– Дорогой! – трагически прошептала она. – Мы позабыли купить один палец! Кольцо купили, а палец забыли! – и она надула губки, собираясь расплакаться.
Муж вскочил с дивана.
– Моя душенька, ты ошиблась! Посмотри внимательнее: видишь, вот на этом пальчике кольца нет, он получился обиженным, поэтому мы для него и купили колечко… – и он бережно надел кольцо и поцеловал пальчик.
– Ах, правда! – воскликнула жена. – Ты у меня такой молодец! Этих пальцев так много, что я начинаю путаться.
И она растопырила все руки с множеством украшенных кольцами пальцев. Каждая рука выглядела подобием веника.
– Может, купить тебе ещё пару рук? – озабоченно осмотрел их муж. – Чтобы пальцам не было тесно?
– И браслетик на каждую! – медовым голосом пропела жена.
Она обвила мужа многочисленными руками и принялась целовать поочередно каждой головой. Муж вновь растаял и вновь пролился дождём на диван, где вновь обрёл предназначенную форму, заполнив углубления.
– Скоро придется подумать о новом туловище… – пробормотал он.
– И о новом платье, – добавила жена.
– Послушай, – мужу пришла в голову очередная мысль. – А почему бы тебе не разделиться?
– Ты не любишь меня! – глаза жены наполнились слезами.
– Что ты! Что ты! Люблю! – Мужу пришлось перецеловать все головы, чтобы успокоить их, в том числе и новую, хотя она пока ничего не понимала и потому не плакала.
– Тогда зачем ты хочешь меня много? – всё ещё продолжая всхлипывать, спросила жена.
– Ну-у… я подумал, что тебе будет проще управляться, когда на каждом туловище будет одна голова, две руки, две ноги… как раньше, когда ты была в единичном состоянии.
– Фи, раньше! – скривила губки жена. – Раньше мы были бедными, и многое не могли себе позволить! А сейчас столько всего красивого вокруг! На одном туловище, или на одной голове, или на двух руках и на двух ногах всё не поместится! – и она засмеялась своей шутке. – Кто сейчас ходит с одной головой или с одним телом? Разве у нас мало денег?
– Да, – согласился муж, удивляясь внезапному красноречию жены.
– К тому же одна моя знакомая, – жена сделала большие глаза всеми головами, – разделилась. Сделала себя много. И они разбежались в разные стороны!
– Я тоже слышал о подобных случаях, – глубокомысленно кивнул муж. – Так происходит потому, что во все головы помещают равное количество мозгов. Головы начинают ссориться, какая главнее – и разбредаются в разные стороны.
– Как же быть? – огорчилась жена. – Я не хочу разбредаться в разные стороны!
Она чуть не заплакала, но муж успел остановить ее:
– Надо подумать, – он почесал затылок. – С этой трансформной инженерией кто угодно запутается… А, придумал! Я скажу визажистам, чтобы не снабжали головы мозгами… ну разве самую чуточку. Чтобы тела не получили самостоятельности.
– Правильно! – обрадовалась жена. – Зачем мне мозги, когда ты у меня такая умница!
И она вновь поцеловала его.
Альтернативная история, навязшая в зубах
Вне времени и вне пространства встретились трое.
Один – парнишка в голубых джинсах, пёстрой рубашке навыпуск, с длинными волосами… Словом, кто помнит 70-е годы 20 века, тот легко узнает в нём самого себя. Другие пусть посмотрят вокруг: и сейчас в России встречаются такие ребята.
Второй – со строгим взглядом серых глаз, в гимнастёрке с малиновыми петлицами с двумя "кубарями", широких галифе и до блеска начищенных хромовых сапогах.
Третий – тоже в военной форме, но с лейтенантскими погонами.
Некоторое время они молча присматриваются друг к другу, причём военные – с наибольшим тщанием между собой, обращая на штатского минимум внимания. Мол, что с него возьмёшь: штафирка…
Однако разговор начинает именно он:
– Ну что, гос… товарищи, начнём? Обменяемся, так сказать, мнениями?
– Ты начал, тебе и рассказывать – цедит сквозь зубы сероглазый энкавэдэшник. – А мы оценим, на сколько твой рассказ потянет…
– Ну что ж… – паренёк разводит руками. – Война началась 22 июня 1941 года вероломным нападением фашистской Германии на Советский Союз, ночной бомбёжкой Киева и других городов…
Энкавэдэшник недобро усмехается, но молчит. Лейтенант удивлён: он раскрывает глаза, поджимает губы, трясёт головой, но тоже помалкивает: не его очередь.
– Словом, война продолжалась четыре года, закончилась 9 мая 1945 года в Берлине подписанием акта о безоговорочной капитуляции Германии… Союзниками Советского Союза в этой войне были Англия, Франция и Соединенные Штаты Америки…
– Негусто… – цедит энкавэдэшник. Лейтенант удивлён ещё больше. Парнишка в джинсах взрывается:
– Теперь ты расскажи! Может, ты больше помнишь?
– А как же, – спокойно говорит энкавэдэшник. – Конечно, помню… Освобождение Европы началось 6 июля 1941 года. Наша доблестная Красная Армия, выполняя мудрые указания великого вождя и отца всех народов Иосифа Виссарионовича Сталина, нанесла внезапный и сокрушительный удар по затопившей Европу коричневой чуме. Авангард гитлеровских войск, готовивших подлое вторжение на территорию Советского Союза, был растоптан в одно мгновение. Армады советских самолетов нанесли упреждающий удар по скопившимся у наших границ фашистским войскам. Наши быстроходные танки в течение месяца прокатились через всю Германию, а ещё через две недели вышли на побережье Атлантического океана. Народы Европы приветствовали своих освободителей! Советские танки забрасывались цветами! Партизанское движение в Польше, Чехословакии, Франции парализовало попытки гитлеровцев повернуть войска на восток. Корпус Роммеля был потоплен при попытке вернуться из Африки.
– И что же сейчас в Европе? – заинтересованно спросил парнишка.
– Как что? – не понял энкавэдэшник. – Социализм!
– Ага… Продукты по карточкам, комендантский час, половина государств в руинах…
– Во всем виновата Великобритания. Если бы не её происки, Соединённые Штаты не объявили бы нам войну. Получается, они заодно с Гитлером! Не зря они его приютили у себя!
– Вот как…
– Да, но он давно погиб. Лет пятнадцать назад, во время атомной бомбардировки Нью-Йорка.
– А кто бомбил?
Энкавэдэшник пожал плечами:
– Мы, конечно. А что нам оставалось делать? После того, как американцы сбросили атомные бомбы на Москву и Ленинград, мы не могли оставить их наглую выходку без ответа. Но это был их последний налёт. Сейчас, когда у Советского Союза имеются межконтинентальные баллистические ракеты…
– А у них, естественно, нет, – раздумчиво сказал парнишка. – Вернер фон Браун помог?
– Откуда ты знаешь? – энкавэдэшник потянулся к кобуре, но вспомнил, что её нет, и вернул руку на место. – Это секрет государственной важности!
Парень в джинсах усмехнулся:
– Да ладно… Я еще и не то знаю, – не удержавшись, похвастался он.
– Ты знаешь, я знаю… – энкавэдэшник покосился на лейтенанта. Тот покачал головой:
– Я тоже знаю, но…
– Так расскажи, что тебе известно! Или тоже будешь секретничать?
– Не буду. Чего уж мне с самим собой секретничать?
– То есть как? – взъярился энкавэдэшник.
– Да вот так, – лейтенант достал офицерскую книжку и показал энкавэдэшнику.
– Не верю… провокация… – только и смог выговорить тот.
Парень в джинсах взглянул и присвистнул:
– Никогда не думал, что стану военным… А тем более… – он покосился на энкавэдэшника, но ничего не сказал.
Лейтенант добавил:
– Разные условия… Наши миры разошлись хотя и не очень давно, но всё же порядочно.
– А почему… – начал было парень в джинсах, но лейтенант прервал его: – Существуют и другие миры. Но здесь встретились мы трое. Где-то, возможно, вторая троица вообще не знает, что была вторая мировая, где-то…
– Ладно, фантастику я читал. Расскажи о своём мире.
Лейтенант усмехнулся:
– Вам не понравится.
– Почему ты так думаешь? – сощурился энкавэдэшник.
– Знаю…
– И всё же?
– Ладно, слушайте. Войны между Германией и Советским Союзом не было.
– Как? – сдвоенное удивление пришло от обоих.
– А вот так. Гитлер и Сталин договорились о разделе мира – как, собственно, и было предусмотрено пактом Молотова-Риббентропа. После чего свято соблюдали данный пакт. Великобритании не удалось их рассорить. Она пала в конце 1941 года. Потом… произошёл дальнейший раздел мира. Германия получила Африку, Южную Америку… да и Северную впоследствии. А Советскому Союзу досталось всё остальное.
– А Соединённые Штаты?
– А что они могли поделать против мощи объединённых армий? К тому же атомного оружия она так и не получила, а с обычным много не навоюешь. Атомное оружие было у Германии и у Советского Союза… я не знаю, правда, как он его получил – не то Оппенгеймер помог, не то супруги Розенцвейг.
– И они не передрались между собой? – на энкавэдэшника было жалко смотреть.
– Как ни странно вам это слышать, нет. А потом состоялась совместная экспедиция в Гималаи, где благополучно обнаружили Шамбалу… после чего всякие войны не могли вестись вообще.
– Почему? Что случилось?
– А вот этого я вам, извините, не скажу.
– Хорошо, тогда такой вопрос: где находится точка расхождения наших миров? – парень в джинсах решил поставить вопрос ребром.
Лейтенант улыбнулся:
– Вам может показаться, что в 1941 году – либо 22 июня, либо 6 июля. Для меня же вообще в 1942 – именно тогда началось… впрочем, не будем об этом. На самом деле эти даты предопределены куда более мелкими, практически незаметными событиями, которые, в свою очередь, являются следствием им предшествующих. Например, 22 июня случилось оттого, что Гитлер узнал о предстоящем шестом июля. А оно – потому что Сталин… но, боюсь, это интересно разве что криптоисторикам.
– Не понимаю, – задумчиво произнес парень в джинсах, – как Гитлер смог изменить себе! Ведь в "Майн кампфе" он писал…
Лейтенант остановил его:
– Все дело в том, что у нас Гитлер не написал "Майн кампф". И не был вегетарианцем…
Притча о недрёманном оке
На одной из затерянных в глубинах Вселенной планет существовало Недрёманное Око. Оно недвижно парило в вышине, и неотрывно, не мигая, следило за всем происходящим на планете. Никто ничего не мог сделать вне видимости Ока: оно видело сквозь стены – его контур просвечивал сквозь самые толстые перекрытия самого глубокого подвала.
Ничто не могло укрыться от Недрёманного Ока, ни одна сделка, ни одно движение, ни одно преступление.
Поначалу люди боялись Ока. Матери пугали им балующихся детей, священники заклинали паству, работники увещевали зарвавшихся хозяев. Его призывали в свидетели, им клялись. А оно взирало сверху на живущих под ним людей – молча, потому что это было одно Око… Говорить ему было нечем.
Потом люди перестали бояться Ока. Сначала один, потом другой, совершив какое-либо неблаговидное деяние, за которое – как говорили священники – обязательно должна последовать кара, вжимал голову в плечи, боязливо оглядываясь на Око. Но Око продолжало бесстрастно взирать сверху, не мигая и ничем не показывая недовольства или одобрения.
И люди осмелели (или обнаглели): они презрительно поглядывали на Око, совершая какое-нибудь безобразие, подмигивали ему, усмехались, а то и скалились.
А потом стали вести себя ещё хуже: они открыто грозили Оку, плевали в его сторону. Иногда, правда, плевок возвращался в лицо плевавшему, но виноват в том был ветер, а никак не Око.
И так продолжалось долго-долго, а может, продолжается и до сих пор.
Притча о карающей длани
На другой планете была Карающая Длань. Она недвижно парила в высоте над планетой, над всем миром. И она была проклятием всего мира.
Потому что иногда – ни с того, ни с сего – она срывалась с места и хватала какого-нибудь человека. И убивала его. Душила, откручивала голову, раздавливала в лепешку, или бросала с огромной высоты на камни.
Причём она не разбирала, плохой это человек или хороший, молодой или старый, преступник или праведник.
И нигде нельзя было спрятаться от неё – ни в доме, ни в подвале, ни в погребе, потому что контур её просвечивал сквозь потолок, и она всегда находилась рядом с людьми.
Бывало так, что Длань убивала человека, а рядом преступник убивал жертву.
Её нельзя было ни умолить, ни умилостивить, она не принимала даров, и не брала взяток. Она просто существовала, хватала, душила и калечила.
Да, иногда Длань не убивала, а лишь калечила. Но точно также, не взирая на человека. Да ей и нечем было смотреть, ведь она была всего-навсего Длань, хотя и Карающая.
Притча о целителях
Жили некогда два целителя. И такая им сила была дана, что могли они одним прикосновением исцелять любого страждущего.
Кто им эту силу дал – неясно. Известно было лишь одно условие давшего силу: не более одного исцелённого в день! Кто нарушит условие – умрёт, едва зайдёт солнце. Наверное, солнце и дало силу.
Сначала они свято сохраняли традицию, условие и прочее. Но потом один не выдержал, поддался жалости: то ли мать дитя принесла вторым в день, и так сильно просила, что не смог он удержаться; то ли влюблённые не хотели разлучаться, а болен был один неизлечимой болезнью, то ли старушка хотела пожить лишний день. Ну а может, и обманул кто. Целители-то только исцелять могли, а определить, кто на самом деле болен, а кто хочет дополнительную толику здоровья себе добавить – бесплатно ведь кто откажется? Это было второе условие давшего силу – чтобы бесплатно исцеляли.
Не выдержал один целитель – вылечил второго пациента. Значит, придётся помирать самому. Ну а раз так, то какая разница, помирать от одного нарушения или от сотни?
А дело утром было – так что повалили к нему и стар и млад со всей округи и со всех округов. Как прослышали, значит, про бесплатное исцеление.
Попользовал он в тот день – последний день своей жизни – то ли сто человек, то ли двести, то ли всю тысячу. И помер, конечно. Хотя я так думаю: если бы и не было такого условия, чтобы не больше одного человека в день исцелять, так он, приняв тысячу, сам бы надорвался и все одно помер.
Горевали о нём все и долго. Вспоминали часто: вот, мол, какой хороший человек – себя не пожалел, всё для людей, для людей…
А второго никто не помнил. Не было у него жалости к людям, и свято соблюдал он условие: не более одного человека в день. Кто бы ни приходил к нему, какими бы слезами ни умолял, был второй целитель непреклонен: один день – один человек. Ни одного дня не пропустил без приёма.
Долго прожил сам этот целитель – лет сто, или двести. А может, и всю тысячу. И каждый день принимал лишь одного человека. И излечивал от любой смертельной болезни. Но только одного в день.
И никто его не вспоминает, никто не восхищается, что он жизнь отдал людям. Да разве же это радетель за людей – каждый день одного человека исцелял? Триста шестьдесят пять дней в году, а в високосный – и на одного больше. И сто лет подряд… а может, и всю тысячу – кто там его помнит, сколько?
Зато того, первого, умершего, помнят: как же, тысячу человек принял! И помер, родимый…
Чудный дар
Посмотрит – рублем подарит.
(пословица)
– Едут! Едут! – раздались торжествующие крики.
Люди, столпившиеся у дороги, взволнованно зашевелились и принялись подтаскивать ближе к обочине пустые бочки и ящики, расстилать брезент и кошмы, растягивать горловины мешков и распрямлять карманы. Некоторые вставляли в карманы упругие палочки, не позволяющие тем захлопываться.
Мальчишки оттягивали пазухи рубашек, девочки держали наготове подолы платьев.
К проезду Императора готовились заранее. Многие неделю не ели. Одни специально, другие – потому что предыдущие запасы давно закончились. Третьи – от лени. Зачем есть, зачем готовить пищу, зачем пахать и сеять, в конце концов! Ведь с проездом Императора желудки у всех чудесным образом наполнятся, карманы станут доверху набиты деньгами, на людях появится новая одежда, а бочки, мешки и ящики окажутся до отказа забиты различными припасами и всевозможными продуктами. Император каким-то невероятным образом определял на расстоянии, что чем должно быть заполнено, и, скажем, в предназначенную для селёдки бочку никогда не попадали мочёные яблоки или мёд.
Все веселились и ликовали в день приезда Императора. Единственное, о чём жалели люди, что не могут видеть его чаще, чем раз в месяц. Что поделать, страна большая, и, несмотря на то, что Император находился в непрерывных разъездах – он заботился о своих подданных – люди постоянно голодали: никто не занимался ни хлебопашеством, ни скотоводством. Зачем, когда всё сделает Император? Нет, может быть, раньше, когда-то, давным-давно… Недаром в сказках упоминались какие-то ремёсла и работы.
Показалась процессия. Ликование толпы усилилось. Голодные тембры голосов постепенно сменялись довольно-сытыми. Как и всегда, желудки у людей наполнялись, а карманы раздувались от денег. Будет что проигрывать в деревенском казино долгими зимними ночами!
Император, бледный и застенчивый юноша, слабо улыбался, кивая направо и налево. Его лицо было проникнуто заботой о народе. Получив по наследству чудный дар, он не стал скрывать его за прочными стенами дворца – как поступали порой его предшественники, заставляя толпы людей ежедневно скапливаться у ворот, выпрашивая Императора выглянуть хоть на мгновение, чтобы насытить голодных – а отправился в бесконечное путешествие по стране.
– Благодарите Императора! – провозглашали герольды из свиты, и хор благодарностей становился громче и громче. Император слушал, и лицо его розовело: он питался благодарностью подданных и мог ничего не есть месяцами.
Сам по себе вид императорской процессии был впечатляющим. Проезд свиты служил для людей подлинным праздником: вслед за Императором ехала многочисленная челядь: сановники, министры, придворные, лакеи. Дамы сверкали разноцветными нарядами, золотые позументы и погоны генералов бросали солнечные зайчики в толпы собравшихся.
Что и говорить, зрелище было незабываемым. Хватит разговоров до следующего приезда!
Позади всех шли стражники. Нет, они не охраняли Императора: охранять Императора не было необходимости. Во всей стране не нашлось бы безумца, осмелившегося поднять руку на Императора. А если бы и нашелся такой, толпа просто-напросто не позволила ему подойти к Императору, а разорвала на куски по пути.
Потому что никому не требовалось приближаться к Императору: каждый получал от Императора всё, что нужно, всё, чего хотел больше всего на свете.
Стражники были нужны для другого.
Они методично выворачивали карманы и отбирали деньги, приговаривая при этом, что негоже простолюдинам сидеть в казино. Они перегружали на пустые телеги бочки и ящики, подбирали с брезентов половину того, что на них лежало, выгребали из закромов половину имеющегося – или сколько получится.
А что им оставалось? Ведь никто из всей свиты не обладал ни чудесным даром делать подарки, ни способностью получать их.