* * *
…Два последних дня перед прыжком омрачились тем, что в пределах видимости обнаружилось звено патрульных кораблей Брюса - а значит, где-то рядом болтался и прыжковый корабль-матка. "Паломник" не переменил курса, лишь усилил тягу, стремясь как можно быстрее достичь дискретной зоны. Корабли Брюса не преследовали его и не требовали лечь в дрейф, держась чуть сзади и идя параллельным курсом.
- Знают, с кем дело имеют, - процедил сквозь зубы капитан Хару.
- Или мы свистим на всех парах прямиком к их мамочке, - сказал Вальдер.
- Не менять же курс.
- А почему? - спросила леди Констанс.
- А потому что это сразу же их насторожит. Здесь ничье пространство и они не имеют права нас тормознуть для досмотра. Так что нам дергаться незачем. А они знают, что если они заставят нас подергаться - мы, например, можем левиафана на них спустить.
- Если они откуда-то знают о вас, леди Констанс, это их не остановит, - сказал Майлз, и Дик вспомнил, что Бет подозревала Мориту в шпионаже в пользу Брюса.
Однако все обошлось. Патрульные корабли отстали, и "Паломник" без помех подошел к дискретной зоне - и в свой час Дик лег в пилотское кресло.
Пока он молился, наношлем запускал тоненькие, тоньше волоса и нерва, щупы сквозь кожу и кости черепа, сквозь ткань мозга к тем центрам, которые отвечают за восприятие, отнимал у него все ощущения, отсекая органы чувств - зрение, слух, осязание и обоняние, чувство веса и собственного тела; оставляя его глухим, слепым и парализованным, полностью переключая на себя вегетативную нервную систему - чтобы мятущееся сознание в черной пустоте без помех собралось в крохотную пылающую точку.
В состоянии сенсорного голода человек впадает в панику. Отсутствие сигналов от тела мозг воспринимает как смерть тела, и ужас - безотчетная попытка восстановить утраченный контроль: ощутить участившееся сердцебиение, дрожь в членах, напряжение раздувающихся легких. Обычного человека эта паника может свести с ума и даже убить…
Пилот же вырывается из-под сводов своего черепа. Таинственное шестое чувство, обычно подавленное пятью другими, расправляет крылья. "Господь позволяет нам смотреть в свое чердачное окошко, сынок", - говорил капитан Хару, и был прав. Пилот, отрезанный от себя и от мира, данного в обычных ощущениях, чувствует себя как Господь в первый день творения, когда все кругом пусто и безвидно, и лишь дух носится над мрачными водами Ничто. Пилот проникает в самую суть, улавливает глубочайшие и крепчайшие связи, которые стягивают мироздание воедино, и видит те места, где эти связи слабы, где их почти совсем нет.
Это и есть дискретные зоны. Дальше уже - дело техники: наношлем перехватывает импульсы с пилотского мозга и направляет корабль в пустоты времени и пространства. Самая распространенная гипотеза относительно того, как все это происходит, гласит, что неким особенным органом пилот чувствует гравитационные взаимодействия - не тяжесть, как все люди, нет, - а именно взаимодействия, пронизывающие и переплетающие Вселенную. Пилот чувствует их, как птица - магнитное поле, и по ним ориентирует корабль.
Словами это описать невозможно. Ни Дик, ни другие пилоты не ощущали дискретные зоны и непрерывные зоны как магнитные поля или что-то вроде. Вообще, никакие два пилота не ощущали это одинаково. Мозг, отчаянно пытающийся из себя самого добыть чувства, порождал галлюцинации, яркие и разные, у каждого свои. Ученые давно оставили попытки напрямую связать эти галлюцинации и проходческие способности пилота. Ничего доподлинно сказать было нельзя, кроме одного: так или иначе все пилоты-люди делились на три класса. Первые - их было большинство - будучи один раз инициированы товарищем-пилотом в "связке", как Дик и Майлз, сцепленные через сантор, могли потом повторить путь, по которому прошли - и только. Другие ощущали Вселенную шире и дальше вокруг себя, и улавливали внешние ориентиры - импульсные маяки - которые ассоциировали с ориентирами на звездных картах. Они могли "прыгать" на короткие расстояния от маяка к маяку. И третьи - пилоты высочайшего класса - были способны пролагать путь даже без этих ориентиров, настраиваясь на ритмы и импульсы далеких Галактик.
Дик и Майлз были из их числа, из касты пилотов первого, наивысшего класса, капитан Хару принадлежал ко второму. Третьему классу в левиафаннерах делать было нечего. Уже исследованные сектора пространства не годились для охоты - левиафаны не любят больших скоплений массы, их тянет в межгалактическое пространство, зарождаясь где-то у Ядра, они неуклонно стремятся на периферию. В рукаве галактики левиафана можно встретить только случайно…
…Это и произошло.
Погрузившись в нирвану бесчувствия, Дик уже давно не паниковал - привычка делала свое дело. Он ждал и сосредоточивался в молчании своих мыслей. Прошло какое-то время - в его безвидном мире это могли быть часы или годы, а там, снаружи, он знал - секунды - и он отыскал в темноте Майлза, нащупал его мощное "я", похожее на темную звезду, и прилепился к нему. Сознание начало улавливать что-то извне и превращать в образы - Для Дика это была хрустальная пещера, похожая и на калейдоскоп, и на лабиринт одновременно. Замысловатые переходы соединяли бесчисленное количество залов, пронизанных разноцветным сиянием, и от их бесконечности и простора было так же страшно, как от бесконечности и тесноты переходов. И сейчас он висел на широких, надежных плечах Майлза, вбивающего когти-нэкодэ в кристально чистый лед. Он видел над собою свод очередной пещеры - но то оказалась не пещера, а горизонтальный коридор, который сворачивал из стороны в сторону, потом пошел под уклон - а под конец они уже неслись, как на салазках, вылетая на стены на виражах, и Майлз тормозил когтями, так что летели искры, а Дик считал повороты и запоминал ориентиры, доверяясь не зрению (он же знал, что это галлюцинация), а чувству направления и места.
И, вылетев в новый большой зал, пронизанный лучами нездешнего света, они увидели меж темных колонн - Зверя, созданного из огня и алмаза. От него исходила сила, и Дик задохнулся восхищенно - прежде он никогда не чувствовал левиафана в межпространстве. И когда поток силы, исходящий от дивного создания Божия, погасил сознание мальчика, наношлем запустил программу пробуждения.
Дик пришел в себя под восхищенную ругань капитана - мокрый и дрожащий, как всегда после прыжка, до предела выжатый. Он повернул голову, нашел губами трубку и отхлебнул кисло-сладкого, терпкого энерджиста.
- Красавец, - вздохнул капитан Хару. - Ах, жалость какая…
Дик посмотрел теперь на экран - и увидел…
Он уже не раз их видел и знал, что они прекрасны даже вдалеке, но этот был каким-то особенным.
- Светимость раза в полтора больше обычной, - сказал Джез себе под нос.
- А шлейфа нет, - добавил капитан. - Послушай, Болтон: он стоит! Святым Патриком клянусь: стоит на месте!
Обычно левиафан похож на здоровенную комету. Он постоянно светится, потому что попадающие в него частицы все время аннигилируют с античастицами, и "голова" левиафана кажется сотканной из блесток - это называется "корона". А "хвост" - это увлекаемые притяжением левиафана сгустки пыли и газа - они тоже то и дело аннигилируют с античастицами, вырвавшимися за пределы "короны", и мерцающее облако тянется за левиафаном как многокилометровый шлейф.
А этот левиафан и вправду был особенным. Шлейф отсутствовал, зато сверкающее "тело" окружал широким двойным кольцом радужный венец, какой бывает вокруг солнца в морозный день Круги его не были концентрическими, они скорее походил на сложенную вдвое восьмерку…
- Это нечто особенное, - сказал Майлз. - Поглядите: он словно постоянно выворачивается наружу у полюсов, причем дважды.
- Нет, но чего он тут торчит? - в изумлении проговорил Джез. - В двух шагах звезда, причем будь здоров звезда, плотность что надо. Он должен от нее свистеть аж пыль столбом. А вот не свистит.
- Может, лорд Августин знает, в чем дело? - предположил Дик.
- А позовем его сюда! - капитан повернулся в кресле и одобрительно хлопнул мальчика по плечу. - Всяко ему будет интересно посмотреть.
Недолго думая, он вызвал лорда Августина через сантор.
- Сэр, хотите посмотреть на левиафана, которого сроду еще не видали?
- Сэр, я сроду не видал еще ни одного иначе как на снимках, - раздался голос лорда Гуса из динамика.
- Такого вы и на снимках не видели, я ручаюсь.
- Иду.
Надо отдать лорду Гусу должное - он был меньше чем через минуту.
- Вот здесь, - капитан ткнул в экран. Изображение левиафана было с ноготь, но лорд Гус оценил.
- Можно увеличить? - спросил он.
- Можно, - капитан дал тысячекратное увеличение. Изображение сделалось большим и несколько расплывчатым.
- Уникально, - покачал головой лорд Гус. - Насколько я понимаю, статичное положение нехарактерно для блуждающих скоплений антиматерии в этой части Вселенной, вблизи от объектов большой массы… Возможно, наблюдение за этим скоплением позволит пролить свет на некоторые вопросы, до сих пор не разрешенные никем - например, где зарождаются эти скопления… Кое-кто высказывал версии о происхождении левиафанов из звезд, которые якобы схлопываются в черные дыры… Этакий замшелый бред! Но теперь - то у нас есть чем утереть им нос, сэр! Нельзя ли мне скопировать данные корабельного сантора?
- Конечно, конечно, - капитан заметно погрустнел, и Дик знал, почему.
- А подойти к нему поближе и сделать кое-какие замеры? - лорд Августин даже дыхание затаил, ожидая ответа.
- Вот это вряд ли, - с тяжеленным вздохом ответил капитан Хару.
- Да почему же?
- Потому, сэр, что это потребует отклонения от курса и займет не меньше трех суток. А мы и так потеряли неделю из-за гемов.
- Э-э-э… - сказал лорд Августин. - А если Констанс согласится?
Дик приподнялся на локте и посмотрел на капитана, потом на лорда Гуса, потом опять на капитана. Лорд Гус, похоже, не понимал, что делает с мастером Хару. Спросить у него - можно ли подрулить к левиафану - это все равно что спрашивать у смертельно изголодавшегося человека, можно ли подрулить поближе к блюду с жарким и сделать там несколько замеров.
- Если согласится, тогда и будем говорить, - буркнул капитан Хару.
- Насколько я понимаю, расчет нового курса начнется сейчас? - лорд Августин аж слегка задыхался.
- Правильно понимаете, - сказал капитан.
- Тогда нужно как можно быстрее договориться с Констанс, пока вы еще не начали?
- Угу, - мрачно сказал капитан.
- Так я побежал! - и лорд Августин испарился. На свой лад он разделял любовь капитана к "блуждающим скоплениям антиматерии", и в этой сфере действовал и решал быстро - не то что в остальных.
- Дик, ты свободен, - сказал капитан. - Иди отдыхать. Майлз, я тебя прошу задержаться пока лорд Гус вернется. А то он другой раз как начнет сыпать учеными словечками - так все равно что на ханьском разговаривает… А я дураком себя чувствую, мне неловко…
* * *
- Это не опасно? - спросила Констанс.
Она выбрала Дика мишенью этих расспросов, потому что Дик почти совсем не умел врать. То есть, когда он пытался врать, было видно напряженное, почти мучительное усилие.
- Ну, как вам сказать, миледи… Это, в общем, всегда опасно…
- Но насколько опасно? Более опасно, чем обычно?
- Не знаю, миледи. Я еще ни разу не видел стоячего левиафана. Никто из нас не видел.
Констанс кусала губы. Она уже немного сожалела о том, что позволила капитану охоту. Когда она вошла в рубку и увидела это диво на экране, а потом - поникшие плечи капитана, раздавленного сознанием того, что придется пройти мимо добычи и смириться с репутацией неудачника, старика, который вышел в тираж, покориться судьбе и отойти от тайны, даже не прикоснувшись…
Тогда ей казалось, что охоту стоило разрешить хотя бы ради того, чтобы увидеть, как этот крепкий человек оживает на глазах, распрямляется, словно в его жилы влили новую кровь. Сейчас она сомневалась в этом.
Ощущала ли азарт она сама? Да, несомненно. И именно поэтому не хотела доверять азарту. Внутренний голос нашептывал ей, что она еще ни разу в жизни не видела - и если не сейчас, то вообще никогда не увидит! - того, на чем зиждется доминион Мак-Интайр: охоту на левиафанов. Но - теперь, на неподготовленном корабле с неполной командой? Она высказала свои сомнения Дику - именно ему, потому что он, кажется, меньше всего был заражен всеобщим энтузиазмом. А еще потому, что он плохо умел врать.
- Понимаете, миледи, это всегда безнеопасно… - сказал юноша.
- Небезопасно, - поправила она. - Если в слове два отрицания, то "не" идет первым: небезопасно, небессмысленно, небесспорно…
Дик старательно вывел это стилом на сенсорной панели терминала и нажал "ввод". Потом продолжил:
- Конечно, лучше загонять левиафана с полной командой на трех вельботах. Чтобы люди были на всех трех силовых установках и батареи менялись вовремя… Но левиафан - тварь глупая, а лорд Августин считает, что и вовсе неразумная. Поэтому может статься, что нам повезет и мы загоним его быстро, так что даже он не успеет ни разу плюнуть. А если и успеет, то батареи выдержат.
- А если он успеет… как это вы называете - плюнуть? - во второй раз.
- Тогда мы просто уйдем. А он не будет преследовать - они никогда не преследуют. Капитан - очень хороший драйвер, миледи, и Джез тоже.
- Ладно, займемся развитием речи, - вздохнула Констанс.
У Дика были сложности в основном не с письменным, а с разговорным гэльским, поэтому она старалась побольше с ним говорить.
- Что ты считаешь сейчас?
- "Апологию Сократа", - сказал Дик. - Правда, медленно очень идет, потому что у меня мало времени. Но я все равно стараюсь читать везде, где есть время, и визор у меня всегда с собой.
"Мало времени" - еще одна головная боль, - подумала Констанс. Капитан Хару погорячился, отстраняя Мориту от обязанностей повара и бортмеха - конечно, большую долю работы бортмеханика могли исполнять рабочие гемы, но все равно кто-то должен был показать им, что и как, и время от времени проверять. Это делали Вальдер и Дик, но теперь Вальдер готовил вельботы, снова и снова перепроверяя их исправность и регулируя все системы - от двигателей до батарей силового поля.
- Я поговорю с капитаном, - сказала она. - Дик, если ты хочешь отдохнуть… почитать… У нас есть еще двадцать минут, отведенных на урок - оставайся здесь просто так. Я не хочу мучить тебя разговорами о Сократе.
- Спасибо, миледи, - Дик с готовностью надвинул визор на глаза и откинулся на стену.
* * *
Левиафан был так прекрасен, что дух захватывало. Наверное, подумала Констанс, Иезекииль видел нечто подобное - во всяком случае, чтобы описать движения в "короне" левиафана, она не находила слов, кроме слов Пророка: "Вид колес и устроение их - как вид топаза, и подобие у всех четырех одно; и по виду их и по устроению их казалось, будто колесо находилось в колесе. Когда они шли, шли на четыре свои стороны; во время шествия не оборачивались". Действительно, казалось, что обе "короны", и внутренняя, и внешняя, движутся, непрерывно расширяясь и сверкая - и вместе с тем они оставались на месте.
Левиафан был огромен, сейчас он занимал почти половину кругового экрана. С трудом верилось, что столь огромное создание можно загнать в пространство между силовыми мачтами корабля, а тем паче - в "бутылку", кокон силового поля. Сейчас "Паломник" описывал широкие круги в отдалении - чтобы Гус мог вдоволь наделать снимков и замеров. Два вельбота были готовы к охоте, на первом шли Аникст и Болтон, на втором - капитан Хару и Майлз. Сейчас все находились в рубке - а еще там были Констанс и Гус, и через минуту вошел Дик, хмурый от того, что его не берут на охоту.
- Любуетесь нашим красавцем, миледи? - спросил капитан. - Любуйтесь сейчас. Еще часика два - и им уже не полюбуешься.
Дик поставил в зажимы поднос с подогретым сакэ и семью чашечками. Разлил напиток и шагнул чуть в сторону, чтобы каждый мог спокойно взять свою долю.
Первым чашку взял капитан, и протянул ее Констанс, вторую он дал Гусу, за ним чашки разобрали остальные охотники. Дик взял свою последним.
- Ну, попросим Божьей помощи в нашем деле, - сказал капитан. - Майлз, начинай: у тебя память лучше моей.
- Можешь ли ты удою вытащить левиафана и веревкою схватить за язык его? - начал шеэд. - Вденешь ли кольцо в ноздри его? Проколешь ли иглою челюсть его? Будет ли он много умолять тебя и будет ли говорить с тобою кротко?
Майлз умолк и кивнул капитану Хару. Тот продолжил:
- Сделает ли он договор с тобою, и возьмешь ли его навсегда себе в рабы? Станешь ли забавляться им, как птичкою, и свяжешь ли его для девочек твоих? будут ли продавать его товарищи ловли, разделят ли его между Хананейскими купцами?
Он кивнул Джезу, передавая ему речь - весь этот отрывок из книги Иова команда знала наизусть.
- Можешь ли пронзить кожу его копьем и голову его рыбачьею острогою? Клади на него руку твою, и помни о борьбе: вперед не будешь, - Болтон широко улыбнулся: сколько раз он произносил эти слова перед тем, как выйти на левиафана? - Надежда тщетна: не упадешь ли от одного взгляда его?
- Нет столь отважного, который осмелился бы потревожить его; кто же может устоять перед Моим лицем? - Аникст тоже улыбнулся, когда речь перешла к нему. - Кто предварил Меня, чтобы Мне воздавать ему? под всем небом все Мое.
- Не умолчу о членах его, о силе и красивой соразмерности их, - проговорил Дик, прикрыв глаза. - Кто может открыть верх одежды его, кто подойдет к двойным челюстям его? Кто может отворить двери лица его? круг зубов его - ужас; крепкие щиты его - великолепие; они скреплены как бы твердою печатью. Один к другому прикасается близко, так что и воздух не проходит между ними; один с другим лежат плотно, сцепились и не раздвигаются.
Он приподнял чашку и кивнул опять Майлзу.
- От его чихания показывается свет; глаза у него как ресницы зари; из пасти его выходят пламенники, выскакивают огненные искры; из ноздрей его выходит дым, как из кипящего горшка или котла. Дыхание его раскаляет угли, и из пасти его выходит пламя. На шее его обитает сила, и перед ним бежит ужас. Мясистые части тела его сплочены между собою твердо, не дрогнут. Сердце его твердо, как камень, и жестко, как нижний жернов. Когда он поднимается, силачи в страхе, совсем теряются от ужаса. Меч, коснувшийся его, не устоит, ни копье, ни дротик, ни латы. Железо он считает за солому, медь - за гнилое дерево. Дочь лука не обратит его в бегство; пращные камни обращаются для него в плеву. Булава считается у него за соломину; свисту дротика он смеется. Под ним острые камни, и он на острых камнях лежит в грязи. Он кипятит пучину, как котел, и море претворяет в кипящую мазь; оставляет за собою светящуюся стезю; бездна кажется сединою. Нет на земле подобного ему; он сотворен бесстрашным; на все высокое смотрит смело; он царь над всеми сынами гордости.
- Господи, это Твой зверь, - сказал капитан тихо. - Отдай его нам, не ради нашей славы, но ради славы имени Твоего. Или прими нас к Себе и прости нам наши грехи через Христа, Господа нашего. Отче наш… - на этот раз Констанс и Гус присоединились к молитве команды.
После слова "Аминь" все левиафаннеры осушили чашки - без традиционного "гамбэй".
- Ну что, малый, - сказал капитан, обращаясь к Дику. - Пока я не вернусь, ты хозяин на корабле. Проверь готовность на нижней палубе.