Седая Борода - Олдисс Брайан Уилсон 11 стр.


сидели на столах и развлекали древних стариков с физиономиями, напоминавшими мятую парусину. У девиц были красные губы, розовые щеки и темные блестящие глаза. Ближайшая к Олджи носила чулки в сетку, которые вверху доходили до того места, где начинались красные сатиновые трусики с оборочками в виде лепестков, как бы скрывавших более пышную розу. Короткая туника того же цвета с маленькими медными кнопочками лишь слегка прикрывала роскошную грудь.

Но это зрелище отчасти заслоняли несколько ног; среди них Седая Борода узнал ноги Марты. Последнее открытие привело его к мысли, что он не спит, но еще не вполне пришел в сознание. Седая Борода застонал, и к нему склонилось нежное лицо Марты; она положила руку ему на лоб и поцеловала его. - Миленький мой, потерпи, сейчас тебе станет лучше.

- Марта, где мы?

- Тебя избили за то, что ты поднял руку на того кастрата в гараже. Чарли услышал шум и сбегал за мной и Питом. Вот и все. Мы переночуем здесь, а утром с тобой будет все в порядке.

Благодаря этому разъяснению он теперь узнал две другие пары ног, перепачканных болотной грязью: одна принадлежала Чарли, другая - Джефу Питу. Он снова спросил, более твердо:

- Где мы?

- Радуйся, что цел остался, - проворчал Пит.

- Мы в одном доме - рядом с тем гаражом, где на тебя напали, - ответила Марта. - У этого дома - если судить по его популярности - неплохая репутация.

Седая Борода заметил мимолетную улыбку на ее лице. Он нежно пожал руку своей жены, в очередной раз восхищаясь ее способностью обращать даже неприятное в шутку. Он почувствовал прилив сил и попросил:

- Помогите мне встать.

Пит и Чарли взяли Седую Бороду под руки. Не сдвинулась с места лишь пара ног, которую он не узнал. Поднимаясь, он сначала увидел своеобразное одеяние незнакомца. Оно было сшито из кроличьих шкур с целыми головами; сохранились уши, зубы, усы; глаза заменяли черные пуговицы. Кое-где шкуры от неправильного хранения подпортились, и - вероятно, благодаря теплу помещения - от них уже попахивало. Но в целом наряд выглядел несомненно величаво. Встретившись глазами с его владельцем, Седая Борода сказал:

- Вы - Кролик Джингаданджелоу, не так ли?

- Доктор Кролик Джингаданджелоу к вашим услугам, мистер Тимберлейн, - ответил тот и слегка нагнул корпус, изображая поклон. - Я рад, что мои меры возымели столь быстрое и благоприятное действие, но о моем гонораре мы поговорим позднее. Сначала, полагаю, вам нужно пройтись по комнате, чтобы восстановить кровообращение. Позвольте, я помогу вам.

Он завладел рукой Седой Бороды и повел его между столами. Седая Борода не оказывал сопротивления и пока лишь рассматривал человека в кроличьей шубе. Джингаданджелоу выглядел ненамного старше Седой Бороды - может быть, лет на пять-шесть - и потому также мог считаться теперь молодым человеком. Он носил закрученные кверху усы и баки, но его округлый подбородок отличался редкой в эти нелегкие времена гладкостью. Лицо его не выражало ничего, кроме мягкой учтивости, и казалось, ни один физиономист не сумел бы угадать истинные свойства его характера.

- Насколько мне известно, - сказал он, - прежде чем напасть на одного из моих клиентов, вы искали меня, чтобы просить помощи и совета.

- Я не нападал на вашего клиента, - возразил Седая Борода и высвободился из объятий доктора. - Но я сожалею, что в минуту гнева грубо обошелся с одним из ваших сообщников.

- Вздор, юный Тротти - реклама, а не сообщник. Имя доктора Джингаданджелоу известно во всех центральных графствах - меня знают как великого гуманиста и филантропа. Я бы дал вам свою карточку - к сожалению, с собой нет. Прежде чем затевать драку, вам бы следовало уяснить себе, что я - один из самых знаменитых людей - э… что у нас сейчас? - двадцатых годов двадцать первого столетия.

- Возможно, вы широко известны. Тут я не буду спорить. Но я встречал одного сумасшедшего. Его зовут Норсгрей, и он, и его жена лечились у вас…

- Подождите, пожалуйста, - Норсгрей, Норсгрей… Как будто такого у меня в книгах нет… - Он поднял голову и уткнул указательный палец в лоб. - Ах да, ну да, конечно. Вы сказали про жену, и это меня сбило с толку. Между нами… - Джингаданджелоу отвел Седую Бороду в угол и доверительным тоном продолжал: - Вы понимаете, врачебная тайна священника, но, видите ли, у бедняги Норсгрея на самом деле нет никакой жены; это барсучиха, и он ее любит. - Джингаданджелоу снова приложил палец ко лбу. - А почему бы и нет? Старому человеку нужно немного тепла в эти холодные ночи. Бедняга совершенно безумен…

- У вас широкие взгляды.

- Я прощаю людям безрассудства и заблуждения, сэр. В этом, в частности, мое призвание. Мы должны всеми способами облегчить жизнь людей в сей юдоли слез. Такое сострадание - один из секретов моей чудесной целительной силы.

- Иными словами, вы высасываете последние соки из сумасшедших стариков, вроде Норсгрея. Он убежден, что вы сделали его бессмертным.

Во время этой беседы Джингаданджелоу сел и кивком головы подозвал какую-то женщину; она подошла прихрамывая и поставила на стол два стакана и бутылку. Доктор кивнул и пошевелил пухлыми пальцами в знак благодарности, а затем снова обратился к Седой Бороде:

- Как странно слышать этические рассуждения после всего, что произошло, - ваши упреки просто захватили меня врасплох… Должно быть, вы вели уединенную жизнь. Видите ли, старик Норсгрей умирает; он уже постоянно слышит шорохи - это водянка В последней стадии. И он принимает надежду, которую я ему дал, за обещание бессмертия. Утешительная иллюзия, не правда ли?

Сам я - если позволите говорить начистоту - лишен такой надежды. И выходит, что Норсгрей - и многие подобные ему - в духовном смысле счастливее меня. Мне остается лишь утешаться жалкими мирскими благами.

Седая Борода поставил свой стакан и огляделся по сторонам. У него еще болела шея, но настроение заметно улучшилось.

- Не возражаете, если моя жена и мои друзья присоединятся к нам?

- О, пожалуйста, пожалуйста, если мое общество вам еще не наскучило. Небольшая беседа о том о сем могла бы послужить предисловием к нашей совместной деятельности. Мне показалось, что мы с вами родственные души.

- Почему вам так показалось?

- Интуиция - этим даром я наделен богато. Вас ничто не связывает. Вы не страдаете, от всеобщего краха, как другие; хотя жизнь горестна, вы наслаждаетесь ею, не так ли?

- Откуда вы это знаете? Да, да, вы правы, но ведь мы только познакомились…

- Ответ прост, но не слишком приятен для нашего эго. Хотя каждый человек в каком-то смысле уникален, все люди, в конечном счете, одинаковы. В вашей природе есть некоторая двойственность; многие люди двойственны. Мне достаточно поговорить с ними минуту, чтобы выявить эту особенность. Теперь вы понимаете?

- И в чем же состоит моя двойственность?

- Я не читаю мысли, но позвольте немного подумать. - Он надул щеки, поднял брови, заглянул в свой стакан и придал своему лицу весьма глубокомысленное выражение. - Нам нужны эти бедствия. Мы с вами пережили крушение цивилизации. Мы как бы спаслись после кораблекрушения. Но для нас обоих это не только спасение, но и нечто большее - победа! Прежде чем катастрофа разразилась, мы желали ее, и потому она для нас успех, триумф неистовой воли. Не смотрите на меня так удивленно! Вы, конечно, не из тех, кто считает потаенные уголки души обителями чистоты и покоя. Вы когда-нибудь задумывались, во что превратился бы наш мир, если бы злосчастный эксперимент с радиацией не вышел из-под контроля? Разве не стал бы он слишком сложным, слишком безличным для таких, как мы с вами? Какая роль нам досталась бы в нем?

- Вы думаете за меня, - заметил Седая Борода.

- Думать за других - призвание мудреца, так же как и слушать других. - Джингаданджелоу выпил залпом и склонился над пустым стаканом. - Это рваное и вшивое настоящее все же лучше того автоматизированного, упорядоченного, пропахшего дезодорантами настоящего, в котором мы могли бы оказаться, - ведь теперь мы, по крайней мере, живем среди соизмеримых с нами вещей. А в том, ином, мире царила безумная мегаломания. Разве она не душила простую и одновременно богатую жизнь отдельного человека?

- Да, двадцатый век имел много пороков.

- В нем было порочно все.

- Нет, вы преувеличиваете. Некоторые вещи…

- Если порочен сам дух эпохи, значит, в ней порочно все, разве не так? Не стоит предаваться ностальгии. И нечего во всем винить наркотики и образование. Откуда взялась тяга к наркотикам, и почему образование оказалось столь убогим? Разве не видели мы, что Век Машин достиг своего чудовищного оргазма? Не потому ли были Монс 1, Батаан 2, Сталинград, Хиросима и тому подобное? Хорошо ли мы поступили, оставив окольный путь?

- Вы только задаете вопросы.

- Ответы напрашиваются сами собой.

- Это двусмысленный разговор. Вся ваша речь двусмысленна. Нет, подождите - я не прочь поговорить с вами еще. И заплатить вам могу. Это важный разговор… Но позвольте мне привести сюда жену и моих друзей.

Седая Борода поднялся. У него болела голова. Вино оказалось крепким, в комнате было шумно и жарко, и беседа произвела на него слишком сильное впечатление. До сих пор окружающие редко говорили о чем-нибудь, кроме зубной боли и погоды. Он оглянулся, ища глазами Марту, но не смог ее найти.

Он прошел по комнате и заметил лестницу, которая вела на второй этаж. И еще он увидел, что накрашенные женщины не отличались столь роскошными формами, как представлялось ему вначале. Они были пухлыми, но их кожу покрывали морщины и другие следы неумолимого времени, глаза слезились. Странно улыбаясь, женщины тянули к нему руки. Когда он проталкивался через их толпу, они кашляли, смеялись и дрожали; казалось, будто комнату наполняла беспокойная и шумная стая галок.

Женщины звали его - не они ли являлись ему когда-то в сновидениях? - но Седая Борода не обращал внимания. Марта исчезла. Чарли и старый Пит тоже. Должно быть, они убедились, что с ним все в порядке, и возвратились охранять лодки. А Товин и Беки - нет, они сюда и не заходили… Он вспомнил, зачем искал Кролика Джингаданджелоу, и, повернувшись, снова направился в тот дальний угол, где его ждала еще одна порция спиртного и доктор сидел с восьмидесятилетней шлюхой на коленях. Эта красотка одной рукой обнимала Джингаданджелоу за шею, а другой гладила кроличьи головы на его шубе.

- Послушайте, доктор, я искал вас не ради себя, - сказал Седая Борода, наклонившись над столом. - Тут среди моих спутников есть одна женщина, Беки; она говорит, что беременна, хотя ей уже семьдесят. Я хочу, чтобы вы ее осмотрели.

- Садитесь, дружище, обсудим случай этой леди из вашей компании. И пейте, прошу вас, - я вижу, вы платежеспособны. Да, иллюзии пожилых дам - весьма характерная черта нашего темного времени, не так ли, Джин? Конечно, никто из вас не помнит то замечательное стихотворение - как же там? "Увядшие черты в стекле зеркальном…" М-м… да:

Глумится время надо мной,
То тянется, то ускользает,
И жалкий час вечерний мой
Полночным боем сотрясает.

Трогательно, не правда ли? Я думаю, у вашей дамы остались лишь немногие вечерние часы. Но я, разумеется, приду и осмотрю ее. Таков мой долг. Конечно, я уверю ее, что она ждет прибавления семейства, если ей хочется это услышать. - Он соединил свои мясистые ладони и нахмурился.

- А не может так случиться, что у нее на самом деле будет ребенок?

- Мой дорогой Тимберлейн - извините, я не употребляю вашего несколько странного прозвища, - надежда рождается постоянно как в сердце человека, так и в его утробе. Но меня удивляет, что вы, кажется, сами разделяете надежду этой леди.

- Да, пожалуй, разделяю. Вы сами говорили, что надежда это ценность.

- Не ценность - необходимость. Но только своя надежда. Когда мы разделяем чужие надежды, нас ждет неизбежное разочарование. Наши мечты властвуют лишь над нами. Насколько я вас теперь знаю, вы явились ко мне ради вашей собственной мечты, и я рад, очень рад. Друг мой, вы любите жизнь, вы любите эту жизнь со всеми ее недостатками, со всеми ее радостями - вам тоже нужен мой эликсир бессмертия, не так ли?

Подперев голову рукой и чувствуя, как кровь стучит у него в висках, Седая Борода отпил еще из своего стакана и сказал:

- Много лет назад я жил в Оксфорде - точнее, в Коули - и слышал про одно лекарство, будто оно может продлевать жизнь на сотни лет. То есть его пытались создать там в госпитале. Возможно это или нет? Я не поверю, пока не получу научное доказательство.

- Конечно, именно так, я ничего другого от вас и не ожидал! - воскликнул Джингаданджелоу, кивая столь энергично, что женщина, сидевшая у него на коленях, едва не свалилась на пол. - Лучшее научное доказательство - эксперимент. Вы получите экспериментальное доказательство. Пройдете полный курс лечения - я уверен, вы можете это себе позволить - и сами во всем убедитесь, когда перестанете стареть.

Седая Борода хитро прищурился:

- И мне нужно будет идти в Моквиглс?

- Ага, он умный человек, не так ли, Рути? Он кое-что разузнал заранее. С такими людьми приятно иметь дело. Я…

- Где же находится Моквиглс? - перебил Седая Борода.

- Это, можно сказать, мой исследовательский центр. Я живу там, когда не путешествую.

- Да, да. Я уже знаю кое-какие ваши секреты, доктор Джингаданджелоу. Двадцать девять этажей - здание, больше похожее на дворец, чем на небоскреб…

- Вероятно, ваш осведомитель слегка преувеличил, Тимберлейн, но в целом вы нарисовали довольно точную картину - вот Джоан может подтвердить. Верно, моя киска? Но сначала нам нужно кое-что уточнить. Вы хотите, чтобы ваша любимая жена также прошла курс лечения?

- Конечно, хочу, что за глупый вопрос? И я, между прочим, тоже могу цитировать поэзию: сотруднику ДВСИ(А) полагается быть образованным. Как там?.. "Дай одолеть мне все препоны соединенью двух сердец…" Шекспир, доктор, Шекспир. Слышали о нем? Превосходный ученый… О, вот и моя жена! Марта!

Он встал, пошатнулся и опрокинул свой стакан. Марта устремилась к Седой Бороде, она была встревожена. За ней следовал Чарли Сэмюелс с Айзеком на руках.

- О, Олджи, пойдем скорее. Нас ограбили!

- Что ты говоришь? Как ограбили? - Он тупо смотрел на нее, не желая расставаться со своими прерванными мыслями.

- Пока мы относили тебя сюда, воры забрались в наши лодки и утащили все, что могли.

- И овец?

- Да, и все наши припасы.

Седая Борода повернулся к Джингаданджелоу и развел руками.

- Извините, доктор. Мне надо идти… тут какое-то воровское логово… нас ограбили.

- Мне всегда больно смотреть, как страдает образованный человек, мистер Тимберлейн, - сказал Джин-гаданджелоу, он кивнул Марте своей массивной головой, но не предпринял больше никаких действий.

Торопливо покидая этот дом вместе с Мартой и Чарли, Седая Борода отрывисто спросил:

- Почему вы оставили лодки без присмотра?

- Ты же сам знаешь! Нам пришлось уйти, потому что мы узнали, что ты попал в беду. Тебя чуть не убили. Пропало все, кроме самих лодок.

- И моя винтовка?

- К счастью, Джеф Пит захватил ее с собой. Чарли опустил лиса на землю, и тот сразу устремился вперед, натягивая поводок… Они шли в темноте по неровной дороге. Горели лишь немногие огни. Только теперь Седая Борода понял, что уже очень поздно, - до этого он не осознавал времени. Единственное окно в таверне Потс лака было закрыто ставнями. От костров остались лишь тлеющие холмики золы. Кто-то запирал свою палатку, но больше ничто не нарушало тишину. Высоко в небе сиял тонкий серп месяца, освещая воды, которые затопили темную землю. На свежем воздухе у Седой Бороды уже не болела голова.

- Все это устроил Джингаданджелоу, - мрачно пробормотал Чарли. - Он тут, похоже, заправляет целой шайкой бродяг. Это шарлатан. Тебе не следовало связываться с ним, Седая Борода.

- У шарлатанов тоже не простая натура. - Седая Борода сразу почувствовал нелепость своего замечания и поспешно добавил: - А где Беки и Товин?

- На берегу, вместе с Джефом. Мы сначала не могли их найти, а потом они вдруг появились. Говорят, все праздновали.

Они свернули с дороги и побрели по болотной жиже. Трое их спутников с фонарями ждали на берегу возле шлюпки. Некоторое время все стояли молча. Праздник кончился. Айзек уныло топтался в грязи; в конце концов Чарли пожалел его и взял снова на руки.

- Лучше будет, если мы сразу отчалим, - сказал Седая Борода, когда выяснилось, что лодки в полном порядке, хотя в них не осталось ни одной вещи. - Это неподходящее место для нас, и мне стыдно за свое сегодняшнее поведение.

- Послушались бы моего совета: не надо было вообще выходить из лодок, - проворчал Пит. - Тут все одни мошенники. Больше всего овец жалко.

- Ты мог бы и остаться в лодке, как тебе сказали, - сердито заметил Седая Борода и повернулся к остальным. - Я думаю, нам надо плыть дальше. Ночь хорошая, и мне надо окончательно протрезветь. Завтра мы доберемся до Оксфорда, и можно будет найти работу и жилье. Мы с Мартой были в Оксфорде много лет назад, но с тех пор там все сильно переменилось… Все согласны покинуть это воровское логово?

Товин кашлянул и взял фонарь в другую руку.

- По правде говоря, мы с супругой вроде думали остаться. У нас тут есть теперь хорошие друзья, Лиз и Боб их зовут - и мы бы объединились с ними, если вы не возражаете. Не по душе нам это - по реке плавать - вы уж знаете. - Он переминался с ноги на ногу, и его улыбка в лунном свете походила на оскал раненой собаки.

- В моем состоянии нужен покой, - заявила Беки. Она держалась более уверенно, чем ее муж, и смело смотрела в глаза остальным. - Довольно с меня этой сырой лодки. Нам лучше будет с нашими новыми друзьями.

- Я уверена, что ты ошибаешься, Беки, - сказала Марта.

- Почему я в таком состоянии должна мерзнуть в лодке? Тови со мной согласен.

- Он всегда согласен, - ухмыльнулся Пит. Они стояли молча друг против друга - две группы людей в сумраке ночи. Многое и соединяло, и разделяло их: привязанность и обида, симпатия и отвращение - смутные и невыразимые, но оттого не менее сильные чувства.

- Ладно, - вздохнул Седая Борода. - Раз вы решили, мы поплывем без вас. Одно вам скажу: следите за своими вещами.

- Нам жаль с тобой расставаться, Седая Борода, - сказал Товин. - И вы с Чарли можете не возвращать мне долг.

- Вы сделали свой выбор.

- Вот и я говорю, - кивнула Бети. - И по-моему, мы достаточно взрослые, можем и сами о себе позаботиться.

Когда они на прощание пожали друг другу руки, Чарли вдруг начал браниться и подпрыгивать на месте.

- Этот лис собрал всех блох в христианском мире. Айзек, негодяй этакий, ты напустил их на меня.

Опустив лиса на землю, он велел ему идти в воду. Лис сразу сообразил, что от него требовалось. Он стал медленно пятиться к воде, сначала погрузил в нее хвост, потом рыжеватое туловище и, наконец, голову. Пит поднял фонарь, чтобы лучше видеть эту процедуру.

Назад Дальше