18
Дух менял свои очертания.
Да, смесь амброзии, нектара и спирта была действительно гремучей. Разговаривать с ним было бесполезно.
Не менее жалкое зрелище представлял Голубь. Старый греховодник топорщил перья, взволнованно раздувал зоб и потерянно ворковал:
- Ну, зачем, зачем я с вами связался? Летел бы сейчас к Марианне… или к Клотильде… или к Изауре… Да к просто Марии, наконец! - Похоже, святую птицу заклинило на женских именах.
- Иуда меня не предаст, - без особой уверенности сказал Сын Божий.
- Как в Гефсиманском саду! - съязвил Иаков. - И ведь как целуется, стервец!
- Не ёрничай! - одёрнул товарища Фома. - И без тебя тошно!
- Второй раз не распнут! - ухмыльнулся Иаков. - Может, семи смертям и бывать, но на крест больше не пошлют!
- Что делать будем? - оглядел соратников Сын Божий.
- Надо сдаваться, - вслух подумал Матфей.
- Спасать Иуду надо! - девичьи закраснелся Варфоломей и пощекотал Голубя под крылышком. Голубь немедленно выгнулся, надул зоб и привычно заворковал, шаркая лапками. - Если мы его не спасем…
- И как мы это сделаем? - прищурился Сын Божий. - На приступ лечебницы пойдём? С арфами наперевес?
- Заговорит кариотянин, - раздумчиво бросил Иаков, - все мы туго заскучаем.
- Ты с жаргоном завязывай, - посоветовал Сын Божий. - Среди нормальных людей сидишь, а не заезжих барыг на дорогах к Самарре шелушишь. Дело серьёзное.
- Вот и я говорю, - кивнул Иаков. - Стремно, брат.
- Банда путчистов! - с отвращением сказал на миг протрезвевший Дух. - Смотреть на вас отвратно. На кого помыслили руку поднять?
- Зачем я с вами связался? - заныл Голубь. - Жили себе… Ну, славословили, конечно, не без того. Так ведь ему нравилось! А теперь что?
Варфоломей снова погладил его, и Голубь потянулся к апостолу клювиком.
- Хватит ныть, - решительно сказал Иаков. - Надо идти Иуду с кичи вынимать!
- А если херувимов подкупить? - поинтересовался молчавший до того Левий Матвей.
Все повернулись к бывшему мытарю.
- Был я у лечебницы, - сказал практичный апостол. - Поглядел я на жизнь херувимскую. Морды у них львиные, сами они велики и жрать постоянно хотят. А мяса в Раю нет! Надоело им, поди, на финиках да акридах сушёных сидеть. Не очень на них пожируешь!
- Да где мы мясо-то возьмём? - вынырнул из небытия Дух. - Я уж и сам его вкуса не помню!
19
Двое нежились под солнцем.
- А чего Тебе, Господи, хочется? - простодушно спросил архангел Гавриил.
Бог зевнул и откровенно признался:
- А ничего Мне, Гаврюша, не хочется. Скучно Мне!
- Я вчера Иуду допрашивал, - сообщил архангел.
- Молчит?
- Молчит. Второй раз, говорит, я Его не предам.
- Значит, есть чего предавать, - заметил Бог. - Нажать надо. Крепенько нажать.
- Не по-Божески будет, - усмехнулся Гавриил.
- Да ну? - удивился собеседник. - А разве Мною где-нибудь сказано "не пытай"? Что Господу страдания неправедной души? Я и в Потоп сожалений не чувствовал. Грешник мучиться и страдать должен, и всё равно, где он страдает, - в Аду или в Раю. Нажми на него, Гаврюша, крепко нажми!
- Нажимал уже, - признался архангел.
- И что же? Молчит?
- Воет…
Они помолчали. Вокруг жужжали пчёлки, трудолюбиво собирая нектар с цветочков, боролись среди берёзок косолапые славные медвежата, ласточки быстрокрылые в небе летали. Лепота кругом. Одно слово - Рай.
Вдали слышались звон арф и протяжное пение, сопровождаемое возгласами "аллилуйя!".
Бог пожевал губами.
- Частушки, говоришь, про меня пели?
- Пели, Господи!
- Не помнишь? Люблю, брат, народное творчество.
Гавриил задумался и пропел не лишённым приятности голосом:
Мы в Раю - одна семья:
Бог, архангелы и я,
Вот бы нас увидел Брэм,
обсмеялся б, старый хрен!
- Что-то они не то поют, - задумчиво проворчал Бог. - На митингах они иное горланят.
- На проповедях и Ты, Господи, другой, - возразил архангел.
Бог снова надолго замолчал.
Удивлённый его долгим молчанием, архангел заглянул в одутловатый Лик - не спит ли?
Бог не спал.
- Чудны дела Мои, - задумчиво сказал Он. - Но их дела ещё чуднее. Я тут на днях в Чистилище с душами усопших российских демократов встречался. Интересно, понимаешь. Спрашиваю их: в Меня веруете? Веруем, кричат, веруем, Господи. А давайте, говорю, ко мне философски подойдём. Нет, кричат, не согласны мы к Тебе, Господи, философски подходить. Ладно, говорю, тогда давайте к вам философски подойдём. Как вы себе Вселенную представляете? Бесконечна она, говорят, Господи, и ты, Боже, в центре её. Хорошо, говорю, особых возражений нет. Согласны вы, что слово Моё - закон? Согласны, говорят, конечно - закон! В Библии, мол, так и сказано: вначале было Слово. Слуги Мои, спрашиваю, вершат над вами суд праведный? Тут у них разногласия пошли, до хрипоты они спорили, но со Мной согласились. Так вот, говорю, как вы назовёте общество, в котором правит один человек, законы его исполняются неукоснительно, а следят за соблюдением этих законов верные слуги, а остальные безмолвствуют и повинуются? Смотрю, молчат и ждут слова Моего. Смелее, говорю им, смелее. Называйте вещи своими именами. Они с неохотой такой, вразнобой, но признали - это, Господи, тоталитарное общество, а ты, выходит, - диктатор. Правильно, говорю. Так как же вы, верующие в свободу, идеалом своим считаете тоталитарную систему, а диктатору поклоняетесь и догматически в него веруете? - Бог глухо засмеялся.
- А дальше что? - спросил Гавриил.
- Неинтересно Мне с ними стало, - сказал Бог. - Направил я их всех к Моему рогатому оппоненту. За поклонение ложному кумиру, понимаешь…
- Господи, - сказал архангел. - Да этак можно всех наших праведников туда отправить!
- Всех нельзя, - строго сказал Бог. - Глупо наказывать тех, кто верует не раздумывая. А вот думающие, они, дружок, самый опасный народ. Думающие да сомневающиеся в праведники не годятся. Блудливы они в помыслах своих, от того блуда революции случаются…
Он снова замолчал, глядя в небесную синеву с коромыслом радуги от горизонта к горизонту.
- А насчёт желаний… - Он протянул руку, и на пухлой ладони глянцево засветилось большое красное яблоко. Господь с видимым удовольствием надкусил фрукт и закончил: - А что Сам не смогу, ангелы притащат!
- Трудно Тебе, Господи?
- Скучно. Спел бы ещё частушечку. Только поприличнее, всё-таки Богу поешь!
- Неприличности частушке смак придают, - не согласился архангел. - Без неприличности частушка, что ария из оперы - тоска и серьёзность.
Он подумал немного, припоминая частушки апостолов, и задорно грянул:
Бог постом меня замучал,
у Аллаха - гурий тучи.
Ежель бабы не найду -
в мусульманство перейду!
- Охальники! - проворчал Бог. - Таким ли в Раю жить? Старые заслуги спасают!
20
А теперь представьте себе следующую пропозицию. Серый луг, заросший асфоделеями. Два взмыленных и измученных черта. Впереди дорогу им перерезали колесницы с покойными героями Эллады, слева приближается Цербер, справа пыхтит и плюётся пламенем Тифон. И назад не побежишь, там Флегетон полыхает.
Демонов била дрожь. Полковник Двигун нервничал. Не хотелось полковнику умирать ещё раз, да, видно, судьба выпадала такая. Хмуро и зло он посмотрел вверх.
Не орлёнок из пионерской песни парил в небе, хмурые и злые гарпии сварливо ругались с небес.
- Хитрый ты был демон, Смоляк, - вздохнул Длиннорыл. - Честно говоря, я порою тобой восхищался. Но похоже, что и твоему везению конец пришёл!
Полковник затравленно оглядывался.
Внезапно он схватил демона за шерстистую лапу:
- Крылатые лошади! - ахнул он. - Никак Пегасы?
Длиннорыл взглянул и отвернулся.
- Не суетись! - сказал он. - Примем конец как должное. Ну, горбатые лошади пасутся! Мне о таких знакомый аравийский джинн рассказывал. Верблюдами они называются.
- Сам ты верблюд! - воспрянул духом полковник. - А ну за мной!
Долгое время им не удавалось поймать даже самого хилого Пегаса. Животные разбегались, но не взлетали. Наконец Длиннорыл предложил прикинуться таким же Пегасом. Или, на худой конец, кентавром. Полковник ухватил демона за талию, прижался рогами к его пояснице и принялся бодро помахивать хвостом. Со стороны их странная фигурка скорее напоминала задорного бычка, но тем не менее уловка удалась. Бодрой рысью они вбежали в мирно пасущийся табун. Вам когда-нибудь удавалось стоя дотянуться до луговой травы? Длиннорыл это сумел.
Пощипывая траву, он зорко следил за ближайшим Пегасом, время от времени пытаясь лягнуть бодающего его полковника.
Пегас приближался.
- За гриву его хватай! - шипел полковник.
- Не при рогами, - мычал, скаля клыки, Длиннорыл. - Поясницу пропорешь!
Пегас недоуменно оглядел странное животное. Длиннорыл проворно потянулся к траве, и Пегас равнодушно отвернулся от демонов.
- Давай! - Демоны рванулись к крылатому коню, цепко впиваясь лапами в его роскошную гриву.
- Стоять! - привычно заорал полковник, но тут же поправился: - Тпру! Тпру, волчья сыть!
Он и сам бы не сумел объяснить сейчас, откуда взял это название.
Цербер был уже совсем рядом. Свившись в кольцо, поднялся над травой красноглазый Тифон, довольно потирая хищные лапы.
- А-ах! - застонал полковник, впиваясь клыками в шею Пегаса. Любимец поэтов гневно заржал, поднялся на дыбы и, распахнув два белоснежных крыла, поднялся в воздух.
Взвыл на три голоса Цербер. Злобно зашипел Тифон. Что-то завопили голые атлеты и наездники с колесниц. А крылатый конь уже плавными кругами набирал высоту, унося на своей широкой спине двух измученных демонов.
21
Начальник Тринадцатого управления ФСБ покачал головой.
- Не стоит нам с американцами вязаться, - сказал он. - Сами управимся.
- А вот тут мы вас поправим, Моисей Адамович, - сказал укоризненно Грудятин. - Время конфронтации давно прошло. Сейчас наблюдается тенденция к сотрудничеству спецслужб. Недавно мы открыли свои архивы для ЦРУ, через несколько лет и они нас к своим секретам подпустят. А методу СМЕРШа мы отвергаем, это не наша метода, не демократическая. Это, прямо скажем, наследие сталинского тоталитаризма. - Он встал из-за стола, подошёл к окну и поманил начальника Тринадцатого управления. - Чей памятник на площади стоит?
- Скульптора Церетели, наверное, - сказал тот. - Других наш мэр не признает. Если хотите, я уточню.
- Даллесу стоит памятник, - сказал Грудятин. - Как Дзержинского свалили, так через несколько лет на тот же постамент Даллесу памятник и поставили. А вот скульптор действительно Церетели, тут вы, Моисей Адамович, не ошиблись. А где наш Дзержинский? Где наш Железный Феликс?
- Понял, - сказал главный специалист по сверхъестественным силам. - Разрешите идти?
- Генера-ал. - Грудятин смахнул с погона подчинённого невидимую пушинку. - Вспомните, с каким трудом наша страна добывала американские секреты! Сколько разведчиков мы потеряли, сколько валюты было затрачено! Страшно вспомнить! Отныне всё будет по-другому ЦРУ будет поставлять секреты своей страны нам, а мы будем информировать их о наших секретах. Никакого риска! Всё будет дёшево и сердито. Совсем недавно я встречался с ихним Полби, и мы в основном договорились по всем вопросам. Это будет новая эпоха в деятельности разведки. Вы согласны со мной, генерал?
- Так точно! - рявкнул начальник Тринадцатого управления. Как старый служака он отлично понимал, что своё мнение может иметь только отправленный на плаху или написавший рапорт об отставке. - Разрешите идти?
Грудятин взял подчинённого за пуговицу кителя.
- Я понимаю, - сказал он. - Уязвлённое самолюбие профессионала. Я, бывший сантехник, сделал для сотрудничества двух спецслужб больше, чем работавшие до меня специалисты. Но поймите, что я смотрел на все свежим взглядом и смело сломал устоявшиеся и замшелые стереотипы.
Он отпустил пуговицу, сел за стол и приказным тоном добавил:
- Готовьте встречу Санютина и Холанда. Санютин сейчас в Европе, Холанд тоже, к тому же они старые заочные соперники, и сотрудничество пойдёт им на пользу. У меня все. Вы свободны, генерал!
Начальник Тринадцатого управления вышел от своего шефа в полуобморочном состоянии. Такого он не видел со времён правления Никиты Сергеевича Хрущева. Мало того что Санютин не являлся его подчинённым, теперь он ещё должен был организовать встречу чужого сотрудника с кадровым иностранным разведчиком. И указание на эти действия он получил в устной форме. Не стоило и гадать, чья голова полетит в случае неудачи.
Начальник ФСБ Грудятин остался в кабинете один. Со стены на него насмешливо щурился Феликс Дзержинский. Грудятин ощутил смятение и неловкость и, чтобы справиться с охватившими его чувствами, показал портрету язык.
В кабинет робко заглянула секретарша.
- Владимир Ефремович, - доложила она. - В душевой кран течёт.
- Да-а? - приятно удивился Грудятин.
Открыв служебный сейф, он достал из него набор инструментов.
- А ну покажите мне этот кран, - попросил он и доверительно сообщил секретаршею - Сейчас вы увидите работу настоящего профессионала!
22
Полковник Санютин выбежал из изумрудно-бирюзового Средиземного моря, спортивно пробежался, стараясь не обращать внимания на полногрудых и длинноногих красоток в бикини, и вытянулся рядом с супругой на горячем песке.
На полковнике были японские плавки с игривым изображением морды грозного тигра. Супруга не раз отмечала, что в этих плавках Санютин был бы похож на настоящего мужчину, не будь морда у тигра такой плоской. Глаза полковника прикрывали модные солнцезащитные очки, и никто бы никогда не догадался, что на европейском пляже беспечно загорает русский разведчик, если бы на левом бицепсе полковника не были изображены карта, бутылка и голая женщина, снабжённые лаконичной надписью на русском языке "Вот что нас губит!".
Связной опознал полковника по этой татуировке.
В строгом чёрном костюме, в накрахмаленной рубашке и в китайском галстуке, он присел рядом с Санютиным. Вид связника особого опасения не вызывал. На каждом пляже можно найти хоть одного строго и даже чопорно одетого человека, поэтому лучшей маскировки для курьера трудно было придумать.
- Кажется, шторм начинается, - внятно произнёс связник обусловленную фразу по-французски.
Соседи изумлённо посмотрели на него и уставились на спокойное море.
- Жаль, что Айвазовский умер, - по-французски отозвался Санютин. - Он бы его отобразил!
Связной, не обращая внимания на ещё более изумлённые взгляды окружающих, поставил на песок портфель.
- Здесь документы и билет до Афин, - сказал он. - В день прилёта у входа в Акрополь вас будет ждать мужчина с пластинкой Муслима Магомаева в руке. Он спросит: "Вы любите оперу"? Вы должны ответить: "Нет, я тащусь от эстрады". От этого человека вы получите все необходимые для следующего задания инструкции.
- Что случилось? - Полковник беспокойно сел.
Человека в чёрном костюме поблизости не было. Отдыхавшие по соседству иностранцы подозрительно смотрели на Санютина, негромко переговариваясь.
- Русский мафиозо… - услышал Санютин. - Апаш!
Супруга медленно повернула к Санютину округлое, но ещё не утратившее привлекательности лицо:
- Что случилось, мышонок?
- Я уезжаю, - сказал полковник. - Прямо сейчас.
- Далеко?
- В Грецию. Ты, Анюта, отдыхай. Я быстро обернусь. Жена снова лениво подставила лицо жаркому южному солнцу.
- Оливкового масла купи, - сказала она, не глядя на мужа. - В Греции оливковое масло дешёвое.
23
Свистнула стрела и на излёте по плавной дуге полетела вниз. Пегас шарахнулся, молотя крыльями холодный вязкий воздух, и потянул за реку, выбрасывающую вверх багровые языки пламени.
- Не достанут! - уверенно сказал полковник Двигун. - Теперь бы ещё сесть где надо!
Длиннорыл вдруг заорал, отмахиваясь от кого-то лапой. Полковник глянул через плечо демона и увидел безобразную гарпию, которая пыталась впиться в нижнюю лапу демона чуть выше копыта.
- По морде её! По морде! - Полковник пытался исполнить пожелание лично и едва не свалился с широкой спины Пегаса.
Чуть ниже крылатого коня кружилась стая жутких созданий, яростно ругающихся по-гречески. Снизу за воздушной схваткой наблюдали Тифон и Цербер. Эти своего никогда бы не упустили, и полковник понял, что рисковать не стоит.
Гарпии снова пошли в атаку.
Полковник сорвал с себя кожаный передник и принялся отмахиваться им от крылатых монстров. При этом он грозно бодал воздух.
- Кыш! - рычал он. - Кыш, твари пернатые!
Демон Длиннорыл удачно врезал копытом в старушечий подбородок одной из гарпий, и та, беспорядочно разбросав чёрные крылья, словно сбитый самолёт, пошла вниз. Товарки кинулись спасать её, на время оставив косматых всадников в покое.
- Ладья! - заорал Длиннорыл в острое ухо товарища. - Ладья, Смоляк! Вниз надо!
Полковник склонился к трепетному уху скакуна.
- Вниз, милый, вниз! - принялся умолять он держащегося в воздухе Пегаса. - Нам вниз надо! Вниз, дорогой!
Пегас не обращал внимания на его мольбы. "Стихами надо! - обожгла сознание полковника внезапная догадка. - Он же с поэтами постоянно якшается, привык к стихотворному изложению мысли"!
Ничего подходящего, однако, на ум не приходило. Одни глупости вроде "Наша Таня громко плачет"…
Вот черт! Полковник оскалился, до смерти напугав решившуюся на атаку одинокую гарпию. Стихи! Давай! Давай, Серёжа! Стихи!
И вдохновение отчаяния породило следующие строки:
Пади, как лист осенний винограда,
на древний луг близ медленной реки.
Пегас! Родимый! Мне к Харону надо!
Поля мне асфоделевы горьки…
Конь величаво взмахивал огромными крыльями, не обращая внимания на творческие потуги наездника. Полковник застонал. Гарпии пошли в очередную атаку.
Отчаяние подстёгивало не только воображение, но и память. "Гекзаметр! - осенило вдруг полковника, который в жизни ничего, кроме Юлиана Семёнова и служебных приказов, не читал. - Греки-то в основном гекзаметр использовали"! Сергей Степанович догадывался, что это озарение, возможно, пришло свыше. Но времени на изъявления благодарности Всевышнему не оставалось.
Слушай, Пегас, нам пора опуститься на землю,
глупо поддаться порывам слепого Борея.
Чёрное облако смерти уже небеса покрывает.
Только Харон нас спасёт, тот, что машет рукою…
- продекламировал полковник, отбиваясь кожаным передником от вновь пошедших в атаку гарпий.
О чудо! Крылатое животное, вняв его поэтическим мольбам, легло на крыло, словно всю жизнь служило в Аэрофлоте воздушным лайнером. Полковник облегчённо выдохнул и хлопнул лапой по лохматому плечу Длиннорыла:
- Живём, братец! Живём! Быстро ищи лодку!