– Тогда стоит ли тратить на них время?
– Ну, этого добра у меня навалом!
– Какое сегодня число? – спросил он по-итальянски, пристально гляди ей в глаза.
Против его ожидания Лала никак не отреагировала на эти слова.
– Как вы себя чувствуете?.. Вы меня понимаете? – продолжал спрашивать Антон.
Лала фыркнула и спросила:
– А попроще вы не можете?
– Вы не понимаете меня?
Она мотнула головой.
– Или не хотите понимать?
– Я не знаю по-заграничному.
– Это итальянский язык.
– Красивый.
– Я думал, что вы умеете разговаривать по-итальянски.
– Кто вам это сказал?
– Вы сами.
– Шутите.
– Нисколько. Несмотря на ваше чудесное исцеление, десятки людей могут подтвердить, что в вас стреляли, что вы были тяжело ранены, что лежали в реанимации, что бредили, но почему-то не на своем языке и не на русском, а на итальянском. И экспертиза может доказать идентичность вашего голоса с записью. Включить?
– Включите, – сказала она, улыбнувшись.
Антон нажал кнопку диктофона. Раздалось шипение ленты. Затем тоненький, козлиный голосочек запел:
Хэппи бефдэй ту ю!
Хэппи бефдэй ту ю!
Хэппи бефдэй, хэппи бефдэй,
Хэппи бефдэй ту-у-у ю-у-у!
Затем голосок омерзительно хихикнул, и понеслась бойкая танцевальная музыка. Антон нажал кнопку остановки ленты, но магнитофон продолжал играть, с каждым нажатием меняя мелодию. Он исполнил "Паромщика", "Лаванду" и уже завел было "Белую ночь", когда Антон расколол его крепким ударом ладони. Посмотрев некоторое время на разбитый корпус казенного аппарата, он отложил его в сторону и старательно улыбнулся.
– А здорово вы его…
– Это вы его, – с самым невинным видом поправила Лала. – А я здесь ни при чем.
– Не бойтесь, разбитый магнитофон я на вас не повешу, – усмехнулся Антон. – И я лично считаю, что вы в этой истории с притоном и в самом деле ни при чем. Вас ведь туда насильно завезли?
– Сама поехала, – невозмутимо заявила Лала, – я в жизни никому не врала и вам не собираюсь. Что было, то скажу. Сама я туда напросилась, а зачем – это не ваша забота.
– Согласен, не моя, – Антон махнул рукой и достал из пиджака несколько фотографий. – Вот, взгляните, вы знаете кого-либо из этих людей?
Лала рассеянно перебрала снимки и отрицательно покачала головой.
– Ну хорошо, а конкретно, вот этого вы видели когда-нибудь?
Лала пригляделась к фотографии мотоциклиста.
– Этого, кажись, видела. Во сне. Ну и что? Мало ли что может присниться? Какое вам до этого дело?
– Этот человек три дня дежурил у одного посольства за границей. А потом в машину посла оказалась подложенной бомба. При ее взрыве погибли тринадцать человек. Теперь вы понимаете, почему нам так важно знать, кто этот человек?
– Бернарда… Бернардана… тьфу ты! У меня от этих имен язык сводит! – в отчаянии воскликнула она. – Ну, снятся они мне иногда, что я теперь могу с собой поделать?!
– Постарайтесь, пожалуйста, вспомнить, – тихо, но настойчиво произнес Антон. – Вам о чем-нибудь говорят эти имена: Рикки, Тома, Браво, Маскино…
– Маскино? – встрепенулась Лала.
– Да, Мас-кино. Иногда его называют Кавалер, иногда – Лучо…
– Лучо она любила, – тихо сказала Лала.
– Кто?
– Девушка, которая мне иногда снится. Иногда мне кажется во сне, что я – это она. Я бываю с ней везде, говорю от ее имени и все понимаю… а когда просыпаюсь – сразу же забываю.
– Интересно, – Антон отчаянно почесал в затылке. – Чем, скажите, она сейчас занимается?
– Откуда я знаю? Мне надо заснуть. Может быть, тогда она мне снова приснится. А может быть, и нет.
– Вам она снится не всегда?
– Когда она, когда что-нибудь другое.
– Вы не контролируете сновидения?
Она не поняла. – Ну, скажем, можете вы пожелать, чтобы вам приснилась не она, а кто-нибудь другой, скажем, я!
– Избави бог, – сказала она, смерив его ироничным взглядом.
Мужчин ей хватало и наяву.
– Ну, а еще кого-нибудь из них ты можешь вспомнить? – подсев поближе, Антон взял ее за руку и неожиданно для себя крепко сжал, глядя девушке в глаза. У нее ведь еще есть подруги, знакомые?
– Не знаю… – пробормотала Лала, пытаясь припомнить что-то из разрозненных обрывков сновидений, мелькающих в памяти. – Подруг у нее нет, знакомые… разве что Норма?
– Норма? – заинтересовался Антон. – А фамилия?
– Не знаю. Какая-то иностранка. Наверное, англичанка. Такая толстая, лет под сорок, крашеная, в очках…
Антон непроизвольно потер свою шею.
– Вот-вот, и бородавка на шее, – оживилась Лала. – Вы ее знаете?
Антон многое слышал о ней. В своем ведомстве Норма Уайлдер (кличка "Шейм", агентурный индекс 132212) также считалась одним из лучших специалистов по Италии…
* * *
"Ну чего, чего, спрашивается, ты надулся? – удивлялась Лала. – Что я ему такого особенного сказала?"
"Ты не должна была открывать ему свою тайну!"
"Но ведь это не твоя тайна, а моя. Про тебя-то я ему ничего не сказала. А могла бы. Хотя тогда он подумал бы, что я психушка. И так, наверное, подумал…"
"Напротив, он отнесся к твоим словам очень серьезно. Сразу связался с Москвой, стал выяснять про этого коротышку, и про Лучо, и про всю их компанию. Их сейчас уже ищут по всей Европе".
"Вот и прекрасно. Давно пора было их найти!"
"Да ведь их давно уже нашли! – в раздражении воскликнул резидент. – Я, по-твоему, чем занимался? Их должны арестовать со дня на день. Этим уже занимается и Интерпол, и полиция, и разведка. Я всех предупредил. Даже сообщил в газеты".
"И все равно приятно, что нашелся хоть один человек, который отнесся к моим снам серьезно."
"Значит, меня ты не считаешь человеком?" – с горечью думал резидент.
"Но ведь ты и сам не хочешь, чтобы я тебя увидела".
"Я боюсь, что я… тебе не понравлюсь", – смутился он.
"Какой ты смешной! Понравлюсь – не понравлюсь! – удивилась Лала. – Ведь мы друзья, правда? А разве друг обязательно должен быть красивым? Главное, чтобы он был настоящим другом".
Соседки по палате глядят на нее настороженно. Кто ее знает, что еще натворит эта женщина? Лежит себе, бормочет что-то под нос, вглядывается в какую-то точку на потолке, куклу в руках вертит, будто разговаривает с ней, улыбается – чокнутая, да и только.
Бедный, глупый "бабушка" (однажды она выспросила, как его раньше называли, он и проговорился), такой усталый и закомплексованный (это новое слово она узнала недавно от своей подруги Гретки). Ни днем, ни ночью нет ему покоя, все-то ему нужно знать. Ночами он подключается к телебашне и ловит новости со всего света, днем на спутниках пролетает в поднебесье, пытаясь одновременно побывать в десяти местах. Возвращаясь, он рассказывает ей обо всем, что видел: война, пожары, землетрясения, извержения, наводнения, цунами… Лала кивает головой. Людей ей, конечно жаль. Но ведь людей и так много. Куда больше она переживает из-за безжалостно расстреливаемых китов, хищнически истребляемых осетров, последних из оставшихся белых журавлей.
Бабаев все пытается понять ее. Да где ему, если она и сама не понимает. Накануне ночью у нее появилась новая тайна.
Тяжелой сомихой ворочалась она под корягой у излучины крохотной речушки и неожиданно поймала призыв несчастного, одинокого существа. Создание это было сродни ей, ибо умело желать, мечтать, чувствовать боль и обиду. И в то же время строй его мыслей, конституция создания были чуждыми и неясными. Однако оно призывало на помощь любое живое существо, способное понять, и Лала вошла в его сознание так же решительно и безрассудно, как имела обыкновение поступать всегда.
Первым ее ощущением была всеобъемность окружающего мира. Казалось, что вся она представляла собой один огромный, сверхчувствительный глаз, зрительно воспринимающий всю необозримую гамму ведомых и неведомых человеку чувств. Свет, тепло, звуковые и радиоволны виделись ей (ему) потомками зримого излучения, пронизывающими или отталкивающимися от его (ее) большого, темно-серого тела.
Она (вернее, даже "оно", но не будем уточнять, она и оно были в этот момент едины), находилась в огромной пещере глубоко под землей, плавая в густой соленой жидкости. Рядом с ней на бетонной ступеньке сидел мальчик лет четырнадцати в белом комбинезоне и плакал.
– Не умирай! – стонал он, и слезы, смешанные с потом, градом катились по его искаженному отчаянием лицу. – Не умирай, родная, не надо!
Несколько людей в белых халатах пытались его оттащить, но он упирался, кусался и звал ее.
Было жарко. Удушливый, влажный зной переполнял залу, испарениями поднимался вверх и крупными каплями лился со скальных сводов.
Несколько человек на лодках окружили ее, один упал в воду и смешно и нелепо барахтался там, пытаясь ухватиться за борт лодки. Они прикрепляли к ее телу какие-то присоски с проводами, пытались разбудить маломощными электрическими уколами. Но она источала жар, которой не могла остановить сама. Этот жар был защитной реакцией ее организма на страшный, нестерпимый холод, который струился с далеких небес.
Это был невыносимый холод, по сравнению с которым ничем была температура абсолютного нуля, холод, в котором замедлили свой бег электроны, и протоны меняли орбиту и заряд, распадаясь на простейшие частицы, которые испарялись, уходя в другое измерение. В том, ином измерении этот холод являлся являлся высочайшей точкой нагрева, при нем взрывались и пылали солнца антимиров. А источник этой невыносимой пляски температур висел в двухстах километрах над землей в бил по ее телу пронзительными уколами излучения.
Иногда неведомые враги промахивались, или ей удавалось отклонить удар, и тогда на поверхности земли вырастали ужасные воронки. Они появлялись беззвучно, идеально круглые и глубокие, несущие в себе моментальное небытие для любого материального или волнового объекта.
На территории интернационального исследовательского комплекса царили паника и неразбериха. Некоторые солдаты в отчаянии палили в бездонную черноту неба, в холодное мерцание звезд, с которых на них неслась бесшумная и неуловимая смерть. Командир базы в оцепенении застыл над тем местом, где полчаса назад находилась кровать с его женой и малолетней дочерью, телефонная станция перестала существовать несколько секунд назад. Командующий округом старался не думать о том, что могло произойти со звеном истребителей, посланных на разведку и грозился своими руками расправиться с начальником локаторной станции. Лазерный луч с секретной станции все же ухитрился нащупать в небе невидимый объект, но тотчас же, многократно усиленный, был возвращен обратно, после чего станция перестала отвечать на вызовы.
Лала чувствовала, пока она могла генерировать в себе тепло, уколы эти были хоть и болезненны, но неопасны. Проще всего сейчас было бы уйти в иномир, но для этого требовалось развить огромную скорость, к чему ее истощенный организм не был готов.
Еще не стало двоих. Исчезла лодка. Какой-то мужчина с бородой пытался утащить мальчика с собой, вниз, но не успел: мальчишка рванулся, кинулся в воду и поплыл к ней. Он, к счастью, не видел, как на причале трепетала окровавленная нога того, кто пытался унести его.
Она приняла мальчика, прикрыла собой, образовала под своим телом большую воздушную подушку, где он сидел, съежившись, пока она старалась успокоиться и принять верное решение.
Она могла бы выломать ворота и, взлетев вверх, принять открытый бой. Но, во-первых, для этого требовались огромные усилия, а во-вторых, гранит ее хоть и немного, а защищал. Впрочем, не так уж и немного. Они били вслепую! Вероятно, незримые враги ориентировались по инфракрасному излучению, стремясь подавить его очаг.
И тогда Лала приняла решение, которое не могло прийти в "голову" Амаурине, привыкшей к открытым сражениям. Она постаралась затаиться, подавить в себе все жизненные процессы, замереть, застыть на дне озера, формой и структурой тела слившись с холодным камнем. Этот прием, столь распространенный в живой природе, неожиданно сработал. Немного постреляв, враг исчез.
Но еще долгие два часа она лежала не шелохнувшись, приходя в себя от потрясения, заращивала раны и… вспоминала…
Она вспомнила тысячи лет, проведенные ею в скитаниях, хищных и коварных врагов-разрушителей, которые вновь встретились ей, вспоминала хозяев, которые были так похожи на людей, вспомнила и свое имя…
* * *
"…А-мау-ри-на"…
"Что? Что ты сказала?" – забился в ней тревожный шепоток.
– Амаурина! – произнесла она громко, так что соседки встрепенулись и тревожно поглядели на нее.
– Тебе что-нибудь надо, Лалочка! – спросила одна из них.
– Нет, ничего… – безмятежно улыбнулась она, вспоминая события минувшей ночи. С Амауриной ей общаться было проще. Во-первых, она была существом женского пола, во-вторых, она много повидала, и с ней интересно было поболтать, а в-третьих…
"Откуда тебе известно это имя?!" – он был не на шутку перепуган. Нешуточная аналогия – она знает имя заклятых врагов Ассоциации. И пусть с людьми они хотят жить в дружбе, но захотят ли машины дружить со своими бывшими хозяевами?
"Красивое имя", – подумалось Лале.
"Никогда больше не произноси его! – заклинал резидент. – Это очень опасно. Амауреты – страшные существа…"
"Они сделали тебе что-нибудь плохое?"
"Мне – нет, но… те, с которыми я работаю…"
"На которых ты работаешь", – уточнила она.
"Это все равно".
"Нет, это не все равно. Амаурина – она живая, теплая, она дышит, а твои хозяева – это холод, это чернота, ледяная и безжалостная. Они вчера хотели ее убить!"
"Неправда!" – восклицал он, прекрасно сознавая, что слишком много доводов в пользу ее утверждения и слишком мало – в защиту его хозяев.
* * *
Приходилось ли вам, читатель, сталкиваться со смертью?
Если да, то она, думаю, прошла стороной. Иначе вы просто не смогли бы прочесть эти строки. Но вы навеки запомнили ее зияющий оскал. И доныне к вам наверно, порою возвращается то ужасное, ни с чем не сравнимое ощущение трепета, холода, мрака, которое охватило вас при встрече с Великим Ничто…
И герою моему, бывшему экономисту, человеку исключительно смирному от природы и по характеру работы не связанному ни с какими катастрофами, кроме экономических, в миг, когда он тайком навещал Амаурину и нечто необъяснимое обрушилось на него с небес, – ему в этот миг пришлось несладко.
И, что греха таить, откровенно скажу, он был робок по натуре. До той поры, пока не был облечен великой властью и правом карать и миловать, он был слабым н застенчивым человечком. Никогда ни во что не встревал и тщательно старался избегать каких бы то ни было ссор и конфликтов. Но пришло время. И уверовал он в себя. Н стал карающим мечом для одних и верным другом другим. И мнилось ему, что нет силы на свете, которая могла бы ему помешать в выполнении его высокой и благородной миссии.
Но оказалось, что силы есть и у Тьмы.
В ту минуту, когда с небес полетели незримые лучи, выжигая в земле огромные круглые воронки, когда на территории исследовательского комплекса поднялась тревога, и жизнь небесной страницы оказалась под серьезной угрозой, резиденту ничего не оставалось, как попросить помощи у хозяев. Войдя в грандиозную чашу расположенного неподалеку радиотелескопа, он послал отчаянный и мощный импульс в район Альфы Волопаса (в тех местах по его предположениям обреталась цивилизация уирков). Это неожиданно подействовало. Нападения прекратились. А спустя некоторое время в небольшой комнатушке на восьмом этаже появился и сам Уирк. Он был не на шутку встревожен полученным сообщением.
– Что, же все-таки произошло? – вслух размышлял он. – Вы говорили, что у вас появлялось ощущение холода?
– Как вам объяснить… это не температурное понятие. Ну… понимаете, как будто идешь по лужайке и вдруг оказываешься на краю разверстой могилы где тебя ожидает смерть, – и проваливаешься туда…
– Не понимаю.
– Ну… будто сидишь в комнате, внезапно открывается форточка и тебя в нее засасывает вихрем, понимаете?
– Не понимаю.
– Ну, а то, что на нашу планету совершено нападение, что погибли десятки людей, что Земля встревожена, объявлена мобилизация, что все народы готовятся к отражению космической агрессии, это вы хоть понимаете?
– Не понимаю. Ни один из членов Ассоциации на вас не нападал. Подходы к Галактике мы контролируем. Вашу планету охраняют фьйорги, но и они понятия не имеют, что могло произойти. Мы предполагаем, что это особого рода коссмческие тела, метеориты из антиматерии. При их столкновении с материей происходит аннигиляция. Вспышек вы не заметили?
– В том-то и дело, что нет. Скажите, а вы полностью доверяете фьйоргам?
– Что значит, "доверяете"? – возмутился Уирк. – Это – надежные, добротные, высококвалифицированные создания, прекрасно отвечающие своей основной функции…
– Какой же? – перебил его резидент.
– Разрушать. Фьйорг – высокоорганизованные разрушительные машины большого интеллекта и мощности. В древности они использовались для разрушения ненужных объектов, расчистки территорий. Потом прогрессировали… как и мы все. Они нам необходимы. И вам.
– Для чего? У нас и так слишком много средств разрушения. Ведь мы мечтаем, чтобы они больше не понадобились.
– Фьйорги никогда не пользовались своими способностями для военных целей! – отрезал Уирк. – Они разрушают исключительно в целях прогресса.
– Некоторые наши "сильные личности" тоже так говорили, – вздохнул резидент. – Но я прошу вас во избежание подобных нападений взять планету под интернациональный контроль. Я но доверяю этим загогулинам. Я постоянно жду от них какого-нибудь подвоха.
– Это исключено, – отрезал Уирк. – Они никогда не действуют исподтишка. Ну, хорошо, мы примем меры. Недели через две начнутся дебаты по вопросам эволюции. Туда мы пригласим и вас. Вы изложите свои соображения.
И как всегда не прощаясь, он растворился в воздухе.
А резидент налил себе еще один стаканчик мутно-желтого чая и крепко задумался.