Больше я своего отца не видел. Через девять месяцев нефтяной взрыв в высокогорье Ирака отправил его в Эльдорадо или Валгаллу, где любители приключений проводят вечность. Боже, благослови его: мир без него стал беднее.
* * *
Чтобы не заполнять страницы описанием чудес Америки малых городов, которые и так знакомы моему читателю - если этот необычный рассказ преодолеет триста девяносто миллионов миль пространства и попадется на глаза человеку, владеющему английским, - я пропущу следующие несколько лет, дав лишь краткое резюме.
То, что я до этого не учился систематически, оказалось серьезной помехой. Но мистер Фарли, теперь профессор Фарли, бывший in loko parentis, объединил усилия многих преподавателей. А я, к всеобщему и особенно своему собственному удивлению, оказался способным учеником. И вскоре почти догнал своих ровесников. Наконец я увидел школу и понял, что по-своему это не меньшие джунгли, чем Матто-Гроссо. И в конце концов покорил и тайны деления столбиком.
Фарли преподавал в Гарварде, но я по некоторым причинам окончил курс в Йейле. Я опущу эти годы: они прошли для меня счастливо. На футбольных полях я ломал кости не чаще других, и сердец тоже было разбито под золотой коннектикутской луной не больше среднего. Да и на моем сердце остались всего одна-две царапины; но все это часть процесса, который философы называют взрослением.
Странно, однако, что, несмотря на все возбуждение футбольных схваток, больше удовольствия я испытывал с рапирой в руке. Чисто случайно я обнаружил способности к фехтованию и через два года был капитаном команды фехтовальщиков Йейла. И это, наряду с цветом волос и глаз, оказалось неожиданным благословением, когда я сражался в черно-алых джунглях Танатора, - но я опять забегаю вперед.
Хотя я стал американским гражданином, страсть к бродяжничеству слишком глубоко поразила меня, я слишком рано познал ее радости, и спокойная академическая жизнь меня не привлекала. Я всегда стремился увидеть, что лежит за туманным горизонтом… за следующим хребтом… за сияющими водами моря.
И прежде чем высохли чернила на моем дипломе, я уже исчез. Торопливо распрощался с профессором и начал свои блуждания. В следующие несколько лет я побывал во многих местах. Беспокойство, страсть к перемене мест, унаследованные от отца, провели меня по всему земному шару. Я некоторое время занимался журналистикой в Нью-Йорке, потом рядовым матросом отправился на торговой лохани в Стокгольм. Учился летать в Индии, потом перевозил беженцев из Кубы, доставлял контрабандное оружие на Ближний Восток и сделал несколько рейсов с медикаментами и продовольствием в осажденную Биафру.
Наконец я оказался во Вьетнаме, и когда выяснилось, что какие-то пробелы в моих документах о натурализации не дают мне возможности вступить в Военно-воздушные силы, я записался в качестве пилота в Красный Крест и перевозил припасы и медикаменты в места сражений. Бродяжьи инстинкты часто приводили меня к неприятностям, но мои бойцовские качества до последнего времени позволяли выходить из них без особого вреда. Но во Вьетнаме произошло нечто…
* * *
Террористы Вьетконга напали на небольшую деревню, и срочно требовалась медицинская помощь. Так срочно, что меня извлекли из квартиры, дав всего тридцать минут на сборы. Мне нужно было провести группу с медикаментами и продовольствием, а на обратном пути вывезти тяжелораненых.
Я перед этим провел две недели в Сайгоне, хорошо отдохнул и выглядел свежим. Моя группа размещалась на временном летном поле, вырубленном прямо в джунглях на окраине Хон-Квана, это в шестидесяти милях к северу от Сайгона и всего в десяти милях от границы с Камбоджей.
Мы уже полчаса были в полете, когда двигатель начал кашлять. Что-то произошло с трубопроводом, подающим горючее, вероятно, он засорился. Если бы вертолет перед полетом тщательно осмотрели, механики обнаружили бы неполадку, но мы вылетели слишком срочно.
Словом, дела мои складывались совсем не весело. На легком одноместном вертолете я оказался над сплошным морем джунглей. У моей машины не было и сотой доли той надежности, которая есть у обыкновенных военных двухместных и трехместных вертолетов.
Я связался с остальными машинами по радио, передал командование следующему по старшинству пилоту и сообщит, что у меня неполадки в двигателе и, вероятно, мне придется садиться. Они улетели, а я отстал, стараясь придумать, что же мне делать. Вертолет летел над самыми густыми на Земле джунглями, и нигде не было площадки, куда можно безопасно сесть. Если бы такую площадку удалось найти, я бы сам смог исправить неполадки, даже если бы пришлось заменить всю систему подачи топлива.
В поисках места для посадки я некоторое время кружил. Была небольшая надежда, что трубопровод сам прочистится, но особо на это не стоило рассчитывать. Если мотор окончательно заглохнет, я упаду на деревья. Даже без двигателя вертолет опускается медленно, потому что воздух подхватывает и поворачивает лопасти, создавая небольшую подъемную силу. Есть кое-что и хорошее в этих летающих машинах для взбивания яиц, хоть и летают они слишком низко, чтобы можно было воспользоваться парашютом.
С полчаса я играл с вертолетом, как виртуоз в концерте Баха, извлекая все что можно из двигателя. На базу вернуться я не мог, потому что между мной и базой не было ни одной пригодной для посадки площадки: я ведь только что пролетел над этой местностью. Но кто знает? Вдруг немного к западу такая площадка есть? Я повернул в этом направлении.
Немного погодя я увидел блеск, желто-коричневое сверкание реки. Разумеется, на вертолете был специальный понтон. Половина этого заброшенного уголка - болота. Если дотяну до реки, то смогу сесть.
Я начал гадать, где нахожусь. По соседству с нами никакой реки нет. Должно быть, в поисках посадочной площадки я залетел дальше, чем рассчитывал.
Может, это Меконг? Если так, то дело плохо. Меконг вовсе не во Вьетнаме, а в Камбодже. Он с севера на юг пересекает всю Восточную Камбоджу и впадает в Южно-Китайское море. А мне не полагается быть в Камбодже. Так называемая нейтральная страна, ее правитель принц Нородом Сианук, возможно, радушно встречает важных гостей из Америки, вроде Джеки Кеннеди, но чрезвычайно негостеприимен, когда дело касается потерпевших крушение или совершивших вынужденную посадку и тем самым нарушивших нейтралитет границы американских пилотов, - а между прочим, вьетконговцы эту границу пересекают регулярно.
Но дареному коню в зубы не смотрят. В тот момент, когда вертолет оказался над водой, двигатель кашлянул в последний раз и замер. Вертолет камнем падал вниз. Но тут воздух подхватил застывшие лопасти. Они со скрипом начали поворачиваться. Скорость падения уменьшилась - немного, но достаточно.
Грязная желтая река готова была раздавить меня, как мухобойка в руке гиганта. Перед самым ударом я мельком увидел густые зеленые джунгли, сплошной стеной стоящие по обоим берегам. Затем ударился о воду, и все погрузилось во тьму.
* * *
Кармоди, парень, который в Индии учил меня летать, говаривал, что любая посадка, после которой ты можешь идти на своих ногах, хорошая посадка. Что ж, думаю, даже Кармоди не похвалил бы меня за эту посадку. Удар отбросил меня на панель, желто-коричневая вода плеснула на колпак. Очнулся я с разбитым лбом, по лицу стекала кровь. Все тело болело, как сплошной синяк. Но я был жив.
Однако от удара в обоих понтонах образовались щели, и понтоны быстро заполнялись водой. Я сорвал спасательные ремни и приготовил надувной плот. Потом схватил пакет с неприкосновенным запасом, уложенный в рюкзак как раз на такой случай, и выбрался.
В рюкзаке приготовлено все необходимое: от сыворотки против укуса змей до сигнальных ракет, он тяжелый и неуклюжий. Я с трудом поставил его на раскачивающийся плотик и сам забрался туда же. Один понтон уже был под водой, и вертолет наклонился под углом в сорок пять градусов - вот-вот уйдет под воду. Я оттолкнулся веслом, немного погреб, а потом сидел и смотрел, как уходит единственная ниточка, связывавшая меня с цивилизацией. Потом, взяв себя в руки, я осмотрел внушающий уныние пейзаж. По обе стороны реки - густые зеленые джунгли. Выглядят очень непривлекательно. Но на плоту я могу плыть вниз по течению, и может, мне повезет и я натолкнусь на какой-нибудь поселок. Я начал грести, но быстрое течение подхватило плот, и мне не нужно было утруждать себя.
Вскоре я взмок, и насекомые ужасно досаждали мне. Воздух был густой и горячий. Пахло стоячей водой, гнилью и грязью, но я не поменял бы реку на джунгли. В них полно опасных хищников и змей.
Камбоджийские джунгли - одно из самых негостеприимных мест в мире, они заросли бамбуком и резиноподобными рододендроновыми кустами, вся их поверхность - сплошное болото, в котором плесени и грязи по колено. Я прихватил из вертолета мачете, но у меня не было никакого желания пускать его в ход. Попробую передвигаться водным путем. Пусть речное течение поработает - вот мой лозунг. В крайнем случае я согласен плыть по реке до самого моря.
Я пытался определить свое местонахождение. Наша база в Хон-Кване - в десяти милях по ту сторону камбоджийской границы, но Меконг гораздо дальше. Я напрягал память, стараясь вспомнить карту. В кабине вертолета был планшет с картами и компас, но второпях я забыл про них, и все это затонуло.
Может ли это быть Меконг? Насколько я помню, самая ближняя точка Меконга - в пятидесяти милях к северо-западу от Хон-Квана. Что ж… возможно, но маловероятно. Вертолет незаметно поедает мили. Я мог залететь так далеко, но все же, быть может, это другая река? Я вспоминал карту Камбоджи. В центре большое озеро. Я смутно помнил, что это остаток предполагаемого большого доисторического внутреннего моря. В него впадает множество рек; вполне вероятно, что это одна из них, а вовсе не Меконг. В таком случае один Бог знает, куда несет меня быстрый поток мутной воды.
Стемнело. На джунгли опускалась ночь. И сразу возникла еще одна проблема: до сих пор быстрое течение само несло плот, нужно было только отталкиваться от топляка и полузатонувших коряг. Не хватало мне только наткнуться на такое полузатонувшее бревно. Вот тогда действительно будет дело! Но как обезопасить резиновый плот от этих бревен, если на джунгли опускается непроницаемая тьма? А наступит она очень скоро…
Я решил, что есть только один выход, и начал грести к ближайшему берегу. Придется рискнуть провести ночь в джунглях и отправиться дальше в путь на рассвете.
Трудно было выбраться из стремительного течения, и к тому времени, как я добрался до берега, совсем стемнело. Я вышел, провалившись по колено в дурно пахнущую грязь, и вытащил легкий плот из воды. Эта часть берега оказалась мягкой и болотистой, и я через высокую траву прошел на более сухое место, прочно привязав плот к дереву.
Потом сел на упавшее дерево и поел продуктов из рациона, запив водой из фляжки. От жары и пота, от тягот пути очень хотелось пить, и я готов был выпить всю воду, но знал, что это весьма неразумно. Может пройти несколько дней, прежде чем я найду город или поселок, и поэтому надо экономить каждую каплю. У меня оказалось полпачки сигарет, я и их распределил. Посидел, куря, отгоняя насекомых и глядя на высыпавшие на небо звезды. Они горели ярко, как пригоршни бело-голубых бриллиантов, брошенных на черный бархат.
Прекрасное зрелище, но у меня не было настроения любоваться им. Как же я буду спать? Можно лечь на землю, забыв о кобрах, можно забраться на резиновый плот. Но плот вряд ли послужит преградой для хищника, которому вздумалось прийти на берег на водопой.
Единственная альтернатива - взобраться на дерево и устроиться на ветках. И тогда нужно бояться только одного - как бы не уснуть и не упасть. Но сейчас слишком темно, я ничего не вижу, а на ближайшие деревья взобраться невозможно.
И тут я увидел свет. Он горел в небе, как бледный луч маяка. Я застыл, погасил сигарету в заплесневелой листве, подумал, не вьетконг ли это. Кто еще может светить прожектором в джунглях? А если это Камбоджа, то никакого американского лагеря поблизости быть не может.
Холодный пот прошиб меня.
У меня и так достаточно неприятностей, еще не хватало попасть в руки врага. Я видел, что бывает с американцами, которых "допрашивал" вьетконг. И пожалел, что высадился на берег: надо было плыть по реке дальше.
Свет не гас. Бледный и призрачный, он стоял неподвижным столбом, выделяясь на фоне звезд. Мне показалось, что он ритмически колеблется. Пульсирует. Бьется, как сердце. Любопытство стало невыносимым. Я знал, что не усну в такой близости от этого маяка в джунглях, не узнав, откуда он. Я должен раскрыть эту загадку.
Источник света не очень далеко от реки. Несколько сотен ярдов в худшем случае. Если быть осторожным, можно подобраться поближе к этому странному пульсирующему световому столбу. Я решил попытаться.
Взяв мачете и надев рюкзак на плечи, я двинулся прямо к столбу. Шел медленно и старался идти неслышно. Особенно беспокоиться о шуме, который я производил, пробираясь сквозь подлесок, не нужно было, потому что с наступлением темноты все джунгли ожили. День джунглей - это ночь. Просыпаются большие хищники, а маленькие существа скользят среди кустов в поисках еды и питья. Только обезьяны спят на деревьях вверху, прижавшись друг к другу на ветвях.
С каждым шагом я по лодыжку, а иногда и по колено погружался в мульчу из полусгнивших листьев и вонючей грязи, проползал сквозь густые заросли бамбука и гигантские кусты рододендронов. Их упругие листья хлопали меня по лицу и плечам. Я надеялся, что не потревожу спящего кабана или одну из тех ползучих рептилий, что населяют этот гниющий ад.
Скоро свет стал виден сквозь деревья. Он пульсировал, словно живой. Время от времени я останавливался и прислушивался. Никаких звуков двигателя внутреннего сгорания, ни гортанных голосов вьетконговцев, ни голосов по радио и шума атмосферного электричества. Только река плещется о заросший тростником берег, шуршат маленькие зверьки, бегающие по листьям, - тысячи обычных звуков джунглей.
Я двинулся вперед и оказался на краю поляны. И застыл на месте.
Передо мной, ярус за ярусом возвышаясь над поросшей кустами болотистой местностью, предстали развалины древнего каменного города. Конические башни с высеченными на них разными изображениями, затянутые лианами, нависали в темноте.
Я наткнулся на забытый город, веками погребенный в джунглях Камбоджи.
Глава вторая
Ворота Между Мирами
До сих пор помню шок, который ощутил, глядя на ворота мертвого города. Помню, как у меня от изумления перехватило дыхание, помню, как по спине и затылку пробежал холодок благоговейного страха, когда я смотрел на это невероятное зрелище, залитое великолепным серебром сияющей луны.
Сама неожиданность этого зрелища усиливала впечатление сверхъестественности, казалось, время замерло. Мгновение назад я прорывался сквозь густые черные джунгли, и вот - перед хмурыми воротами фантастического каменного города, пришедшего из другого века.
Переход такой чудесный, такой быстрый и неожиданный, как будто невидимый волшебник вызвал этот город из небытия у меня на глазах. Неподвижный, застывший, вневременной, окутанный тайной лунного света, этот город казался привидением. Я вспомнил мерцающие миражи пустыни, вспомнил изображение неведомого города, который столетиями видели итальянские моряки, города, висящего над водой в Мессинском проливе; Фата Моргана - так называют суеверные рыбаки этот плавучий мираж, и по сей день ученые не могут разрешить загадку этого видения, со времен крестоносцев возникавшего над проливом.
Странным и прекрасным был этот неизвестный разрушенный мегалополис камбоджийских джунглей, лежащий передо мной. Я стоял, застыв в благоговении, в голове у меня покалывало от холодного предчувствия сверхъестественного, как будто я ожидал, что при следующем вдохе эти руины растают в темноте, исчезнут так же быстро и загадочно, как появились.
Передо мной в усеянное звездами небо поднимались конические многосторонние каменные башни, со стен которых смотрели на меня пустыми глазами высеченные лица. На стенах множество странных иероглифов неизвестного мне языка, а может, неизвестного ни одному из живущих людей. Какая утраченная мудрость, какая забытая наука, какие загадочные сказания скрываются за этими огромными таинственными символами?