Глава пятая
А ответ пришел уже через два дня.
Ждали его из Ростова, а вместо шифровки прилетел оперативник из министерства. Нечаев его знал - с Ромой Калгиным, тогда еще старшим оперуполномоченным уголовного розыска из Читы, он познакомился в Калуге на курсах повышения квалификации в две тысячи четвертом. Особых представлений не потребовалось, как и необходимости в гостиничном номере. Жена Нечаева уехала в Выборг к родственникам и теперь, как она сообщала по телефону, наслаждалась прогулками по парку Монрепо, катанием на катере по заливу и коктейлями в ресторанчике, что располагался в "Толстой Катьке" - круглой башне бывшей городской ратуши. Нечаев предложил Роману пожить у него. Это было лучше, чем в гостинице, поэтому Калгин с радостью согласился.
– Что тут у вас? - поинтересовался он, когда они с Нечаевым вернулись от начальства.
– А что именно тебя интересует?
– Слушай, Сергей Иванович, - сказал Калгин. - Запрос в Ростов вы посылали?
– В Ростов посылали, - с достоинством ответил Нечаев. - При чем тут Москва?
– А Москва всегда при чем, - сказал Калгин. - Вы направили в Ростов шифровку, в которой просили отработать двух жителей Ростова: Мачарашвили и Вахта. Они вроде бы проходят у вас по убийству.
– Почему же вроде? - удивился Нечаев. - Именно по убийству они у нас и проходят. Как лица, совершившие эти убийства.
– Понимаешь, - сказал Калгин, - уже в этом месяце Мачарашвили и Вахт через Германию вылетели в Израиль, напали на один из роддомов и покончили с собой при весьма странных обстоятельствах. Они пытались захватить ребенка…
– Стоп, Рома, стоп, - возбужденно выкрикнул Нечаев, - А сейчас я назову тебе фамилию женщины, ребенка которой они пытались захватить. Елена Гриц, верно?
Наступило долгое молчание.
– Ну, хорошо, - наконец сказал Калгин. - Кролика из шляпы ты вытащил. Можно аплодировать?
– Можно, - широко улыбаясь, сказал Нечаев. - Можно, Рома!
– А в чем прикол? - ответно улыбнулся Калгин.
Нечаев открыл дверь кабинета, увидел топчущегося у входа Гусева.
– Сбегай к Евграфову, - приказал Нечаев. - Пусть возьмет ОПД по убийству Медника и дует ко мне.
Полистав оперативно-поисковое дело и послушав неторопливый рассказ Примуса, Калгин вздохнул:
– Поработали неплохо. И что вы дальше собираетесь предпринять?
– Собирались, Рома, собирались, - поправил Нечаев и кивнул в сторону Евграфова. - Он вот со следователем должен был в Ростов выехать. Принять меры к розыску вывезенного туда имущества и задержать подозреваемых… - и тяжело вздохнул. - А теперь у нас дело точно зависнет.
– Я тут с общественностью еще кое-какие шаги предпринял, - сказал Примус. - Проехали мы со старшей сестрой больнички по поликлиникам, хотели посмотреть, как беременность протекает. И что же выяснилось? Шестнадцатого августа ровно в пять часов утра все пятеро родили, и, что характерно, мальчиков. Даже вес совпадает у всех пятерых - три пятьсот пятьдесят. А такого просто быть не может. Это уже не совпадение, товарищи начальники, это закономерность. Все пятеро совершенно здоровы, все белявенькие, у всех глаза серые, у всех родинка на правом плече.
– Хочешь сказать, что все-таки это клоны? - задумчиво пробормотал Нечаев.
– Ничего я не хочу, - вздохнул Примус. - Докладываю, как информацию к размышлению. И еще одна информация, Иваныч. Ты знаешь, кто такой Гонтарь?
– Олигарх? - наугад спросил Нечаев.
– И основатель Земного Братства. Островок в Индийском океане прикупил, храм шикарный построил. Но не это главное. Главное в том, что он с заместителем нашего губернатора в дружбанах ходит. И именно он отвалил кучу бабок на реконструкцию Первой больницы.
– Постойте, постойте, - вмешался в их разговор Калгин. - Ничего не понимаю. Что еще за клоны? И при чем тут Гонтарь?
– За Андрея Георгиевича Гнатюка надо браться, - сказал Примус. - Может, он нам что-то объяснит. Думаю, это не конец нашей истории, это ее начало. Если уж они за Гриц в Израиль подались, то следует ждать неприятных сюрпризов и дома.
– Да введите вы меня в курс дела! - с легким раздражением потребовал московский командированный.
Нечаев переглянулся с оперуполномоченным.
– Давай, Коля, вводи человека в курс дела, - сказал он. - А я пока по начальству пробегусь, бумаги накопившиеся подпишу.
Начальник городского управления внутренних дел Домициан Карлович Березко исполненные документы, подготовленные ему на подпись, просматривал с утомленным видом. Землистого цвета лицо было покрыто полопавшимися капиллярами, он беспрестанно потел, хотя в его кабинете работал немецкий кондиционер.
– Допрыгались? - хмуро спросил он. - Дождались, что человек из Москвы по ваши души приехал? Самим раскрывать надо было! По какому делу приехал-то?
Узнав, что москвич приехал по делу об убийстве доктора Медника, оторвался от бумаг и поднял на Нечаева воспаленные глаза.
– Это который по маткам? - спросил он. - И что у вас? Выслушав короткий, но емкий доклад Нечаева, Домициан Карлович вздохнул.
– Ну, вот. Затянули с командировкой, а теперь этот москвич все пенки снимет, доложит в министерстве, что сам раскрыл. Не умеете вы подать свою работу, потому каждый раз вас шпыняют. Какая у тебя раскрываемость по умышленным убийствам за девять месяцев будет? Восемьдесят два процента говоришь? Не врешь? Смотри, я себе записал, в конце месяца и посмотрим.
Посидел, хмуро разглядывая Нечаева, потом решительно подписал оставшиеся документы.
– Ты уж меня не подведи, - сказал Березко. - Вчера наши обэпники допрыгались: двоих прокуратура арестовала. Мудаки, не дадут спокойно до пенсии доработать!
– Это не про нас, Домициан Карлович, - вздохнул Нечаев. - К нам деньги не несут.
– Да я не о том, - сказал Березко. - Ты мне раскрываемость обеспечь, когда раскрываемость хорошая, при таких проколах легче в кресле удержаться.
Калгина и Примуса Нечаев застал вполне довольными друг другом.
– Ну, что, Сергей Иванович, - спросил Калгин. - Надо Николая в командировку в Ростов посылать?
– Это-то мы решим, - вздохнул Нечаев. - Ты вот покумекай, как нам из Израиля образцы ДНК этих двух гавриков получить. У нас подногтевые с места убийства лежат, сравнивать не с чем. А это будет весомое доказательство. Не знаю, к чему мы придем, но хотя бы убийство Медника закроем.
– Сделаем, - уверенно сказал сыщик из министерства. - Давай телефон, я ребятам из московского бюро Интерпола позвоню. Там Пал Палыч работает. А ты Николая в командировку готовь, - сказал Калгин. - Если он из Ростова телевизор и видеомагнитофон привезет, взятые с места убийства, то вместе с показаниями свидетелей и косвенными уликами они будут весьма убедительно смотреться.
– Да и Лебердон я давно уже не видел, - скромно вздохнул Примус.
– Лебердон? Где это? - не понял Калгин.
– Это так ростовчане левый берег Дона именуют, - сказал Примус. - Сами-то они на правом живут, а на левом гужбанят и отдыхают.
В милицейском сообществе люди быстро сходятся, поэтому, когда ты приезжаешь куда-то в командировку, то дело не заканчивается тем, что тебе пытаются оказать посильную помощь, хозяева пытаются наполнить твою жизнь культурной программой, гостеприимным застольем, ведь никто не знает, куда тебя самого занесет завтра. Нечаев сам мог с большой приятностью вспомнить свои поездки в Грузию и Узбекистан, пока они еще были частью единого государства. Чего лукавить, лучше, если у тебя имеется друг, приятель, хороший знакомый, который тебя встретит с распростертыми объятиями. У Примуса такой человек в Ростове был. Поэтому Примус рассчитывал, что в Ростове не только выполнит необходимую работу, но еще и успеет попить вина на берегу батюшки Дона и посидеть у костра, над угасающими угольями которого ароматно дымятся на шампурах почти готовые шашлыки.
– Начальники, - сказал Примус, - только вы без меня Гнатюка не трогайте. Может, я из Ростова что-нибудь интересное привезу.
– Тут и без этого хлопот хватит, - вздохнул Калгин. - Такое Дело, Сергей Иванович, надо думать, как роженицам с детьми безопасность обеспечить. Если уж в Израиле пытались похитить ребенка, то здесь у нас их целых пять, а следовательно, опасность неприятного поворота событий многократно увеличивается.
– Да чего там - многократно, - сказал Нечаев. - Считай, в пять раз.
– Если с мамками считать, то в десять, - возразил Калгин.
– Придется к начальству идти, - вздохнул Нечаев. - Знаешь, что они нам скажут, Рома? К концу девяти месяцев все идет, их сейчас одно интересует - показатели раскрываемости.
– Догадываюсь, - кивнул Калгин. - И все-таки придется идти.
Часть четвертая. АНГЕЛЫ МЕДНИКА
Глава первая
Редигер Анну Густавовну вели ребята из ОСО.
Это был отдел, предназначенный для розыска и задержания преступников, для борьбы с карманниками, для пресечения продажи наркотиков и иных уголовных преступлений в общественных местах. Если кто-нибудь думает, что схватить за руку карманника просто, то он ошибается. Карманники - виртуозы преступного мира, одна из самых уважаемых каст. Работников опергруппы они через некоторое время уже знают в лицо и даже вежливо раскланиваются при встрече. Попробуй в таких условиях взять карманника с поличным! Но оперативники ОСО с работой справлялись. И это говорит об их способности маскироваться и не выдавать своего присутствия.
Поэтому им смело доверили водить тетку, которая к тому же отягощена ребенком.
Анна Густавовна была спокойным объектом. По знакомым она не ходила, знакомые ходили к ней. Их было столько, что два оперуполномоченных, которым поручили эту работу, устали нервничать и напрягаться при появлении очередного незнакомого лица.
Один из оперативников - Олег Харьковский - работал в опергруппе пятый год и обладал определенным опытом, но второй, Павел Гурьянов, приданный ему в помощь, в сыске был абсолютным несмышленышем. Работа им досталась непыльная, но скучная.
Супруги Редигер жили в отдельном коттедже на застраиваемом пустыре, коттедж этот был одной из немногих законченных построек. Это, конечно, представляло определенные трудности - незваный гость мог незаметно пройти через один из застраивающихся участков, но Харьковский место выбрал очень удачно - с него просматривались все подходы к дому.
– Слышь, Олег, а чего мы эту бабу пасем? У нее муж в розыске?
Харьковский сам обстановку знал плохо. Задачу ему поставили, но подробностями не делились. Но признаваться "молодому" в том, что его самого держат в неведении, не хотелось.
– Тебе-то что? - немного раздраженно сказал он. - Сиди да посматривай.
– Скучно так сидеть, - признался Павел. - Я люблю сидеть с интересом. А когда нас сменят?
Этого Харьковский тоже не знал.
– Когда надо, тогда и сменят, - уже совсем раздраженно буркнул он. - Присягу давал? Обещал мужественно преодолевать все тяготы службы? Так вот, это они и есть.
– Тяготы тяготами, - сказал Гурьянов, - но пожрать бы не мешало. Если бы заранее предупредили, я бы бутерброды из дома взял. Жена вчера такую колбаску купила - пальчики оближешь!
– Вот и облизывай, - вздохнул Харьковский.
Упоминание о еде, когда ты голоден, заставляет о ней думать с удвоенным желанием. Вспоминался шашлык, который жарили на прошлой неделе, прекрасные отбивные, которые постоянно подавали в кафетерии неподалеку от управления, да что там говорить, простых пирожков с картошкой Харьковский сейчас бы умял не меньше десятка, от холодного беляша не отказался бы!
– Может, я сбегаю до дороги? - осторожно поинтересовался не менее голодный Гурьянов. - На повороте на Третью Продольную кафе одного азера знакомого. Хороший мужик! Зайду к нему, выделит по шашлычку служивым людям. Он ментов уважает…
– Иди ты со своим азером, - грустно сказал Харьковский. - Не дай бог, что случится, головы оторвут. Знаешь, кто старших групп инструктировал? Москвич нас инструктировал. А о чем это говорит? О том, что дело серьезное, раз на контроле в министерстве. А ты заладил - пирожки, пирожки…
– Какие пирожки? - удивился младший товарищ. - Я о шашлычке говорил!
Харьковский помолчал.
В желудке посасывало - организм требовал еды.
Да и до дороги было не так далеко - вон она тянется за сосновым леском, рукой до нее подать. А шашлык дело святое, особенно хороший.
– Ладно, - решился он. - Только шустро - одна нога здесь, другая - там. Ты понял? И рацию не выключай, будь на связи. Вдруг понадобишься.
Гурьянов кивнул.
Повеселев на глазах, он запылил по дорожке в сторону кафе своего мусульманского дружка. Не служебное рвение, пустой желудок подгонял. Оставшись один, Харьковский посидел немного на скамеечке, потом прошелся вдоль забора…
Человек не только пьет и ест. Ну, вы меня поняли?
Воровато оглядевшись по сторонам, Харьковский шмыгнул в один из недостроенных домов, торопливо потянул "зиппер" на джинсах и замер, совершенно забыв, для каких целей он проник на стройку.
Прямо перед ним лицом вниз и головой по направлению к дому Редигер лежал мужчина, и рядом с ним зеленела длинная труба огнемета "Шмель". В том, что огнемет снаряжен, а мужчина мертв, даже сомневаться не приходилось.
Глядя на покойника, Харьковский сунул руку в карман и проверил рацию.
Рация работала.
– Тридцать третий, - зашипел он в микрофон, - тридцать третий, ответь тридцать второму!
– Тридцать второй, - забился в ухе бодрый тоненький голосок. - Я - тридцать третий. Докладываю, я на месте. Интересующий нас объект тоже. Веду переговоры.
– Тридцать третий, заканчивайте все и немедленно оттягивайтесь в район патрулирования, - приказал Харьковский.
– Олег, да что? - возмущенно завопил Гурьянов, разом забыв о конспирации. Шашлыки почти уже дожарились!
– Бегом! - приказал Харьковский. - Тут, блин, такое - увидишь, и аппетит пропадет!
Нечаев присел на корточки и оглядел снаряженный огнемет.
– С зарядом, - предупредил эксперт, ведущий видеосъемку места происшествия.
Что и говорить, машинка была серьезная. Нечаеву однажды приходилось видеть результаты попадания из огнемета в подвал особнячка царицынского цыганского барона. Подвал раздуло, и стены его с потолком стали похожи на накаченный футбольный мяч, если разглядывать его изнутри. А все находившееся в подвале - вещи, люди превратились в прах, который рассыпался при одном лишь прикосновении к нему. Надо думать, что если бы обладатель "Шмеля" выстрелил, семейству Редигер мало не показалось бы.
Но выстрелить владелец "Шмеля" не успел…
– Николай Александрович, что с ним? - поинтересовался Нечаев, заметив, что судмедэксперт закончил осмотр мертвеца.
– Иди сюда, Сергей Иванович, - позвал судмедэксперт. Нечаев присел над трупом.
– Смотри, - сказал Николай Александрович, задирая рукав рубашки. На белой коже мертвеца синело стилизованное изображение кленового листа с утолщенным черенком.
– Странная татуировка.
– И я про то же, - судмедэксперт отпустил руку мертвеца. - Обычно наша клиентура баб накалывает, голову быка, кинжалы разные, а тут невинный кленовый листок… Не встречал таких раньше. Но ведь что-то это значит, а?
Судмедэксперт поднялся с корточек, стянул с рук перчатки, бросил их рядом с покойником и встал рядом с Нечаевым. Неторопливо достал сигареты.
– А насчет причин смерти… Ну что сказать? Внешних повреждений нет, - сказал он, пахнув голубоватым дымком. - Никто его не резал, не душил, из пистолета по нему не палил. По некоторым признакам можно судить, что причина смерти не имеет криминального характера - сердце, или, скажем, тромб оторвался… Точнее скажу после вскрытия.
– Повезло людям, - сказал Калган, подходя к стоящим. - Разнесло бы там все к чертовой матери!
– Меня их возможности пугают, - хмуро сказал Нечаев. - "Шмель" - это не охотничий нож, сегодня они со "Шмелем" полезли, а завтра? Ракеты применять начнут? Ядерный заряд на Царицын сбросят?
– Ну, ядерный заряд им, положим, не достать, - рассудительно сказал Калган. - Но ты прав: возможности у них нехилые. Сигаретой кто-нибудь угостит?
Судмедэксперт протянул ему пачку.
Калган закурил, задумчиво оглядывая стройку.
– Интересно, отчего он концы отдал? - вслух подумал Нечаев.
– От излишнего возбуждения, - хмыкнул Калгин. - Адреналин в уши ударил!
– Вот вскрою его и скажу, куда и что ему ударило, - ворчливо сказал эксперт. - А это что еще за явление?
Нечаев обернулся. От недостроенного забора к ним приближался невысокий азербайджанец в джинсах и пестрой рубашке с короткими рукавами. В руке у него был пластиковый пакет. Азербайджанец приблизился и пакет уже не смог скрыть ароматов киндзы и жареного мяса.
– Ребята, - сказал азербайджанец, - не подскажете, где мне Пашу найти?
– Какого Пашу? - удивился Нечаев.
– Пашу Гурьянова из опергруппы, - сказал азербайджанец. - Нельзя так, нехорошо - целый день без еды. Это не работа.
– На улице посмотри, - посоветовал Нечаев.
– Неплохо у вас младшие инспектора живут, - сказал Калгин. - Шашлыки им несут прямо к месту несения службы. Эй, брат, - окликнул он азербайджанца. - Ты иди, иди, нельзя здесь.
Азербайджанец спокойно стоял и неторопливо разглядывал покойника.
– А я его знаю, - сказал он, оборачиваясь к оперативникам. - Два часа назад водку у меня в кафе пил. Целый стакан выпил. Без закуски. Я еще подумал, нехорошо так, говорю ему: хоть лаваш с киндзой пожуй, нельзя так, нехорошо, а он только рукой махнул.
– Тебя, брат, как зовут? - поинтересовался Нечаев.
– Рамизом меня зовут, - сказал азербайджанец.
– Хорошо, Рамиз, задержись немного. Надо все это следователю рассказать, он запишет.
– Сейчас, - сказал азербайджанец Рамиз. - Я только шашлык ребятам отнесу. Хороший шашлык, из настоящего барашка.
Глава вторая
С Анатолием Злотниковым, который носил блатную кличку Золотой, а по линии уголовного розыска именовался Мавром, Нечаев встречался два раза в месяц на явочном месте, которое обговаривалось каждый раз непосредственно перед встречей. Кличку Мавр Злотников получил не зря, было в нем что-то испанское - смуглая кожа, отчаянная храбрость и безрассудство.
Темперамент иногда оказывал Золотому плохую услугу. Его профессия требовала большей сдержанности и внимательного отношения к партнеру. Анатолий Злотников был "каталой", проще говоря, карточным шулером.
В свое время Злотников многому научил Нечаева, раскрыл перед ним приемы древнего шулерского искусства, за которые в прошлом без лишних споров всем картежным коллективом вешали виновного на ближайшем дереве.
Нечаев однажды выручил Злотникова из отчаянной ситуации - мог "катала" загреметь на звонкий червонец. Такие вещи не забываются - постепенно между ними установилось некое подобие дружбы, которая со временем стала привычной и не тяготила ни одну из сторон. Злотников делился с Нечаевым информацией, иногда весьма и весьма ценной, и полагал, что в крайней ситуации Нечаев по возможности прикроет его. Вопрос о деньгах обе стороны никогда не ставили: Нечаеву было стыдно предлагать их "катале", а тот в подачках не нуждался, сам жил на широкую ногу.