- А попробуй - отыщи подходящий материал…
- Ты поешь серенады?
- Да так, чтоб зажигать сердца людей… И всего-навсего - четыре дня…
Крамугас поцокал языком и горестно заметил:
- Несчастный я человек.
- Не может быть! - горячо возразила секретарша. - Ты просто… слишком скромный человек. Писать и любить - это ведь такое счастье!
- Да, но я до сих пор еще ничего не написал! - воскликнул Крамугас.
- А любовь?
- Не понимаю…
- Ну, к женщине! К нечаянной избраннице своей судьбы… Большая-пребольшая страсть… Она же - вечно окрыляет! Ты… каких любишь женщин?
- Вообще-то разных… Но больше - пухленьких и беленьких, - с готовностью ответил Крамугас. - А если очень пухленьких, то можно и черненьких.
- Да ты, поди-ка, и не был никогда влюблен по-настоящему! - насмешливо сказала секретарша.
- Ну, я же объяснил тебе: я еще мальчик… - безумно конфузясь, проныл Крамугас.
Она придвинулась вплотную и страстно задышала ему в подбородок.
Крамугас вдруг почувствовал, что еще какая-то минута - и он уже не человек.
- У меня, знаешь, времени мало, - с отчаянием выдавил он из себя. - Столько нужно переделать дел… Может, не здесь, не сейчас? Потом, а?.. Как ты насчет того, чтоб погулять со мной по городу? Редактор… Впрочем, ты уже все знаешь!.. И еще он, между прочим, велел никого к нему в кабинет не пускать. Ни под каким видом.
Он многозначительно прислушался к глубокой тишине, царившей за толстой редакторской дверью.
- Надо же, ни звука… Прямо сказка. Замечательно молчит! - с почтеньем прошептал он. - Размышляет… О войне, наверное… О нас с тобой…
Глаза секретарши вспыхнули бешеным огнем, и она, схватив с трюмо шикарнейший пумпон, метким движением припудрила шишку на лбу.
- Идем, - сказала она нетерпеливо.
Предвкушение необычайного, доселе неизведанного помутило окончательно рассудок Крамугаса.
И потому, уже выходя из начальнической приемной, бедняга лишь растерянно пролепетал:
- А как же - "не впускать"?
Секретарша ловко сдернула с крючка под выключателем массивный, с хитроумною бородкой ключ и заперла им редакторскую дверь на четыре полных оборота.
- Ой, - неожиданно сконфузилась она, - забыла…
- Что еще?
- Да куда полагается прятать ключ! Тут каждый день меняют место…
- Я дома обычно под дверью оставлял, - неуверенно заметил Крамугас. - Или вешал на гвоздик - рядом… Чтобы долго не искать.
Секретарша чуть помедлила, а потом, на все махнув рукой, запихнула ключ под половичок, у порожка, везде выключила свет и без затей сказала:
- Я готова. Вот и все.
По ухабистому пневмотоннелю с тремя сотнями тупичков и ответвлений они стремглав пролетели до самого выхода, а оттуда, свалившись на девятый слой самопарящих уровней, помчались по нисходящей спирали - мимо плоских зеркальных крыш, где, от неги вывернувшись наизнанку, поджаривали на солнышке свои внутренности бесстыжие думноны-тринобанты; мимо распахнутых окон домов, где квартировались в падборисфенюжнение охочие до семейного уюта с тихим блудом псевдоцирцеяне из лимитных дальних регионов; мимо гигантских полуживых рекламных щитов ("Пейте жидкое!", "Наше прошлое - в надежных руках.", "Дети - лучший подарок!", "Ходите ногами!", "Дорожите вашей шкурой - занимайтесь физкультурой!", "Будьте рады!", "Из всех искусств - годятся все!", "Имеется одежда. Навсегда!", "Лечу испуг: подобное подобным!", и в таком же духе - много разного другого, на все случаи бедовой жизни); мимо красочных картинок, пышно и загадочно мерцавших светом энных, недоступных измерений, - спускались все ниже и ниже, покуда, наконец, не очутились на шершавой и не слишком чистой мостовой, изборожденной трещинами модного фасона.
- Ой, скорее! - вдруг закричала секретарша и, потянув за собой Крамугаса, метнулась к тротуару.
Вдоль улицы стеклопластиковой длинной лентой со свистом пронеслись сотни мнемотакси.
На мостовой остались лежать, раскатанные до невозможности, трупы пяти нерасторопных прохожих.
- Видал?! - восторженно вскричала секретарша.
Новое стадо мнемотакси в момент уничтожило и эти жалкие останки.
- Вот спасибо, - с чувством поблагодарил Крамугас свою спасительницу. - Если бы не ты…
- Ах, ерунда! - махнула та рукой. - Когда-нибудь все равно попадешь… Правда, шик?! Сейчас очень модно - наезжать на прохожих.
- Хорошенькая мода!.. - присвистнул Крамугас. - Это же дичь какая-то!..
- Зато развлечений сколько! - пропела секретарша. - Веселись - не хочу. На каждом углу. Ну, что ж ты встал? Ты ведь город хотел увидеть? Пошли!
- А куда? - спросил Крамугас.
- Да мало ли мест! Тут если все перечислять… Можно, к примеру, на площадку голых попрыгунчиков, можно в подземелья радостных насилий, можно на башню невинных безобразий, можно в тоннели чувственных искажений, можно в вольеры извращенных "хо-хо-хо", можно…
- Времени у меня маловато, - в который уже раз признался Крамугас. - Мне б чего-нибудь попроще и побыстрее, и чтоб далеко отсюда не ходить…
- Тогда давай сыграем в раздевающихся гоп-наездников! - предложила секретарша.
- То есть?..
- А вот - гляди!
Она скинула с себя платье и голая прошлась колесом вокруг Крамугаса.
"Эх, мне бы в помощницы такую… - с внезапным сожалением подумал тот, не в силах оторвать взгляд от подружки. - Ведь пропадает зря, в редакционной-то дыре!.."
- Ну, а дальше? - заинтригованно спросил он. - Что мне дальше делать?
- Нет, - возразила секретарша, - тебе это не понравится, я чувствую. Мне кто-то говорил, это слишком сложное, аналитичное занятие. Не для писателя, короче. Понимаешь? Можно, конечно, покувыркаться на горках тройного интимария, но это… тоже не для писателя.
- А что - для писателя? - уныло спросил Крамугас. - Я, право, и не знаю…
- Ну… Ты любишь секс - обыкновенный секс? - томливо закатив глаза, прошептала секретарша. Она навалилась на него своей ампирной грудью и крепко обняла. Во лбу у нее - рядом с шишкой - призывно бился розовый треугольник - остаточный след умственных оплошностей далеких предков. - Ты еше мальчик, понимаю… Ноты любишь секс? Скажи!
- Я - секс-юниор, - пожаловался Крамугас. - И только-то. Ни в сборной не был, ни солистом, ни в ансамблях никаких… Если бы я знал, что… все так обернется… Батюшки, а какая сейчас на Бетисе-0,5 весна стоит!.. Чудо! И все влюбляются - возвышенно, изящно, благородно… И без этих вот… Конечно, интересно все, но… Может, если бы я в сборной состоял, участвовал в соревнованиях… А так…
- Я знаю, знаю, чем мы будем заниматься! - уверенно сказала секретарша, не обращая ни малейшего внимания на Крамугасово нытье. - Прямо сейчас… Как ты смотришь на утробный секс? Ведь замечательно же, правда?
- Что это такое?
- А это - когда вся утроба стонет! Стонет и поет… Нет, ты себе не представляешь!..
- Хватит! - решительно сказал Крамугас и отстранился от секретарши. - Довольно! Отчего у тебя на уме все какая-то утроба да утроба? Скучно даже… Ты бы лучше книжки почитала. Или рассказала мне стишок… Можно ведь красиво, постепенно… Поговорить о том, о сем, полюбоваться на природу, помечтать… Как все нормальные-то люди! А ты словно бешеная, право…
- Провинциал! - презрительно фыркнула секретарша, для чего-то делая дыхательные пассы. - Привык в своей глуши… Полюбоваться на природу!.. Где ты видишь?! Здесь другая жизнь: цивилизация, пойми! Чем же еще заниматься?! Сейчас все так. Это очень модно. Все по моде живут.
- Вот никогда я в это не поверю, - отозвался Крамугас. - Не может быть, чтоб все.
- Ну, есть, наверное, разные дурачки вроде тебя, но современные люди… Мода - чтобы круто жить сегодня, а не думать о разном дерьме…
- Идиотка! Шлюха! Рвань последняя! Уволю - и не возвращайся! - неожиданно раздался злобный визг откуда-то с далекой верхотуры. - Сколько раз уже твердил, чтобы не смела меня запирать!
- Вот - редактор проснулся, - моментально скисла секретарша. - Опять в уборную приспичило - весь день свою капусту жрет. И всегда он влезает… в самую серьезную минуту! Хотя… с тобой какое развлеченье! Ты же юниор… Конечно, можно было попытаться - все-таки ты мумрик ничего себе… Ну ладно. Придется ехать открывать.
Она подняла с тротуара платье и не спеша оделась, расстроенная донельзя.
Крамугас себя чувствовал пришибленно и гадко.
Для грядущего творца легенд такое просто не годилось. А что делать?!
Я - придурок, решил он, натуральный дебил! При чем тут - действительно - Бетис-0,5?! Ну, не то воспитанье получил, так чего ж теперь в бутылку лезть?!.
- Ты - насовсем? - спросил он робко.
Секретарша смерила его оценивающим взглядом и легонько усмехнулась.
Кажется, высокая надежда в ней не умерла…
- Нет, я быстро. Стой и жди меня здесь. И подумай хорошенько. Выбор - за тобой!
Крамугас сделал жест, выражающий не то согласие, не то протест, но промолчал.
- Да где ж ты, потаскуха?! - вновь раздался вопль сверху. - Я тебя уволю!
Она бросилась на мостовую, чтобы, срезав путь на несколько шагов, взбежать на нижнюю площадку подъемной спирали, на секунду обернулась, ободряюще взмахнув рукой - мол, все-все будет хорошо! - но в следующее мгновение, откуда ни возьмись, по улице с знакомым свистом пронеслась вереница мнемотакси, а когда промелькнула последняя машина, Крамугас увидел то, что осталось от нерасторопной секретарши…
Ему сделалось погано и тоскливо.
Как, может, еще никогда…
И сразу же город стал другим.
Исчезли куда-то его уличное безлюдье и жаркая истома, от которых все мешалось в голове, на тротуары выплеснулись шум и деловитость.
Город, в котором бедная секретарша так хотела веселиться, уступил место реальности, по обыкновенью суетной и оттого - до обидного скучной.
А, пропади он пропадом, этот город, вдруг подумал Крамугас, черт с ним, еще успею на его красоты насмотреться и в натуре обалдеть… Времени сейчас и вправду мало. Нечего тянуть. Полечу-ка я лучше на Пад-Борисфен-Южный. Здешней Истории удивляться…
12. Завзятый спорщик
Поскольку все по-прежнему молчали и только меж собою переглядывались, с умиленьем шмыгая носами, Фини-Глаз решительно повторил:
- Я говорю: спорить давайте. Настроение такое, хочется! А то и впрямь неинтересно.
- На что спорить-то? - осведомились въедливо из дальнего угла.
- Да на что угодно! Все равно.
- Ага, - со злорадством заметил кто-то, - про подвиги с три короба нагородил, чуть ли не песни пел, а как до дела дошло - так в кусты?! Героизмом только на спор занимаешься? Кому это нужно?
Фини-Глаз побагровел, набычившись, медленно сполз с табурета, смачно харкнул на пол и, закатав рукава, сунул под нос ближайшему же и всю дорогу помалкивавшему соседу мясистый холеный кулак.
- Убью, - мрачно, с некоторой пафосной раздумчивостью в голосе пообещал Фини-Глаз. - И буду это делать беспощадно. Ты на личности не переходи. Я ведь и озвереть могу. Понятно? Ишь, оскорблять меня надумал… Сопляк! И жена твоя не лучше… И все чады.
Сосед его, весь передернувшись от эдаких слов и сжавшись в комок, отпрянул на другой - пустовавший - табурет, испуганно икнул и со вздохом сказал:
- А вот и обознался ты, приятель. Невнимательный ты, право. Не я тебя оскорблял. Я только слушал, внимательно слушал, а оскорблять тебя, сам посуди, какой мне нынче прок? Ты же на Землю летишь, на самую Землю!.. Это ведь не шутка. Я тебя всегда уважать и любить буду. Да и не женат я, к тому же.
- Гм-ым… И то верно, - согласился, почесав в затылке, Фини-Глаз. - Извини.
- Да ладно, чего там, - послышалось со всех сторон. - Ты уж не обижайся, приятель. Ну, смолол кто-то чепуху - мало ли еще глупостей услышишь?! Забудь, дружище, не сердись… На-ка, выпей еще.
Фини-Глаз благодарно крякнул и единым духом опростал предложенный стакан киселя, после чего заметно приободрился, напыжился, щелкнул зубами и гаркнул так, что надоедливая муха, бившаяся об оконное стекло, рванулась, описала в воздухе бессильную дугу и замертво свалилась на подоконник:
- Спорим, что полечу! Ну, спорим!
- Хорошо-хорошо, - поспешно закивали отовсюду, - только не заводись. Пусть будет по-твоему. Давай спорить.
- А условия?
- Да хоть такие: не слетаешь с Земли на Луну - один, на плохонькой ракете, как легенды повествуют, - не видать тебе Спигоны целый год!
- Куда же она денется? - мигом всполошился Фини-Глаз. - Вы что, спрятать ее от меня хотите? Украсть у меня маленькую Спигону?!
- Ну-ну, угомонись, приятель, - ободряюще похлопали его по плечу. Никуда она не денется. Ведь сам затеял спор! Вот мы и решили сообща: проиграешь пари - целый год к Спигоне ездить не будешь.
- Ишь, чего надумали, шутнички!.. - дошло наконец до Фини-Глаза - А уж я-то испугался. Думал… Ладно, будь по-вашему, согласен. Только… ничего у вас не выйдет. Потому как нечего Спигоне без меня делать. Усохнет от страданий, а к другому - не переметнется. Второго такого мужчины, как я, во всей округе ей не сыскать.
_ Вот это уж ты брось, - оскорбленно загудели все разом, будто растревоженный улей. - Совесть надо иметь. Хотя… Проиграешь - тут мы и посмотрим… К тому же у тебя - жена, не забывай! Ведь если что…
- А подумаешь - жена! - нагло ухмыльнулся Фини-Глаз и высморкался в дальний угол ресторана. - Сами-то, небось, не лучше. Конечно, люблю я свою Фантипулу, так ей при случае и передайте, но Спигона!.. Да, вторая молодость у меня, братишки, новое дыхание открылось, пора возмужания, любовь - нежная и чистая!.. Яички - кипятком бурлят!
- Эх, смотри, Фини-Глаз, бросишь ты ее, Спигону эту, - заметил кто-то. - В первый, что ли, раз? Нехорошо ведь получается… Ты вспомни! Вон, пленительная Дыда - утопилась, а Стадулия и вовсе очумела… Прастакудия паскудством занялась… А все из-за кого?
- Подумаешь!.. - пренебрежительно пожал плечами Фини-Глаз. - Как будто мало дур на свете! Было б о ком вспоминать!.. Естественно! Надоест - и брошу. Да! И вас не спрошусь. Но сейчас… Истома, братцы, кровь стучит. Пропеллер в сердце! Ведь на Землю улетаю!
- На звездолет не опоздай, - спохватились вдруг. - А то, знаешь…
Фини-Глаз выдернул из заднего кармана позитронные ходики с репетицией - стариннейшей фирмы "Слава Павлик Морозов-Бурда" - и, щурясь, уставился на циферблат.
- Кажется… уже - опоздал! - с непонятной радостью сообщил он.
- Брось! - мгновенно загалдели все. - Не может быть! Мы этого так не оставим! Ну-ка!..
Они дружно извлекли свои хронометры - надежные, в делах проверенные, ну, а кое у кого и вовсе суперточные, с астральным кукованием и барабанным перестуком, - и, шевеля губами, морща лбы, с усердием взялись подсчитывать - конечно, округленно, - сколько времени осталось до отлета.
- Главное, не паниковать, - рассудительно сказали сразу несколько голосов. - Главное, держаться молодцом. До старта еще о-го-го! Час! Или полчаса. С минутами… Или чуточку побольше… В общем, все нормально. Панику отставить, живем себе в радость!! И потом, дружище, у тебя ж билет в кармане! Разве может звездолет без тебя стартовать? Они же там знают, кто летит этим рейсом - все должны быть на местах, иначе зачем огород городить?! Ты не волнуйся. Мы тебя в обиду не дадим. Они подождут. А то мы такое им учудим!.. Вот только кликни. Да, ребята?
- Спасибо вам, - вконец растроганный, поблагодарил Фини-Глаз. - Век не забуду. Но я все-таки пойду. С билетом на руках опоздать неудобно. Скажут: некультурный. Ну, зачем?.. Вот вернусь - тогда…
- Про спор не забудь! - напомнили ему.
- Я о таких вещах не забываю никогда! - гордо ответил Фини-Глаз. - Погодите, обо мне еще в газетах напишут! Только и разговоров будет…
- Силен! - поразились вокруг. - Ай да Фини-Глаз! Куда махнул!.. На-ка, выпей на дорогу.
Фини-Глаз, признательно кивнув, опрокинул последний стакан киселя, сладко потянулся - и тут ни с того ни с сего полез драться.
Все моментально шарахнулись в стороны, но кто-то все же угодил под пудовый Фини-глазов кулак да гак и остался лежать на полу - без чувств, с подбитым глазом и с блаженною улыбкой на губах.
А скандал разгорался…
- Выходи! - орал Фини-Глаз, искусно молотя пустоту перед собой и задом зачем-то пытаясь своротить литую стойку бара. - Выходи один на один! Я не трону!.. Жалкие трусы! Где вы все? Давай-давай!..
Пробоксировав минуты три, а может быть, и все четыре, он повернулся к стойке лицом, как следует прицелился, вцепился в нее руками, страшно загоготал, рванул что было силы на себя и вдруг, сдвинув стойку с места, протаранил ею дальнюю стену кабака, так что все графины, вазы и фужеры, жалко зазвенев, дружно посыпались на пол и разлетелись вдребезги, выскочил на улицу, споткнулся обо что-то, перелетел через стойку и хлопнулся на землю.
Дружки, попрятавшись кто где, упорно не желали покидать своих укрытий.
Некоторое время Фини-Глаз, полный обиды и негодования, ошарашенно таращился по сторонам, но потом все же встал, потирая ушибленный бок.
- Ну, вы тут - как хотите… - смиренно произнес он. - Я, пожалуй, пойду. Неудобно опаздывать!..
13. Дармоед
Никакой предвоенной паники, столь подробно, столь хорошо, столь часто и со вкусом описываемой во всевозможных исторических романах, что доводилось читать Крамугасу, в городе не наблюдалось.
То ли доблестные горожане еще не знали о предстоящем тотальном побоище, то ли уже знали, но дипломатично делали вид, будто им на это совершенно наплевать, - во всяком случае в скверах, на улицах и площадях, на всех самопарящих уровнях царила полнейшая безмятежность, более того, преступная какая-то игривость и самоуспокоенность, что возмутило Крамугаса не на шутку.
Война есть война, как ты к ней ни относись, соображал он, усиленно припоминая разные умные слова из прочитанных книг, и если я обязан сей же час сломя голову мчаться на неведомый мне Пад-Борисфен-Южный и сочинять денно и нощно какую-то там завиральную статью, причем для их же блага - ведь не для себя! - то какого черта эти самые горожане…
Что они сейчас должны усердно вытворять, он понятия не имел, но это его ничуть не смущало.
По дороге на Ближний Внутренний Космотягодром он несколько раз решительно и резко останавливал свое мнемотакси и, чуть ли не по пояс высовываясь из узкого открытого окошка, всевозможными загадочными знаками пытался подманить для разъяснительной беседы кого-либо из прохожих.
Однако те только отмахивались, смущенно отчего-то краснели, бледнели, бочком пятились в сторону, случаюсь, даже говорили грубости, а то и попросту - без лишней канители - задавали стрекача.
Короче, заинтриговать не удавалось никого.
Тогда уж Крамугас не выдержал, собрался с духом, даже дверцу приоткрыл немного и остервенело заорал на всю улицу:
- Сограждане, вы что же, я не понимаю?!. Война на носу! Беда какая! Не отлынивайте - бдите!
Тут случился казус.
Какой-то ветхий, лысый и очкастый тип с обглоданной козлиною бородкой и с седыми усами-сопливчиками подугристым носом, в бесцветных подштанниках с широкими лампасами на босу ногу приблизился к нему и ядовито поинтересовался:
- Пугать, да?