- Это… то, что ты им сказал?
- Конечно.
- Но если они допросят Калебанца?
- Они получат, как и обычно, путаный ответ.
- Ты очень умно поступил, Чео.
- Разве не поэтому ты держишь меня здесь?
- Я держу тебя здесь по своим таинственным причинам, - сказала она, улыбаясь.
- И от этого я завишу, - сказал он.
- Ты знаешь, сказала она. - Я буду скучать о них.
- Скучать о ком?
- О тех, кто охотится за нами.
Билдун стоял в дверном проеме персональной лаборатории Тулука, он стоял спиной к внешней комнате, где ассистенты Рива делали большую часть своей работы. Глубоко посаженные фасетные глаза шефа Бюро Саботажа сверкали огнем, который никак не соответствовал спокойствию гуманоидного лица Пан Спечи.
Он чувствовал себя слабым и печальным. Он чувствовал, что все они существуют в сокращающейся пещере, в месте без ветра и звезд. Время нависло над всеми. Над теми, кого он любил, и над теми, кто хотел бы, чтобы он умер. Вся любовь сенсов в этой вселенной умрет. Вселенная станет бездомной, охваченной меланхолией.
Траурные чувства наполнили его гуманоидную плоть: снега, листья, солнце - вечно одинокие.
Он чувствовал необходимость действия, решения, но боялся последствий всего, что мог сделать. К чему бы он ни притронулся, могло согнуться, стать пылью, проходящей сквозь пальцы.
Он видел, что Тулук работает на скамье у противоположной стены. Между двумя зажимами перед ним был растянут во всю длину кнут для быков из сырой кожи. Параллельно с сырой кожей и на миллиметр ниже был металлический шест, который держался в воздухе без видимой опоры. Между сырой кожей и шестом можно было видеть блики миниатюрных молний, которые плясали по всей длине пространства. Тулук сидел согнувшись и смотрел на показатели датчиков, установленных в скамейке под прибором.
- Я не помешаю? - спросил Билдун.
Тулук повернул кнопку на скамейке, подождал, повернул еще раз. И ловко поймал шест, лишенный невидимой опоры. Водрузив шест на подпорку у задней стены над скамейкой, наконец повернулся к Билдуну.
- Что за глупый вопрос?
- Это все после, - сказал Билдун. - У нас проблемы.
- Без проблем у нас бы не было работы.
- Не думаю, что мы получим голову Фурунео, - сообщил Билдун.
- Прошло уже так много времени, что мы едва ли смогли бы получить надежную запись нервов, - сказал Тулук. Он развернул лицевую щель в форме S.-Такое выражение, как он знал, вызывало изумление у других сенсов, но которое для Рива означало глубокую мысль. - Что говорят астрономы о расположении звезд, которое видел Маккай на этой планете?
- Они полагают, что в коде мозга могла быть ошибка.
- Даже так? Почему?
- Во-первых, нет ни единого намека, ни слабейшего субъективного показателя изменения звезд.
- Все видимые звезды имели одинаковую световую интенсивность?
- Очевидно.
- Странно.
- А ближайшее сходство расположения, - сказал Билдун, - это то, что уже больше не существует.
- Что вы хотите этим сказать?
- Ну… есть Большая Медведица, Малая Медведица, различные другие созвездия и сходные знаки зодиака, но… - он пожал плечами.
Тулук тупо уставился на него.
- Что "но"? - сказал он, наконец.
- О, извините, задумался, - встрепенулся Билдун. - Мы, Пан Спечи, когда решали копировать человеческую форму, изучали их историю довольно тщательно. Это расположение звезд такое, которое было видно с их древней планеты.
- Понятно. Еще одна странность, вроде той, что я обнаружил в материале бича.
- А что там?
- Очень странно. Части этой кожи выдают субатомную структуру особого расположения.
- Особенного? Какого?
- Выстроенные в линию. Точно выстроенные в линию. Я ничего подобного этому не видел никогда, кроме определенных явлений довольно жидкой энергии. Как будто бы материал был подвергнут особой силе или давлению. В результате это каким-то образом похоже на неомазерное построение светового кванта.
- Это потребовало бы огромной энергии?
- Предположительно.
- Но что могло вызвать ее?
- Я не знаю. Интересно, но это не похоже на постоянное изменение. Структура показывает характеристики, подобные пластиковой памяти. Она медленно возвращается назад к сравнительно знакомым формам.
Билдун услышал выражение, которое выдавало обеспокоенность:
- Сравнительно знакомым? - спросил он.
- Сейчас объясню. Эти субатомные структуры и полученные в результате сверхструктуры единиц генетической передачи проходят медленную эволюцию. Мы можем путем сравнения структур датировать некоторые образцы в границах двух или трех тысяч стандартных лет. Так как клетки скота составляют основной протеин для культурной пищи, мы имеем довольно полную запись их в течении действительно очень долгого периода жизни. Странность в отношении образцов этого куска сырой кожи, - Тулук жестикулировал челюстными выпрямителями, - состоит в том, что этот образец очень древний.
- Насколько древний?
- Вероятно, несколько сотен тысяч лет.
Билдун переваривал это с минуту, а потом сказал:
- Но раньше вы говорили нам, что эта сырая кожа лишь двухлетней давности.
- Так оно и есть согласно нашим тестам на катализ.
- Могло это давление строения структуры спутать образцы?
- Предположительно.
- Значит вы сомневаетесь в этом?
- Да.
- И вы не пытаетесь сказать мне, что этот бич перенесен через время?
- Я не пытаюсь говорить вам ничего, кроме фактов, о которых я докладывал. Два теста, прежде считавшихся надежными, не согласуются с датировкой материала.
- Путешествие во времени невозможно, - сказал Билдун.
- Так мы всегда полагали.
- Мы знаем это. Мы знаем об этом с точки зрения математики и практики. Это художественный вымысел, миф, занимательная концепция, используемая владельцами увеселительных заведений. Мы отвергаем его, и мы остаемся без парадоксов. Возможно только одно объяснение: давление на построение молекул, каково бы оно ни было, изменило структуру.
- Если бы сырую кожу… пропустили через какого то рода податомный фильтр, тогда мог бы получиться подобный эффект, - сказал Тулук. - Но так как у меня нет такого фильтра, ни энергии, способной произвести это теоретическое сжатие, я не могу опротестовать его.
- Но у вас, наверное, появились какие-то мысли по этому поводу?
- Да, я не могу предположить фильтр, который бы сделал это, не уничтожив материала, подвергаемого таким силам.
- Тогда, из того что вы говорите, - сказал Билдун, повышая тон до гневного бессилия, - получается, что невозможный прибор сделал невозможное этому невозможному куску… сы… сы…
- Да, сэр, - сказал Тулук.
Билдун заметил, что помощники Тулука во внешней комнате поворачиваются к нему лицом, показывая признаки заинтересованности. Он шагнул в лабораторию Тулука и закрыл за собой дверь.
- Я пришел сюда, надеясь, что вы уже нашли что-то, что могло бы усилить нашу позицию, - сказал Билдун, - а вы мне задаете новые головоломки.
- Ваше недовольство не может изменить факты, - возразил Рив.
- Могу догадаться об этом.
- Структура клеток руки Паленки была выстроена точно таким же образом, - сказал Тулук, - но только в месте разреза.
- Вы предвосхитили мой вопрос.
- Он был очевиден. Прохождение через дверь для прыжка не идет в счет. Мы посылали несколько наших людей через дверь для прыжка с различными материалами и тестировали образцы клеток - живых и мертвых - для контроля.
- Две головоломки в час - это больше, чем я бы хотел, - сказал Билдун.
- Две?
- У нас есть двадцать восемь установленных случаев, когда Абнетт либо порола Калебанца, либо пыталась сделать это. Это достаточно, чтобы показать нам, что они не определяют конус в пространстве. Если она не переправляется с планеты на планету, эта теория неправильна.
- Получив возможность контролировать глаз С, они могли бы делать это.
- Мы так не думаем. Это на нее не похоже. Она из птичек, вьющих гнезда. Ей нужна цитадель. Она из тех, кто делает рокировку в шахматах, даже когда в этом нет необходимости.
- Она могла бы посылать своих Паленкисов.
- Но они все время с ней.
- Всего мы собрали шесть бичей и шесть рук, - сказал Тулук. - Вы хотите, чтобы я повторил тесты со всеми?
Билдун уставился на Рива. Вопрос был не похож на него. Тулук был педантичен и тщателен в работе.
- А сами вы считаете, что надо делать? - спросил Билдун.
- Вы говорите, что у нас двадцать восемь образцов. Двадцать восемь - это совершенное эвклидово число. Это четыре раза по семь. Число настоятельно указывает на выборность наугад. Наша ситуация, очевидно, исключает выборность наугад. Следовательно организационной структурой является такая работа, которая не кроется за аналитическим перечислением, как то, что мы только что произвели. Я бы хотел подвергнуть полному анализу прибывание в космосе - как в измерениях времени, так и физических измерениях - сравнить любые сходства, которые мы…
- Вы бы поставили ассистентов на другие руки и бичи, чтобы выверить их.
- Это само собой разумеется.
Билдун потряс головой:
- То, что делает Абнетт, это невозможно!
- Если она делает это, как это может быть невозможным?
- Но они же должны быть где-нибудь! - рявкнул Билдун.
- Я нахожу странным, - сказал Тулук, - эту черту, которая у вас общая с людьми, когда вы утверждаете очевидное в такой экспрессивной манере.
- Ай, ладно, идите к черту! - сказал Билдун. Он повернулся и вывалился из лаборатории.
Тулук, подбежав за ним к двери, открыл ее и обратился к удаляющейся спине.
- На мой, Рива, взгляд мы уже находимся в аду!
Он, ворча, вернулся на свою скамью. Люди и Пан Спечи - невозможные создания. За исключением Маккая. Да, был еще один человек, который временами приближался по аналитическим способностям к сенсам, способным к высокой логике. Ну, впрочем, у каждого вида есть исключения из правил.
С помощью усилий коммуникации, которую он все еще не мог понять до конца, Маккай уговорил Калебанца открыть внешнюю дверцу в борту бичбола. Это позволило волне воздуха, наполненной брызгами, дойти до места, где сидел Маккай. К тому же в этом был еще один плюс: команда наблюдателей снаружи могла держать Маккая под визуальным контролем. Он только что пришел к выводу, что Абнетт может и не клюнуть на приманку. В таком случае надо будет искать другое решение.
Визуальный контакт с наблюдателями позволил также удлинить паузы между контрольными вызовами Тапризиота. Маккай нашел, что такая частота менее утомительна.
Утреннее солнце прорывалось через верх отверстия в бичбол. Маккай подставил руку солнечному лучу и почувствовал его теплоту. Он знал, чему подвергается, представляя из себя удобную мишень, но присутствие наблюдателей делало такую атаку маловероятной. Кроме того, он устал и был измотан постоянным состоянием готовности и полон странными эмоциями, являющимися следствием воздействия ангерита. Движение казалось пустым усилием. Если они хотят убить его, они попытаются сделать это. Смерть Фурунео доказывало это. Маккай почувствовал особую боль при мысли о смерти Фурунео. В этом планетарном агенте было что-то, заслуживающее восхищения и привязанности. Это была нелепая бессмысленная смерть - здесь один, в ловушке. Она не продвинула их в поисках Абнетт, только поставила весь этот конфликт на новую ступень насилия. Она показала неопределенность жизни индивидуума - а через эту жизнь, уязвимость жизни всех.
Тогда он почувствовал опустошающую душу ненависть к Абнетт. Этой сумасшедшей женщине!
С трудом ему удалось подавить приступ ярости.
Оттуда, где он сидел, Маккай мог рассмотреть весь уступ из застывшей лавы до скалистого ряда базальтовых столбов и мшистой поверхности морской растительности, оставляемой у основания скалы удаляющимся приливом.
- Предположим, мы в этом совсем не правы, - говорил он, обернувшись через плечо к Калебанцу. - Предположим, мы совсем не общаемся друг с другом. Что если мы просто производим шум, предполагая в нем коммуникативное содержание, которого не существует.
- Я не могу понять, Маккай. Смысл до меня не доходит.
Маккай слегка повернулся. Калебанец делал что-то странное с воздухом вокруг того места, где находился. Овальная сцена, которую он раньше видел, еще раз замерцала перед его взором и исчезла. С одной стороны гигантской чаши появился золотой ореол, поднялся вверх, как кольцо дыма, произвел треск электрического разряда и исчез.
- Мы предполагаем, - сказал Маккай, - что когда вы мне что-то говорите, я отвечаю значимыми словами, прямо относящимися к вашему высказыванию - и что вы делаете то же самое. Но это может быть совсем не то, не коммуникация.
- Невероятно.
- Так, это невероятно. А что это вы там делаете?
- Делаете?
- Вся эта деятельность вокруг вас, что это?
- Пытаюсь сделаться видимой на вашей волне.
- Вы можете сделать это?
- Возможно.
Красное сияние в форме колокольчика образовалось над чашей, вытянулось в прямую линию, возвратилось в форму колокольчика, начало вертеться, как детская скакалка.
- Что вы видите? - спросил Калебанец.
Маккай описал быстрые движения красной линии.
- Очень странно, - сказал Калебанец. - Я сгибаю творческую деятельность, а вы сообщаете видимые ощущения. Вам нужно еще то отверстие во внешние условия?
- Открытый борт? Оно делает пребывание здесь в многократной степени более удобным.
- Удобство - концепция, которое собственное я не может понять.
- Это отверстие мешает вам стать видимой?
- Оно производит магнетическое отвлечение, не более.
Маккай пожал плечами.
- Как много еще порок вы можете выдержать?
- Объясните "много".
- Вы снова покинули дорожку, - сказал Маккай.
- Правильно! Это уже достижение, Маккай.
- Как это может быть достижением?
- Собственное я покидает коммуникативную дорожку, и вы достигаете осведомленности в этом.
- Хорошо, это достижение. Где Абнетт?
- Контракт…
- … запрещает открывать ее местонахождение, - закончил Маккай. - Может быть, вы можете в таком случае, сказать мне, перемещается ли она с планеты на планету или находится на одной планете?
- Это помогает установить ее местонахождение?
- О, пятьдесят семь чертей, как я могу об этом знать?
- Вероятность меньше, чем пятьдесят семь элементов, - сказал Калебанец. - Абнетт занимает относительно статическое положение на специфической планете.
- Но мы не можем найти закономерность ее нападений на вас, и где они начинаются, - сказал Маккай.
- Вы не можете видеть соединительные ткани, - сказал Калебанец.
Быстрое вращение красной линии замигало и исчезло из гигантской чаши вверху. Внезапно оно сменило цвет на сияющий желтый, исчезло.
- Вы только что исчезли, - сказал Маккай.
- Не моя личность видима, - сказал Калебанец.
- Как это?
- Вы видите не личность собственного я.
- Это то, что я и сказал.
- Не сказал. Эта видимость вам не представляет мою личность. Вы идите видимый эффект.
- Так я вас не видел, да? Это просто некий эффект, который вы создали?
- Правильно.
- Я не думал, что это были вы. Вы, наверное, что-то другой формы. Я же действительно что-то замечаю: бывают моменты, когда вы лучше употребляете время глаголов, я даже замечал некоторые довольно правильные конструкции.
- Собственное я неправильного понимания доходит до меня, - сказал Калебанец.
- Да, хорошо… может быть, в конце концов, вам трудно дается язык.
Маккай встал, вытянулся, подвинулся поближе к открытому борту, намереваясь выглянуть. Когда он двинулся, мерцающая серебристая петля упала из воздуха, на то место, где он только что был. Он резко повернулся и успел увидеть, как она ускользнула через маленькую вортальную трубу двери для прыжка.
- Абнетт, это вы? - резко спросил он.
Ответа не последовало, дверь для прыжка захлопнулась и исчезла.
Охранники, следящие снаружи, бросились к борту. Один из них окликнул:
- С вами все в порядке, Маккай?
Маккай дал ему знаком понять, чтобы он замолчал, вынул из кармана чэйген, и взял его в ладонь.
- Фанни Мэ, - сказал он, - они пытаются поймать и убить меня, как они сделали с Фурунео?
- Наблюдай их сущность, - сказал Калебанец. - Фурунео не существует, намерения наблюдений неизвестны.
- Вы видели, что только что здесь произошло? - спросил Маккай.
- Собственное я сохраняет осведомленность об использовании глаза С, определенную деятельность лиц нанимателя. Деятельность прекращается.
Маккай потер шею левой рукой. Он размышлял, смог ли бы он использовать чэйген достаточно быстро, чтобы пресечь любые попытки, которые они могли предпринять прямо над его головой. Эта серебристая вещь, упавшая в комнату, была подозрительно похожа на петлю.
- Может быть они так поймали Фурунео? - спросил Маккай. - Они опускали петлю на его шею из двери для прыжка?
- Прерывность мешает личности собственного я, - сказал Калебанец.
Маккай пожал плечами и прекратил бесплодные попытки. Это был более или менее такой ответ, который они получали каждый раз, когда пытались спросить Калебанца о смерти Фурунео.
Странно, но Маккай заметил, что голоден. Он вытер пот со лба и с лица и чертыхнулся, выдыхая. У него не было действительной уверенности в том, что те слова, которые он сейчас услышал от Калебанца, представляли собой реальную коммуникацию. Даже если предположить в этих словах какую-то долю коммуникативности, как может он положиться на интерпретацию Калебанца или его честность? Когда эта чертова вещь говорила, то она излучала такое чувство искренности, что не верить ей было невозможно. Маккай потер подбородок, пытался ухватить ускользающую мысль. Странно. Он был здесь голодный, злой и напуганный. И некуда было убежать. Они должны были решить эту проблему. Он знал, что это не подлежит сомнению. Каким бы несовершенным ни было действительное общение с Калебанцем, предупреждением этого создания не стоило пренебрегать. Слишком много сенсов уже погибло или сошло с ума.
Он потряс головой, пытаясь избавиться от жужжащего, как муха, вызова Тапризиота.
Черт бы побрал этот надзор! Вызов, однако, не прерывался. Это был Сайнер, Лаклак, Директор Разобщения. Сайнер заметил эмоциональное расстройство Маккая, но вместо прерывания контакта включил его.
- Нет! - разъярился Маккай. Он чувствовал, как немеет все при впадении в сниггертранс. - Нет, Сайнер! Прервите!
- Но что-то случилось, Маккай?
- Прервите, идиот, или мне конец!
- Ну… хорошо, но вы чувствовали…
- Прервите!
Сайнер прервал контакт.
Снова почувствовав свое тело, Маккай почувствовал, как на нем затягивается петля, дыхание его прервалось. Его тянули в маленькую дверь для прыжка. Он слышал шум от открытого борта, там что-то кричали, но ответить не мог. Шея его горела огнем. Грудь болела. Мозг ослеплен паникой. Он заметил, что уронил чэйген в сниггертрансе. Он был беспомощен. Руки его тщетно цеплялись за петлю.
Что-то схватило его за ноги. Добавочный вес затянул петлю, но замедлил подъем.