- Или свиньи… - вставляет Гурей. - Я читал об этом.
Он горд чужими знаниями, словно своим детищем.
- Клин - чисто немецкое изобретение и очень рациональное, лично я ничего не имею против немецкой изобретательности - если они что-то продумывают, то уж до конца.
"У каждого свои принципы!" - убеждается Гурей.
Когда лейтенант наклоняется, Леонт чувствует тяжелый запах тлена.
- Отличный коньяк! - говорит лейтенант.
- Прекрасно! - восклицает Гурей, раздвигая зеленые губы до ушей. - Прекрасно! - Он суетится от избытка чувств.
- Еще по одной? Повторите, - просит Леонт.
Если судить о времени, часы могут оказаться ржавыми. Хронометр подводит ежесекундно, вводя сознание в заблуждение. Чего же придерживаться или от чего отталкиваться? На что надеяться?
- Последнее время нам привозят один кальвадос. Два месяца только кальвадос. Как вам нравится? Дошло до того, что его пьют вместо утреннего кофе.
- А ваш водитель, он будет? Может, позвать его?
Вряд ли стоит копаться так усердно в том, что может быть и маловажным и глупым - все эти "ничто" и "сущее", - вполне индивидуально. Не так, как у Хайдеггера, - прав или не прав, или мир для всех слишком плосок?
- Механик? Пауль? Эй, Пауль, вылазь из этой чертовой жестянки, иначе получишь воспаление мозгов.
Где-то внутри грохочут сапоги. Из люка сначала показываются ноги, а затем и весь человек. Он в черном комбинезоне и пилотке.
- И захвати канистру! - кричит лейтенант.
Механик приближается деревянной походкой, высоко поднимая ноги и ступая механично, как большая кукла.
Чем ближе он подходит, тем громче за столиками истерические нотки.
Но лейтенант по-прежнему не замечает окружающего. Кажется, он намеренно общается только с Леонтом, барменом и Гуреем. Он заметно пьянеет, движения его становятся размазанными и вялыми.
- Не обращайте на него внимания, - говорит лейтенант, - ему не повезло: когда подкалиберный попадает в танк, он действует, как мясорубка.
Механик подходит. Пилотка держится у него на голом черепе. В первый момент Леонту даже кажется, что он гладко выбрит. Кожи на лице почти нет, и только на скулах она клочьями висит на синеватом костяке.
- Это случилось под Бристолем. Засада на старом кладбище. Но мы им тоже всыпали! Всех - в блин! Один тройной! - говорит лейтенант. - Мой механик должен освежить горло!
- Из рюмки не получится, - осторожно сообщает бармен, - я налью в бокал.
Механик застывает в двух шагах. От него тошнотворно разит.
- Давай канистру, - говорит лейтенант.
Механик протягивает черную, словно головешка, руку.
Лейтенант вкладывает в нее бокал и говорит:
- Пей!
Гурей настороженно замолкает, даже сопение переходит в тонкое посвистывание ("только бы ему не изменили нервы", - думает Леонт). Глупость на лице Гурея так же очевидна, как и отсутствие передних зубов у ходячего манекена в пилотке.
- Ну как? - спрашивает лейтенант.
- Ничего, - не разжимая челюстей, отвечает механик, - лучше нашего пойла.
- Я и говорю, никому не хочется воевать. Попробуйте сделать в нашей жестянке сотню миль, живо поймете, что война - это не прогулка с девушкой под луной.
"Где же вход, расплывшийся круг, нарушенный маятник, - или только - вселенская скорбь, ужас хаоса? Может быть, сейчас", - думает Леонт.
- Готово, - говорит бармен и ставит канистру на стойку.
Гурей тяжело отдувается.
Механик делает нетерпеливый жест, и Леонт видит, как на горле у него трепещет адамово яблоко.
- Приятное местечко, - говорит, оглядываясь, лейтенант. - Завтра нам в бой. А вы почему не в форме?
- Белобилетник, - отвечает Леонт первое, что приходит ему в голову.
- Вы мне нравитесь, - говорит лейтенант.
- И вы мне тоже, лейтенант, - отвечает Леонт.
- Если бы не ваша болезнь, я бы взял вас с собой - у меня убило стрелка.
- Была бы веселая компания… - соглашается Леонт.
- Жалко, мне почему-то вы очень симпатичны…
- Спасибо, лейтенант…
Море за спиной лейтенанта спокойно. По небу плывут редкие облака. Белые яхты едва покачиваются на волнах.
- Я всегда за справедливость, но сейчас я в затруднении. Вы не находите? - спрашивает лейтенант.
Леонт пожимает плечами:
- Не понимаю.
- Конечно, не понимаете, - соглашается лейтенант, - будь я проклят, если кто-то что-нибудь понимает…
- Вероятно, здесь замешана женщина? - пробует пошутить Леонт.
- Женщина?.. Черта с два! Гораздо выше. Оттуда! - и он показывает пальцем за спину. - Вы в курсе?
- Нет, - честно признается Леонт.
- Другими словами, я получил приказ найти на площади мужчину среднего роста с черной бородой и русыми волосами… - Лейтенант делает паузу, от которой Леонту не по себе, - … и доставить в штаб полка… в любом виде…
- Откровенно говоря, я не совсем улавливаю?.. - переспрашивает Леонт.
- Я тоже, но ведь это вы! - восклицает лейтенант.
- Да, это я, - соглашается Леонт. - Ну и что?
- … но ведь мог и не найти…
- … могли…
- … не хотелось бы быть причиной чужого несчастья.
- Лейтенант, что-то здесь не то…
- Мой вам совет, если за вами охотятся, лучше отсюда убраться.
- Ничего не понимаю! - изумляется Леонт. Абсурдность ситуации ему совершенно очевидна.
- В этом я уже не разбираюсь, и я абсолютно трезв, - говорит лейтенант. - У меня приказ. Честно говоря, это дело жандармерии. Что вы там натворили? Я строевик, присяга, дисциплина. Летом всегда тяжело воевать. Жара. Мухи. Вонь. Осенью и весной легче. Почти романтика. Наш капрал, земля ему пухом, говорил: "Ребята, романтику оставьте вместе со своими девками за воротами казармы, здесь ей делать нечего". И знаете, ошибся. Позиция на нескошенном поле - самое прекрасное место. На нем даже умереть нестрашно. Но вы держитесь подальше от всех этих вояк. Мало ли что. Пауль! - Механик дергается и щелкает каблуками. - Бери выпивку и пошли, нас ждут.
Операция повторяется. Лейтенант берет канистру и вкладывает ее в руки механику, механик выпрямляется и с собачьей преданностью смотрит на лейтенанта.
- Назад в машину, бегом, марш! - командует лейтенант.
Если бы не лазурное море и предстоящая вечеринка у Данаки, можно было решить, что начались боевые действия - так, перебежками, по-военному четко, механик бежит к танку. Кажется даже, что где-то в небесной синеве гудят бомбардировщики.
- Чертовски не хочется уезжать, - признается лейтенант. - Приятных собеседников редко встретишь в наше время, да и разговоры сводятся к фронтовым темам, а у вас здесь просто рай!
- Так, может быть, останетесь? - участливо спрашивает Гурей.
Лейтенант не реагирует.
- Где вы потеряли руку? - внезапно обращается он к бармену.
У бармена от ужаса белеет лицо, и он прячется за стойку.
- Не стоит так огорчаться, - продолжает лейтенант, - после войны нам всем воздастся по заслугам, и ваша рука - о! я уверен, любая женщина почтет за честь стать женой героя!
- Лейтенант, вам не плохо? - спрашивает Гурей прежде, чем Леонт успевает наступить ему на ногу.
У Леонта такое чувство, что лишняя фраза может изменить хрупкое равновесие разговора и случится что-то непоправимое.
- Вы слышите?.. - лейтенант обращается в слух. - Вы слышите?
Леонту кажется, что на дереве для него одного каркает ворон.
- … началось без нас - настоящая симфония!
Неуловимая метаморфоза происходит с лейтенантом. Такое ощущение, что внутри него с каждым мгновением все сильнее и сильнее сворачивается большой мокрый узел, оболочка корежится, словно от затянувшегося использования, и мелкие кусочки сыплются на землю, лоб на глазах покрывается сеткой трещин, а нос заостряется, как у смертельно больного.
Вполне земные причины неземного происхождения, - подсказывает Мемнон.
- Будь я трижды проклят, если в эти минуты наши не прорывают фронт! - кричит лейтенант.
- Не лучше ли задержаться здесь до выяснения обстановки? - спрашивает Гурей.
- Нет-нет… наше место там! - Единственный глаз лейтенанта горит огнем безумия.
- И все-таки, мне кажется, что вы больны…
Слава богу! (Леонт облегченно вздыхает) - это единственное, на что способна фантазия Гурея.
- Прощайте, лейтенант, - Леонт пожимает руку. - Храни вас Господь.
Леонту кажется, что он прикоснулся к сухой горячей деревяшке.
- Прощайте, друзья, - по отсутствующему взгляду видно, что в мыслях лейтенант уже не здесь, - вы славные люди… - Фразы его неразборчивы, и язык заплетается.
Лейтенант поворачивается, чтобы уйти, и Леонт вдруг с ужасом замечает, что спина у него распахнута на две половинки, и там, между краями зеленого выцветшего сукна, ничего нет - то есть нет всего того, что привычно и доступно глазу. Такое ощущение, что туда безболезненно можно засунуть руку. И Леонт вдруг чувствует, что с головой погружается в это черное ничто, летит в знакомой спирали так, что захватывает дух, видит мягкий, рассеянный свет, пологие холмы, изрезанные оврагами, дорогу, вытоптанную босыми ногами, стаю белых птиц с человеческими лицами, мнимую реку, камыш и кошку, прозрачную наполовину, накрытые столы, радостно-улыбающиеся лица, и в следующее мгновение снова обнаруживает себя стоящим рядом с Гуреем под сенью развесистого дерева. Часть его души еще поднимается по склону пологой равнины кирпичного цвета, и тень от камней - чернее сажи делает их похожими на плоские квадраты, даже странные борозды кажутся состоящими из черных треугольников, насыпанных в упорядоченной последовательности от пролювия к багровым гребням.
Человеку - человеческое, - вздыхает Мемнон.
Лейтенант, шатаясь, бредет к танку. Влезает на броню, машет оттуда рукой - слишком вяло, как сомнамбул, и скрывается в люке.
- Мне будет его не хватать, - говорит Гурей.
Он еще вернется, - подсказывает Мемнон.
Наверное, это сложно? - спрашивает Леонт.
Не сложнее, чем выпить глоток воды, - говорит Мемнон.
- Я люблю его как… как… брата, - всхлипывает Гурей.
Леонт поворачивается к нему спиной.
У каждого своя конура, - напоминает Мемнон.
- А мне кажется, он меня узнал, - шепотом признается бармен и рассматривает свои руки.
Машина рывком берет разгон, юзом ударяется в гранитные бордюры и, высекая искры и зыбко двоясь, словно в тумане, уносится в переулок.
Следом с дерева слетает черный ворон.
Не воображай, что ты первый на этом Пути. Мне приходилось препровождать куда более удачливых.
Я есть только то, что есть, - соглашается Леонт.
Не жди повторного Знака. Не льсти себя надеждой. Память - слепок пространства. Условие Поводыря - отсутствие чувства противления.
Я и не льщу. Но почему?
Потому что в любом положении есть только "свой" ход, присущий тебе.
Потому что следующий Знак ты получишь уже в другом состоянии. Потому что, возможно, для тебя непременным условием является накопление. Надо уметь ждать, хотеть - раз ты живешь во времени. Знак всегда выше порядком видения, ибо видение лежит в русле того, что ты хочешь явно или неявно. Знак - отличие, признак искушенности, остроты и направленности "во вне". Знак - предельное перехода "за". После него - многое в другом свете. Но Знак - это не признак доверия или членства клуба. Знак - это выбор, прежде всего, личный. Знак не передается, им не награждаются. Знак - только шанс, не выделения и не унижения, а самоорганизации. Неизвестно, что хорошо: испуг или втекание. Путей не так много.
Потому что человек - одиночка, и каждое его решение так же ответственно, как и обращение к Богу, в том числе - и к тому Богу, к которому "доступнее". Или Безбожию.
Потому что последние столетия философии - свидетельство уплотнения духа совершенствования.
Потому что для достижения просветления достаточно мыслить как угодно, но, при всех равных условиях, - "прочно" и "основательно". Все дороги хороши. Настройка подобна нивелированию.
У Джойса - форма форм, - вспоминает Леонт.
Мне трудно свыкнуться с таким положением вещей, иногда я чувствую себя брошенным. Жаль, что он не распространяется дальше, ограничивается касанием.
Человек всегда возвращается "обратно". В данном ты можешь существовать в одной ипостаси, лишь проецируя на последующее и выражая при этом негативно-временное, ибо совместить несовместимое невозможно. Стоит ли? Решать самому, главное - не перегнуть палку. Например, наступит время, когда ты оправдаешь своих врагов.
Может, я сейчас ошибаюсь?
Да и нет. Все человечество извечно и в тщетности крутится вокруг одних и тех же вопросов, обыгрывая их как может. И это естественно - у событий свое течение. Защита достаточно глубока. Время играет главную роль. Возвращая назад, оно провоцирует на размышления. Сущность устроена так, что не дает себя разгадать, хотя подталкивает анализировать и настраивает психику на весьма тонкие вещи.
Почему я вижу иногда то, что не должен видеть? - спрашивает Леонт. Почему со мной иногда происходит то, что не должно происходить?
Ждущий всегда должен быть "готов". Элементы невосприятия лежат уже в настоящем, то есть как в таковом безвременье, ибо символика не имеет его. А мозг человека "работает" как в "прямом" направлении, так и в "обратном". Причем "обратное" кажется чем-то необычным и пугающим, потому что приходит вне всякой логики. Нарушается причинно-следственная связь. Вот это и есть твой "предел" или одно из выражений Тайны. Подумай.
Какой же смысл?
Бог выбирает форму вечности. Выше Бога ничего нет (?). Человек открывает в данный момент ту дверь, которую может, или слышит то, что хочет. В "малом" - не претендуй на важность. Никому не давай советов. Все, что можно, уже "выдумано", "додумано". Все дело в одновременной ясности и осознании. Такие состояния нестабильны, - их скорость - мысль; координата без точки отсчета, - вспышка прозрения - и все.
Значит, есть и противоположное понятие? - спрашивает Леонт.
"Отстойник". В нем нет вашей Вечной Тайны, стало быть, нет стремления к познаванию, нет веры, а движение имеет явное (даже для вас) в последовательности действий направление. Впрочем, в некоторых мирах нет материальных следов времени. По вашим понятиям, там вообще ничего нет. Все равнозначно.
Да, я знаю, что воображаемая действительность ничем не отличается от реальной, что язык слишком беден для полного выражения.
Вначале чувство - потом мысль. Людям свойственна зависимость от Времени. Они растянуты в нем. Колдунами становятся те, кто умеет "продлевать" проклятия достаточно плавно и в гармонии с остальными действиями.
Смерть - это отнимание Времени. Время упорядочивает события, предотвращает хаос. Любая фиксация сдвига ведет к изменению сознания, шизофрении или смерти. Тень Прошлого всегда находится позади. Ибо, несмотря на вашу уязвимость и самонадеянность, - вы вечные накопители, и это главное. Лично твое предназначение - исследовать. Связь с последующим должна отсутствовать, чтобы избегать эксплуатации мысли…
Я осознаю предел, - говорит Леонт. Похоже на тупик.
Назрел следующий ход. Разведчиком делают не по желанию и не по выбору. С каждым шагом трудности возрастают, хотя постижение информации столь банально и обыденно, что основная масса людей этого попросту не замечает. Настройка идет по множеству единственных каналов. Чувства в иных плоскостях притуплены. Несопоставимы форма и размеры, зависящие от "угла" или "точки" зрения в настроенных, приложенных под-пространствах, в которых точно так же можно прятаться, как за стеной дома. Скрытых миров столько, сколько их в Тени от Прошлого к Будущему. Поэтому вы не пересекаетесь, вам не с чем сравнивать - нет объекта для наблюдения в реальном выражении, а - косвенность, рикошет, да еще в неудобоваримых формах, поэтому вы неудовлетворены. Хаос неописуем. Почти все остальные миры лишь потребляют, но имеют то преимущество, что пользуются универсальной энергией Сущности. Какая-то часть ее - ваш продукт.
Но ведь мы как-то соотносимся?
Вы не улавливаете связи событий, а "они" не проявляют "великодушия". Иногда "они" бродят полупроявленными и приносят в ваш мир удивление и болезни. Однако и "они" "подчинены" и поэтому для тебя зыбки. Зыбкость мира связана с телом. Никогда не проходи сквозь "них" - это опасно.
Что же тогда?..
Нравственность… несомненно, лежит в основе всех движений. Даже предсказания носят характер очеловечивания. В любом случае Сущность отвечает на эмоциональный взрыв, фон и поэтому в большей степени психологична.
Но нравственность - это клановость, а клановость - вырождение, поэтому маятник колеблется в обе стороны. Одиночество - универсальное состояние.
Психическая эволюция, по вашей терминологии, соответствует Сущности, одной из ее частей. То, что ты гасишь взглядом на небосводе, - ее сгустки, свернутые во времени. Один из путей входа - спираль, которую иногда показывают тебе. В иных мирах нет масштаба, нет времени, нет привыкания к формам, все всегда неузнаваемо, но и этого "все" тоже нет, главное в них - степень сознания. Но втекание туда не так безобидно для непосвященного, как кажется, потому что люди не приспособлены для высокой динамики. В рамках человеческой логики трудно выразить то, что нелинейно. Защита именно и строится на этом - то, что невозможно представить, не существует, и обратно - то, что существует фантасмагорично, не запоминается.
Конкретика человека крайне уязвима. Ему легко запутать голову. Контроль - штучка надежная относительно, до поры до времени. Накопление материала соизмеримо с ростом младенца.
А это справа? - спрашивает Леонт.
Но Мемнон не успевает ответить.
- Ты что, в самом деле, веришь в эту чепуху? - спрашивает Леонта маленький кудрявый грек, держа в правой руке высокий фужер с белым вином, а левой пытаясь завладеть пуговицей на рубашке собеседника и одновременно шаря взглядом по скользящим рядом женщинам. "Как мила… как мила, - внезапно читает Леонт у него в голове, - а эта… крошка… божественные формы, сдобная булочка… Венера Милосская…" Очевидность его мыслей просто написана на лице.
Вот-вот - это те маленькие прелести, которые проявляются, казалось бы, совершенно неожиданно, хотя, как известно, ничего неожиданного в вашем мире нет, - отвечает Мемнон на изумление Леонта. - Если ты хочешь знать мысли, витающие вокруг, учись отделять их от своих. Но для этого надо самому мыслить четко и ясно. Одно из непременных условий "чтения" - общение с человеком.
- Не находишь ли ты, что это твое больное воображение, - продолжает Данаки, - всю жизнь не доверяю писателям, а может, это массовый гипноз или, лучше сказать, - психоз какого-нибудь шутника, сознайся, тебе ничего не будет. Секундочку, - и отпускает пуговицу, - как тебе та?.. нравится? Женщины отличаются только длиной ног - не претендую на авторство… Можешь записать где-нибудь там у себя… Сам-то я на площади не был… Но если здраво рассудить и взвесить…