- Мистер Гадес, дамы - прошу меня простить… - Я замолчал; макушку словно пронзило иглой боли. Я дождался, пока она поутихнет.
- Мистер Гадес, дамы, - снова повторил я, словно предыдущие мои слова не висели до сих пор в воздухе, - это угон.
Я сам не был уверен, какой реакции ждал: визга, криков? Все трое тупо смотрели на меня.
Наконец, Гадес произнёс:
- Вы ведь шутите, правда?
- Нет, - сказал я. - Не шучу.
- Вы не можете угнать лунобус, - сказала женщина-азиатка. - Его здесь некуда угонять.
- Я не собираюсь его куда-то угонять, - сказал я. - Я собираюсь оставить его здесь подключённым к жизнеобеспечению Верхнего Эдема, пока не будут выполнены мои требования.
Вот так. Это был не совсем кафетерий в "Вулворте", но сойдёт.
- И чего же вы требуете? - спросила вторая женщина.
- Мистер Гадес знает - а вам я скажу позже. Но сперва позвольте сказать, что я не хочу причинять вред кому бы то ни было; это они причиняют мне вред. Моя цель - чтобы все мы вышли отсюда живыми и невредимыми.
- Мистер Салливан, пожалуйста, - сказал Гадес.
- "Пожалуйста"? - я фыркнул. - Я говорил вам "пожалуйста". Я умолял вас. Но вы отказали.
- Должен быть другой способ, - сказал Гадес.
- Такой был. Вам он не понравился. Ладно, хватит пока разговоров. Мистер Гадес, сядьте - вон там, в первом ряду.
- Или что? - спросил Гадес.
- Или, - сказал я, старайся, чтобы голос звучал ровно, - я вас убью. - Я поднял горный пистолет.
- Что это? - спросила женщина-азиатка.
- Приспособление для альпинизма, - сказал я. - Стреляет металлическими штырями и пробивает человека насквозь.
Гадес на мгновение задумался, потом усадил своё долговязое тело в одно из двух передних кресел. Потом повернул его так, чтобы оказаться лицом ко мне.
- Очень хорошо, - сказал я. - Теперь - я больше не хочу, чтобы за мной шпионили. Все трое: провернитесь к своему иллюминатору и опустите виниловую шторку.
Никто не двинулся.
- Быстро! - рявкнул я.
Сначала подчинилась азиатка, потом вторая женщина. Гадес демонстративно напрягся, якобы пытаясь опустить свою, потом повернулся ко мне и сказал:
- Она застряла.
Я не собирался перегибаться через него и проверять, так что просто сказал:
- Вы врёте. Закройте её.
Гадесь подумал, потом с преувеличенным усилием потянул за шторку, и она опустилась.
- Так-то лучше, - сказал я. Потом указал на белую женщину. - Вы - встаньте и закройте все остальные шторки, пожалуйста.
- "Пожалуйста"? - сказала она, передразнивая меня, передразнивающего Гадеса. - Вы хотите сказать, "сделайте это, или я вас убью"?
Я не собирался вступать в споры.
- Я канадец, - сказал я; я по-прежнему держал пистолет, но опустил руку. - Я не могу не сказать "пожалуйста".
Она застыла на мгновение, потом слегка пожала плечами, поднялась и пошла по салону, опуская шторки.
- Также закройте дверь в кабину.
Она подчинилась. Переднее панорамное окно больше не было видно из салона - что означало, что через него теперь не было видно нас.
- Спасибо, - сказал я. - Теперь займите своё место.
С другой стороны шлюза послышался стук - кто-то пытался заставить нас его открыть. Я его проигнорировал и вместо этого переместился к панели связи рядом с дверью шлюзовой камеры. На ней был двадцатисантиметровый экран видеофона.
На экране появилась привлекательная темноглазая брюнетка.
- Транспортный контроль Хевисайда лунобусу-четыре, - сказала она. - Что случилось? У вас поломка шлюзовой камеры? Пробоина в корпусе?
- Хевисайд, это лунобус-четыре, - сказал я в камеру. - Говорит Джейкоб Салливан. Со мной ещё три человека, в том числе Брайан Гадес, так что делайте в точности, как я скажу. Не пытайтесь войти в лунобус. Я знаком с принципами его работы; спросите Квентина Эшберна, он подтвердит. Если я не получу того, что мне нужно, я открою топливный бак. Моногидразин из него сублимирует в облако взрывчатого пара, и я запущу маршевый двигатель и подожгу его. Взрыв уничтожит половину Верхнего Эдема.
Глаза брюнетки округлились.
- И вас также, - сказала она. - Вы ведь тоже умрёте.
- Я уже мёртв! - крикнул я. Чёрт, я пытался сохранять спокойствие, но молотки у меня в голове стучали всё сильнее. - Я - кожура, сброшенная кожа. У меня ни личности, ни документов. - Я сделал глубокий вдох, потом сглотнул. - Мне нечего терять.
- Мистер Салливан…
- Нет. И больше никаких разговором. Я не хочу вести переговоры с диспетчером. Найдите мне кого-нибудь, у кого есть полномочия договариваться. Пока же… - Я ткнул пальцем в кнопку "выкл".
Хотел бы я, чтобы был способ обойтись без привлечения других людей. Но его не было. Они могли эвакуировать Верхний Эдем или найти какой-то способ запустить лунобус удалённо. Я хотел, чтобы на кону стояло больше, чем куча оборудования, неважно, насколько дорогостоящего.
- Теперь, - сказал я, глядя на двух женщин и Гадеса, - можно познакомиться. Меня зовут Джейкоб Салливан, я из Торонто. Я скопировал своё сознание в исусственное тело, потому что был смертельно болен. Но сейчас меня вылечили, и я хочу вернуться домой - таково моё требование. Я искренне не хочу причинять вреда никому из вас. - Я сделал жест в сторону женщины-азиатки, специально проверив, что делаюэто пустой левой рукой, а не правой, в которой держу пистолет. - Теперь вы.
Женщина посмотрела на меня с вызовом, но потом решила, что немного сотрудничества не помещает.
- Я Акико Утияма, - сказала она. Она была не слишком красива, худа, с короткими волосами, выкрашенными в какой-то светлый цвет. - Я радиоастроном из обсерватории SETI в кратере Чернышева. - Она помолчала, потом добавила: - У меня муж и две дочки шести лет, близнецы. Я очень хочу к ним вернуться.
- И я очень надеюсь, что вернётесь, - сказал я. - Я повернулся ко второй женщине, которая была гораздо сипатичнее - с большими глазами и копной тёмных волос. - Вы?
- Хлоя Хансен, - сказала она. - Главный диетолог Верхнего Эдема.
- Так значит, это вы, - сказал я.
- Что "я"?
- Вы подсыпаете мне в еду всякую дрянь.
Она была хорошей актрисой, этого у неё не отнять.
- О чём вы говорите?
Я проигнорировал вопрос и повернулся к Гадесу.
- Хлоя, без сомнения, вас знает, а я и подавно, но мы можем задержаться здесь надолго, так что вы тоже можете представиться Акико.
Гадес скрестил руки на груди и нахмурился, однако подчинился.
- Я Брайан Гадес, шеф-администратор Верхнего Эдема.
Акико внимательно посмотрела на него.
- Так это он из-за вас, - сказала она, указывая на меня. - Дайте ему то, что он просит, и покончим с этим.
- Я не могу ему этого дать, - сказал Гадес. - Он подписал контракт. Кроме того, вся наша бизнес-модель…
- Да в задницу вашу бизнес-модель! - перебила его Акико. - Просто сделайте то, что он говорит.
- Нет. У его новой версии на Земле тоже есть права, и…
- И у меня есть права! - сказала Акико. - Как и у… Хлоя, верно? У нас у всех есть права!
- Да, у вас есть, - сказал я. - А у меня нет - в данный момент нет, и об этом-то и речь. Когда я верну себе свои права, всё закончится.
Телефон пискнул. Я подошёл к панели и нажал кнопку приёма вызова.
- Здравствуйте, - сказал мужской голос с рафинированным британский выговором. - Я могу поговорить с мистером Салливаном?
- Джейкоб Салливан у телефона, - сказал я. - С кем я говорю? - Я всегда становлюсь преувеличенно вежлив, когда слышу британский акцент.
- Меня зовут Габриель Смайт, и мне выпала честь выполнять обязанности вашего основного посредника в разрешении данного недоразумения.
Смайт - мне знакомо это имя. Я задумался, и тут до меня дошло. Низенький румяный человечек с платиновыми волосами, который вёл поминальную службу по Карен Бесарян.
- Вы в диспетчерской транспортной службы? - спросил я.
- Да. Со мной миз Бортолотто, с которой вы разговаривали ранее.
- Я вас помню. Вы вели поминальную службу по Карен. Но вы ведь не раввин… или раввин?
- Я не собираюсь вам лгать, мистер Салливан, уверяю вас. Я главный психолог компании "Иммортекс".
Я набрал полные лёгкие неприятно сухого воздуха лунобуса.
- Я не псих, доктор Смайт.
- Вы можете звать меня Гейб.
Я подумал о том, чтобы отклонить предложения. Мы никакие не приятели. Он мой враг; я должен это помнить. Однако если я буду звать его "доктор", это даст ему преимущество статуса.
- Ладно. Гейб, - сказал я, наконец, - я не псих.
- Никто этого не говорил, - ответил Гейб.
- Тогда почему со мной разговариваете вы?
- Не нашлось больше никого с опытом участия в подобного рода ситуациях. Кто-то должен этим заниматься, и шеф-повар вряд ли для этого подойдёт. Кроме того, вы взяли мистера Гадеса в… вы удерживаете мистера Гадеса.
Интересно, как он оборвал себя, прежде чем сказать "в заложники". Должно быть, у него сейчас на экране было какое-то пособие по переговорам с террористами, в котором, по-видимому, рекомендовалось избегать этого слова. Неплохая рекомендация; мне и самому это слово не нравилось. Но мне нужен эффект.
- Теперь, - продолжал Смайт, - самое главное. У кого-нибудь на борту есть какие-то особые нужды? Какие-либо проблемы медицинского плана?
Ага: он и правда отрабатывает какой-то список.
- У всех всё хорошо.
- Вы уверены?
Я посмотрел, как трое остальных, выгнув шеи, смотрят на меня через плечо.
- С вами всё в порядке? - спросил я.
Акико, казалось, собралась было что-то сказать, но в конце концов передумала. Остальные молчали.
- Да, - сказал я. - У всех всё в порядке. И я не хочу никому причинять вреда.
- Я рад это слышать, Джейк. Очень рад. Не могли бы вы открыть видеоканал? Семьи… э-э… - Он, должно быть, искал одобренный термин. - …задержанных наверняка захотят увидеть их.
- Командовать здесь буду я.
- Конечно, - сказал Смайт. - Безусловно. Тогда, каковы ваши… что я для вас могу сделать?
Требования. Он явно собирался спросить, каковы мои требования, но снова оборвал себя на полуслове. Мы тут ведём переговоры. Торгуемся. Торговля - это обоюдная выгода, взаимный компромисс; это не сработает, если появятся неустранимые "требования".
Я решил снова его ущипнуть.
- У меня только одно требование. Я хочу вернуть свою личность. Верните меня на Землю и дайте мне жить своей прежней жизнью. Сделайте это, и я всех отпущу.
- Я посмотрю, что я смогу сделать.
Изящно и неопределённо; подозреваю, учебник советовал никогда не брать на себя никаких обязательств, которые он не мог бы исполнить.
- Не заговаривайте мне зубы, Гейб. Вы не можете вернуть мне личность. Но есть человек, который может - другой Джейкоб Салливан, дубликат моего разума в теле робота, который остался на Земле.
- И это проблема, Джейк. Вы наверняка сами её видите. Земля далеко. И, как вы должны знать, мы пообещали, что вы никогда не войдёте в контакт с тем, кто вас заменил. Он должен приложить все усилия, чтобы забыть о том, что его оригинал всё ещё существует.
"Существует". Не "жив". Существует.
- Сделайте исключение, - сказал я. - Свяжите нас по радио.
- Мы на обратной стороне Луны, Джейк.
- А вы можете транслировать сигнал через спутники связи на синхронной орбите над лунным экватором. Я не идиот, Гейб, и я правда всё обдумал. Перезвоните мне, когда получите ответ.
С этими словами я отключил связь.
32
Карен всё ещё приходила в себя после разговора о её давно умершей дочери. Мы немного постояли вместе, обнявшись, в коридоре зала суда. Присяжных, разумеется, на время перерыва увели в их комнату, так что они ничего этого не видели, что было к лучшему: это было не для публики. Я обнаружил, что глажу искусственные волосы Карен искусственной рукой, надеясь, что это как-то её утешит. К окончанию перерыва Карен немного успокоилась, и мы вернулись в зал суда. Я занял своё место среди зрителей; Малкольм Дрэйпер уже был там, и Дешон уже сидел за столом истца. Я увидел, как входит Мария Лопес. Она выглядела… я не знаю, как это описать. Отчаянной, может быть. Или решительной. Дела пошли не так, как она планировала всего минуту назад. Интересно, что же именно она планировала.
Дверь в кабинет судьи Херрингтона открылась. "Всем встать" - скомандовал клерк, и все встали. Херрингтон занял своё место за судейским столом, стукнул молотком и сказал:
- Снова ведётся протокол в деле "Бесарян против Горовица". Миз Лопес, вы можете продолжать опрос миз Бесарян.
Лопес поднялась, и я видел, как она глубоко вдохнула, всё ещё неуверенная в себе.
- Спасибо, ваша честь, - сказала она и замолчала.
- Ну? - спросил Херрингтон секунд через пятнадцать.
- Прошу прощения, ваша честь, - сказала Лопес. Она посмотрела на Карен - или, вероятно, посмотрела мимо Карен, немного правее неё, словно фокусируясь на мичиганском флаге, а не на свидетеле.
- Миз Бесарян, позвольте мне перефразировать мой предыдущий вопрос. Вы когда-либо делали аборт?
Дешон немедленно вскочил на ноги.
- Возражение! Отношение к делу!
- Лучше бы в этом был смысл, миз Лопес, - сердито сказал Херрингтон.
- Я его покажу, - ответила Лопес; прежний пыл частично вернулся к ней, - если мне будет дана такая возможность.
- У вас есть всего одна попытка.
Лопес отвесила свой фирменный поклон.
- Разумеется, ваша честь. - Она повторила вопрос, дав присяжным ещё раз услышать важное слово в самом конце. - Миз Бесарян, вы когда-либо делали аборт?
- Да, - тихо ответила Карен.
По залу заседаний пробежал шепоток. Судья Херрингтон состроил гримасу и стукнул молотком.
- Ну же, мы не собираемся делать из вас преступницу, миз Бесарян. - сказала Лопес. - Мы не хотим, чтобы у жюри сложилось впечатление, будто вы подвергались этой операции в недавнее время, не так ли? Не скажете ли вы суду, когда именно вы прервали жизнь плода?
- Э-э… это был 1988-й.
- Тысяча девятьсот восемьдесят восьмой. То есть это было сколько? - пятьдесят семь лет назад, правильно?
- Да.
- То есть если бы вы не избавились от того плода, у вас был бы ещё один ребёнок - сын или дочь - в возрасте примерно пятидесяти шести лет.
- Я… вероятно.
- Вероятно? - повторила Лопес. - Я думала, ответ будет "да".
Карен смотрела в пол.
- Да, полагаю, что так.
- Пятьдесят шесть лет. Зрелый мужчина или женщина, весьма вероятно, что с собственными детьми.
- Возражение, ваша честь, - сказал Дешон. - Отношение к делу!
- Поторопитесь, миз Лопес.
Она кивнула.
- Весь смысл в том, что аборт был произведён в 1988 году. - Она сделала особое ударение на слове "произведён". - И это было… дайте подумать… за сорок лет до того, как "Роу против Уэйда" было отменено "Литтлером против Карви".
- Вам виднее.
- А "Роу против Уэйда" временно легализовал право женщины прерывать зреющую внутри неё жизнь, не так ли?
- Изначально эта мера не планировалась как временная, - возразила Карен.
- Простите, - сказала Лопес. - Я лишь хотела заверить суд, что вы прервали развитие плода, когда в Соединённых Штатах это было законно, - не так ли?
- Да. Это была законная процедура. Которую делали в государственных больницах.
- О, конечно. Конечно. Мы не хотил рисовать в головах присяжных картины мрачных коновалов в глухих переулках.
- Вы только что это сделали, - решительно сказала Карен. - Это была законная, моральная и общепринятая процедура.
- Общепринятая! - сказала Лопес с облегчением. - Общепринятая, да. То самое слово.
- Возражение! - сказал Дешон, разводя руками. - Если у миз Лопес нет вопросов к моей клиентке…
- О, у меня есть вопросы. Есть. Миз Бесарян, почему вы сделали тот аборт?
Дешон начинал злиться; его лицо оставалось спокойным, а вот голос - нет.
- Возражение! Отношение к делу!
- Миз Лопес, пожалуйста, переходите к делу, - сказал Херрингтон, подпирая рукой подбородок.
- Всего пара минут, ваша честь. Миз Бесарян, почему вы сделали тот аборт?
- В то время я не хотела иметь ребёнка.
- То есть аборт действительно был сделан из соображений личного удобства?
- Из соображений экономической необходимости. Мы с мужем лишь начинали работать.
- То есть вы это сделали для блага ребёнка.
Дешон снова развёл руками.
- Возражение! Ваша честь, пожалуйста!
- Снимается, - сказала Лопес. - Миз Бесарян, когда вы делали этот аборт, то не думали, что совершаете убийство, не так ли?
- Разумеется, нет. Тогда это была совершенно законная процедура.
- Действительно. Этот период иногда называют Тёмными веками.
- Только не я.
- Да, не сомневаюсь. Скажите, пожалуйста, почему прерывание беременности - это не убийство?
- Потому что… потому что это не убийство. Потому что Верховный Суд Соединённых Штатов постановил, что это законная процедура.
- Да, да, да, я понимаю, что таковы тогда были законы. Но мне сейчас интересна ваша собственная моральная точка зрения. Почему прерывание той беременности не было убийством?
- Потому что плод ещё не был человеком - ни в моих глазах, ни в глазах закона.
- Сегодня, разумеется, закон с этим бы не согласился.
- Но не я.
Меня внутренне передёрнуло. Карен слишком рассердилась и стала неосторожна. Лопес тут же ухватилась за эту реплику.
- Вы хотите сказать, что ваши стандарты выше стандартов закона?
- Мои стандарты не зависят от давления лоббистов и прихотей политиков, если вы об этом.
- То есть вы по-прежнему считаете, что плод - это не личность?
Карен молчала.
- Ответьте пожалуйста, миз Бесарян.
- Да.
Снова шум в зале; снова стук молотка.
- Вы говорите, что да, плод не является личностью?
- Да.
- Плод, созданный физическим проявлением любви между вами и вашим покойным супругом, упокой Господь его душу. Плод с сорока четырьмя хромосомами, содержащими уникальную комбинацию ваших черт и черт вашего мужа.
Карен молчала.
- Этот плод не является личностью, верно?
Карен помолчала ещё несного, потом произнесла:
- Верно.
- На каком этапе беременности вы её тогда прервали?
- На девятой… нет, десятой неделе.
- Вы не уверены?
- Это было ужасно давно, - сказала Карен.
- Верно. Почему вы ждали так долго? До того момента вы не знали, что беременны?
- Я узнала про беременность через четыре недели после зачатия.
- Тогда почему такая задержка?
- Мне нужно было время, чтобы подумать. - Карен не смогла удержаться от того, чтобы влезть на любимого конька, чёрт, чёрт, чёрт. - Как раз то, чего пятнадцатидневное ограничение "Литтлера против Карви" женщин лишило. Вам никогда не приходило в голову, миз Лопес, что установление такого ограничения на срок законного аборта заставило женщин второпях принимать решения, которых они, будь у них время разобраться со своими чувствами, принимать бы не стали?