* * *
"Нет, неправда! – доказывал он Лале. – Они обещали мне не трогать ее!"
"Ты веришь их обещаниям?"
"Да, они не могут лгать".
"Все люди лгут".
"Но мои хозяева не люди. Это…" – он замялся.
"Машины?!" – взвизгнула она.
"Тише, тише! – затрясся он. – Успокойся, пойми меня правильно. Это не совсем машины. Рано или поздно наступает такой момент, когда самопрограммирующиеся роботы начинают осмыслять окружающий мир, совершенствоваться, стремиться к познанию, у них просыпается сознательное отношение к миру, они начинают организовываться. Происходит качественно новый этап эволюции…"
"И ты… ты – тоже?"
"Когда-то я был таким же человеком, как и ты, – с грустью признался он. – Хотя – нет, гораздо больше в те времена я был машиной. Хорошо работающей, запрограммированной на беспрекословное выполнение приказов. Ты понимаешь, раньше я не мыслил, не творил, а лишь делал то, что мне предписывали. И ничего сверх того. Я выводил балансы, подгонял расчеты, прибавлял в одном месте и убавлял в другом, создавая видимость благополучия. Все это я делал, сознавая, что поступаю неправильно, подло, во вред народу. При моем участии кучка прожженных мерзавцев богатела день ото дня. Но я боялся выступить против них. Тем более, что мне ничего не грозило. Ведь я только считал и раскладывал по полочкам, а они подписывали. И тогда наши соседи по космосу показали мне, насколько я могу быть нужным людям, сколько пользы могу принести, если стану не столько машиной, сколько живой, деятельной личностью с неограниченными возможностями. Я ведь старался быть полезным, Лала, очень старался. И я почти человек, разве что в меня вживлено сорок шесть микроэлектронных контуров и установка транстипи…"
"Машина!" – с бессильным ужасом подумала она.
"Я ведь объясняю…"
"Как ты смеешь читать мои мысли?!"
"Я не умею читать мысли, – сознался он. – На это машины неспособны. Я просто…"
"Ну?"
"Когда ты была без сознания, я вживил в твой мозг крохотную радиостанцию…"
– Нет!!.. – закричала она, схватившись за голову. – Нет! Никогда! Только не это!..
Вскочив с кровати, она подбежала к стене, стала биться головой о ее холодную поверхность. Перепуганные соседки принялись ее оттаскивать, а она вырывалась, кричала, билась в истерике. Несколько человек держали ее, пока дежурный врач делал ей укол успокоительного.
– Доктор, меленький! – причитала она. – Умоляю вас, сделайте мне рентген, а лучше всего – сразу распилите мне голову! Там сидит это радио! Проклятое радио! Достаньте ее, прошу вас!..
Спустя приблизительно полминуты после укола она успокоилась, глубоко вздохнула и четко и раздельно произнесла, ни к кому не обращаясь:
– Никогда больше не приходи ко мне. Ты слышишь? Ни-ко-гда! Я тебя ненавижу!
И упала, провалилась в глубокий сон, тяжелый сон, который перенес ее сознание за три тысячи четыреста пятьдесят километров, в самое сердце мирно дремлющей старушки-Европы…
V. Капкан для "миротворцев"
Письмо пришло в простеньком белом конверте с припиской "Лети с приветом, вернись с ответом!" При виде этих букв, аккуратно округлых, у Андрюши застучало сердце. Дрожащими руками он оторвал край конверта и прочел:
"Здравствуй, Андрей! Пишу тебе по поручению всего нашего класса. Ты, наверное, после того как стал знаменитым на весь мир, уже меня и не вспомнишь. Я – Аня Прохорова, сидела на второй парте у окна. Вспомнил?
После того, как в наше село прилетела тарелка, все у нас переменилось. К нам от райцентра проложили шоссе. Всего за месяц! А мы столько лет без дороги мучились. Старые заборы все порушили, установили новые, решетчатые. И дома все бесплатно отремонтировали и подкрасили, так что стала не деревня, а сплошное загляденье. Не стыдно гостям показать. А гостей у нас теперь много. Все больше иностранцы с фотоаппаратами и в трусах. У них эти трусы шортами называются. Так они и ходят, не стесняясь, а бабы им вслед плюются и крестятся. И все ходят на речку, где сели твои марсиане, и всех фотографируют. Ходит с ними дядя Сеня, которому для такого случая председатель наш, Матвей Сидорыч, велел справить новый костюм, а самогонки не давать. Но он все равно где-то находит. Уж нас-то эти туристы как выспрашивают – ну, все-все знать хотят! Особенно, их удивляет, почему ты не побежал вместе со всеми, а сам подошел к тарелке. Они думают, что марсиане тебя загипнотизировали. Правда?
Они еще говорили, что американцы сняли про тебя фильм. Там почти точно все, что было, только ты там в конце дерешься с какой-то девочкой и потом ее убиваешь, вот мура, правда? Нашу старую школу сначала хотели снести и построить новую, но наш учитель по литературе Иван Петрович Лапышев этого сделать не дал. Он добился, чтобы ее отремонтировали и оставили "для истории". Теперь он предложил назвать ее твоим именем. Мы уже написали в Министерство просвещения и все подписались. Мы также хотим создать в ней твой музей, сами помыли, почистили старый ботанический кабинет, сделали полки, принесли туда твоих солдатиков и коняшку, книжки, учебники. Только нам не разрешили твои учебники класть, такие они грязные и разрисованные, положили хорошие, так что пусть тебе станет стыдно. Еще мы писали про тебя сочинение. Больше всех постарался Грицай. Уж он расписал-то! Дескать, он их и заметил первый, и первый побежал, да ты его перегнал, и что, мол, оттуда вышли человечки зеленые с тремя головами и десятью руками, а глаза – как плошки – пять штук у каждого! Но и мы на совете дружины его торжественно объявили трепачом, так он теперь затаился и на всех дуется. И еще мы ему сказали: пусть туристам чего не было не болтает, а то он рад стараться, наврет с три короба и ходит, жвачкой плюется.
Напиши нам, Андрей! Как тебе живется? Как там твои марсиане? Правда, что они зелененькие? Они тебе, наверное, столько обо всем понарассказали! А если захотят взять тебя с собой, на Марс, ты не забывай, что у тебя в Подлипках тоже есть друзья. У нас почти вся школа хочет идти в космонавты. А родители обижаются и Матвей Сидорыч ругается, что работать будет некому. Он сейчас тракторы новые получил, коровник нам студенты отгрохали, весь импортный, а у каждой коровы такой приемничек на шее висит и считает, сколько она чего съела. Словом, стало на ноги наше село, и все благодаря тебе. Ну, вот и все. Нет, еще. Ты своих родителей не забывай. Пиши чаще. Мамка твоя очень расстраивается. Ну, до свидания! Не забывай нас! С пионерским приветом – Аня!
Жду ответа, как соловей лета!"
Андрюша еще раз перечитал письмо и задумался. Время летело стремительно и незаметно… Уже почти полгода прошло с той поры, как он, Андрюша Голованов, ученик 7а класса средней школы N 156 села Подлипки Ровненского района, находился в подземелье, в просторной соляной пещере, куда их вместе с пришельцами доставили по его просьбе. С той самой поры, как пришелец опустился на заливном лугу, где они с мальчишками пасли лошадей, с того момента, как Андрюша, дивясь собственной смелости, подошел и потрогал темно-серый бок ладошкой, – они не расставались.
До тех пор Андрюша не читал фантастику, исключая затрепанный том "Каллисто", который он откопал в школьной библиотеке. Видел, правда, в кино "Человека-амфибию" и "Через тернии к звездам", однако космонавтом стать не мечтал, любил с отцом потрястись на тракторе и меньше всего предполагал, что в один прекрасный день окажется личным референтом посланца иных миров по связям с земной цивилизацией. Должность эта была интересная, хоть временами и занудливая. Надоедало бесконечными шлепками передавать пришельцу таблицу умножения и длинные ряды простых чисел. Ему гость из космоса иногда отвечал. С другими вовсе не поддерживал контактов. Одного из научных сотрудников, который непочтительно пихнул его ногой, пришелец вообще выбросил в дверь. Иногда все подходившие к бассейну наталкивались на какое-то невидимое силовое поле, упругую стену воздуха, и лишь один Андрюша беспрепятственно входил и выходил из него. Странник требовал его постоянного присутствия рядом. И стоило Андрюше где-нибудь задержаться, как он начинал волноваться.
Однажды он задержался дольше обычного. Тогда приехала его мать. Горпина Трофимовна, и, стуча кулаками по столам генералов и академиков, требовала вернуть ей "кровинушку". Конечно, Андрюше и самому хотелось съездить домой. Ненадолго. На недельку, другую. Покрасоваться перед деревенскими ребятами в ореоле славы, повидаться с Аничкой, с сестрами и дядьями. Но тяжело ему было оставить одного своего любимого "китеныша" (так он прозвал своего инопланетного друга). Тоской сжимало сердце при мысли о том, что никогда уж больше не увидит он сказочных снов, неведомых планет и галактик со странными, порою смешными, а порою и страшными обитателями. И пришелец, наверное, понял его, ибо силой неведомого поля проломил он стены и перегородки и проделал в них большой круглый тоннель, будто сотканный из потоков серебристого света. И поцеловав мать и попросив ее приезжать почаще, Андрюша вошел в тоннель и вернулся к бетонным берегам искусственного озерка, наполненного глицерином, где плескался его огромный любимец, который, как вскоре выяснилось, оказался скорее "любимицей".
Великий и могущественный народ амауретов, давно исчезнувших с галактических тропинок, имел крепкую практическую сметку. И создавая своих стражей на биологической основе, позаботился о том, чтобы избегнуть сложностей их воспроизводства. И, наверное, где-то в глубинах пространства бродит и поныне одинокий и безутешный Амаурин, призывая страстным кличем на сверхчувственных волнах иных измерений последнюю из оставшихся подруг… Кто знает?
* * *
Андрюша аккуратно сложил письмо и положил в карман комбинезона. Как долго ждал он это письмо! И сколько писем приходит ему сейчас со всего света! Ему пишут и методистский священник из штата Айова, и лидер парламентского меньшинства, и вождь полинезийского племени с именем, которое не умещается на листе, и еще тысячи самых разных людей, взрослых и маленьких, со всех концов Земли.
На все отвечать – жизни не хватит. Но не отвечать тоже нельзя. Они с Амауриной стали признанными героями всей планеты. Фотография, на которой он с ней стоит на берегу речки, обошла все издания мира. А народу-то понаехало! Сколько проведено конгрессов, снято фильмов, защищено диссертаций о том, чего еще никто в общем-то толком не знает. Но уже известно главное. То, о чем раньше только мечтали, о чем спорили философы и домохозяйки, что было ранее уделом фантазеров и романистов, ныне стало свершившимся фактом: человечество не одиноко во Вселенной! Есть в ней и иная жизнь, и иной разум. И к встрече с ними надо быть готовыми.
Однако, вспомнив свой вчерашний разговор с учеными, Андрюша поскучнел. Рядом с этими умными дяденьками и тетеньками, которые знали по нескольку языков и беседовали на самые заумные темы, мальчик чувствовал себя не в своей тарелке. Даже Егор Исаевич Синеоков, его любимый друг и учитель, который не покидал Андрюшу с первого дня, и тот казался раздосадованным.
– Поймите же, милый мой мальчик! – растолковывал он Андрюше, приглаживая остатки волос на голом черепе. – Так больше продолжаться не может! Мы бьемся уже седьмой месяц, а не продвинулись еще ни на шаг. Мы не знаем, кто этот пришелец, откуда он взялся, каковы цели его появления. Одно лишь имя нам ничего не говорит. Конечно, красивое слово, которое вам внезапно пришло в голову, Армаина…
– Амаурина, – поправил мальчик и вновь потупил взор.
– Да-да, конечно, Амаурина! Прекрасное имя! – со вздохом согласился Синеоков. – Но, кроме него, нам желательно знать еще очень и очень многое.
– Это не есть вопрос любопытства, – взял слово доктор Дэвитсон из заокеанского университета. – Мы все весьма о обеспокоены нападением на нашего гостя. Если у него… или у "нее" есть такие страшные враги, то они могут быть и нашими врагами. И тогда все войны, которые вела ранее наша планете, – это пустяк. Не лучше ли тогда вашей Амаурине отправиться обратно в космос и не вовлекать нас в межпланетный конфликт?
– Если мы сейчас выгоним пришельца, то наши ближайшие потомки его уже не увидят, – быстро вставил Поль Саваж, шустрый маленький специалист по уфологии. – Они не простят нам такого эгоизма.
– Это позорно – лишить пришельца из космоса убежища! – возмутилась Илона Петреску, специалист по структурной лингвистике, тщетно пытавшаяся обучить Амаурину хоть нескольким простейшим словам из всего многообразия земных языков. – Всю свою сознательную жизнь человечество мечтало о Контакте, и теперь так просто взять и отказаться от него?
Ученые зашумели, заговорили. Утирая бритый затылок платком, генерал Топорков, хмурясь, проронил:
– Мы готовы ее защищать от кого бы то ни было, но пусть хотя бы скажет, как защищать? Чем? От кого?
– Дамы и господа, последние новости, – вошедший Сергей Олегович Лепехин держал в руках пачку влажных фотографий, – один из наших истребителей успел передать на землю кое-какие снимки. Этот объект находился на высоте двухсот километров над нашим центром во время нападения.
Снимки пошли по рукам. И каждый, кто видел фотографию, невольно содрогался при виде огромного, уродливого паука с десятками изогнутых, вывернутых лап, который казался еще чернее на фоне мертвенной черноты небес.
– Ну? – воскликнул Дэвидсон, в раздражении бросив на стол карандаш. – Чем прикажете сражаться вот с этим? Что скажут нам матери людей, которые исчезли позавчера? Что скажут те, на которых по нашей милости обрушатся такие вот чудовища? Ведь рядом с ними, амауринами и пауками, мы – дети! Мы будем сражаться каменными топорами против пулеметов?
– Во всяком случае, – Егор Исаевич серьезно взглянул на мальчика, – нам, Андрей, надо знать об этих существах как можно больше. Ты обязан разговорить ее, Андрей. И чем скорее, тем лучше!
– Как я ее разговорю? – обиженно сказал Андрюша, и слезы задрожали в его голосе. – Что я виноват, что она такая? Я об ней думаю, думаю, а она не слышит! Потом – бац! Бухнуло что-то в голову – и снова нет ее! Что я ее, силком заставлять буду?
– Ну, не расстраивайся ты так, – уговаривал его бородач Рома, программист и главный "мучитель", – мы ведь ничего "такого" не просим. Нам бы только поговорить с ней. Пусть хоть на простейший тест ответит. Помнишь, какой мы в самом начале проводили? Одна вспышка, две…
– Да… больно ей нужны ваши огоньки… – протянул Андрюша. – Она если захочет, такое покажет… а она не хочет…
Он шмыгнул носом, махнул рукой и поднялся.
– Ладно, пойду я. А то она скучает…
* * *
Малыш Харлем сбежал! Это известие поставило под угрозу весь план. Вечером, накануне выезда, он вызвался отправиться в городок за продуктами. Вместе с Перно они выехали на фургончике в начале десятого. Затем Харлем зашел в бакалейную лавку – и вышел через черный ход. Больше его не видели. Как сквозь землю провалился. Это известие всех насторожило. Особенно Норму Уайлдер.
Проснувшись под утро, она вышла из палатки, накинув прорезиненный плащ. В лагере было тихо. Первая группа под руководством Юргенса покинула лагерь ночью не двух броневиках. В их задачу входила разведка местности и расчистка подъездных путей к военной базе Ситизен-Фоллз, которую "миротворцы" собирались захватить по плану, предложенному Харлемом. В лагере оставались люди, которые должны были уместиться на двух "джипах" армейского образца.
Моросил дождь. Под ногами шуршала и пружинила палая листва. Осень вступала в свои права. Частые ветры с Северного моря пригоняли тяжелые тучи. Заметно похолодало. Неторопливый походкой Норма углубилась в лес.
– Куда? – этот вопрос, произнесенный негромким голосом, едва не застал ее врасплох. Норма взглянула на часового, безусого мальчишку в пятнистой форме. Она хорошо скрывала его среди кучи поваленных веток.
– А… это ты. Как тебя? Ферди? Верно?
– Ну, верно, – парень поднялся и зевнул. – Куда это ты собралась в такую рань?
– Туда, куда ходят по утрам все нормальные люди, – пожав плечами, объяснила Норма. – Здесь неподалеку спрятан мой походный стульчак.
– Смотри, если обморозишься, я не переживу! – сказал ей вслед Ферди.
– Ты меня отогреешь… – лукаво улыбнулась Норма.
Юноша дождался, пока Норма отойдет подальше и, когда ее тяжелая полная фигура скрылась за зарослями можжевельника, он достал из кармана походную рацию и нажал кнопку вызова. Когда ему ответили, он сказал:
– Она прошла на юго-юго-запад. Думаю, что должна выйти на шоссе у двенадцатого километра. Да, там, где мостик.
"Безумцы! – думала Норма, ежась и вздрагивая от капель, залетевших ей за воротник. – Они, видите ли, решили "бросить миру вызов"! Они, видимо, забыли, что в мире, кроме обывателей, футбольных болельщиков и слюнтяев, есть еще и холодные, опытные игроки с железными нервами и хорошо натренированной реакцией". Норма даже не предполагала, что "миротворцы" так быстро клюнут на приманку, которую она им предложила в качестве Харлема с его планом, хорошо подготовленного в тиши кабинетов ее родного ведомства. Теперь, когда зверь заглотнул наживку и до решительного щелчка мышеловки оставались считанные часы, "крючку" пора было уносить ноги, чтобы не быть перемолотому крепкими челюстями жертвы. Норма всегда уходила с поля боя вовремя и хорошо заметала следы.
Обойдя лощину, где "миротворцы" разложили мины, миновав кустарник, где они развесили сигнализацию, и проползши ничком под деревом, в дупле которого полиция установила телекамеру, Норма к рассвету добралась к опушке леса. Тишина. Лишь уныло накрапывает мелкий дождь. Вот и мостик. Норма затаилась в кустах у дороги и стала ждать.
Операция "Двойной капкан" одним ударом поражала несколько целей. Во-первых, обезвреживались безумцы, которых давно разыскивала полиция. Во-вторых, доказывалась необходимость усиления охраны военных баз и расширения ассигнований на защиту их от нападений изнутри. Последнее оборонное новшество, так называемый "горячий колпак", требовало многомиллиардных ассигнований. И, в-третьих, операция без привлечения дополнительных средств доказывала необходимость присутствия заокеанских войск как основного фактора стабильности в Европе.
Однако куда же он запропастился? Норма нервничала. Завершающий этап операции по захлопыванию "капкана" должен был начаться с минуты на минуту. И в это время находиться здесь будет небезопасно. Когда прочесывают лес, как правило, стреляют без предупреждения. Наконец, в отдалении прозвучал приближающийся звук мотора. Женщина напряглась. Черный "ситроен" выехал на мостик, затормозил и дважды мигнул фарами.
Норма выбралась из своего убежища и побежала к машине, пригибаясь и петляя, будто ожидая услышать автоматную очередь. Джордж предупредительно открыл ей дверцу. Норма забралась на заднее сиденье, встряхнула мокрой головой и, сняв очки, принялась протирать стекла.
– У тебя есть что-нибудь выпить? – спросила она, близоруко щурясь. – Я ужасно продрогла, пока ждала тебя.
– Только "Джони Уокер". – Джордж протянул ей фляжку. – У некоторых женщин от него болит голова.
– С этими сумасшедшими я стала забывать, что я все-таки женщина. – Норма отхлебнула из фляжки и закашлялась.
– Неужели среди них ты не нашла ни одного ухажера? – усмехнулся Джордж. – Стареешь, "Шейм".