18
Красные буквы на табличке кричали: "Испорчено! Не подходить!"
- Эта штука висела тут весь день. Не верю я этим объявлениям, - сказал Джим.
Они рассматривали карусель, стоявшую в небольшой дубовой рощице. Налетевший ветер скрипел и стучал голыми сучьями. Лошади, козлы, антилопы, зебры со спинами, пронзенными медными дротиками, стояли под навесом карусели с оскаленными, словно у мертвых, зубами; в их испуганных глазах угадывался призыв к отмщению.
- Не смотри на меня так.
Джим легко перемахнул через брякнувшую цепь, вспрыгнул на огромный как луна деревянный круг, где навсегда застыли околдованные безумные звери.
- Джим!
- Уилл, это же карусель! Мы ее еще не видели! Так…
Джим покачнулся. Округлый лунный мир карусели наклонился и сдвинулся с места. Джим стал пробираться между медными стойками, окружавшими зверей. Он выбрал темно-сливового жеребца, сел на него верхом и покачался в седле.
- Эй, парень, пошел вон отсюда!
Из-за брезентового занавеса, скрывавшего механизм карусели, возник человек.
- Джим!
Обогнув трубы органа и обтянутые кожей барабаны, похожие на луны, человек изловчился, схватил и поднял вверх завопившего от страха Джима.
- Помоги, Уилл, помоги!
Уилл бросился к нему, перепрыгивая через раскрашенных зверей.
Человек криво улыбнулся, сделал вид, что хочет пожать руку Уиллу, но тут же сграбастал его и подвесил за ремень на высокий крюк рядом с Джимом. Мальчишки со страхом смотрели сверху вниз на своего мучителя, на его огненно-рыжие волосы, на горящие синим огнем глаза и перекатывающиеся под одеждой бицепсы.
- Испорчено, - сказал незнакомец. - Вы что, читать не умеете?
- Опустите их вниз, - прозвучал вдруг тихий и добрый голос.
Джим и Уилл увидели сверху высокого человека, стоявшего за оградой.
- Вниз, - повторил он.
Мальчишки были перенесены через медный лес, населенный дикими, но безропотными зверями, и посажены в пыль перед каруселью.
- Мы были… - попытался сказать Уилл.
- Вы были очень любопытны?
Этот второй человек казался высоким, как фонарный столб. Его бледное лицо со следами оспы напоминало луну, и так же, как луна, светило на тех, кто стоял внизу. Его жилет отливал цветом свежей крови. Его брови, волосы и костюм были коричнево-черными, словно лакричный корень, а солнечно-желтый самоцвет в булавке галстука сверкал так же ярко как немигающие, будто выточенные из хрусталя глаза. Костюм незнакомца совершенно потряс Уилла. Казалось, он был сплетен из колючих стеблей ежевики, из закрученной, как часовая пружина, кабаньей щетины, и необыкновенно темной, глянцевитой пеньковой веревки. Он поглощал свет, на нем шевелились ряды колючек, казалось, длинное тело незнакомца должно зудеть, чесаться при каждом движении; казалось, этот человек должен мучиться, горько рыдать и рвать на себе одежду, чтобы избавиться от нее. Однако он стоял тут, лунно-тихий, облаченный в облегающий колючий костюм, и смотрел на Джима своими желтыми глазами. Он ни разу не взглянул на Уилла.
- Меня зовут Дак.
Он протянул белую визитную карточку. Она тут же стала голубой.
Шепот. Красная.
Щелк. Зеленый человек, отпечатанный на ней, висел на дереве.
Зашелестело. Ш-ш-ш-ш…
Замелькали слова: "Дак. А мой друг с рыжими волосами - это мистер Кугер. Кугер и Дак"…
Зашелестело, защелкало - ш-ш-ш-ш-ш…
На белом квадрате появлялись и исчезали буквы:
"…Комбинированные Теневые Шоу…"
Мгновенно стерлось.
Ведьма-выскочка зашевелилась, разливая горшки с зельем.
"…и межконтинентальная Компания Театра Пандемониум…"
Он вручил карточку Джиму. Теперь на ней можно было прочитать:
НАША СПЕЦИАЛЬНОСТЬ: ОСМОТР, СМАЗКА, ЧИСТКА И РЕМОНТ ЖУКОВ-МОГИЛЬЩИКОВ
(часов Смерти, которые спешат).
Спокойно, говорил себе Джим, читая это. Спокойно. Он сунул руку в карман, полный сокровищ, порылся там и что-то вынул.
На его ладони лежало мертвое коричневое насекомое.
- Вот, - сказал Джим, - почините его.
Мистер Дак разразился смехом:
- Великолепно! Я сделаю это!
Он протянул руку, рукав его рубашки задрался.
Ярко-пурпурные, темно-зеленые и голубые как молния угри, черви и латинские надписи обнаружились над его запястьем.
- Вот это да! - воскликнул Уилл. - Вы должно быть и есть "Татуированный человек!"
- Нет. - Джим изучающе посмотрел на незнакомца. - "Разрисованный человек" - есть разница.
Мистер Дак кивнул с явным удовольствием.
- Как тебя зовут, мальчик?
Не говори ему! - подумал Уилл и замер, удивленный своей мыслью. Почему не говорить?
Губы Джима напряженно подергивались.
- Саймон, - сказал он и улыбнулся, показывая, что это ложь.
Мистер Дак улыбнулся в ответ, чтобы показать, что он понимает это.
- Хочешь посмотреть еще, Саймон?
От смущения Джим не мог даже кивнуть в знак согласия.
Медленно, с видимым удовольствием мистер Дак засучил рукав до локтя.
Джим уставился на его руку. Она походила на кобру, которая извивалась, раскачивалась из стороны в сторону, готовясь нанести смертельный удар. Мистер Дак сжимал и разжимал кулак, перебирал пальцами. Мускулы играли и перекатывались под кожей.
Уиллу захотелось обежать вокруг, чтобы лучше рассмотреть руку, но он не мог двинуться с места и только думал: Джим, ох, Джим!
Они стояли рядом, Джим и этот длинный, и рассматривали друг друга так, словно один был отражением другого в темной витрине ночного магазина. Ежевично-колючий костюм длинного человека заставил пылать щеки Джима и привел в смятение его глаза, которые вместо кошачье-зеленых, какими они всегда были, сделались пасмурными, расширившимися, впитывающими увиденное. Джим стоял, словно бегун, одолевший длинную дистанцию: с запекшимся ртом, с руками, протянутыми, чтобы получить некий приз. И действительно, этим призом были картинки, подергивающиеся в пантомиме, когда мистер Дак заставлял иллюстрации, холодно застывшие на коже, повиноваться движениям его теплых пульсирующих запястий… На небе загорелись звезды и Уилл видел, а Джим не замечал, что последние горожане уже укатили в своих теплых машинах в город: наконец, Джим едва слышно произнес: "Черт возьми…", и мистер Дак опустил свой рукав.
- Спектакль окончен. Пора ужинать. Карнавал закрылся до утра. Все разошлись. Возвращайся, "Саймон", и катайся на карусели, когда ее починят. Возьми эту карточку и можешь кататься бесплатно.
Джим, не отрывая глаз от скрывшегося под рукавом запястья, взял карточку и сунул в карман.
- Прощайте!
Джим побежал.
Уилл со всех ног бросился за ним.
Джим, мчавшийся вихрем, вдруг на мгновение оглянулся, подпрыгнул и уже второй раз за сегодняшний день исчез.
Поравнявшись с деревом, около которого пропал Джим, Уилл посмотрел вверх и увидел друга, спрятавшегося между ветвями. Уилл оглянулся. Мистер Дак и мистер Кугер стояли к ним спиной, занятые каруселью.
- Быстрей, Уилл!
- Что?
- Они увидят тебя. Лезь скорее!
Уилл подпрыгнул. Джим помог ему взобраться наверх. Старое дерево раскачивалось. В кроне завывал ветер. Джим усадил тяжело дышавшего друга на ветке рядом с собой.
- Джим, уйдем отсюда!
- Заткнись! Смотри! - прошептал Джим.
Внутри карусельного механизма что-то зазвенело и забренчало, раздалось едва различимое шипение и свист пара в трубах органа-каллиопы.
- Что там было нарисовано, Джим?
- Картинка.
- Да, но какая?
- Это было… - Джим прикрыл глаза. - Там была нарисована змея… которая… в общем, змея.
Джим упорно отводил глаза.
- Ну, ладно, не хочешь - не рассказывай.
- Я же сказал тебе, Уилл, змея. Потом я устрою, чтобы он показал ее тебе, идет?
Нет, думал Уилл, не хочу я этого.
Он посмотрел на пустую дорогу, испещренную миллиардом следов, и внезапно подумал, что сейчас гораздо ближе к полуночи, чем к полудню.
- Я иду домой…
- Конечно, Уилл, уходи. Зеркальные Лабиринты, старые учительницы, потерянные сумки с громоотводами, исчезнувшие торговцы, танцующие картинки со змеями, карусели, на которых нельзя кататься… а ты собираешься домой!? Конечно, старый дружище Уилл, прощай!
- Я… - Уилл начал спускаться с дерева и вдруг замер.
- Все ясно? - послышался голос внизу.
- Ясно! - ответил кто-то с дороги.
Мистер Дак, находившийся не более чем в пятидесяти шагах отсюда, двинулся к красному пульту управления, который стоял возле билетной кассы. Он свирепо оглядывался вокруг, и взгляд его не миновал дерева, укрывшего в своей кроне мальчиков.
Уилл крепко ухватился за сук, Джим изо всех сил вцепился в свою ветку, оба сжались и замерли.
- Запускай!
Раздался скрип, лязг, стук, высоко, а затем все ниже зазвенела, загудела медь, и карусель двинулась.
Но ведь она сломана, подумал Уилл, она же испорчена!
Он быстро посмотрел на Джима, который диким взглядом уставился в одну точку.
Карусель завертелась… да… но…
Она двигалась наоборот.
Маленький орган-каллиопа внутри карусельного механизма загрохотал своими рвущими нервы барабанами, заклацал тарелками, похожими на маленькие луны, застучал зубами кастаньет, хрипло, задыхаясь и кашляя, зарыдали его трубы, свистки и наигрывающие причудливые мелодии флейты.
Музыка, подумал Уилл, она тоже наоборот!
Мистер Дак резко повернулся, огляделся вокруг и посмотрел наверх, словно услышал мысли Уилла. Ветер с мрачным неистовством раскачивал деревья. Мистер Дак пожал плечами и отвернулся.
Пронзительно визжа и лязгая, карусель летела наоборот все быстрее и быстрее!
Тем временем огненно-рыжий мистер Кугер, который расхаживал взад-вперед по дороге, вдруг остановился под их деревом. Уилл мог запросто плюнуть ему на голову. Затем орган издал необычайно фальшивый, неистовый вопль, заставивший завыть и залаять собак всей округи; и мистер Кугер резко повернувшись побежал и прыгнул в мир крутившихся наоборот зверей, которые вперед хвостом неслись по бесконечному вращающемуся ночному пути неизвестно куда. Хлопнув рукой по медным стойкам, он бросился на сиденье, и полетел назад по кругу: с вставшими дыбом рыжими волосами, розовым лицом и пронзительными синими глазами; назад по кругу, назад по кругу под пронзительный визг музыки, которая тоже словно засасывалась назад каким-то жутким нескончаемым вдохом.
Музыка, подумал Уилл, что же это за музыка? И как мне узнать, какая она настоящая? Он покрепче уцепился за сук и попытался уловить мелодию, а потом мысленно напеть ее самому себе, чтобы разгадать. Но медные колокола и барабаны били в его грудь, перевертывали сердце так, что он чувствовал, будто самый пульс его перевернулся, кровь двинулась в обратном направлении, сотрясая упрямыми толчками все тело; он был так поражен, что рисковал упасть, и старался лишь покрепче ухватившись, удержаться на ветке и впитать в себя зрелище крутящейся наоборот машины, и мистера Дака, настороженно стоящего у рычагов управления поодаль от карусели.
Джим первый заметил, что происходит, и пихнул Уилла ногой в плечо; тот посмотрел вниз, и Джим в каком-то неистовстве кивнул на человека, сидящего на карусели, когда тот проезжал мимо по очередному кругу.
Лицо мистера Кугера таяло и уменьшалось, словно вылепленное из розового воска.
Его руки становились кукольными.
Его кости сжались под одеждой; затем и одежда уменьшилась, соответственно сократившемуся телу.
Его лицо менялось, с каждым кругом он делался все меньше и меньше.
Уилл заметил, как Джим крутит головой вслед за каруселью.
Карусель двигалась как огромное лунное видение, дрейфующее задом наперед; нелепо толклись пронзенные дротиками лошади; задыхалась в последнем удушье музыка, пока мистер Кугер, простой как тени, простой как свет, простой как время, непрерывно молодел. Он становился моложе. И моложе. И моложе.
С каждым оборотом было видно, как его тело переплавлялось, подобно тому, как горящая свеча, расплавляясь и уменьшаясь, возвращается к своему началу. Он безмятежно вглядывался в пылающие над головой созвездия, смотрел на дерево, где устроились мальчики, и с каждым новым кругом каруселей, уносящих его от них, нос Кугера становился все более вздернутым, а уши все более напоминали прелестные розовые лепестки!
И вот уже нет тех сорока лет, с которых он начал свой спиральный спуск в прошлое, мистеру Кугеру теперь было девятнадцать.
Вместе с ним маршировал вспять по кругу парад лошадей, стоек, музыки; мужчина сделался молодым человеком, молодой человек превратился в мальчика…
Мистеру Кугеру было семнадцать, шестнадцать…
Еще один и еще круг под небом и деревьями, под Уиллом и Джимом, считающим обороты; ночной воздух нагрелся до летней жары от трения блестевшей как солнце латуни, от неистового обратного полета зверей; движение это уносило восковую куклу назад и назад в молодость, в детство, омывало ее музыкой, тихими странными мелодиями до тех пор, пока все не прекратилось, не умерло в нахлынувшей тишине; орган-каллиопа закрыл свои медные трубы, железные машины умолкли; и с последним, едва слышным жалобным воем, подобным шороху последних песчинок в песочных часах, карусель покачнулась, как морская водоросль на воде, и тихо стала.
Фигурка, сидевшая в белых резных деревянных санях, была очень маленькой.
Мистеру Кугеру было двенадцать лет.
Нет, это невозможно. Уилл не мог выдавить ни слова. Нет, это совершенно невозможно. Джим тоже смотрел на бывшего мистера Кугера и молчал.
Маленькое нечто спустилось из умолкшего мира карусели вниз, его лицо было в тени, но руки, сморщенные и розовые, как у новорожденного, потянулись к тусклому свету карнавальных фонарей.
Странный мужчина-мальчик быстро посмотрел вверх, потом вниз, распространяя вокруг себя волны страха. Уилл съежился и закрыл глаза. Он почувствовал, как ужасный пристальный взгляд стрелой пропорол листья и прошел мимо. Затем маленькое нечто мягко, как кролик, сошло на пустую дорогу.
Джим первый раздвинул листья, чтобы было лучше видно.
Мистер Дак растаял в вечерней тишине.
Казалось, все случившееся так заворожило Джима, что он упал на землю. Уилл упал чуть позже, и они стояли взбудораженные, ошеломленные, потрясенные этой безмолвной пантомимой, а потом побежали в ночь, в неизвестность. Держась за руки, они бежали через луг, не упуская из виду маленькую тень, и Джим смятенно, с дрожью в голосе говорил:
- Ох, Уилл, сейчас бы домой, до чего ж есть охота… Но нельзя - мы же такое увидели! И должны увидеть еще больше! Правда?
- Боже мой, - ответил Уилл печально, - я догадываюсь, что мы увидим.
И они продолжали погоню за странным существом, которое, возможно, помогло бы им понять происходящие вокруг чудеса.
19
Когда они вышли на шоссе, за холмами догорала бледная полоска вечерней зари, и то, что они преследовали, было так далеко впереди, что показалось им бликом, который мелькнул в свете фонарей, и скрылся в темноте.
- Двадцать восемь! - удивленно выпалил Джим. - Двадцать восемь раз.
- Ты про карусель? Это точно! - Уилл кивнул. - Двадцать восемь раз она прокрутилась наоборот, я считал.
Маленькое нечто впереди оглянулось и остановилось.
Джим и Уилл быстро спрятались за деревом, чтобы странное существо не заметило их.
"Оно", думал Уилл. Почему я говорю "оно"? Если сказать "он" - это мальчик, "он" - мужчина… но… это что-то то, что изменилось, не мальчик и не мужчина, вот почему я подумал "оно".
Они миновали городскую окраину; толкнув друга локтем, Уилл сказал:
- Джим, здесь должны быть двое с этой карусели - мистер Кугер и тот другой…
- Наверное. Только я буду следить за этим!
Они бежали мимо парикмахерской. Уилл смотрел, но не видел рекламу. Он прочитал, но не понял объявление. Прочитал и тут же забыл. Он думал о своем.
- Эй! Он повернул на Калпеппер стрит! Быстрей!
Они свернули за угол.
- Он удрал!
Длинная, освещенная фонарями улица была пуста.
Листья падали на асфальт, расчерченный мелом для игры в классики.
- Уилл, на этой улице живет мисс Фоли.
- Знаю, четвертый дом, но…
Джим, засунув руки в карманы, насвистывая, не торопясь пошел по улице, Уилл рядом с ним. Подойдя к дому мисс Фоли, они посмотрели вверх.
В одном из слабо освещенных окон кто-то стоял.
Мальчик лет двенадцати, не больше.
- Уилл, - сдавленно вскрикнул Джим, - этот мальчик…
- Ее племянник?…
- Племянник, черта с два! Отвернись. Может, он умеет читать по губам. Иди помедленней. До угла и обратно. Видишь его лицо? Его глаза, Уилл! Глаза не меняются с возрастом, они одинаковые, хоть у молодого, хоть у старого, у шестилетнего или у шестидесятилетнего! Лицо мальчика, это да, но глаза мистера Кугера!
- Нет!
- Да!
Они остановились, чтобы немного успокоить бешено колотившиеся сердца.
- Нельзя стоять. - Они снова пошли. Джим, крепко сжимая руку Уилла, вел его за собой. - Ты видел глаза мистера Кугера, когда он поднял нас и хотел треснуть головами друг о дружку? Ты видел мальчишку, который спрыгнул с карусели? Когда мы прятались на дереве, он посмотрел вверх почти прямо на меня! Я точно в печку заглянул - такой жар! Я эти глаза никогда не забуду! И сейчас они там, в окне. Поворачивай обратно. Давай пойдем назад, как ни в чем не бывало… Надо предупредить мисс Фоли о том, кто прячется в ее доме, правда?
- Джим, только смотри, не напугай мисс Фоли или того, другого!
Джим не ответил. Идя рука об руку с Уиллом, он быстро взглянул на друга и подмигнул сияющими зелеными глазами.
И Уилл вдруг испытал к Джиму чувство, которое всегда появлялось у него, когда он вспоминал об одной собаке, которая была у них очень давно. Иногда эта собака, месяцами смирная и послушная, вдруг убегала неизвестно куда, несколько дней пропадала и, наконец, с трудом прихрамывала обратно, тощая, вся в репьях, воняющая болотом и отбросами; казалось, она обошла все помойки и свалки этого мира, а затем почему-то вернулась домой с умильной улыбкой на морде. Папа называл собаку Платоном, философом-пустынником, и говорил, что если бы можно было глядеть на мир ее глазами, мы узнали бы о нем все. Возвратившись, собака снова вела примерную жизнь и следовала всем образцам приличий, а затем исчезала, и все начиналось сызнова. Сейчас, идя рядом с другом, он, казалось, слышал, как Джим скулит и подвывает. Он чувствовал, как ощетинились все волоски на его теле. Он чувствовал, как настораживаются его уши, видел, как он принюхивается к темноте. Джим улавливал никому не известные запахи, слышал тиканье часов, показывавших совсем другое, не наше время. Даже язык его двигался как-то странно - он облизывал то нижнюю, то верхнюю губу, когда они опять остановились перед домом мисс Фоли.
В окне никого не было.
- Сейчас поднимусь и позвоню, - сказал Джим.
- Неужели ты хочешь встретиться с ним лицом к лицу?
- Мы должны проверить, разве нет? Пожать ему лапу, поглядеть в его глаза, и если это он…