Внутри горы огни разгоняли мрак, там низовики неутомимо работали в своих кузницах. Их молоты били так громко, что у Скафлока разболелась голова. Здесь возникали самые необычайные предметы - украшенные драгоценностями чаши и кубки, тонкой работы кольца и ожерелья червонного золота, здесь ковали оружие из металла, вырванного из сердца горы, оружие достойное богов, ведь низовики работали когда-то и для богов. Умели они вырезать могучие руны и заклятия и вообще обладали необычайными способностями.
- Я бы хотел, чтобы ты сделал боевое снаряжение для моего приемного сына, - сказал Имрик.
Кротовьи глаза Мотсогнира нашли в полумраке высокую фигуру Скафлока, а зычный голос заглушил стук молотов.
- Э-э, ты снова занялся старыми штучками с подменышами, Имрик? Однажды ты сам станешь жертвой своего плутовства. Но поскольку это человек, полагаю, он захочет иметь оружие из стали.
Скафлок заколебался. Он не мог сразу избавиться от многолетних предрассудков, но знал, что должен это сделать. Бронза была слишком мягкой, а необычайные сплавы альвов - слишком легки, чтобы он мог полностью использовать свою немалую силу.
- Да, из стали, - решительно сказал он.
- Это хорошо, - буркнул Мотсогнир и повернулся к кузнецам. - Скажу тебе, парень, вы, люди, хоть и слабы, ничего не знаете и живете недолго, превосходите силой альвов и троллей, даже гигантов и богов. И то, что вы можете касаться холодного железа - лишь один из источников вашей силы. Эй! - крикнул он. - Эй, Синдри, Текку, Драпнир, помогите-ка мне!
Перестук молотов стал быстрее, полетели искры, зазвенел металл. Так искусны были низовики, что прошло совсем немного времени, и Скафлок уже надел крылатый шлем и сверкающую кольчугу. Щит он повесил на спину, меч на бок, а в руке держал топор - все было отковано из голубоватой стали. Юноша радостно крикнул, сделал топором и мечом мельницу и издал пронзительный боевой клич альвов.
- Ха! - сказал он, возвращая меч в ножны. - Пусть тролли, гоблины или даже гиганты посмеют приблизиться к Эльфхейму! Мы ударим на них, как молния, и перенесем войну на их земли!
И он сочинил такую вису:
Продолжается борьба,
И мечи звенят в горах,
Стали лязг зовет на бой,
Доносясь до облаков,
Стрелы гневные летят,
Топоры взмывают к небу,
Ударяют о кольчуги,
Крошат шлемы и щиты.
Продолжается борьба:
Копий дождь врага бичует,
Воины безумно рубят,
Прорывая строй врага,
Раздается битвы гром,
Кровь пятнает топоры.
Серый волк и черный ворон
Пожирают мертвецов.
- Хорошо сказано, хотя, может, и не ко времени, юноша, - холодно заметил Имрик. - Однако помни - не касайся никого из наших своими новыми игрушками. Идем отсюда. - Он протянул Мотсогниру мешок золота. - Вот плата за вашу работу.
- Я бы предпочел свободу невольникам из нашего народа, - сказал король низовиков.
- Они нам слишком нужны, - сказал Имрик и вышел.
На рассвете его отряд укрылся в пещере, а следующей ночью въехал в большой лес, где стоял замок короля альвов.
Его окружал сложный узел колдовства, который Скафлок не умел разгадать. Смутно видел он высокие стройные башни на фоне луны, голубоватый сумрак, в котором мерцало и танцевало множество звезд, слышал музыку, пронизывающую тело и кости, чтобы коснуться самой души, но пока не оказались они в тронном зале, не смог ничего увидеть отчетливо.
В окружении своих сановников, на троне из тени сидел король альвов. Корона и скипетр его были из золота, а пурпурные одежды сливались с царившим вокруг полумраком. Волосы и борода короля поседели, и он, единственный из альвов, имел морщины на лбу и щеках. В остальном лицо его казалось высеченным из мрамора, лишь глаза горели.
Имрик низко поклонился, а воины его свиты опустились на колено перед своим владыкой. Когда король альвов заговорил, голос его прозвучал, как песня ветра.
- Здравствуй Имрик, ярл британских альвов!
- Здравствуй, господин, - ответил Имрик и заглянул в спокойные, но страшные глаза короля.
- Мы собрали всех на совет, - сказал владыка, - узнав, что тролли снова готовятся к войне. Нет сомнения, что вооружаются они против нас, и вскоре следует ждать конца перемирия.
- Это хорошо, господин. Наши мечи ржавеют в ножнах.
- Может, и не так хорошо, как тебе кажется, Имрик. В прошлый раз альвы прогнали троллей и вторглись бы в их страну, когда б не заключили мира. Иллреде, король троллей, умен и не начнет войны, пока не убедится, что стал сильнее, чем прежде.
- Я подготовлю свои провинции к войне, господин, и разошлю лазутчиков.
- Хорошо… Может, они узнают что-то интересное, хотя наши надежд не оправдали. - Теперь король альвов перевел взгляд на Скафлока, у которого холодело сердце всякий раз, когда он пытался выдержать этот горящий взгляд. - Слышали мы о твоем подменыше, Имрик, - буркнул владыка. - Нужно было спросить нашего согласия.
- Времени не было, господин, - оправдывался ярл. - Мальчик был бы крещен, прежде чем я успел послать известие и получить от тебя ответ. Сейчас трудно украсть ребенка.
- И очень рискованно, Имрик.
- Да, господин, но дело это стоящее. Ты сам знаешь, что люди могут делать многое такое, что недоступно альвам, троллям, гоблинам и им подобным. Они могут пользоваться всеми металлами, касаться святой воды, ходить по освященной земле, произносить имя нового бога - ведь даже старым богам приходится уступать дорогу кое-чему, что не вредит людям. Нам, альвам, нужен такой воин.
- Подменыш, которого ты оставил на его месте, тоже мог бы делать все, о чем ты говорил.
- Это так, господин, но ты же хорошо знаешь дикую и злобную натуру таких полукровок. Ему нельзя верить в вопросах магии, как этому человеку. Эльфам приходится плодить подменышей, иначе люди убедились бы, что их дети украдены, и могли бы воззвать к мести богов.
До сих пор разговор шел о том, что все понимали, не торопясь, как это принято у бессмертных, но теперь король альвов резко сказал:
- А можно ли верить этому человеку? Достаточно ему обратиться к новому богу, и он для нас потерян. Может, он уже стал слишком силен?
- Нет, господин! - Скафлок выступил вперед и взглянул владыке альвов прямо в глаза. - Я бесконечно благодарен Имрику за то, что он спас меня от бесплодной и слепой жизни смертного. Я - альв во всем, за исключением крови. Ребенком я сосал грудь альвини, говорю на языке альвов и сплю рядом с девушками альвов. - Он поднял голову и говорил почти вызывающе. - Только позволь, господин, и я стану лучшим из твоих псов. Но если выгнать пса из дому, он становится волком и начинает охотиться на стадо своего хозяина.
Некоторых альвов испугала такая откровенность, но король лишь кивнул и мрачно улыбнулся.
- Мы верим тебе, - сказал он. - Действительно, в прошлом воспитанники Эльфхейма показали себя храбрыми воинами. Что касается тебя, меня беспокоит лишь дар, полученный от Асов в день выбора имени. Я чувствую в этом их руку, а их цели никогда не совпадали с нашими.
Содрогнулись собравшиеся альвы, а некоторые начертили в воздухе рунные знаки, но Имрик заявил:
- Господин, даже боги не могут изменить предначертания Норн, и я считаю недостойным терять самого многообещающего из людей из-за смутных опасений перед будущим.
- Да будет так, - кивнул король альвов, и совет занялся другими делами.
После окончания совета был дан пир. У Скафлока кружилась голова от роскоши, царившей при дворе владыки альвов. Когда наконец он вернулся домой, его наполняло такое презрение и вместе с тем такая жалость к людям, что долгое время он не хотел иметь с ними ничего общего.
Прошло еще с полдюжины лет. Эльфы не изменились, но Скафлок так вырос, что невольникам-низовикам при дворе Имрика пришлось переделать его вооружение. Юноша был теперь выше и шире в плечах, чем его приемный отец, он стал самым сильным воином всего королевства. Он мерился силами с медведями и дикими турами, мог обогнать оленя. Никто во всем Альфхейме не мог натянуть лук Скафлока или свободно владеть его топором, будь он даже не из железа.
Лицо юноши несколько вытянулось; воспитанник Имрика отпустил усы, такие же светлые, как и длинные волосы, спадавшие на его плечи. Вместе с тем он стал еще веселее и несдержаннее, чем прежде, обожал плутовские выходки и опасные проделки. Он превратился в большого забияку и пьяницу, стал озорным колдуном, вызывающим вихрь только для того, чтобы поднять у девушек юбки. Не в силах обрести покой, он кружил по стране, охотясь на самых опасных зверей, каких удавалось найти. Выискивал в болотах чудовищных потомков Грандела и убивал их, получая порой ужасные раны, излечить которые могли только чары Имрика. Несмотря ни на что, он всегда был готов отправиться на поиски новых приключений, но потом валялся целыми неделями, почти не двигаясь с места, и мечтательно вглядывался в плывущие по небу облака. В другой раз в зверином облике, овладев неизвестными людям чувствами, искал лесов и вод, чтобы проказничать как выдра, мчаться огромными прыжками, как волк, или гордо парить, как орел.
- Никогда в жизни не испытал я трех вещей, - похвалился он однажды. - Страха, поражения и несчастной любви.
Имрик странно посмотрел на него.
- Ты еще слишком молод, чтобы познать крайности человеческой жизни.
- Я больше альв, чем человек, приемный отец.
- Пока - да, - был ответ.
Однажды Имрик снарядил около дюжины длинных кораблей и отправился в дальний поход. Флот ярла британских альвов переплыл восточное море и ограбил гоблинов, населяющих его скалистое побережье. Потом альвы вторглись в глубь страны, напали на какой-то город троллей и сожгли его, предварительно перебив всех жителей и захватив их имущество. Хотя война еще не была объявлена, такие рейды практиковались обеими сторонами для пробы сил. Продолжая плыть на север, а потом на восток через удивительную белую страну туманов, холода и дрейфующих ледяных гор, Имрик, Скафлок и их воины обогнули неизвестный мыс, проплыли каким-то проливом и направились на юг, где сражались с драконами и грабили местных демонов. Затем вновь отправились на запад, держась береговой линии до тех пор, пока она не повернула на юг, и тогда устремились к северу. Самая яростная битва разыгралась на пустынном берегу с толпой изгнанных богов, похудевших, высохших, обезумевших от одиночества, но по-прежнему обладающих ужасающей силой. Имрик победил, но после битвы альвам пришлось сжечь три корабля, поскольку не осталось никого, кто мог бы вести их дальше.
Иногда они встречали людей, но не обращали на них особого внимания, ведь их интересовала лишь Страна Чудес. Смертные же видели их только мельком, но и при этом испытывали ужас. Альвы воевали не со всеми подряд: в большинстве королевств их принимали гостеприимно и охотно с ними торговали, что являлось причиной долгих стоянок. Три года спустя корабли Имрика вернулись в Альвгейт, груженные богатствами и пленниками. Это был великий поход, и весть о нем разошлась по Эльфхейму и соседним королевствам, а Имрик и Скафлок покрыли себя славой.
VI
Все эти годы колдунья жила в лесу в обществе своих воспоминаний, пробуждавших в ее душе ненависть и жажду мести. Пробуя то одно, то другое, она сумела немного повысить свою силу и теперь могла вызывать духов земли и общаться с демонами воздуха, которые научили ее кое-чему. Оседлав метлу, слетала она на Черный Шабаш на горе Брокен. То была жуткая встреча, во время которой мерзкие древние чудовища пели вокруг черного алтаря, пили кровь из больших котлов, но хуже всего были молодые женщины, принимавшие участие в безбожных обрядах и совокуплявшиеся с демонами.
Колдунья вернулась с шабаша гораздо умнее, взяв в приживалы крысу, которая острыми зубками кусала ее высохшие груди и пила из них кровь, а ночами лежала на подушке возле своей хозяйки и пищала ей на ухо во время сна. Теперь колдунья решила, что обрела достаточно сил, чтобы вызвать того, кого хотела.
Молнии били вокруг ее логова, а саму ее окружало голубое сияние и смрад адских бездн. Смутная фигура, перед которой она простерлась ниц, была по-своему красива, как любой грех в глазах неисправимого грешника.
- О, многоименный Князь Тьмы, - воскликнула колдунья, - я хочу, чтобы ты исполнил мое желание, и готова заплатить за это обычную цену.
Тот, кого она вызвала, заговорил с ней тихо, терпеливо объясняя:
- Ты далеко зашла, моя дорогая, но еще не принадлежишь мне душой и телом. Милосердие тех, кто живет наверху, безгранично, и ты будешь проклята, лишь отрекшись от него сама.
- А что мне с этого милосердия? - спросила колдунья.
- Оно не отомстит за моих сыновей. Я готова отдать тебе душу, если ты отдашь мне в руки моих врагов.
- Этого я сделать не смогу, - ответил гость, - но дам тебе возможность поймать их в ловушку, если ты окажешься хитрее.
- Этого достаточно.
- Однако подумай, разве ты уже не отомстила Орму? Благодаря тебе он живет с подменышем вместо старшего сына, и существо это может принести ему много зла.
- Но настоящий сын Орма счастлив в Эльфхейме, да и остальные дети быстро растут. Я хотела бы стереть с лица земли его мерзкое потомство, как он поступил с моим. В этом мне не помогут языческие боги и Тот, чьего имени лучше не произносить. Поэтому ты, Повелитель Тьмы, должен стать моим другом.
В глазах, задумчиво смотревших на нее, горели огоньки холоднее зимних морозов.
- Языческих богов тоже интересует это дело, - зажурчал спокойный голос. - Как ты, наверняка, слышала, Один, знающий судьбы людей, строит планы, исполнение которых длится много лет. Но я помогу тебе, дам силу и знание, так что ты станешь могучей колдуньей. И подскажу способ мести, безотказный, если только твои враги не окажутся умнее, чем ты думаешь.
В мире существуют три Силы, которым не могут противостоять ни боги, ни демоны, ни люди. Силы, которых не победит колдовство, не одолеет никакая мощь: Белый Христос, Время и Любовь.
Первый может только разрушить твои планы, так что старайся, чтобы ни Он, ни его последователи никоим образом не включились в схватку. Ты сумеешь этого добиться, если будешь помнить, что Небо оставляет низшим существам свободу выбора, тем самым не заставляя их следовать его заповедям. Даже чудеса лишь открывают перед людьми еще одну возможность выбора.
У второй Силы имен больше, чем у меня, - Судьба, Предназначение, Закон Норны, Доля, Необходимость, Брахма и бесконечное множество иных - но к ней нельзя обращаться, потому что она никого не слушает. Тебе не понять, как может она сосуществовать со свободой выбора, о которой я говорил, как не постичь и того, что одновременно могут быть старые и новые боги. И прежде, чем использовать свои самые сильные заклинания, ты должна подумать над этим, пока не поймешь всей душой, что у правды столько обликов, сколько разумов, пытающихся ее постичь.
Третья Сила смертоносна и может причинять вред в той же мере, что и помогать, но именно ею ты и воспользуешься.
Потом колдунья поклялась ему и узнала, где и каким образом может получить нужное ей знание. На этом встреча закончилась.
И лишь одно осталось ей непонятным: когда гость выходил из хижины, колдунья пригляделась к нему внимательнее и заметила, что это не тот, кто был вначале. Увидела она необычайно высокого мужчину, шедшего молодо и быстро, хоть и носил он длинную бороду, седую, как волчья шерсть. Одет он был в развевающийся плащ, в руке держал копье, а из-под широких полей шляпы смотрел на мир всего один глаз. Колдунья вспомнила того, кто любил принимать всевозможные обличья в своих бесконечных походах по миру, и содрогнулась.
Однако гость исчез - видела она его лишь мгновенье, а может, ей что-то привиделось в звездном свете, - и ей не хотелось думать ни о чем, кроме утраты близких и скорой мести.
Если не считать дикого и шумливого нрава, подменыша нельзя было отличить от настоящего ребенка, и хотя Эльфриду порой удивляло поведение ребенка, ей и в голову не приходило, что это вовсе не он. Она крестила его именем Вальгард, как хотел того Орм, пела ему, играла с ним и была ему очень рада. Только кормление причиняло ей сильную боль, потому что подменыш сильно кусался.
Когда Орм вернулся домой, он обрадовался, увидев такого красивого и сильного мальчика.
- Великий воин будет! - воскликнул он. - Будет храбро сражаться, ездить верхом и плавать по морю. - Он осмотрелся по сторонам. - А где собаки? Где мой старый верный Грам?
- Грам мертв, - бесцветным голосом ответила Эльфрида.
- Он хотел броситься на Вальгарда и разорвать его, поэтому я приказала убить бедное безумное животное. Но, видимо, оно заразило других собак, которые рычат и убегают, когда я выношу ребенка во двор.
- Это странно, - сказал Орм, - в нашей семье всегда любили коней и собак.
По мере того, как Вальгард рос, становилось ясно, что ни одно животное не хочет находиться рядом с ним: скот убегал, кони фыркали и брыкались, коты шипели и забирались на деревья; мальчику пришлось рано научиться владеть копьем, чтобы отбиваться от собак. Вальгард тоже не любил животных, раздавал им пинки и проклятия и быстро стал заядлым охотником.
Подменыш рос хмурым, молчаливым, непослушным и любил дикие забавы. Невольники ненавидели его за злобу и жестокие шутки, которых он для них не жалел. И со временем, хоть она и пыталась с этим бороться, Эльфрида перестала любить своего старшего сына.
Однако Орм любил Вальгарда, хотя они не всегда ладили. Когда он наказывал сына, каким бы сильным ни был удар, мальчик никогда не кричал от боли. А когда обучал его владению мечом и со свистом опускал клинок, словно желая разрубить череп Вальгарду, тот даже не вздрагивал. Подменыш вырос сильным и ловким юношей, тянулся к оружию, словно с ним родился, и никогда не проявлял ни страха, ни жалости. У него не было настоящих друзей, зато приверженцев хватало.
У Орма с Эльфридой родились еще несколько детей: два многообещающих сына - рыжий Кетил и темноволосый Асмунд - и две дочери, Асгерд и Фреда, унаследовавшая красоту матери. Поначалу они играли под присмотром матери, потом начали бродить по округе. Эльфрида очень любила их, Орм тоже, но его любимцем был Вальгард.
Странный, молчаливый, сторонящийся людей юноша вступал в возраст мужчины. Внешне он мало отличался от Скафлока, но волосы его были темнее, кожа светлее, а взгляд - каменный. Угрюмо стиснутые губы подменыша улыбались только тогда, когда он проливал кровь или причинял боль, но и тогда это был лишь оскал. Более высокий и сильный, чем большинство мальчиков его возраста, Вальгард не общался с ровесниками, разве что вставал во главе их, готовя какую-нибудь проказу. Он редко помогал по хозяйству, если не считать забоя скота, и предпочитал одинокие прогулки.
Орм так и не построил церкви, как собирался, но когда соседи его воздвигли святыню на собственные средства, не запрещал своим людям ходить туда на службы. Эльфрида уговорила священника поговорить с Вальгардом, но юноша рассмеялся ему в лицо: