Скорость, усугубленная весом рюкзака, постепенно приближается к первой космической. Сходу сшибаем – ай! – какие-то весьма колючие кусты, ни с того ни с сего оказавшиеся на пути. Ничего, заживет... Интересно, что там сзади? Но оглядываться не стоит, склон все еще норовистый, да и камешки появились, так и прыгают под ноги. Еще немного... Ага, уже лучше! Круча постепенно переходит в пологий ненавязчивый спуск, теперь и оглянуться можно...
...Виктор спускается спокойно и с достоинством, несмотря на гигантский, в три четверти его роста, рюкзачище. Ведьмочки весело скачут. Хорошо им! Вампиры неторопливо топают, чуть покачиваясь на ходу, сотрудник госбезопасности совсем затерялся в высокой траве. А Сусман... А Сусман застрял в кустах и возится там, словно медведь в малиннике. Ну ладно, Борис, пошли к дороге, перекурим.
Пока наши сигареты дотлевают, к нам присоединяются остальные и приступают к традиционному питью воды. Вампиры тяжело отдуваются, исходя потом, Сусман выглядит не лучше. Вот что значит воду в жару глушить! Ну, каждый развлекается, как может.
Иоанн, а теперь нам куда?
После некоторых колебаний Сусман находит разбитую пыльную дорогу, которая должна вывести нас к Баштановке. Увы, самое интересное позади, теперь мы будем пересекать обжитую долину, где нет ничего любопытного, кроме изредка встречающихся фруктовых деревьев. Да, вишня бы сейчас не помешала. Кизил кизилом...
Вечер уже близок. Солнце стоит низко, освещая громадные скалы, нависающие справа от дороги. Туда нам точно не подняться. Ни нам, ни скалолазам с их крюками... Мы топаем по шоссе, объедая то и дело встречающиеся марабельки, сливы и вожделенные вишни. Теперь бы умыться и полежать часок! Но времени нет, спешим, спешим, дабы не ночевать в чистом поле.
...Сусман верен себе. По его милости мы делаем лишний кружок километров в восемь и к месту доходим почти затемно. Разбираться с ним некогда, надо успеть набрать воды, умыться в ручье и, конечно, заняться костром. На беду, костер разжигать взялся опять-таки Сусман, козыряя своим многолетним опытом. К сожалению, этот опыт не подсказал ему сущей мелочи – чтобы костер разгорелся, требуются дрова...
Рабочая тетрадь. С.23-24.
Крипта (анализ):
Чтобы окончательно "закопать" никогда не существовавшую на месте Подземного храма цистерну, достаточно сравнить вырубку в скале над подземельем Крипты с известными херсонесскими цистернами. Все они (цистерны) имеют ширину не менее 4-5 м, в то время, как максимальная ширина вырубки над Криптой – около 2 метров, более того, вырубка не прямоугольная, а несколько напоминает призму. Ни по размеру, ни по форме они совершенно не сходны. Предполагаемая цистерна, где должны были прятаться первохристиане, должна быть либо узким углублением в камне, что совершенно нефункционально и не имеет аналогий, либо вырублена, как подземелье – с узким входом и подземной частью, связанными между собой небольшой горловиной. В этом случае перед нами уже не цистерна, а нечто совсем другое.
Вывод: никакой цистерны на месте Крипты в античное время не было. Не могло быть и тайного христианского храма. Таким образом, это место почиталось в средневековье не по этой причине. Однако, Подземный храм действительно являлся одним из наиболее почитаемых мест средневекового Херсона. Его мемориальный характер очевиден, более того, почти наверняка там находились захоронения (шесть найденных черепов), следы которых обнаружены при раскопках. Возможно, на этом месте погиб кто-то из христианских проповедников, в честь которого и был сооружен Храм. Ни доказать, ни опровергнуть это нельзя, покольку гипотетический проповедник мог погибнуть в любом месте города, в том числе и во дворе богатого дома на Главной улице. Но возможно и другое: храм сооружен не в честь какого-то лица, а по иной причине, а захоронения производились уже в самом храме, как величайшая честь для погребенных...
В ведре клокочет какое-то ароматное варево, хлеб нарезан, по посудинам разливается содержимое заветных емкостей, извлеченных из рюкзаков. Усталость чуть уходит, и можно почесать языки. Ни слова о горах – этим на сегодня сыты. Разговор крутится вокруг все той же осточертевшей еще дома политики, о которой мы в Хергороде стараемся не вспоминать.
...Отделяемся, отделяемся! Все отделяются – и мы отделяемся. Ще не вмерла, стало быть, Украина вид Берлина до Пекина. А что? Все, что наши гетманы Олекса Македонченко и Богдан Гатылла завоевали, наше. А России Москву оставим – по Садовое кольцо. А от Маросейки, которая теперь Богдана Хмельницкого, уже наше...
...И мамонты наши, и колесо наше, и Америка наша, и Луна наша. Шаровары, вышиванка, глечики... Гоп, кумэ нэ журысь, туды-сюды повернысь! Весь мир гопак плясать заставим!..
А если серьезно, лучше прикинем, где нам отбиваться. А то уже время, да и набегались на сегодня...
Виктор тут же соглашается. Действительно, ночь давно вступила в свои неотъемлемые права, от близкого пруда потянуло сыростью, и всем после дневного анабазиса становится явно не до политики.
А вот тут мы с тобой, Борис, облажались похлеще Сусмана. Одно одеяло на двоих, а ночи здесь, я тебе скажу... Ты, конечно, свитер не взял? Я тоже... Ладно, посидим-ка покуда у костра, да и дровишек подсоберем. Чую, понадобятся.
Вскоре команда Черного Виктора, упаковавшись в спальники, уже вкушает вполне заслуженный отдых. Перед тем, как пожелать нам доброй ночи, Сусман одолжил мне какое-то подобие легкой куртки. Борису досталась лишняя рубашка, но и то, и другое имеет скорее символическое значение. Ладно, дровишки – в огонь, да сядем поближе.
...Ночь уже на рядом, ночь уже рядом, в затылок дышет, в ухо шепчет. Холодно, холодно, холодно, холодно...
К полуночи начинаем потихоньку тосковать. На поляну лег туман, костер сразу сник, послав на нас волну сизого горького дыма, сырые дрова упорно саботируют, не желая возгораться. Хороший вид будет у нас завтра, этак и двух часов не высидим, окочуримся!
Борис, подумав, предлагает выпотрошить Сусмана из спальника и спать в оном спальнике по очереди. Предложение дельное, но Иоанна все-таки жалко.
...А вот по очереди – это мысль.
Итак, первая смена – я – ложится спать, завернувшись в одеяло, вторая смена – Борис – сидит у костра и поддерживает огонь. Через час смены меняются. Просто и ясно – хотя и холодно.
...Часовые у костра, часовые у огня, скоро очередь моя...
Сон – не в сон. Поневоле начинаешь думать о ставшем вдруг таким родным лежаке, оставшемся на нашей Веранде, пусть он колченогий и без одной доски... Но боже мой, как ему там сейчас одиноко, стоит себе, укрытый бесполезным спальником, один-одинешенек, ежели, конечно, злодей Лука не вздумал использовать его в своих интересах. Ну, если узнаю!.. Кроссовки бы под голову подложить, но, пожалуй, не стоит – ноги и так дубеют.
Легкий толчок в плечо. Ого, да я все-таки умудрился заснуть! Ну, давай, Борис, отбивайся, я как раз и место нагрел.
Темный южный небосвод нависает над самой головой, Небесный Пес скалится, подмигивает желтым глазом... Плохо, что дрова кончаются, если костер даст дуба, то не до светил небесных будет. Орион, Кассиопея, Лебедь. Медведица... Двойная звезда, та, что вторая от ручки ковша...
...Два года назад я учил О. различать созвездия. Над Западным городищем так же горели звезды, а потом всходила луна, трава становилась белой, словно высеченной из камня... Жаль, ни я, ни она не поняли, что все умерло еще тогда. Херсонес не имеет продолжения, начавшееся среди мертвых развалин, там же и заканчивается. Зря она вышла в этом году к Перекрестку Трех Дорог. На наших губах пыль – серая, сухая херсонесская пыль.
...Прощай, прощай позапрошлое лето, прощай позапрошлая любовь, прощай позапрошлая сказка. Тебя не было, ты приснилась, ты привиделась под херсонесскими звездами...
Все...
Этой ночью я щедр и дарю Борису лишних десять минут сна. Спит он крепко, даже будить жалко. Но что делать? Ладно, накрываемся с головой... Не поможет, конечно, но все же какая-то иллюзия. Эх, дровишек мало, не дотянет костер до рассвета!..
Вновь заступаю на вахту, когда от предутреннего холода уже ничто не может спасти. Угли костра еле краснеют, и даже дополнительная пайка дров, добытая Борисом бог весть где, не помогает. Можно, правда, пройтись по поляне – или пробежаться, отжаться от земли... Огонь греет только кончики пальцев, протянутых сквозь сизый дымок к умирающим углям. Не-е-ет, это на сырость не похоже, тут уж скорее поверишь в Духов Ночи, чей самый страшный, предрассветный час уже наступил... Лучше всего сидеть на последнем несгоревшем чурбачке у того, что еще недавно было костром и стараться не оглядываться лишний раз. Мало ли? Это не тихие призраки Западного городища. Эка, обступили, навалились, через плечо заглядывают...
...Мы здесь, мы рядом, мы пришли, мы за вами, мы не исчезнем, мы всюду, мы в серых углях, мы в черном небе, мы в черных мыслях...
Нет, врете, мы вас сигареткой! Ничего, что сырая, загорится! Капюшон штормовки на голову, все стружки и щепки в огонь, все клочья газет туда же... Что, не разгорается? Разгорится... Ну, то-то!
Когда вновь приходит время менять вахту, на востоке уже розовеет, чурочки весело трещат в огне, а сверху красуется кастрюля с остатками каши. Что, друг Борис, тяпнем горячего? Правда, неплохо? А мы еще и чаек поставим, пока вся армия дрыхнет.
А ночь-то, между прочим, кончилась!
Тихий вечер. Остывших камней немота.
А душа, словно ветер, тиха и пуста.
Между Будущим темным и тягостным Прошлым,
Словно поздний закат, проступила черта.
Солнце, выползшее из-за далеких скал, сразу создает уют. Милая полянка, ничего не скажешь, как это мы только раньше не заметили? А кстати, пора бы орлам вставать. Сейчас бы по самому холодку и пробежаться. Отдохнуть можно и в полдень, в тенечке.
Эй, братья-славяне!
Первым просыпается Черный Виктор. Командир – всегда командир. Доблестный августовед, не успев даже протереть глаза, тут же отправляется к ручью за водой. Молодец, конечно, но мог бы и Сусмана разбудить, а то спит себе, сопит в обе ноздри – равно как и все остальные. Чую, чую, не бегать нам по холодку! Что поделаешь, любят они солнышко, и не просто, а чтоб под ногами камень дымился... Виктор, кашу ставить будем? Правильно, и чаем обойдутся, а то на полный желудок идти совсем невесело.
Виктор торопит, но расшевелить сонную компанию не так-то легко. Только в начале десятого, когда солнце уже печет вовсю, трогаемся в путь. Утешает то, что, по уверениям Сусмана, идти придется в основном лесом.
И на том спасибо!
Лесная дорога, меченная деревянными столбиками с непонятными цифрами, узка, мы с Борисом, вновь составившие авангард, еле-еле вписываемся в ее русло. Идти легко, сегодняшняя дорога – сущие пустяки по сравнению со вчерашним, а встречающиеся порой горки – смех рядом с Тепе-Керменом. И Сусман оживился – старается не отставать от нас, достаточно уверенно ориентируясь в этой чащобе. Кажется, сей участок и вправду ему знаком.
Этот почти идиллический маршрут откровенно скучен. По пути не встречаем ничего, достойного внимания – и, увы, уже не встретим. Сейчас перевалим невысокий отрог гор, вклинившийся в степь, а там уже равнина, автобусы пылят...
Да, идти нетрудно. Ведьмочки резво скачут, перебегая из хвоста в голову колонны, вампиры и те набавили ходу, а Сусман заводит глубокомысленные беседы о своем будущем аспирантстве. Ох, уж эти будущие аспиранты!.. Короткий привал – и мы выходим к опушке, расположенной над длинным и пологим спуском в долину. Вот, собственно, и весь перевал. Где-то там, внизу, правда, еще достаточно далеко, Куйбышево, точка расставания.
...Меня всегда дергает от таких названий. Куйбышево, Ароматное, Танковое, Майорское, Героевское... Вся карта Тавриды покрыта этими новоделами послевоенной застройки. Лишь до неузнаваемости перестроенная мечеть или случайно сохранившаяся арабская надпись у источника намекнут об истинной истории этих мест, перечеркнутой нелепыми псевдонимами, перечеркнутой глухим забвением. Исчезли, сгинули, навек пропали Инкерман, Карасубазар, Аджимушкай, Эльтиген. Хорошо еще реки сохранили свои имена, да море все еще Черное, а не какое-нибудь "имени XXVI съезда". Кипарисы – и те уцелели чудом, попав под державный гнет Кремлевского Горца, повелевшего заменить их эвкалиптами. Бедные кипарисы, их-то за что?
...Тяжела Его длань, тяжела Его воля, тяжело Его слово. Мертвая длань, мертвая воля, мертвое слово... Он не ушел, Он все еще с нами, всемогущий, великий, всесильный. Даже здесь, даже среди пустынных гор мы слышим Его голос, чуем взгляд его желтых тигриных глаз...
Чем дальше, тем жарче, тем выше вздымается придорожная пыль. Дорожка переходит в асфальт, мимо нас начинают проноситься рейсовые автобусы и легковушки, начиненные туристами. Не завидую Черному Виктору – поход по столь индустриальному пейзажу вряд ли может понравиться. Почти с облегчением мы с Борисом замечаем белые кварталы домов, абсолютно одинаковых и безликих, – паршивый городок Куйбышево, обитель густопсовых отставников. Куйбышево, развалившееся на месте разоренного древнего Албата...
И вновь перекресток, на этот раз – прощальный. Нам с Борисом налево, Черному Виктору прямо. Тоскливо расставаться – даже с Сусманом. Ну, орлы, хватайте рюкзаки! Только не навешивайте их на командира, по очереди несите, что ли...
Счастливо, Виктор! Смотри за своей командой, когда будете подниматься к Сюренскому гроту. Ну, будь здоров! Я напишу...
Бредем, загребая кроссовками пыль. Вот и все, погуляли... Эх, пробежаться бы с ребятами дальше – на Сюрень, к Эски, к Мангупу... Увы, труба зовет, Херсонес отпустил нам только эти два дня. Но на Мангуп мы все равно сбегаем, правда, Борис?
Жара. Серый вязкий асфальт.
Идем к автостанции.
Рабочая тетрадь. С.25.
...Виктор считает:
1. Крипта для Крыма совершенно уникально, но
2. Подобные сооружения встречаются на римском Востоке, прежде всего в Каппадокии и Сирии. Советует заглянуть в "Anatolian Studies"
Примечание: Ленинка не выписывает "Anatolian Studies" с 1980 года, в Харькове нет ни одного экземпляра. Куда заглядывать?..
Хергород встречает нас полнейшим равнодушием, наглядно демонстрируя, что, как ни странно, прекрасно может обходиться и без нас. Бабка в воротах смотрит настолько подозрительно, что вновь железным голосом приходится сообщать нашу экспедиционную принадлежность. Все по-прежнему – народец так же спешит на пляж, у Эстакады вовсю функционирует обжорка, бездельник Слава просит закурить и без всякого видимого интереса спрашивает, где мы пропадали. Да так, Слава, прогулялись слегка, позагорали. Ну как, завтра выходим на родной раскоп? Вот и отлично.
На бельевой веревке, натянутой рядом с Верандой, как обычно, полощутся на ветру, словно флаг экзотический страны, плавки Луки. Эге, Борис, а тут кое-что изменилось. И как их много!
"Их" – новых соседей. За время нашего отсутствия чья-то экспедиция густо заселила пустовавшие сараи и вагончики. Живите, ребята, пользуйтесь, все равно, самое ценное мы уже вынесли! Придется вам грабить в ином месте, ежели сноровки хватит...
Кое-что переменилось и на Веранде. У входа нас встречает строй пузатых трехлитровых емкостей из-под желтого чудовища, именуемого "Ркацители", а на пустовавшем прежде лежаке растянулась чья-то долговязая фигура. Ага, Борис, вот и пополнение! Оч-чень приятно, оч-чень... Ваше деревянство, многоуважаемый Буратино.
Буратино – не новичок в Хергороде, но называть его ветераном язык как-то не поворачивается. Странный он какой-то. Конечно, все мы тут весьма своеобразные, но Буратино странен по-своему. Он – не наш, совсем не наш. Все эти годы он все равно – посторонний. Буратине не интересен Хергород, ему не интересно на раскопе, где, между нами говоря, деревянненький ни разу не появился. Буратино приезжает сюда пить, купаться – и отдыхать от своей супруги. По-моему, он до сих пор толком не понимает, зачем ездим сюда мы, и считает нас, по меньшей мере, сдвинутыми по фазе. И вообще, он – Буратино. Деревянненький.
...Буратино, бревно, дубина, полено, шпала! Буратина заявилась, бревно навалилось, дубина вломилась, полено скатилась, шпала упала...
А еще он любит учить всех жить – в том числе и нас. И не просто жить, а жить в Херсонесе. Мы, уверена шпала, живем здесь нет так. Мы тратим время зря. Вот и сейчас, только голову повернул...
...Шляться по горам – глупость! Надо ходить по бабам. В экспедиции баб много. Он сегодня же пойдет по бабам. И – выпьет. Много выпьет, за тем сюда и ехал...
Переглядываемся с Борисом. Вслух можно не комментировать. Пропал Лука! Всеконечно пропал, да и нам поберечься следует.
Херсонесская шиза – и Буратино пророк ее.
Обязательный чай – и спешим на пляж. Наше появление и здесь, на камнях, не вызывает особых эмоций. Ходили в горы, ну и что? Чем черт знает куда переться, лучше на "Ахтиар" отправились, тот, что по Северной бухте плавает, там бар с дискотекой и вообще очень красиво.
Не спорим, наверняка красиво. А что комфортнее, чем на Тепе-Кермене, и спорить не приходится. Опять же дискотека...
Впрочем, есть исключения. Грациозно маневрируя, к нам подплывает Стеллерова Корова. Чую, сейчас последует сцена: отчего это ее, Корову Стеллерову, разрядницу и альпинистку – и с собой не взяли?
...Стеллерова Корова просится в поход регулярно. Гора хочет в горы...
И точно, Корова обижена. Я скучным голосом пытаюсь намекнуть, что разряды у нее были много лет назад, а вот по склонам карабкаться надо сейчас. Случись, не дай господь, чего, Корову пришлось бы этапировать силами всей нашей бригады, включая Сусмана. И то далеко бы не пронесли. Но – только намекаю. С Коровой лучше не связываться, дама она с норовом. И без излишнего воспитания. Лучше всего пообещать взять ее с собой в следующий раз. Когда-нибудь.
Когда мы возвращаемся, Буратино уже куда-то пропал, зато получаем возможность наконец-то лицезреть Луку. Ути, мой худенький, дай-ка я тебя по животику впалому похлопаю! Надеюсь, ты не трогал мой спальник?
Тюлень, однако, озабочен. Его проблемы множатся, словно тараканы – Света в последние дни уезжает по вечерам в Себасту к каким-то своим знакомым, оставляя тонкого душой Луку в печали, вдобавок Буратино с ходу потребовал от своего друга-приятеля водки и женщин, мотивируя сие тем, что раз тюлень его сюда вызвал, пусть о нем и заботится. Посему этим вечером Лука решает убить сразу нескольких зайцев: во-первых, купить желтого чудовища (которое якобы "Ркацители"), во-вторых, выманить на Веранду Светку; а в третьих, дав Буратине необходимый допинг, отправить его на вольную охоту.
Последние пункты оставляют нас с Борисом равнодушными, а вот вопрос о хороших посиделках кажется и нам весьма актуальным. Не помешало бы – после Чуфутки, Тепе и лихой ночки у тлеющих головешек. Так что, скидываемся? Только Лука, друг сердечный, не бери ты того, что в банках, помрем, ей-богу. А вообще жаль, что ты с нами не пошел, там были такие девочки!
Но Луку на мякине не проведешь. Он знает, что такое поход, подобный нашему, а посему лишь довольно усмехается в усы. Ходите, мол, сами, а девочки и тут найдутся. Вот Света. У нее такие!.. И такое... И вообще.