Феликс перевел дух.
- Нам повезло. По-видимому, самоподдерживающееся поле Гайи, коснувшись нас, придало устойчивость всем превращениям, прежде чем она наложила запрет.
- И надолго это? - недоверчиво хмыкнул Стамбо.
- Навсегда, я думаю. Теперь морфический резонанс вряд ли можно отнести к числу активных научных дисциплин.
- Значит, я больше не потеряю руку, - улыбнулся инспектор.
- А я не превращусь в Перфидию, - с облегчением вздохнула Присцилла Джейн.
- И я не стану Присциллой Джейн, - заключил Феликс. - А старый добрый Тош…
- Р-р… Р-рау! Рауди!
Земные туфли
1. Клеши
Благодаря своему папаше Чарльз Алтон Фэрлей каждый год мог похвастаться новой машиной.
На сей раз у него был ярко-синий "плимут спорт-фьюри" 1975 года выпуска.
Кендрик Скай легко определил это по одному лишь звуку работающего двигателя, хотя сам двигатель, надежно скрытый под капотом, находился на расстоянии четверти мили, на повороте тенистой проселочной дороги, ведущей к скромной мастерской на краю кладбища старых автомобилей.
Месяц назад Кен говорил Чаку, что фабричный вентиляторный ремень его новой роскошной тачки никуда не годится и его надо бы заменить. Чак лишь рассмеялся своим резким неприятным смешком, напоминающим хруст, с которым голодная свинья пожирает новорожденных поросят.
- С какого перепугу, Кен? Ты что, совсем сбрендил? Шарики за ролики зашли? Это же американская машина, а не какое-нибудь японское дерьмо. Прямо с конвейера, и куплена в салоне у Элмора! Сам знаешь, какой он дока в мелочах. Какого черта, ты только взгляни на этот ремень! Нет, ты глянь! Да он крепче, чем мой конец! Я не спорю, папаша Риз спец каких мало, но если ты скажешь, что Элмор сраный сосунок, который может не заметить бракованный ремень… ну что ж, тогда я с удовольствием передам ему твои слова. Посмотрим, как он после этого будет присылать к тебе клиентов.
Кен тогда промолчал. Он вообще предпочитал не высказываться, когда сомневался, что его соображения будут приняты слушателями хоть сколько-нибудь благожелательно. Это вошло в привычку с тех пор, как, вернувшись из Вьетнама, Кен узнал о безвременной кончине Риза, в которой частично винил и себя. Неудивительно, что число бесед, которые он был способен поддерживать, сильно поубавилось.
С другой стороны, теперь ему не приходилось ни с кем спорить.
В конце концов жизнь наладилась и пошла своим чередом, с равными полосами удач и неудач. Во всяком случае, в свои двадцать два года Кен имел мало оснований на нее жаловаться.
По мере того как автомобиль приближался, в шуме мотора все яснее становились различимы жалобные нотки, издаваемые разлохмаченными прядями потертого ремня, который мог лопнуть в любую минуту.
Однако повторять свою ошибку Кен не собирался.
"Плимут" затормозил, подняв облако пыли. Когда она немного рассеялась, стало видно, что в машине, кроме водителя, еще двое.
Бонита Коуни сидела впереди, рядом с Чаком.
Мона Джей Бонавентура - на заднем сиденье.
Не дожидаясь, пока Чак выключит двигатель, Мона Джей распахнула заднюю дверцу и бросилась к растерянному механику.
- Я вернулась! - воскликнула она, обняв его и приблизив лицо почти вплотную. - Даже не знала, что ты все еще в Роквилле! Случайно встретила Чака с Бонни на улице и первым делом спросила о тебе. А когда узнала, заставила их везти меня прямо сюда!
Мона Джей отступила на шаг, и Кен смог разглядеть ее костюм.
В общем, ничего особенного.
Копна вьющихся каштановых волос перехвачена дешевой лентой, вышитой индейским бисером. Кожаная безрукавка, под ней обтягивающий фиолетовый топик. Расклешенные брюки, невероятно широкие внизу, полностью скрывали ноги, очерчивая в пыли почти полуметровые круги. К тому же с ногами явно было что-то не то - девушка стояла и двигалась очень странно.
Крупный нос, чувственные губы, огромные глаза - примерно таким мог быть результат трудов пластического хирурга, решившего соединить в одном лице Кэрол Синг и Карли Саймон.
Мона Джей вызывающе подбоченилась.
- Ты что, даже не скажешь, что рад меня видеть?
- Черт побери, конечно, рад! Просто растерялся немного. О тебе три года ничего не было слышно…
Она легкомысленно махнула рукой.
- Ты первый уехал.
Абсолютно верно, хотя и ни капли логики. Для почтового ведомства Кен был вполне досягаем.
В 1972 году, когда ему было девятнадцать, а подпись мистера Ребозо, директора школы, еще не высохла в его аттестате, Кен пошел в армию добровольцем. Решение было принято в порыве гнева после крупного скандала с Ризом, когда Кен бросил инструменты и ушел из мастерской, поклявшись никогда не возвращаться.
Имея право выбрать специальность, он, естественно, предпочел служить механиком и в конце концов очутился в военном гараже под Данангом. Пахал там в свое удовольствие два года, отказавшись даже от положенного отпуска. Близким к военным действиям можно считать лишь один эпизод, когда рядовой Таб Рауфлаб из их казармы спьяну выпустил очередь из автоматической винтовки в крысу, за которую принял носок собственного ботинка, выглядывавший из-под одеяла. Так что вьетнамский опыт Кена оказался не более трагическим, чем пребывание в колледже, а во многих отношениях и менее.
Вернувшись после службы в Роквилль, на свою единственную родину, Кен узнал две новости.
Мона Джей покинула родительский дом, не сказав ни слова, куда направляется, и затерялась в лабиринте дорог, как травинка в поле.
Риз Хорот погиб страшной смертью в результате несчастного случая, который Кен вполне мог предотвратить, если бы остался.
В довершение всего он узнал, что согласно краткому завещанию Риза, нацарапанному на обороте счета от компании Форда, но заверенному по всем правилам, автомастерская, которую он практически не покидал с тех пор, как стал отличать ушковый гаечный ключ от трубного, теперь принадлежит некоему Кендрику Скаю.
Трудно сказать, какая из потерь потрясла его больше. Пожалуй, все-таки смерть Риза. В конце концов, Мона была всего лишь девчонкой, а Риз…
Риз был механиком.
И не просто механиком, а, черт побери, лучшим механиком на всем белом свете! Моисеем "фордов", Буддой "бьюиков", Христом "шевроле" и Одином "олдсмобилей".
Кен поклялся бы в этом на чем угодно, хотя и не был знаком с большинством остальных претендентов на этот титул. Дело в том, что ни один человек просто не смог бы сравниться с Ризом в мастерстве. Вздорный старикашка, всегда ходивший в одной и той же прожженной кислотой рубашке и засаленном комбинезоне, был способен инстинктивно распознать любую неисправность машины независимо от марки, модели и года выпуска. Будь то трещина в роторе или утечка клапана, изношенный сальник или суппорт тормоза, Риз мгновенно определял проблему и решал ее легко и изящно, прилагая минимум усилий.
Риз стал в глазах Кена героем с того дня, когда отец взял его с собой на роквилльское автомобильное кладбище, чтобы достать по дешевке ветровое стекло для их старенького "корвера". Тогда он впервые увидел старика за работой, и хотя с тех пор многому научился у гения-отшельника, прекрасно понимал, что не обладает и малой долей его невероятной интуиции…
Заглушив двигатель, Чак вышел из машины. Бонни выскочила следом через ту же дверь, не отставая от него ни на шаг, будто привязанная.
Бонни и Чак были всегда вместе, еще со старших классов, когда он был признанной звездой своей баскетбольной команды, а она привела школу к победе на чемпионате штата по хоккею на траве. В рубашке спортивного покроя, с короткой стрижкой и широким нахальным лицом Чак напоминал Боба Холдемана, что вызывало немало шуток во время недавнего Уотергейтского скандала.
Бонни, голубоглазая блондинка с прической в стиле Грега Олмана, сегодня была в белой блузке с круглым отложным воротником и клетчатой юбке, открывавшей икры, расцарапанные хоккейной клюшкой. Она вечно висла на локте у Чака - некий гибрид Патриции Никсон и Карен Карпентер.
Они были помолвлены уже четыре года, но все откладывали свадьбу, дожидаясь, когда Чак наконец получит повышение в своем Коммерческом банке и сможет зарабатывать достаточно, чтобы обеспечить семейную жизнь на нужном уровне. Отец Чака, Фэрлей-старший, был в банке президентом, благодаря чему Чаку и удалось получить эту работу. Пока результаты его деятельности колебались от посредственных до катастрофических. Банк до сих пор не мог оправиться после того, как Чак дал ссуду местному фермеру, решившему выращивать кофейные бобы, несмотря на роквилльские лютые морозы, и перспектива повышения виделась в высшей степени сомнительной. Видимо, по этой причине за последний год отношения влюбленной парочки стали несколько натянутыми, если не сказать больше.
- А, старый дружок-жестянщик, сколько лет, сколько зим! Ну что, как делишки, чумазый? Я просто счастлив - потратить вечер перед выходными на поездку в твою чертову дыру, чтобы отвезти сюда феминистку-хиппачку, которой наш Роквилль казался недостаточно хорош, пока ее не вышвырнули из Голливуда пинком под зад, - что может быть приятней!
- Успокойся, Чак, - поморщилась Бонни, - разве не замечательно, что Мона Джей так рвалась снова увидеться с Кеном? Представь, каково было бы нам с тобой, расстанься мы на целые годы!
Чак задумчиво закатил глаза к ясному летнему небу.
- Ну, не знаю… - лениво протянул он. - Уж я бы, во всяком случае, не отсиживался на помойке, как придурок! Прижал бы какую-нибудь цыпочку в углу, и дело с концом - на следующий же день, можешь не сомневаться.
- Чарльз Аптон Фэрлей! Как ты смеешь мне такое говорить?
Кен с Моной, не обращая внимания на скандалящую парочку, смотрели друг на друга.
- И где же ты была все это время?
- В основном в Калифорнии.
- Калифорния большая…
- Ну да, в Голливуде.
- О! Значит, стала актрисой, как мечтала?
Мона Джей смущенно потупилась.
- Вроде того… Ты смотрел "Белую молнию"? Там еще Берт Рейнольдс играет Крокодила Маккласки.
- Я мало хожу в кино.
Она вздохнула, как показалось Кену, с облегчением.
- На самом деле роль у меня была совсем маленькая…
- Ха! - перебил Чак. - Ты там плясала с голой грудью на столе! - Он похотливо присвистнул. - Не такая уж и маленькая… Ого-го!
Кен едва удержался от резкого ответа.
- А другие роли? - спросил он Мону.
- Ну… еще одна такая же в "Последней подробности" с Николсоном. Тоже сцена в баре.
- Но ты наверняка чувствуешь, что твой потенциал куда шире…
- Конечно! Я так рада, что ты меня понимаешь, Кен!
- Вот ты и снова в Роквилле… - вздохнул он. - Надолго?
- Не знаю.
- Что собираешься делать?
- Не знаю, - повторила она.
- А что ты знаешь, Мона Джей?
Она широко раскинула руки и задрала голову.
- Я здесь!
Кен поневоле расхохотался.
- Ты права, этого вполне достаточно.
- Уси-пуси, - насмешливо просюсюкал Чак. - Ну прямо голубки. Я счастлив за вас, дети цветов, но нам с Бонни пора валить из твоей проклятой страны Оз, набитой железяками - по дороге из желтого кирпича в реальный мир!
Он затолкал Бонни в "плимут" и повернул ключ зажигания.
Вентиляторный ремень лопнул с таким шумом, как будто поваленное дерево рухнуло на железную крышу.
Чак поспешно заглушил мотор и высунулся из окна.
- Эй, чумазый! Посмотри, что там стряслось, и сделай все как надо, да поживее! Я не могу тут до ночи ошиваться! Давай шевелись, я заплачу, не бойся.
Кеп не спеша направился в ветхий гараж, возвышавшийся среди сотен заросших сорняками автомобильных останков, словно одинокий рыцарь среди поверженных воинов (самым древним среди проржавевших остовов был "кайзер-виктория" 1949 года, а самым свежим - "пинто" семьдесят четвертого, попавший сюда после того, как миссис Стабблфилд, в очередной раз перебрав коктейлей в бридж-клубе, не вписалась в поворот). Вскоре Кен появился с новым приводным ремнем и гаечным ключом, и через пару минут поломка была устранена.
Чак снова завел машину, но, прежде чем уехать, снова высунулся в окно. Вытянув из кармана несколько долларовых купюр, он швырнул их на дорогу.
- Эй, паренек, держи! Сдачу оставь себе, отдашь в пенсионный фонд. Тебе он понадобится, потому что ты так и состаришься на своей никудышной работенке, как твой психованный дружок Риз. Если раньше не проломишь себе голову!
"Плимут" рванул с места, подняв тучу пыли, из которой донесся свинский хохот Чака.
Как жаль, что в мире могут существовать такие, как он, подумал Кен.
И тут же одернул себя.
Такие мысли - не для него, они опасны.
Очень опасны.
Мона Джей с отвращением плюнула вслед удалявшейся машине.
- Вижу, в Роквилле ничего не изменилось, - пробормотала она.
- Нет, изменилось, - возразил Кен. - Ты вернулась.
- И вправду, - улыбнулась она. Потом подошла своей странной неловкой походкой к валявшимся в пыли зеленым бумажкам и аккуратно собрала их. - Хоть и грязные, но не пропадать же им. Деньги нам пригодятся.
Кену понравилось это "нам".
Наблюдая, как Мона Джей поворачивается и идет назад, он не смог больше сдерживать свое любопытство.
- Мона Джей, у тебя что, был несчастный случай в Голливуде? Повредила ногу на съемках?
- Почему ты решил? - удивилась она.
- Ты так странно ходишь…
Девушка весело расхохоталась.
- Да нет, это просто земные туфли!
- Как-как? Земные?
- Ну да. Смотри!
К изумлению Кена, который ожидал, что Мона Джей просто приподнимет ногу или задерет штанину, похожую на колокол, она в мгновение ока расстегнула пояс и спустила джинсы. Перешагнула через них…
Ее трусики были разрисованы кругами со значком внутри - символами мира.
Кен заставил себя отвести глаза от трусиков и посмотрел вниз, на ноги.
- Это и есть земные туфли?
- Ага, с отрицательным каблуком. Их придумала Анна Калсо, датский инструктор по йоге. Она заметила, как полезно ходить босиком по мягкой земле, когда пятка опускается ниже остальной стопы, и разработала специальную модель обуви.
- Ясно, - кивнул Кен. - Такое впечатление, что ты вот-вот опрокинешься назад.
- А что, запросто, - засмеялась Мона.
Кен боялся поднять глаза, чувствуя себя неловко. Символ мира подсказывал нейтральную тему для разговора.
- М-м… Ты рада, что война закончилась?
Мона Джей широко улыбнулась.
- А как же! Теперь мне и трусики ни к чему.
И сняла их.
2. Кольцо настроения
На стенном календаре в тесной кухоньке Кена красовалась обнаженная до пояса модель в коротеньких кожаных шортах и туфлях на платформе, усыпанных блестками. Стоя перед огненно-алой атласной портьерой, она страстно прижималась к огромному карданному валу, блестящему от смазки. На лбу девушки также виднелись следы машинного масла - очевидно, чтобы повысить ее привлекательность в глазах механиков. Рекламный текст внизу гласил:
ТВЕРДЫЙ СТАНДАРТ - ЗАПЧАСТИ "ГОФФАРТ"
КУПИЛ "ГОФФАРТ" - ЗАБУДЬ ПРО ФАЛЬСТАРТ
На календаре был август 1974 года.
Тот август, когда Кен Скай пришел из армии и узнал о смерти Риза, Ричард Никсон был вынужден оставить пост президента, а песенка "Ты ждешь от меня ребенка" Пола Анки заняла первое место в рейтинге хитов.
Прошел ровно год, но время с тех пор точно остановилось. Кен чувствовал, что топчется на месте, пытаясь сдвинуть с мертвой точки предприятие Риза, оставшееся без опытного хозяина. Равным образом отставка Никсона повергла страну в посторгазменную политическую апатию. Хотя за год произошло много событий, все они казались мелкими и несущественными. Во всяком случае, оптимизма не внушали никакого, даже окончание войны. Никто не сомневался, что Уотергейт означал конец целой эпохи, однако новая, какой бы она ни была, никак не желала рождаться. Что принесете собой будущее? Вряд ли кто-нибудь взялся бы ответить на этот вопрос. Вся нация словно томилась у телефона, ожидая звонка от неизвестного поклонника, с которым ей предстояло свидание.
Полночь уже давно минула. Кухню освещал лишь тусклый зарешеченный фонарь под потолком. В соседней комнате спала крепким сном Мона Джей. Земные туфли валялись в углу, куда она их отшвырнула перед тем, как затащить Кена в постель для любовных игр, таких же зажигательных и буйных, как прежние краткие свидания в школьные годы. В ушах звучал монотонный лягушачий концерт, доносившийся с дальнего болотистого конца автомобильного кладбища.
Кен сидел за столом и ужинал. Меню состояло из двух блюд: рыбных палочек и картофельных чипсов. Эта полу-пища, которой всегда была набита морозилка, составляла фундамент его спартанской холостяцкой диеты.
Кена мучил один-единственный вопрос.
Не является ли возвращение Моны Джей знаком того, что его жизнь опять налаживается и входит в новую фазу?
Может быть, пора наконец использовать СТП?
Если, конечно, это не просто чья-нибудь шутка.
Он снова и снова прокручивал в памяти разговор с Ризом. Тогда они виделись в последний раз…
Старый седой механик лежал на подстилке под "рамблером-классик" пятьдесят восьмого года, принадлежавшем Уолту Уайтмену, скуповатому хозяину роквилльской аптеки. Кен стоял на другом конце гаражного бокса, занятый балансировкой.
- Подай-ка мне набор ключей, сынок, - попросил Риз.
Кен принес, что требовалось. И вот тогда-то старик и произнес фразу, с которой начался тот незабываемый разговор, приведший к ссоре:
- Как славно все-таки иметь помощника, чтобы поберечь свои старые косточки. Я так рад, что придумал тебя…
Кен окаменел. Потом решил, что ему послышалось.
- Что? Как ты сказал?
Риз выдвинулся из-под машины. Его морщинистое лицо было серьезным. Кряхтя, он поднялся на ноги.
- Эх, не хотел я пока об этом, да случайно вылетело. Что ж, слово не воробей… Теперь придется договаривать. Помнишь, как десять лет назад, в шестьдесят втором - ты тогда был совсем еще карапузом, - вы с отцом приехали сюда на мою кучу металлолома за ветровым стеклом? Ну так вот, появились вы тут вовсе не случайно, это все СТП…
- Присадка к бензину? - удивился Кен.
- Да какая к черту присадка! - взорвался старик. - Ладно, ладно, я просто забыл, ты же не в курсе. В общем, такое дело…
Это случилось осенью пятьдесят четвертого. Как-то раз утром выхожу я из дома и вдруг вижу: трое городских хлыщей толкают вверх по дороге здоровенный "кадиллак" - вроде тех, в которых шишки из правительства раскатывают. Ну я, конечно, подошел, помог им. А они говорят, мы, мол, профессора из университета. Звали их, насколько помню, Курт, Джонни и Альберт. Ехали в Принстон, да не доехали, сломалась их колымага. Хоть и профессора, а в машинах ни черта они не петрили, все одно что слепые котята. Ну вот, я, значит, отладил им телегу, дела там было на понюшку табаку, а они все толковали между собой, чем, мол, со мной расплатиться.
"У вас что, совсем нет денег?" - спрашивает Джонни.
"Относительно меня можешь не сомневаться", - отвечает Ап.
"А я сомневаюсь, что у меня они когда-нибудь были", - добавляет Курт.