- Да и хуй с ним, - сказал Кавуто. - Рыжие ниндзя, щас.
Четыре утра. Джоди смотрела, как неоновые вывески пивных брызжут цветом на мокрые от ночной влаги тротуары Полк-стрит. Улица была пуста, поэтому Джоди для развлечения играла в рецепторные игры - закрывала глаза и прислушивалась к мягкому шороху своих кроссовок, что отдавался на ходу от стен. Если сосредоточиться, можно было и несколько кварталов так пройти - не открывая глаз, ориентируясь лишь на слух по щелчкам светофоров на перекрестках и ощущая почти неуловимые перемены ветра из боковых улиц. А подозревая, что сейчас с чем-нибудь столкнется, Джоди могла шаркать ногами - тогда звук лепил у нее в уме грубые очертания стен, столбов и проводов вокруг. Если постоять так неподвижно, можно всю карту Города представить - звуки рисовали контуры, а запахи их раскрашивали.
Она слушала рыболовные суденышки, чьи двигатели урчали вхолостую у пирсов в миле от нее, когда раздались шаги. Джоди открыла глаза. Из-за угла в паре кварталов впереди вывернула одинокая фигура. Человек брел по Полку, опустив голову. Джоди шагнула в дверной проем русского ресторана. От человека черными волнами расплывалась печаль.
Звали его Филип, для друзей - Филли. Ему было двадцать три. Вырос в Джорджии, а в Город сбежал в шестнадцать, чтобы не притворяться тем, кем на самом деле не был. В Город он сбежал, чтобы обрести любовь. После перепихонов с мужчинами постарше и побогаче, после баров и бань, после того, как понял, что он не урод, есть и другие, кто на него похож, после того, как остатки смятения и стыда осели, словно красная пыль Джорджии, любовь он обрел.
С возлюбленным они жили в студии, в районе Кастро. И в той же студии, сидя на краешке прокатной больничной койки, он набрал в шприц морфия и ввел своему возлюбленному. И остался сидеть рядом, держа его за руку, пока он не умер. Потом убрал подкладные судна, капельницу и машинку, которая отсасывала жидкость из легких его возлюбленного, и выбросил на свалку. Хотя врачи выбрасывать не велели - сказали, пригодится.
Возлюбленного Филли похоронили утром. Сняли вышитый квадрат материи, которой накрывали гроб, сложили и вручили ему - как флаг вдове солдата. Он похранит его немножко, а потом его подошьют к лоскутному одеялу. Сейчас этот кусок ткани лежал у него в кармане.
Волосы у него выпали после химиотерапии. В легких болело, ноги ломило; саркомы, усеявшие все его тело, хуже всего были на ногах и на лице. У него ныли все суставы, пища не задерживалась внутри, но ходить он по-прежнему мог. И он шел.
Он шел по Полк-стрит, опустив голову, в четыре утра, потому что еще мог идти. Он по-прежнему мог идти.
Когда он поравнялся с дверями русского ресторана, Джоди заступила ему дорогу. Он остановился и посмотрел на нее.
Где-то в самой глубине, понял он, у него еще сохранилась улыбка.
- Ты Ангел Смерти? - спросил он.
- Да, - ответила она.
- Рад тебя видеть, - сказал Филли.
Она раскрыла ему объятия.
ГЛАВА 21
Ангельская пыль
Кузов пикапа Саймона был набит промоченными пивом Животными, которые наслаждались утренним туманом и делились домыслами касаемо семейного положения новенькой кассирши. Придя на работу, она улыбнулась Томми, и все Животные впали в психосексуальное неистовство.
- Да ее через весь магаз как две подлодки на буксире тащили, - сказал Саймон.
- Сиськи знатные, - сказал Трой Ли. - Сиськи просто высшей лиги.
Томми поинтересовался:
- Неужели вы не видите в женщине ничего, кроме С и Ж?
- Не-а, - ответил Трой.
- Фигушки, - ответил Саймон.
- Сказано парнем, с которым живет подруга, - отозвался Хлёст.
- Ну, - подтвердил Саймон. - А почему это мы никогда не видим тебя с женщинкой?
- Чайка! - крикнул Барри.
Саймон выхватил из-под брезента помповое ружье, прицелился в пролетавшую чайку и выстрелил.
- Опять мазила! - крикнул Барри.
- Всех не перестреляешь, Саймон, - сказал Томми, у которого от выстрела звенело в ушах. - А чего ты себе кузов на ночь не накрываешь?
Саймон ответил:
- За двадцать слоев ручной лакировки платишь не для того, чтобы ее накрывать.
Ружье опять нырнуло под брезент, а в дверях показался управляющий.
- Что это было? Что? - Он неистово озирал всю парковку, словно и впрямь рассчитывал увидеть кого-нибудь с ружьем.
- Выхлоп, - сказал Саймон.
Управляющий поискал глазами автомобиль-нарушитель.
- Они к Марине поехали, - сообщил Томми.
- Сразу мне сообщите, если поедут обратно, - сказал управляющий. - У нас в Городе шуметь запрещается. - Он повернулся уходить.
- Эй, босс, - окликнул его Саймон. - Новая девчонка - ее как зовут?
- Мара, - ответил управляющий. - И вы, ребята, лучше ее не трогайте. Ей и так недавно пришлось несладко.
- Не замужем? - уточнил Трой.
- Руки прочь, - сказал управляющий. - Я не шучу. Несколько месяцев назад она потеряла ребенка.
- Есть, босс, - хором сказали Животные. Управляющий зашел в магазин.
Саймон вырвал банку пива из пластиковой оплетки. Другую протянул Томми.
- Неустрашимый Вождь, еще варева?
- Нет, мне домой пора.
- Мне тоже, - сказал Саймон. - Надо со зверя птичье говно счищать. Тебя подвезти?
- Конечно, а через Чайна-таун можем? Хотел Джоди кое-что захватить.
Саймон покачал головой.
- Беспокоишь ты меня, сын. Мужчин, как известно, пизда поглощала без остатка. - Он допил пиво и смял банку. - Вон из кузова, девочки, - нам с Вождем пора за тампонами.
- Пли! - скомандовал Трой.
В воздух взметнулось полдюжины пивных банок. Из-под брезента выскочило ружье, и Саймон шарахнул из него дважды. Банки просыпались на парковку без потерь. Ружье скрылось под брезентом. Из дверей вылетел управляющий.
Саймон сказал:
- Я успел заметить, босс. Бледно-голубая "Нова" 72-го года с чучелом морской свинки на антенне. Можете звонить.
У Джоди все руки были в жирном прахе - останках Филли. Тело разложилось в пыль всего через несколько секунд после того, как она допила. Осталась лишь кучка пустой одежды. Немного посмотрев на нее, Джоди стряхнула первый шок, собрала тряпки в комок и понесла в ближайший переулок.
Приток новой крови бурлил у нее во всем теле, словно ее накачали эспрессо из брандспойта. Джоди привалилась к мусорному контейнеру, прижимая одежду к груди, как выданное полицией одеяло после большой аварии. Переулок кренился у нее перед глазами - затем выправился, затем снова закружился. Джоди подумала, что сейчас ее вырвет.
Когда переулок перестал двигаться, она порылась в одежде, нашла бумажник. Открыла, вынула содержимое. Этот ком тряпья когда-то был человеком; "Филип Бёрнз", - гласили водительские права. С собой он носил заломленные по краям фотографии друзей, библиотечную карточку, квитанцию из химчистки, банковскую карточку и пятьдесят шесть долларов. Филип Бёрнз в удобной переносной упаковке. Джоди положила бумажник себе в карман, одежду выкинула в контейнер, потом вытерла руки о джинсы и вывалилась из переулка.
"Я убила человека, - подумала она. - Боже мой, я убила человека. Что мне теперь чувствовать?"
Она шла квартал за кварталом, не глядя, куда идет, но слушая ритм своих шагов, что пробивался из-под рева свежей крови в голове. Филли набился ей в кроссовки, она села на бордюр и вытряхнула его.
"Что это? - подумала она. - Это ничто. Перед тем как стать вампиром, я такой не была. Что же это такое? Невозможно же. Это не человек. Человек не может за пару секунд обратиться в прах. Что это такое?"
Джоди сняла носки и тоже их вытряхнула.
"Какое-то блядское волшебство, - подумала она. - Про это не написано в книжках Томми. С таким не поэкспериментируешь в ванной. Это неестественно, и чем бы я ни была, это тоже неестественно. Вампир - волшебство, не наука. И если так случается всякий раз, когда вампир убивает, как же полиция находит трупы? Почему у меня в морозилке этот дядька?"
Джоди надела носки, обулась и двинулась дальше. Светало, и она прибавила шагу, посмотрела на часы - и побежала. У нее вошло в привычку проверять по календарю время восхода каждое утро, чтобы рассвет не застал ее далеко от дома. За пять лет в Городе она выучила улицы, но если тут бегать, нужно понимать все про переулки и задворки. Нельзя, чтобы видели, насколько быстро она движется.
На бегу в голове у Джоди звучал голос. Ее собственный, однако - не ее. То был голос, не выражавший словами то, что ей сообщали чувства, однако Джоди его понимала. То был голос, который велел ей прятаться от света, защищаться, драться или драпать. Вампирский голос.
- Убивать - твоя суть, - говорил вампирский голос.
Но человеческое в ней восставало.
- Нет! Я не хотела его убивать.
- Ну его на хуй. Все так, как должно быть. Его жизнь - наша. Тебе же от этого хорошо, правда?
Джоди перестала сопротивляться. Ей и впрямь было хорошо. Она отпихнула в сторону человеческое в себе, и всю ее захватил хищник. Она побежала наперегонки с солнцем спасать свою жизнь.
Ник Кавуто расхаживал вокруг мелового контура тела так, словно примеривался сыграть с трупом в насильственные классики.
- Знаешь, - сказал он, глядя на Риверу, пытавшегося не пустить журналиста за желтую ленту вокруг места преступления, - этот парень меня злит.
Ривера извинился и отошел от журналиста к напарнику и трупу.
- Ник, ты бы потише? - прошептал он.
- Этот жмур мне жизнь осложняет, - сказал Кавуто. - Я бы предложил его пристрелить и отобрать бумажник. Простая огнестрельная рана, мотив - ограбление.
- У него не было бумажника, - сказал Ривера.
- Вот видишь - ограбили. Серьезная потеря крови от огнестрельного ранения, а шею сломал, когда упал на землю.
Журналист навострил уши.
- Так это было ограбление?
Кавуто зыркнул на него и положил руку на свой "тридцать восьмой".
- Ривера, что скажешь насчет убийства-самоубийства? Вон тот писака грохнул этого парня, а потом застрелился сам? Дело закрыто, можно идти завтракать.
Журналист попятился от желтой ленты.
К трупу подступили два помощника криминалиста - они толкали каталку с мешком для трупов.
- Вы тут закончили, ребята? - спросил один у Кавуто.
- Ну, - кивнул тот. - Увозите.
Криминалисты расправили мешок и погрузили на него тело.
- Эй, инспектор, а книжку будете приобщать?
- Какую еще книжку? - Ривера развернулся к ним. На меловой черте вместо трупа теперь лежала книга в бумажной обложке - Керуак, "На дороге". Ривера натянул белые нитяные перчатки и вытащил из кармана пиджака пакетик для улик. - Вот, пожалуйста, Ник. Парень был читатель-лихач. Свернул себе шею на особо глубокомысленном абзаце.
Джоди мельком глянула на неуклонно светлеющее небо и перешла на рысь. До дома оставался всего квартал - она успеет задолго до восхода. Джоди перепрыгнула мусорный контейнер - просто так, - затем поскакала по груде наваленных ящиков, как полузащитник сквозь поверженных игроков противника. Прилив свежей крови сделал ее сильнее, быстрее, проворнее в ногах, тело ее двигалось, уворачивалось от преград и скакало само по себе - без единой мысли, сплошь идеальное равновесие и плавное движение.
Спортсменкой она никогда не была. Играть в мяч ее звали последней, по физкультуре твердая тройка, а стать черлидером она могла бы только в какой-нибудь другой жизни - не той, где она застенчива, где у нее заплетаются ноги, а чувство ритма - как у типичного продукта кровосмешения арийцев. Теперь же Джоди наслаждалась всяким движением и своей силой, даже когда инстинкты вопили, чтобы она пряталась от света.
Голоса полицейских она услышала, еще не видя синих и красных мигалок на их машинах - лишь отсветы мигали на стенах переулка. Страх сжал ей мышцы, и Джоди чуть не упала на бегу.
Она осторожно прокралась вперед и увидела полицейские машины и фургон криминалистов. Все они стояли прямо перед ее домом. По улице бродили полицейские и репортеры. Джоди глянула на часы и отступила в переулок. До восхода пять минут.
Она огляделась - где бы спрятаться. Мусорный контейнер, несколько крупных мусорных баков, три стальные двери с массивными замками и подвальное окно, забранное железной решеткой. Она подбежала к окну и подергала за прутья. Немного подались. Взгляд на часы. Две минуты. Джоди уперлась ногами в кирпичную стену и потянула прутья на себя. Ржавые болты решетки полезли из штукатурки, и прутья сдвинулись еще на полдюйма. Джоди попробовала заглянуть в окно, однако все стекло с проволочной арматурой было в грязи веков. Она опять дернула за прутья, те возмущенно заскрипели - и вырвались из стены. Джоди выронила решетку и отступила выбить ногой стекло - но услышала, как за ним кто-то шевельнулся.
Боже мой, внутри кто-то есть!
Она обернулась к контейнеру - в пятидесяти шагах. Глянула на часы. Если не спешат, солнце уже взошло. Она…
У нее за спиной стекло разлетелось вдребезги. Из окна выметнулись руки, схватили ее за лодыжки и втащили ее внутрь в тот миг, когда она отключилась.
- Эти черепахи дефективные, - сказал Саймон.
- Нормальные они, Саймон, - сказал Томми.
Они были в Чайна-тауне - Томми там пытался купить в рыбной лавке у старого китайца в резиновом фартуке и сапогах парочку крупных каймановых черепах.
- Целепах не знай! - упорствовал старик. - Пелвы солт целепах. Ты нихела не знай.
Черепахи сидели в оранжевых ящиках, чтоб не дергались. Старик их поливал из шланга, не то обсохнут.
- А я вам говорю, дефективные, - упорствовал Саймон. - У них глаза остекленели. Эти черепахи обдолбаны.
Томми сказал:
- Да ладно, Саймон, нормальные они.
Саймон повернулся к Томми и прошептал:
- С этими ребятами нужно торговаться. Иначе тебя не будут уважать.
- Целепах не обдолбан, - сказал старик. - Хоцесь целепах - плати солок доллал.
Саймон сдвинул на затылок черный "стетсон" и вздохнул.
- Слушай, Прыг Скок, ты ведь в тюрьму можешь сесть за то, что торгуешь обдолбанными черепахами.
- Не обдолбан. На хуй иди, ковбой. Солок доллал или посёл вон.
- Двадцать.
- Тлидцать.
- Двадцать пять и почистишь.
- Нет, - сказал Томми. - Я их хочу живыми.
Саймон глянул на Томми так, будто тот перднул неоном.
- Я тут договориться пытаюсь.
- Тлидцать, - сказал старик. - Как есть.
- Двадцать семь, - сказал Саймон.
- Двадцать восемь или иди домой, - сказал старик.
Саймон повернулся к Томми:
- Дай ему денег.
Томми отсчитал купюры и вручил старику, который их пересчитал и сложил в резиновый фартук.
- Твой длуг ковбой не знай целепах.
- Спасибо, - сказал Томми. Они с Саймоном взяли по ящику и загрузили в кузов пикапа.
Забираясь в кабину, Саймон сказал:
- Надо учиться базлать с этими ебилами. Они оборзели с тех пор, как мы по ним дерябнули бомбой.
- Мы японцев дерябнули, Саймон, не китайцев.
- Без разницы. Надо было заставить его их почистить.
- Нет, я хочу их Джоди живыми подарить.
- Могёшь девушку очаровать, Флад. Многие на твоем месте заплатили б выкуп цветами и конфетами.
- Выкуп?
- Она же держит твой блудень в заложниках, нет?
- Нет, я ей просто хотел подарок купить - из лучших чувств.
Саймон тяжко вздохнул и потер переносицу, словно отгонял головную боль.
- Сын, нам надо поговорить.
У Саймона имелись четкие представления о том, как обращаться с женщинами, и пока они ехали в ЮМУ, он красноречиво разглагольствовал на эту тему, а Томми слушал и думал: "Если б о Саймоне знали, его бы избрали Кошмаром "Космо" на следующие десять лет".
- Видишь ли, - говорил Саймон, - в детстве, когда я рос в Техасе, мы гуляли, бывало, по бахче и пинали арбузы на ходу. Пока не натыкались на спелый - от пинка он разваливался. Тогда мы выедали из него всю сердцевину и переходили к следующему. Вот так и с женщинами надо, Флад.
- Как? Пинать их, как арбузы?
- Точно. Возьмем, к примеру, новую кассиршу. Она тебя хочет, парень. Но ты себе думаешь: у меня своя дома есть, эта мне без надобности. Так?
- Так, - сказал Томми.
- Не так. Дома у тебя та, которой подарки покупаешь, говоришь что-нибудь приятное, ходишь по дому на цыпочках, чтоб ее не потревожить, и вообще ведешь себя, как бесхребетный раб своего блудня. А стоит тебе эту новую кассиршу завалить, как у тебя появится очко против своей старухи. Ты делаешь, что хочешь, когда хочешь, а если она станет злиться и тебе не давать, всегда можешь вернуться к кассирше. Старушке твоей тогда придется чуть больше попыхтеть. Это конкуренция. Спрос и предложение. Боже, благослови Америку, это капитализм блудня.
- Я потерял нить. Я думал, это как арбузы выращивать.
- Без разницы. Смысл в том, что ты тряпка, Флад. А если ты тряпка, ты себя не уважаешь. И жить тебе не прикольно. - Саймон свернул на улицу Томми и затормозил у тротуара. - Тут что-то не так.
Перед домом стояло четыре полицейские машины, фургон криминалистов отъезжал.
- Обожди тут, - сказал Томми. Вылез из грузовичка и пошел к полицейским. Востролицый латинос в костюме встретил Томми на полдороге. На поясе у него висел раскрытый бумажник с бляхой, а в руке он держал пластиковый пакет. Внутри Томми разглядел зачитанный томик "На дороге". Кофейные пятна на обложке он узнал.
- Улица перекрыта, сэр, - сказал полицейский. - Расследуется преступление.
- Но я тут живу, - сказал Томми, показывая на окна студии.
- Вот как, - произнес полицейский, вздев бровь. - И откуда возвращаетесь?
- Чё за хуйня тут у вас, панчо? - раздался из-за спины Томми голос Саймона. - У меня в кузове черепахи дохнут, не весь день же мне тут стоять.
- Ох господи, - сказал Томми и весь сник.
ГЛАВА 22
Кивок королеве проклятых
Убедить полицию, что на самом деле Томми провел всю ночь на работе и ничего не видел, заняло пять минут. Разговаривал преимущественно Саймон. Томми его книга в руках у полицейского так шокировала, что он не мог подобрать ответы даже на простейшие вопросы. Однако ему удалось убедить следователя, что его ступор вызван трупом, найденным, считайте, на самом пороге квартиры. Иногда полезно разыгрывать образ "Я только что свалился с грузовика репы из Индианы".
Черепах они затащили по лестнице и поставили на пол в кухонном углу.
- Где женщинка? - спросил Саймон, пожирая глазами огромную морозильную камеру.
- Наверно, спит еще, - ответил Томми. - Возьми себе пива в холодильнике. Я схожу посмотрю.
Томми приоткрыл дверь спальни и, проскользнув внутрь, аккуратно прикрыл ее за собой. Подумал: Саймона сюда пускать нельзя. Он захочет, чтобы Джоди встала и…
На кровати никого не было.
Томми заскочил в ванную и посмотрел в ванну: может, рассвет застал Джоди в ней. Но ванна была пуста, если не считать кольца ржавчины. Томми заглянул под кровать, нашел там лишь старый носок, потом распахнул дверь встроенного гардероба и сдвинул вбок одежду. В горле забурлила паника - и выплеснулась криком:
- Нет!
- Ты там как? - спросил из кухни Саймон.
- Ее тут нет!
Саймон открыл дверь.