Восставшие миры. Зима мира. Сломанный меч [Авт. сборник] - Пол Андерсон 27 стр.

Его сведения носили косвенный характер и исходили в основном от Казиру. Скрываясь от властей, он почти никого не видел, кроме него. У заместителя главы Братства были свои потаенные мышиные ходы, и он кружил по городу в своей потрепанной одежонке, не попадаясь на глаза ищейкам Сидира. Джоссерек был уверен, что наткнись на него имперцы, его наверняка задержали бы, но поиски были свернуты - начиналась подготовка к войне. Казиру выделил Джоссереку комнату с зарешеченным балконом в доме, где держал награбленное и наворованное за долгие годы преступной жизни. Ни у кого, кроме самого хозяина и слуги, который прислуживал и Джоссереку, не было ключей от этой сокровищницы. Джоссерек мог пользоваться книгами, спортивными снарядами, но женщин в этом доме не было. Это был скучный месяц, если не считать разговоров с Казиру.

"Опасность! - ликовало в Джоссереке, когда он вновь ощутил многолюдство улиц, причал, трап под ногами, палубу. - Выбраться из этого города во что бы то ни стало, не жалея пота и даже крови. И если здравый смысл против такой авантюры, то пусть его сожрут акулы, этот здравый смысл."

- Имя и должность, - спросил рагидьянский боцман, когда Джоссерек ступил на борт "Вейрина".

- Сэйг Аммар, сэр, - ответил он. - Кочегар.

Боцман недоверчиво переводил взгляд с него на судовой журнал и обратно.

- Откуда вы?

- Танва, сэр. Человек, которого сначала назначили на эту работу, заболел, его звали Лужежан, сэр. Так вот, он заболел. И получилось так, что я об этом узнал, сэр. Я пошел в Якорный Зал и нанялся на эту работу.

Фактически все уладил Казиру. Он сунул в лапу поставщику угля - взяточничество все еще процветало среди некоторых членов Гильдии, - и при найме предпочтение было отдано Джоссереку.

- Ага, вот запись… - Боцман продолжал внимательно рассматривать нового матроса. Джоссерек мог бы снять серьги, подстричь волосы, отрастить короткую бороду, прикрыть колени грубой рубахой рагидьянского покроя и повесить на плечо матросскую сумку. Но свой акцент он бы спрятать не смог, равно как не мог скрыть признаки смешения рас на своем лице.

- Из Танвы, вот как? А разве у тамошних жителей нет обычая, как можно реже покидать свой дом?

- Совершенно верно, сэр, так оно и есть. Но я убежал из дома еще мальчишкой. - Удобнее всего было утверждать, что он родился в северо-западной провинции Империи. Горцы из тех краев были мало известны на берегах пролива Дольфин.

Боцман пожал плечами. Остальные члены команды тоже требовали его внимания. Это была самая пестрая публика: имперские купцы воспитали меньше моряков, чем требовала оживлявшаяся торговля.

- Понятно. Ты ведь не умеешь ни читать, ни писать, верно? Тебе растолкуют наши правила. Помни, мы живем по законам военного времени. Измажь большой палец в чернилах и поставь отпечаток вот здесь. Теперь спустись вниз на вторую палубу и доложись помощнику инженера.

Джоссерек предпочитал парус и даже на борту моторных судов работал всегда наверху. Эта черная дыра оказалась жарче, грязнее, душнее и шумнее, чем он предполагал, а работа была куда более нудной и изматывающей, чем та, к которой он привык. Но на собственном судне Сидира, никто из начальства не мог даже косо посмотреть на кочегара, если тот хорошо справлялся со своими обязанностями и вел себя прилично.

В свободное время Джоссерек занимался обследованием судна, что было вполне естественно для новичка и ни у кого не вызывало подозрений. Несколько раз издалека он видел Донию, но в первые четыре дня никак не получалось подойти к ней поближе.

Он смыл сажу и угольную пыль, надел чистую одежду и вылез из своей дыры подышать свежим воздухом. Людей вокруг было немного, а в той части палубы, откуда он появился, и вовсе никого. Позади него возвышался полуют, где размещались камбуз, плотницкая мастерская и другие служебные каюты. Впереди располагалась трехъярусная рубка. В ее верхней передней части возвышался капитанский мостик, а на самом верху торчала труба. Тенты образовывали плоские навесы, под которыми находилась привилегированная часть команды. Джоссерек нашел себе укрытие между двумя небольшими медными орудиями и с удовольствием дышал свежим воздухом.

Корпус дрожал под ногами. Бриз относил дым и гарь в стороны и веял в лицо запахами сырости и ила, тростниковых зарослей и влажной почвы. Хотя солнце стояло в зените, на западе клубилась гряда кучевых облаков и воздух оставался прохладным. То там, то тут виднелись зацепившиеся за песчаный островок или корягу подтаявшие льдины. Опасаясь их, команда придерживалась середины русла, и взгляду Джоссерека открывалась широкая водная гладь, простирающаяся до берега. Он следил за рыбой, плещущейся за бортом, за цаплями на отмелях, стрекозами, ранними москитами, за стволами деревьев, вывороченных весенним половодьем. Берега были крутыми и обрывистыми, внизу росла густая трава, а наверху - ивняк и кустарники. Дальше местность начинала плавно подниматься, там преобладал изумрудно-зеленый цвет с вкрапленными в него яркими пятнами диких цветов. Местами виднелись заросли кустарника, дубовые и пихтовые рощицы. До самого горизонта не было никаких признаков жилья, за исключением разрушенного замка. Эта территория еще не принадлежала Рогавике. Ее когда-то захватил и все еще удерживал Арванет. Но гражданская война прокатилась здесь, оставляя развалины, а следом еще и чума, так что ни у кого не возникало желания восстанавливать здешние поселения, да и сил на это не было. Полис вполне устраивала та чисто формальная повинность, которую несли немногочисленные местные племена, переселенцы из диких лесов, здешний лес еще не начал цвести. Даже при таком незначительном продвижении на север замечалось, что стало холоднее - чувствовалось дыхание ледника.

"Пешком здесь далеко, - отметил для себя Джоссерек. - Наверное, баромьянцы недовольны скоростью продвижения. Но все-таки просто невероятно, какой скорости добивается Сидир от своей пехоты, артиллерии, саперов и начальников штабов. Я не верил, когда он публично объявил, что по его подсчетам они доберутся до Фулда за двадцать дней. Теперь верю."

Необходимость проверить сведения такого рода и привела его на борт этого судна. Конечно, он был не единственным разведчиком, другие тоже поставляли сведения, но все-таки эта информация была неполной, ее не хватало, чтобы решить вопрос, насколько грозной была возрожденная Империя, особенно на суше. Каждая крупинка информации была существенна.

Джоссерек обвел взглядом войска. С такого расстояния они казались темной массой, перемещающейся вдоль берегов и по долине, чем-то вроде медленного цунами. Он слышал, как громыхали фургоны, раздавался топот ног и стук копыт. Барабаны грохотали - бах-дах-дах-дах, бах-дах-дах-дах. Виднелись поднятые знамена и пики, степная трава колыхалась на ветру. Он различал одиночных всадников в авангарде и на флангах, видел блеск стали. Когда верховые пускали коней в галоп, их плащи развивались на ветру. Время от времени всадник подавал сигнал и тогда волчий вой рожка прорезал слитный грохот барабанов.

Джоссерек с трудом оторвался от этот впечатляющего зрелища и тут заметил Донию.

Она обогнула кормовой балкон и теперь стояла, держась за поручень и вглядываясь вдаль. С головы до ног она была одета в голубое рагидьянское платье. Неужели Сидир решил, что его любовница не должна носить одежды Арванета? Джоссерек заметил, что она похудела, что лицо ее стало невыразительным, но все же ее фигура до сих пор дышала здоровьем и несломленной гордостью.

Сердце его запрыгало. Осторожность, прежде всего осторожность… На нижней палубе баромьянский офицер дымил трубкой. Он выглядел очень молодо, скорее всего, ему не пришлось участвовать в прошлой кампании против Рогавики, и вряд ли он мог понимать язык северян. И все-таки - осторожность. Небрежной походкой, но стараясь не переигрывать, Джоссерек вышел из своего укрытия и запел песню, хотя и негромко, но и не так тихо, чтобы не быть услышанным. Мелодия была из Эоа, а слова… на северном наречий.

- Женщина, у тебя есть друг. Стой спокойно, слушай молча.

Если бы баромьянец понял его и поинтересовался, откуда он это знает, Джоссерек объяснил бы, что он научился этой песне у собутыльника в таверне, с которым когда-то имел торговые дела. Он присовокупил еще несколько строк, чтобы все это походило на банальную любовную песенку. Но офицер, скользнув по нему равнодушным взглядом, продолжал спокойно курить.

Пальцы Донии впились в поручни, но взгляд, которым она окинула бродягу, был равнодушен. Он продолжал петь:

- Вы помните меня, я из Глиммерватер. Мы с вами были вместе в тот день, когда они вас схватили. Вы можете со мной встретиться?

Она едва заметно кивнула головой.

- В передней части этого корабля, внизу, есть кладовка.

- Он знал, что в ее языке нет слова, обозначающего форпик. Он подмигнул ей. - На носу корабля, куда я могу незаметно пробраться низом, есть ванная комната для людей вашего класса. Можете вы зайти туда незаметно? - снова кивок головы. - За ванной комнатой есть лестница, ведущая вниз, мимо закутка, куда складывают канаты, этот отсек я и имею в виду. Там можно безопасно встречаться. Я работаю у котла, но после вахты я бываю свободен. - Он назвал часы, и едва не сбился, услышав удары гонга, зовущего к ужину.

- Какие из них вам подходят? - Он повторил, чтобы удостовериться, что она не перепутает. Она сделала знак, что ее устраивает сегодняшний вечер. - Отлично! Если вы или я не сможем прийти сегодня, то попробуем завтра, идет? Всего доброго.

Он отправился на ужин, поскольку пренебрегающий ужином кочегар мог вызвать подозрения. Он безразлично проглотил успевшую надоесть кислую капусту с куском говядины. Хотя следовало сделать вид, будто он, как обычно в полдень, спит, Джоссерек выскочил из гамака и пронесся мимо остолбеневшей второй вахты в гальюн.

Армия разбила лагерь, и флотилия тоже остановилась. Лучи заходящего солнца пробивались сквозь вентиляционную решетку, когда Джоссерек поспешил к выходу. Запах дегтя, исходящий из якорного рундука, привел его на место. Он шел, не боясь, что его увидят. Любой офицер мог послать кочегара в носовую кладовку за чем-нибудь. Кроме того, вероятность, что сюда в это время сунется кто-нибудь, была невелика. И все-таки, сердце Джоссерека стучало, пока он сидел в темноте и ждал. Когда появилась Дония, он выскочил из укрытия, схватил за руку и увлек за кучу корзин.

- Ах, медведь! - Хотя она казалась бледной тенью прежней Донии, но руки ощущали тепло и упругость ее тела, а губы тосковали по ее губам. Ему показалось, что он чувствует слезы, но не мог разобрать, чьи они.

Наконец она отстранилась и прошептала:

- Мы не должны оставаться здесь долго.

- Как вы? - спросил он.

- Я… - остального в ее фразе он не понял и сказал ей об этом.

- Тогда давайте говорить на арванетском, - согласилась она уже спокойнее. - Я уже неплохо на нем говорю. Мы с Сидиром практиковались в арванетском, когда я не обучала его языку Рогавики. У него на это было мало времени. А вы неплохо им владеете. Где вы ему научились?

- Сначала поговорим о вас, - настаивал он. - Что случилось? Как с вами обращаются?

- Хорошо, благодаря Сидиру. Он никогда не угрожал мне и не прибегал к принуждению. Он дает мне свободу, какую может, создает мне всяческие удобства. При каждой возможности он рядом. Он - хороший любовник, мне нравится. Жаль, что скоро я возненавижу его.

- Почему вы остались? Разве вы не могли ускользнуть?

- Могла. Проще всего с наступлением темноты спрыгнуть за борт и плыть к берегу. Едва ли кто-нибудь из баромьянцев или рагидьянцев умеет хорошо плавать. Но я хочу побольше узнать о его планах и силах. Я уже многое узнала и узнаю по сей день. Думаю, нам это здорово поможет. - Ее ногти впились ему в руку. - Ваша очередь! Вы ведь разведчик из Киллимарейча? Разве нет? Разве не поэтому вы освоили кое-что из языка Рогавики?

- Верно. Три - четыре года назад, еще до нападения на Арванет, мы были уверены, что Империя полезет на север. И это наступление вверх по Югулару действительно началось. Понимаете, у нас были шпионы в Рагиде. Моя служба наняла инструктора по языку, человека из Гильдии Металлистов. Он провел среди северян почти всю жизнь, торгуя и путешествуя.

Джоссерек пренебрег лингвистическим и антропологическим анализом, а также приемами, которые помогли бы быстро и уверенно пользоваться этим анализом. Может быть позже, когда они оба будут в безопасности.

Кроме того, трудно этим заниматься, когда эта женщина, такая живая и теплая, стоит вплотную и дышит ему в лицо.

Важно было выяснить, насколько можно доверять познаниям того агента. В основе толкования каждой идиомы языка Роговики, каждой лингвистической конструкции, лежали предположения. Разные способы доказательств, хотя их было не так уж много, показывали, что предположения эти далеко не всегда были верны, а некоторые и вовсе ошибочны. Дело было в том, что торговец учил Джоссерека смешанному языку, беглому и грамматически правильному, но все-таки упрощенному, в котором опускалась значительная часть основных понятий.

Он уподобился туземцу с отсталого острова, который мельком видел корабли Киллимарейча, двигатели, хронометры, секстанты, подзорные трубы, компасы, орудия, но для всех сложных механизмов у него было только одно название… скажем, "ветряк", и он сроду не слыхивал о механике, термодинамике, химии, уж не говоря о свободной рыночной экономике или эволюции живых организмов на протяжении геологического периода.

Джоссерек не мог даже догадываться, насколько чужой она может оказаться ему.

- Какое у вас задание? - спросила она.

- Наблюдать за всем вокруг, - ответил Джоссерек. - Особенно за вашими людьми. Нас интересует, сможете ли вы объединиться против Империи. Не то, чтобы ее экспансия впрямую угрожала морскому народу. Мы не хотим войны. Но если мы каким-нибудь образом… если я могу помочь вам, - он прижал ее к себе. - Я сделал бы все, что от меня зависит.

- Как вы попали на борт?

- Через Казиру. Когда в дом ворвались люди Империи, его там уже не было.

- Да. Я знаю. Но за вами обоими охотятся. Он наверняка прятался, когда ты нашел его.

- Конечно, в то время я не знал, что он остался на свободе, но я рассчитывал, что он должен сообщить своим собратьям, где он и чем занимается. И, скорее всего, почти каждый из Братьев Кинжала, независимо от ранга, сможет мне об этом рассказать. Как только стемнело, я остановил первого же бандита, разоружил его и задал свой вопрос. Если бы мне не повезло с ним, я попытался бы еще раз, но мне повезло. Обо мне сообщили Казиру и вскоре отвели к нему. Конечно, я признался, кто я таков, но он и раньше подозревал это. Он сообщил мне новости, включая и ту, которая стала притчей во языцех - насчет вас с Сидиром. Словом, он рад был помочь мне, хотя и по злобе.

Он в общих чертах рассказал ей обо всем остальном. Они перекинулись еще несколькими фразами, всего лишь несколькими. Пока они ничего не планировали, только делились надеждами, предостережениями, договаривались о дальнейших свиданиях и сигналах срочной связи. Он рассказал, когда он работает, когда отдыхает, о двух вентиляционных устройствах на палубе, через которые хорошо передается звук - через одно - в двигательный отсек, а через другое - в ту нору, где спали простые матросы.

- Если я вам понадоблюсь очень срочно, крикнете в одно из вентиляционных устройств, и я мгновенно появлюсь. - Он нащупал свой нож и отметил, что во время вахты может воспользоваться еще либо ломом, либо гаечным ключом.

- Я сделаю лучше, - сказала она ему. - Сидир боится за мою безопасность не меньше, чем налета партизан. Он повесил мне на шею свисток. Я свистну три раза. Хорошо?

- Хорошо, - ответил он, поцеловал ее на прощание, и ушел, удивляясь ревности, которая его одолевала, когда дело касалось ее и Сидира.

VIII

Дожди изводили армию девять дней кряду. Вечером десятого дня в ледяном ореоле вокруг полной луны замерцали звезды. Лунное сияние плясало в хохочущей тьме. За рекой простиралась бледная равнина, на траве лежал иней, тут и там алмазами сверкали ледяные кристаллы, густые заросли тополей вздымали к небу голые ветви. Широко раскинулись лагерные костры, повсюду светились фонари караульных, но это были лишь искры в огромном пространстве ночи, которая растворила в себе и доносящиеся невесть откуда голоса врагов, и окрики часовых, и звук одинокой флейты. В холодном ночном воздухе ощущался легкий запах дыма.

Отпустив последнего человека из тех, кто хотел с ним переговорить, Сидир поднялся по лестнице из своего кабинета на верхнюю палубу. На минуту он остановился, напряг и расслабил мышцы, вдохнул и выдохнул, пытаясь обрести ясность ума после трудного дня. День, проведенный за рабочим столом, утомил его. Неужели он еще когда-нибудь снова сядет в седло?

"Да, с помощью Бога, объявленного вне закона, - подумал он. - Надо только потерпеть. Ягуар в ожидании добычи может лишь крутить хвостом. - Он скривился. - Беда в том, что у меня нет хвоста и нечем крутить".