- Мне не вполне ясен смысл этого слова. - В голосе Кирдэра уже начали рокотать нотки раздражения.
И тут я понял, что должен отличиться. Ведь недаром я - сын великого Ричарда Пушкина, в прошлом - актера Архангельского драматического театра. Может, и мне чуток кривлятельного таланта перепало, чисто генетически?
Я выступил вперед. Мое лицо приняло постно-возвышенное выражение, которое в большой чести у экскурсоводов, учительниц литературы и ведущих образовательных программ.
Началась моя борьба.
- Русское слово "стенгазета" означает "настенное собрание художественной графики, перемежающееся пояснительными текстами". Вот, например, здесь мы видим лейтенанта Вениамина Покраса. - Я указал на героя в пилотке, который крутит кукиш "хосровским генералам". - С его исполненным доброго озорства портретом словно бы полемизирует восьмистишие, написанное в русском лирическом жанре "размышление о себе". Этот жанр со времен поэта-офицера Лермонтова весьма любим в русской армии. В этом стихотворении лейтенант Мухарев выражает желание в следующем воплощении переродиться ашвантом. А если не получится ашвантом, то хотя бы собакой. Чтобы предпринять попытку приблизиться к пониманию Первой Веры в облике животного. Ведь животные в избытке наделены смирением, необходимым для восприятия нуминозного.
- Разве вы не знаете, что доктрина о перерождении души в разных телах не поддерживается Возрожденной Традицией? - неприязненно спросил Кирдэр.
- О, знаю, вашими трудами, - кивнул я, подобострастно улыбаясь. - Но представления о реинкарнации и карме пустили такие глубокие корни в российской ментальности…
- Вот как? - Кирдэр нахмурился.
Несомненно, Кирдэр был виртуозным знатоком своей веры. Но в православии и уж тем более в "российской ментальности" он, конечно, не смыслил ни уха ни рыла.
- Я надеюсь, по мере того, как вы будете продвигаться в постижении учения Заратустры и в особенности его последователей, нелепость подобных метафизических построений будет становиться вам все более очевидной, - процедил Кирдэр.
Однако недоброго, въедливого взгляда от стенгазеты майор-воспитатель не оторвал. И, похоже, мне он не поверил.
Эх, плохой из меня актер! Вероятно, такой же плохой, как из моего папы Ричарда (а будь он хороший, разве пошел бы в режиссеры?). И здесь винить некого, кроме генетики…
Около минуты Кирдэр рассматривал стенгазету. Мы подавленно молчали. Хорошо еще, если наша красавица будет понята клонами как "нарушение режима лагеря". А если как покушение на Возрожденную Традицию? О-о-о, лучше и не думать, что будет, если второе.
В изолятор не хотелось никому. В расстрельный подвал - тем более. По моей спине ползла струйка холодного пота.
- Скажите мне, господин Пушкин, если господин Покрас на этой картине и впрямь размышляет о реинкарнации, отчего же у него такой… глумливый вид? Что он показывает своей рукой?
"Врать - так по полной программе", - решил я.
- Этот жест у русских называется "дуля". И означает крайнюю степень довольства, - сказал я.
- Чем же он доволен? - не унимался въедливый Кирдэр.
- Он… ну… Вероятно, он доволен тем, что уже и в этом воплощении у него есть возможность познать нуминозное во всем разнообразии его форм. Здесь написано: "И до меня, как до жирафа, доходят мудрости слова". - Я ткнул пальцем в поэтический пузырь. - Жираф в русской культуре - метафора чувствительности. Ведь эти звери в России столь же редки, как и люди, способные по-настоящему тонко воспринимать бытие Духа…
Я шумно выдохнул. Мои заведенные за спину ладони ("Жест предателя или провокатора", - сказал бы Злочев) были мокры от пота. Мысленно я возносил хвалу… нет, не Ахура-Мазде. Но Степану Феликсовичу Котлубаю, преподавателю философских дисциплин на младших курсах Северной Военно-Космической Академии. Если бы не он с его драконовскими правилами приема экзаменов-зачетов, хрен бы я знал слово "метафизический". И уж тем более - "нуминозный". Готов поспорить, в "нуминозном" среди офицеров нашего барака можно было заподозрить разве что кавторанга Щеголева. В общем, даже если Кирдэр не поверил ни одному моему слову, именно благодаря Котлубаю я получил шанс эти слова сказать…
Мои товарищи вытаращились на меня, как будто видели первый раз в жизни.
"Во шпарит!" - читалось на лице Левы-Осназа.
"Так я и думал: интеллигентишка!" - бормотали угрюмые глаза Меркулова.
"Дас ист фантастише!" - улыбался умница Ходеманн.
Наконец майор-воспитатель Кирдэр прервал эту наэлектризованную затаенными эмоциями паузу.
- Что ж… Лирика это чудесно. Мне хотелось бы считать своей заслугой тот факт, что плен не ожесточил ваши души. И что они открылись прекрасному. - На лице Кирдэра заиграла самодовольная улыбочка. - Впрочем, это совершенно не означает, что подобные инициативы будут поощряться нами в дальнейшем.
С тяжеловесным достоинством, присущим дуракам и победителям, майор-воспитатель Кирдэр развернулся на пятках и зашагал к выходу из барака. На улице было совершенно темно.
- Через десять минут я жду вас на занятиях, - сказал Кирдэр уже в дверях.
Вот что случилось после ухода майора-воспитателя.
Не успели мы обсудить - все больше при помощи недомолвок и красноречивых жестов - визит Кирдэра, как дверь вновь открылась и в бараке появился Ферван Мадарасп. Он сделал пару шагов и нерешительно замер, будто бы забыв, зачем пожаловал.
- Что мы им - зверинец? - яростно прошептал у меня над ухом Меркулов.
- Дошутились. Прислал Кирдэр пса - газету конфисковывать. Я не я буду. - Это был шепот Левы-Осназа.
Остальные воздержались от комментариев, но на лицах читались те же эмоции: недовольство ("Сколько можно к нам шастать?!") и опасение ("Неужели испортят праздник, клоны поганые…").
- Встаньте на путь солнца… товарищи, - наконец поприветствовал нас Ферван устами своего переводчика (кстати, это был трофейный "Сигурд" - вероятно, занял у администрации лагеря, ведь егерям такие штучки по штату не положены).
"Товарищи" прозвучало просто-таки умилительно.
- Здравствуйте… капитан, - кивнул Гладкий. И, оглянувшись на нас, сказал: - Ну что же вы? Поприветствуйте офицера.
Ну-ну. Здравия желать не будем, но козырнуть - не жалко.
- Я бы хотел выразить вам свои соболезнования по поводу гибели вашего товарища лейтенанта Злочева, - сказал Ферван. - Он умер благочестиво. Его останки возложены на вершину дахмы рядом с прахом трех бойцов моей роты.
Предупреждая наши реплики, Гладкий отчеканил - холодно и безупречно вежливо:
- Благодарим за участие, капитан. Это честь для нас. (Будто бы в самом деле для кого-то имело значение - обойдутся ли с обугленными костями Злочева по конкордианским обычаям или нет!)
- Но я пришел не только ради этого, - продолжал Ферван. - Я бы хотел знать, кого Злочев считал своим ближайшим другом. У пехлеванов есть такой обычай: утешать лучшего друга погибшего. И я хотел бы сделать этому человеку… скажем так, подарок.
Что-то в этих словах было особенное. Не сказать - угроза. А скорее обещание больших неожиданностей и, возможно, неприятностей. В бараке сразу дохнуло холодком, будто Ферван высыпал нам под ноги два ведра колотого льда.
Не знаю уж кто как, но я это сразу почувствовал.
Мы начали переглядываться, полувопросительно задирая брови.
"Ты со Злочевым дружил?" - "Да как посмотреть… А ты?" - "Не то чтобы очень, перекидывались парой фраз". - "Вот и я", - примерно в таком ключе проходили наши безмолвные диалоги.
Настоящих друзей у Злочева не было. Однако признавать этот факт вслух никто не спешил.
Ферван ждал, испытующе на нас поглядывая.
Первым не выдержал простодушный Ходеманн.
- Разве Злочев имел друзья? - спросил он, пожав плечами.
Стоило прозвучать фразе Ходеманна, как мне стало горько и больно. Правда это была, но… но не та, которую следует сообщать врагу. Если русский офицер находится в плену в обществе других русских офицеров - он должен автоматически считаться не только их коллегой, не только боевым товарищем, но и другом.
И если лейтенант истекал кровью у меня на руках, значит…
- Как это не было? - возмутился я. - Я со Злочевым дружил! Но никаких подарков мне не надо!
- Не надо? Хорошо. - Ферван кивнул. - В любом случае, Александр, попрошу вас на пару слов.
Не дожидаясь моего ответа, Ферван повернулся и вышел из барака.
Я помедлил.
- Идите, Саша, - кивнул каперанг Гладкий. - Я думаю, нет оснований игнорировать приглашение старшего по званию.
И я вышел.
На улице было еще совсем темно. Ферван ждал меня, удалившись от барака шагов на десять.
- Почему-то я не сомневался, Александр, что назоветесь именно вы. - Он улыбнулся. - Я рад.
- А я - нет, - неучтиво буркнул я. - Честно говоря, не могу даже представить себе, зачем вам понадобился.
- Вы ведь, наверное, догадываетесь, что лейтенант Злочев фактически погиб в бою?
- Догадываюсь.
- Так вот: я считаю, что, если ваш друг пал от руки врага, вы имеете право знать, кем был этот враг.
- Пожалуй… да, - сказал я уже более приязненно. Фервану нельзя было отказать в благородстве, чего уж там…
- А один раз увидеть лучше, чем сто раз услышать, ведь так? - Пехлеван улыбнулся.
- Так.
- Ну и отлично. Я предлагаю вам совершить небольшую вертолетную прогулку. С начальством лагеря я утряс все формальности, у майора Шапура принципиальных возражений нет. А у вас?
"А что мне терять?" - подумал я.
Вылетали еще затемно. Ферван лично занял пилотское кресло, а меня посадил рядом с собой, на рабочее место оператора-наблюдателя.
В центральный отсек залезли четыре егеря - эскорт. Не знаю, чего Ферван опасался больше - моего побега или вынужденной посадки на враждебной территории. Думаю, как и всякий предусмотрительный профессионал войны, - всего сразу и нападения всадников Апокалипсиса в придачу.
Хотя снаружи вертолет не производил впечатления суперсовременной машины, звукоизоляция оказалась на высоте. Мы с Ферваном могли спокойно разговаривать, не прибегая к услугам шлемофонов.
Собственно, шлемы мы вообще сняли - на борту вертолета было жарковато. Ферван принялся горячо извиняться передо мной по этому чепуховому поводу. Дескать, машина только что прошла капитальную модернизацию, а новый климат-контроль не настраивается, хоть плачь! Вы уж не обессудьте, Александр! Такая она, эта техника!
Подумаешь, климат-контроль. Типично клонские заезды: им кажется, если у них что-то не работает, значит, они вели себя недостаточно праведно и прилежно, плохо соблюдали наказы Родины и в итоге опозорились на весь мир. Будто бы миру есть дело до бракованной платы в клонском кондиционере…
- Ничего страшного, Ферван. В моем истребителе когда-то барахлило зажигание. Перед каждым взлетом техник с факелом под маршевые дюзы лазил, чтобы, значит, все зажглось как следует.
К чести Фервана, юмор он понял. Посмеялись.
- Да и кому он нужен, климат-контроль! Я смотрю, у вас тут такое наворочено!
Я был искренен. Куда более полезной, чем кондиционер, и притом вполне исправной аппаратурой, вертолет был нашпигован под завязку. Пестрому разнообразию его приборных панелей позавидовал бы и полноценный аэрокосмический аппарат. Флуггер то есть.
Впрочем, чему удивляться? Эта машина служила одновременно и разведчиком, и летающим командным пунктом. С нее можно было управлять всеми бойцами, вертолетами и огневыми средствами роты. Видеть их глазами и слышать их ушами!
От моих комплиментов Ферван сразу же расцвел.
- На этой планете иначе нельзя! Кроме обычных средств обнаружения, вертолет оснащен специальными детекторами аномалий… Вот взгляните-ка на мой экран… можете, впрочем, на свой, там все дублируется… Сейчас появилось красное пятнышко, видите?
Я видел. На обзорном экране, по которому ползла расписанная значками и пометками карта местности, впереди по курсу замигала маленькая красная клякса.
- Это гравимагнитный осциллятор, грос, - пояснил Ферван. - Сейчас, на время Прилива, их мощность значительно возросла, и гросы могут представлять опасность даже дня вертолетов, летящих на порядочной высоте. Автопилот его обойдет.
Действительно, через несколько секунд машина с едва заметным креном приняла вправо.
- А желтые пятна?
- Озера с жидким натрием. Здесь встречается редкая аномалия - наложение такого озера на грос. Тогда каждые полминуты в воздух взлетает громадный столб натрия. Очень красиво!
Я для проформы поцокал языком. Хотя на самом деле сообщение Фервана не произвело на меня особого впечатления.
С жидким натрием? Чудо чудное? Да хоть с порошкообразным гелием! Для человека с исправными мозгами достаточно одной игры в "ложки", чтобы понять: Глагол - место не для тех, кто молится на школьный учебник физики.
Стоило мне подумать о физике, как Ферван о ней заговорил.
- Самое любопытное, Александр, это принципы, на которых основаны наши приборы для обнаружения аномалий. Вы не поверите! Они не имеют никакого отношения к привычной физике!
- И каковы же эти принципы?
- Я бы сказал: принципы симпатии. - Ферван улыбнулся. - Скажем, для обнаружения гросов используется грунт, взятый в зоне осцилляции. И вот что удивительно: частицы грунта, с виду совершенно обычные, "чувствуют" близость гроса! Их атомы возбуждаются! Они становятся умеренно радиоактивными - причем направление и интенсивность вылета альфа-частиц связаны с расстоянием до аномалии, ее мощностью и формой! То же касается и местного жидкого натрия, и других веществ. Они "помнят" о своем родстве с конкретным видом аномалий. Их атомы различным образом реагируют на близость к родственным аномалиям, и эти реакции мы можем обнаружить уже через привычные нам физические эффекты. Дальнейшее - вопрос техники.
Клоны любят знание. Клоны благоговеют перед знанием. В их глазах относиться к знанию пренебрежительно - значит выказать себя человеком бесчестным и низким.
- Восхитительно! - воскликнул я. - Ферван, каждое ваше слово открывает для меня новую дверцу в лабиринте познания!
Лицо моего собеседника внезапно омрачилось какой-то новой думой. Может, я переиграл?
- То ли еще будет, - сдержанно сказал он.
Некоторое время летели молча. Западный и северный секторы экрана заполонили густые россыпи аномалий - разноцветных черточек, пятнышек, скобочек.
Неожиданно на экран выползла цепочка крестиков. Один… два… три, четыре… ого!.. восемь!
Заныл сигнал вызова.
Ферван мгновенно отключил свой "Сигурд", чтобы тот не переводил для меня разговор с неведомой мне инстанцией, и утопил пару клавиш, включив громкую связь.
Под потолком кабины раздался резкий женский голос с требовательными интонациями. Ферван поморщился и коротко ответил.
Интонации его собеседницы изменились на вопросительные. Ферван усмехнулся, ответил еще короче.
"Трах-тибидох?" - уточнила невидимая женщина-офицер.
"Чха-чха-трах-тибидох", - подтвердил Ферван, после чего они распрощались.
- Второй Народный кавалерийский полк, - пояснил он. - Видите вертолеты на экране? Их эскадрон.
"Шутит? Нашел салабона! Не-ет, меня так просто не подловишь!"
- Я видел Первый Народный кавполк в Хосрове. Он был, как и положено, на лошадях. Какая же это кавалерия - на вертолетах?
- Самая обычная кавалерия. Воздушная. - Видя мое недоумение, Ферван пояснил:
- Пехлеваны этих полков ездят верхом только на парадах и в почетном эскорте. А так - это полностью аэромобильные части. Причем один лишь Первый Народный кавполк укомплектован лошадями по штату. В остальных кавалерийских полках лошадей куда меньше, чем вертолетов!
- Теперь понятно. В нашей армии есть что-то подобное. Десантно-штурмовые бригады называется.
- Естественно, - отозвался Ферван. - Мы, егеря, - тоже "что-то подобное"! Тот же круг задач, та же техника… Не люблю я этих кавалеристов, честно сказать, - неожиданно признался он.
- Почему?
- Некоторые наши генералы считают, что, если бойцы аэроштурмовых полков умеют гарцевать на лошади, значит, и на поле боя они в состоянии творить чудеса. С ними носятся, как с расписной фарфоровой вазой! Но их еще ни разу не проверили в настоящем деле!
- Может, чтобы не расставаться с иллюзиями?
- Далеко пойдете. - Ферван одобрительно похлопал меня по плечу. - Вот посмотрим, чего наша кавалерия навоюет…
- Так все-таки, значит, здесь идет война… - как бы задумчиво сказал я.
- Война! Война! Да! - Фервана прорвало. - Настоящая война, в которой гибнут мои люди! На ровном месте! Трижды проклятая планета дэвов! Лучшее, что с ней можно сделать, - эвакуировать до последнего человека!
- И взорвать! - ввернул я, чтобы еще больше его раззадорить.
- И взорвать, верно!.. Впрочем, не важно. - Он махнул рукой. - Эту часть работы, кажется, решила взять на себя мудрая природа… А вот убрать отсюда правоверных могло бы и наше руководство! Это-то в его власти!
- Вероятно, у вашего руководства здесь какие-то особые интересы? Аномальные полезные ископаемые? Что-то в этом роде?
- Э-э, полегче, Александр. - Ферван погрозил мне пальцем. - Я вам уже сказал: вы имеете право знать, кто повинен в смерти вашего товарища. Имеете право увидеть страшное величие этой планеты. Но на большее можете не рассчитывать. Интересы нашего руководства - не тема для разговора.
Я пожал плечами.
- Никогда не занимался разведкой. И сейчас не собираюсь. Вдобавок вы же понимаете, Ферван, что любая информация, которую я могу от вас получить, попадет к моему командованию только по окончании войны.
- Это все понимают. Иначе вы бы сейчас рядом со мной не сидели… Глядите, какое великолепие!
Ферван постучал пальцем по экрану.
Там появились голубые червячки аномалий нового типа, которые на глазах слились в одну сплошную змеистую линию. Как Ферван собирался ее преодолеть? Ведь змеюка перекрыла весь западный сектор горизонта!
- Что это?
- Стикс.
- Простите?
- Стикс, подземная река эллинского ада, помните? Мы, ашванты, не очень-то любим эллинов, ведь они сокрушили нашу великую земную прародину, а эллинский царь Александр, ваш тезка, был язычником и злостным богоборцем…
"Длинная историческая память у этих ретроспектов", - подумал я.
- …Но следует признать, что мифология и поэзия эллинов порождали образы космической силы! Объект, к которому мы сейчас подлетаем, иначе не назовешь. Настоящая подземная река! Только в отличие от Стикса она время от времени выходит на поверхность!
- Как?!
- Как-то, - улыбнулся Ферван. - Почем мне знать? Могу сказать только, что это не просто Стикс, а Стикс-Косинус!
- А почему "косинус"? Есть еще и "синус"?
- Угадали! Стикс-Синус находится в другом месте. Обе реки синхронизированы с точностью до фазы. Когда на поверхность выходит Косинус, Синус прячется. И наоборот. Нравится?
- Просто восторг.
- Настоящий восторг будет дальше.
Когда мы подлетели к Стиксу вплотную, было уже достаточно светло, чтобы без ноктовизоров разглядеть реку, струящуюся по дну глубокого каньона в обрамлении охряно-красных скал.
Вода казалась совсем черной. "Может, черная и есть? На этой чертовой планете все возможно", - подумал я.