ничто не должно волновать. Гармония - наилучшая защита и одновременно познание. Закрепление информации с первого раза - основная задача, переработка ее и доведение до логического осознания - вспомогательная. К тому же, практически, ты уже все знаешь, но не можешь вспомнить - стоит только показать…
Дорога сворачивает. Теперь он скользит какому-то туннелю с низким сводчатым потолком, где все пространство тоже кишит шарами. И постепенно издалека начинает узнаваться нарастающий голос Платона. И когда он достигает невыносимой тональности, Леонт затыкает уши.
- Это непостижимо, - твердит, оборачиваясь, Платон, - мне кажется, я никогда не был так счастлив…
Леонт делает шаг, еще один. Брусчатка прокручивается под ногами.
- Знай, что Сущность равнодушна к твоим чувствам.
- Знаю… - отвечает Леонт.
- Отношение Божества к пастве - вот ее уровень…
- Догадываюсь… - говорит Леонт.
- Ты сам научишься, день за днем…
- Я чувствую…
- Фиксация и убежденность - большего не надо.
- … не отставай… не отставай… - бубнит Платон.
Леонт вымученно улыбается.
Страх безотчетен. Ему можно только повиноваться. Кажется, он сам знает, когда отпустит. Труднее всего сохранить равновесие духа.
Ласковая, нежная пленка на пути. Руки погружаются в густое месиво. Сбоку - коридор с рядами вздернутых алебастровых рук. И резкий, громкий звук - "жик-жик!!!".
Курс несколько ускорен, - пугающе нежно шепчет Мемнон, - но у меня нет другого выхода. Я и так нарушаю все правила. Я обязан подготовить тебя, прежде чем что-то может случиться. Перестройка сознания - это постижение мозгом другого опыта, более невероятного, расширяющего и уводящего из мнимого или реального. Разницы нет.
Почему меня сегодня все предупреждают?
Потому что ты попал в сплетение страстей.
Почему?..
Молчи! Ни слова! Главное - изменить течение событий.
Если я не сойду с ума, то, считай, ты почти достиг своего, - шепчет Леонт.
У тебя достаточно иммунитета, чтобы противостоять информационному и эмоциональному удару. Но лучше помолчи!
… чувствую себя переполненным, как бочка с дерьмом…
Было бы глупо отказываться от того, что тебе подносят под нос. Молчи, ты все испортишь!
… методы несколько жесткие, но я начинаю привыкать…
Приготовься - когда "развернется" пространство, ты почувствуешь себя скверно, а впрочем, я не знаю, что случится… и
И Леонт с размаху налетает на Платона.
Кажется, что Платон уперся в стеклянную стену.
Перед ними на лужайке Анга - со всей кавалерией, пехотой и двумя тяжелыми бомбардами. Сердце ее черно. Лекиф, со злорадно выглядывающим духом Ксенофанта, в обнимку покоится в ее правой руке, в левой же - за карапакс - щит черепахи.
- Я чувствую, вы спелись! - восклицает она.
- Только не надо драматизировать… - предупреждает Платон, - я отлучался по надобности. - Он нервно проверяет одежду ниже пояса.
- Боже! Я так и не научила его застегивать штаны, - со вздохом апеллируя, кажется, к одному Леонту, произносит Анга, - и это отец двух моих детей. Как ты их воспитаешь? Но теперь этому - конец!
На самом деле - он человек, который всего лишь три раза в день чистит зубы.
"По крайней мере, он дважды спал с ней, - невольно думает Леонт. - Но она не похожа на холодную женщину".
- Я знаю, дорогой, что тебя трудно переубедить, - продолжает Анга. - Но я не думала, что это относится и к Леонту. - Она невинно улыбается и делает знак - Ксенофант вылетает из керамического горлышка и зависает над бомбардами.
- Я проходила обряд потения у кроу и знаю, что такое принцип Паули, - с гордость сообщает Анга. - Все остальное - пшик, ничто, месиво! Сведенборг давно все предсказал. Сордуз пилозус!
- Узнаю свою жену, - констатирует Платон. - Помешана на этом цинике.
- Да, это она… - соглашается Леонт.
- А вы сомневаетесь? Сведенборг!..
Анга приосанивается и выставляет ногу вперед.
- Пожалуй, - миролюбиво кивает Леонт.
- Не делай из нас идиотов! - отрезает Платон.
- Это правда? - спрашивает Леонт. Черт! Ему кажется, что экскурсия по туннелю затянулась.
- Не верь ей! - предупреждает Платон.
- Великий мессир прав, вы оба пройдохи. Плюсна и два камушка - вот и весь разговор!
- С какой это стати?! - кипятится Платон.
- Постой, постой, - говорит Леонт, - Как же ты с ним встречалась?
- Еще чего? - Анга усматривает в его вопросе подозрительную заинтересованность. - Не уподобляйся Ламброзо - грязью не отмоешься.
- Это необычайно важно, - объясняет Леонт.
- Так я тебе и выложила! Держи карман шире! Друзей не предают!
- Сегодня утром? - спрашивает он настойчиво.
Анга поворачивается, задирает юбку и показывает зад:
- Видел?!
… I mi son un che, guando
Amore spira, noto ed in guel modo
Che detta dentro vo significando
- Я сам выбираю ей нижнее белье, - стыдливо признается Платон, - у меня совершенно нет вкуса…
Леонта разбирает смех - он начинает кое о чем догадываться. Но Платон, Платон - он-то абсолютно не подготовлен.
- В третьей корчме налево? - спрашивает Леонт.
Ксенофант хихикает и оглядывается на хозяйку. Она шипит, как гейзер.
- Не корчи из себя Мюнхгаузена! - напирает Платон.
- Точно! - не может удержаться Леонт. - Но я знаю, что это не мессир Эммануэль!
Фитили едва слышно потрескивают.
- А кто же? - с подозрением в голосе спрашивает Анга.
Леонт больше чем уверен, что ей плевать на объяснения. Разъяренные глаза пылают неукротимой ненавистью, а из ноздрей клубится знакомый дымок.
- У него бильярдная лысина, - спрашивает Леонт, - и он в деревянных сабо?
Анга молчит. Сомнения еще не разлагают ее душу. Она прикрывает свои дряблые коленки.
- Не очень-то безопасное знакомство, - говорит Леонт. - Я бы поостерегся.
- Что ты хочешь этим сказать? - спрашивает она с подозрением.
- Блестящий, лысый, бородка седая, клинышком, когда говорит, стелет мягко. Ну?
Анга молчит.
- Это Тертий, - спокойно сообщает Леонт, - я очень сожалею… Тебя обвели вокруг пальца, да еще трижды вокруг пальца…
По лицу Анги видно, что в ней происходит борьба.
- Я думаю, что они тебя используют, - говорит Леонт, - в своих целях. Им нужны исполнители - только-то. Ты опять не туда выпала.
- Так я тебе и поверила! - кричит Анга. - Это был великий Эммануэль! И я исполню его волю!
- Эммануэль не настолько глуп, чтобы давать советы.
Трава на лужайке под фонарем зелена до неестественности.
- Не зли ее, - предупреждает Платон.
- К сожалению, я не ошибаюсь!
- Нет! Нет! - кричит Анга.
- Что у тебя общего с Тертием? - спрашивает Платон.
- Вы все заодно! - Ярости Анги нет границ.
- Что у тебя с Тертием? - Платон свирепеет.
- Эммануэль!.. Эммануэль!.. - Кажется, она собирается рыдать.
- Ниточка тянется к Мариам, - говорит Леонт. - А от нее в такие дебри, что жутко представить. Из них трудно выбраться. По крайней мере, цена этому достаточно высока, чтобы подумать о последствиях. Фиолетовые миры, тени, прыгающие, как кошки, все прочее…
- Я вас ненавижу!!! - кричит Анга.
Черная тушь льется по лицу.
- Не слишком ли много чести?! - отвечает Платон.
- У меня есть хорошее средство от морщин, - вдруг спокойно сообщает Анга. Потеки на ее лице достигают подбородка.
Переход в настроении у нее так резок, что даже не видно границы. Кажется, она приняла решение.
- Момент! - кричит Платон.
- А сабо! сабо!.. - вскрикивает Леонт, - разве Эммануэль ходит в сабо?!
Анга только морщится.
- … у него были мягкие туфли и мантия магистра наук…
- … правильно! А бородка, бородка?!
- … от нее пахло сандаловым деревом.
- Пивом, пивом! - настаивает Леонт. - Чем же еще!
Анга морщится и скрипит зубами.
- Мариам обхитрила нас, - говорит Леонт Платону.
Дух Ксенофанта радостно скалится.
"Бах!!!" - стреляет орудие.
"Бах!!!" - стреляет другое.
Голова Платона летит в кусты.
Леонт загораживается портфелем.
- Опять подмешали дымный порох, - слышит он, - а селитра слежалась!
Голова Платона покачивается на пике оруженосца.
- Мы не тренировались с самого сочельника, - оправдывается слуга-дух.
- Я тебя замурую!
- Но вы сами заряжали орудия!
- Я тебя снова замурую!
- Отличная маскировка, - еле шепчет Платон сверху.
- Не спеши, - советует Леонт.
Они бегут.
Ноги месят быстротечный песок.
Через несколько шагов сердце Леонта бьется, как птица в клетке - за крайним столиком, в тени кипариса, одиноко сидит Саломея. Голенастая и грустная, она нравится Леонту еще больше.
- Только из-за женщины стоило столько преодолеть! - радостно сияя, кричит Платон и целует ее руку.
Вторую она протягивает Леонту.
"Когда-нибудь я расстанусь со своими слабостями, но только не сейчас", - проносится в голове у него.
- Я зна… что уви… вас… - говорит девушка.
Со сколькими женщинами можно быть счастливым без оглядки на предыдущую? Со сколькими ты будешь откровенен и скольких - обманешь? Сколько простят тебя и скольких - ты?
- Тебя… - напоминает Леонт.
- Мы оба знаем, - поправляет Платон и с обожанием смотрит на нее.
- Везет же… - Леонт завистливо косится на друга.
- Я и сам не был в этом уверен до недавнего времени… - сознается Платон.
Девушка лишь загадочно улыбается.
- Я любовалась фейерверком… - говорит она. - Данаки превзошел себя - здесь так весело.
- Она всегда усложняет жизнь, - радостно сообщает Платон.
Он загораживает ее - от всех горестей света, толстый, неуклюжий увалень с непомерным седалищем.
- … солнышко…
Неудобно, как на воркующей голубятне.
Повадки меняются на глазах - гора сала превращается в тонну мышц.
Пауза в женских глазах - что может быть лучше.
- Ты, конечно же, не ожидал?! - восторженно вопит Платон в следующий момент.
- Я уже ничему не удивляюсь, - соглашается Леонт. - Боюсь, что к концу вечера ты меня совсем доконаешь.
Спроси у него, он не Тоти? - ядовито советует Мемнон.
Конечно, надо быть готовым ко всему.
- Я всегда знал, что у моего друга отличный вкус, - говорит Леонт.
Ему немного грустно. Он старается не замечать Мемнона.
- Не надо так… - просит девушка.
- Разумеется, - соглашается Платон, - учти, я в курсе всех дел…
- Я рад за вас, - сдаваясь, отвечает Леонт.
Он отдает ее сразу, без раздумий.
- Тебе не хватает юмора, - подмигивает Платон.
- Нет, у него все нормально, - улыбается девушка. - Может быть, только… может быть… - она смущенно запинается.
- Жаждете сделать из меня мученика? - спрашивает Леонт.
- Хотелось бы, чтобы никто не ошибался, - кивает Платон.
- Я против, - возражает Леонт.
- Конечно, если только он сам желает, - добавляет девушка.
- Наверное, это очень сложно? - спрашивает Леонт.
- Я только этим и занимаюсь, - говорит Платон, - с утра до позднего вечера…
- И я… и мы… - говорит девушка.
- Мне было бы приятно, - говорит Леонт, - от легкой ревности только бурлит кровь.
- Полностью с тобой согласен, - кивает Платон.
- Я тоже это знаю, - соглашается Леонт. - Но от этого не легче.
- Если мы еще пять минут продолжим эту тему, я заплачу, - сознается девушка.
- Хорошо, хорошо, дорогая! - пугается Платон.
- Леонт сам разберется, - говорит она.
- У меня нет другого выхода… - уступает он позицию на четверть дюйма.
К чему длительные осады и ненужный порох - все, о чем можно жалеть.
- Конечно, конечно… - соглашается Платон, делая предостерегающий жест.
- Он бережет меня, как розу, - улыбается девушка. - Так приятно! Наверное, я этого стою?
- Конечно, стоишь! - убежденно заверяет Платон.
- Mужчины всегда что-то выдумывают, - одному Леонту говорит девушка.
Платон важно надувает щеки.
- Вероятно, ему повезло, - тоже одной ей объясняет Леонт.
- Вероятно… - соглашается она и улыбается.
Теперь Леонт знает, что тот разговор в баре может иметь продолжение.
"Платон не ревнив, - думает она, - а вся моя серьезность - ничего не стоит".
"Ах, девочка, в этой жизни для меня все позади", - отвечает Леонт.
"Твоя дорога с такой же легкостью может завести и в ад".
"Я постараюсь избежать этого", - возражает Леонт.
- Не шепчитесь, не шепчитесь, - напоминает о себе Платон.
- Зеленые глаза тоже иногда бывают умопомрачительными, - говорит Леонт.
Девушка грустно улыбается:
- Ну вот я и заплакала.
- Взяли манеру говорить загадками, - укоряет Платон, шаря в широких карманах и вытаскивая платок.
Она - всего лишь течение вечера, дня, Ксанфа и беспардонного воровства; одно из зерен, дающее всходы; взлелеянное одержимостью существо, требующее жалости, ухода, как тепличное растение.
Жестокость только для себя? Не ради каприза и удовольствия.
Леонт оглядывается.
Почти все утреннее общество в сборе.
Лица, лица - как на карусели.
Старый актер с женой, Мелетина - за одним столиком, поглощены общей беседой.
Одноглазый Аммун со своими прожектами, и Пеон с червями.
- В пиво… в пиво… - кому-то объясняет он, - и солью… солью…
Даже лейтенант прикорнул к пьедесталу увядающей Экклизии.
- Я вернулся, - говорит лейтенант, отрываясь от мраморных одежд, - и я немного устал…
- Да, - соглашается Леонт, - такое везение не часто…
- Я их обхитрил, - говорит лейтенант.
Его занимает одно - продолжение истории в варианте генштаба.
- Танк стоит там, - кивает куда-то в темноту, за море, - Пауль мертвецки пьян…
Леонт с бокалом бредет между столиками. Ему надо что-то сделать - важное и обязательное. Он не может сосредоточиться.
- В штабе полка меня хотели отдать под суд. Я бежал… - объясняет вслед лейтенант. - И как гора с плеч! Представить себе не можете…
Башмаки-гири - через пустыню Гоби на своих двоих.
- Как бы я хотел быть таким, - приветствует Гурей. - Твердым, как скала, и направленным, как…
Кожа его похожа на утренний салат под маслом со щепоткой соли и крупинками черного перца.
"И ты тоже прав, - мысленно соглашается с ним Леонт. - Ничто не имеет меры".
Изображение смазывается, как вялый рельеф. Всплывает черная подложка. Теперь перед Леонтом Данаки.
- Но я нашел ее! Я нашел ее! - радостно сообщает он.
- Кого? - машинально спрашивает Леонт.
Кажется, он видит одну и ту же картину - нарочитый стиль ваби и вазу Сэн-но Рикю в комнате, где хранятся рукописи Иванзина и в отдельной рамке портрет Иккю - Бокусая.
- Бутылку с фосфином! - кричит маленький грек. - Поиграем?
- Я тоже кое-что подобрала, - зловеще сообщает Анга от другого столика.
Леонт не успевает обернуться, она прикасается чем-то липким.
- В кустах… - показывает дерюжный мешок, из которого капает кровь.
Кажется, только в таких мешках можно носить отрубленные головы, вспоминает он Соломоновы острова…
- Я засушу, и она вечно будет со мной… - откровенничает она, как пятилетняя шалунья, вертя задом.
Даже перед Высшим она не обретет смирения.
- Ах-ах-ах! - кричит она. - Гадко!.. гадко!.. гадко!..
Ей не хватает клюшки для гольфа и индейского пера в волосах.
- Будь осторожен, она сумасшедшая, - предупреждает Платон.
- Кое-что для наживки по системе О" Шалесси номер восемь, - вежливо сообщает Анга. - Отличная приманка для акул и безголовых мужчин.
Она мстительно смеется.
- Надо уносить ноги, - тревожится Платон.
- На перекрестках только колдуны сидят! - потрясая мешком, кричит Анга.
- Я принадлежу к шко… - пьяно ворочает языком Аммун. - А в запасниках моих - одни шедевры!
Он рад подобраться к аляпистому счастью с другого боку, извалять в красках, чтобы потом разбираться, что получится.
- Выращу самый большой экземпляр, - хвастается Пеон. - Только в ком?
Подсовывает бокал Аммуну.
- Леонт, вы что-то мне обещали, - говорит женщина в черном бюстье.
Она несет свои голову и плечи, как блюдо с горчичным соусом.
- Да… припоминаю… - соглашается Леонт и думает, нет, это все не то…
- Я реши…
"Теперь я пропал", - понимает он. Ему хочется встать на цыпочки, чтобы только быть вровень с ней и не тревожить ее чувства.
- Вы думаете, у меня что-то выйдет? - спрашивает он.
- Несом… У меня хорошее чутье на мужчин.
Она выплескивает неразделенную любовь - все равно кому, глупость взвинченного воображения.
- Мужчинам надо сочувствовать, - поучает Калиса, - добрая половина из них кретины, а вторая мнит из себя неизвестно что.
Средний вариант давно представлен ей в виде Леонта.
- А твой муж? - спрашивает Анга.
- Он вообще никто. Гениален, как все дураки…
Иногда она сама гадает, что ей надо. Образ мужчин смутен и расплывчат, лучше знакомиться с ними на расстоянии.
- Никто?
- Если бы ты знала, ты бы не задавала вопросов.
Попробовала бы она сама ответить.
- Но я-то знаю! - загадочно признается Анга. Воистину говорят: кусочек утки - есть чашка кофе, - объясняет Анга. - Кусочек плоти - уголок Вселенной. Не правда ли, точно? Ты даже не раскачиваешься и не думаешь в обычном смысле слова, а просто - "жик-к-к…", и ты уже… Я бы с удовольствием кого-нибудь подвезла. А с другой стороны, разве люди годятся для этого. Слишком сырой материал, разве что Платон? Но он, подлец, приземлен. У него, знаешь, слишком развито только одно место. Он вообще болен. Как я с ним живу! Если бы какая-то другая, она бы с ним давно развелась. Но я-то терпелива. Может быть, в целом свете. Может быть, мне нет равных. Мужчин я не люблю, просто ненавижу.
- Я устаю, я так устаю, - твердит Мариам, - у меня ничего не получается. - Она удручена. - Возможно, я вообще ставлю не на ту лошадку…
- Еще немного, и дело выгорит, - утешает Тертий, как человек, который ради славы готов влезть в любую шкуру. - Мы создадим неповторимый шедевр…
Вся его писанина сплошное салиромание.