С самого начала отношение Мошонкина к Картазаеву было двойственным. Ротный его предупредил, что это очень важная персона из Москвы и сказал, что он отвечает за него головой. Его даже обязали дать подписку на гербовой бумаге, где было и про ответственность и про служебную тайну.
Мошонкин был парень простой. До службы в армии работал трактористом в родном селе под Челябинском и всегда уважал образованных людей. Еще дома он любил завести отвлеченную беседу с агрономом или главбухом, считая их слова истиной в последней инстанции.
Мошонкин и к Картазаеву испытал неподдельное уважение. Сразу видно, человек специалист в своем деле. Мошонкин считал, что других в Москве и не держат.
Хоть и в штатском, но по выправке видно военного. И не в слабых чинах.
И вид нагнанной техники его тоже нисколько не удивил. Видно достаточно повидал до этого. Мошонкин вспомнил себя в первый год службы, как ходил с открытым ртом.
Картазаев почти все время молчал, но Мошонкина с его вечными прибаутками никогда не одергивал. Сразу видно, человек знает силу слову.
Хоть он и не был богатырской комплекции, но осанку держал гордую, а ходил так размашисто - не успеешь увернуться - сшибет.
При разговоре смотрит прямо в глаза, а взгляд прожигает насквозь. Железный человек. И страшный.
Такой не перед чем не остановится, и если будет нужно, не задумываясь, положит дивизию. Что уж говорить о нем, о Мошонкине. Его точно не пожалеет.
И вот с таким человеком ему приходится работать. Не дай Бог, что случись - в дисбат. Вот с такой гремучей смесью уважения и страха Мошонкин и относился к Картазаеву.
А он-то поначалу обрадовался, хотел вопросы задать про этот жуткий Вольд. И люди почему гибнут, спросить, и почему им никто не помогает. Спросил. До сих пор передергивает.
Вроде парень не робкого десятка, рос на сплошных драках с пацанами из соседнего села. Вон тезку встретил Ваську Пащука, вечного своего соперника, он сейчас в соседнем батальоне стоит в кордоне - обнялись как родные братья, вспомнили родные деревни, будто десять лет дома не были.
На вопросы Мошонкина Картазаев так глянул, играя желваками, что тот понял, что его дело десятое - принеси, подай, а в душу лезть не смей. И пригорюнился. Очень поговорить любил, а тут глушь. Избушка на курьих ногах, и молчун на втором этаже.
Носить рацию за плечами Мошонкину долго не пришлось. На первый же день протянули в избушку прямой кабель с командного пункта, а на крышу привинтили тарелку космической связи.
В доме установили компьютер и факс, из которого с шорохом беспрерывно вылезали километры бумаги. И все на правительственных бланках.
Мошонкина еще удивило, что, несмотря на всю официальность, большие люди обращаются друг к другу по именам. "Володя, на твой запрос сообщаю". Или "Твои пожелания я передал своему заму по коллегии министерства", подпись "Твой Веня".
Запала в душу еще одна телеграмма: "Категорически не согласен с твоим мнением о Дэне, а к лондонскому убийству он вообще не причастен никоим образом" И подпись: "Буйвол".
Ну и дела. В комнате стояла специальная машина по превращению документации в труху, и обычно Картазаев делал это сам, доверяя Мошонкину только наименее секретные материалы.
Если уж про смерть в Лондоне не секретно, то какие же Картазаев тогда сам уничтожает?
Мошонкин, забывшись, щелкает губами. Это ж, к каким тайнам допущен человек?
- Что щелкаешь, Василий Иванович? - спросил Картазаев, появляясь на лестнице без шума и совершенно неожиданно.
Эта его привычка Мошонкину не нравилась. Вроде баловства - возникнет сзади и замрет как статуя. И как это у него получается? Ступает неслышно, словно все время в разведке и старается шума не производить даже дома.
Баловство, одним словом. Да и неприятно. Чего-нибудь делаешь, думаешь, что никто не видит, а он стоит, наблюдает. И молчит.
Да, не повезло Мошонкину с командировочным. Единственно, что его привлекало, так это вежливость Картазаева. Называет исключительно по имени отчеству, никогда не грубит. В еде непривередлив. Ест солдатскую кашу, что и все.
И никогда ни на что не жалуется.
Мошонкин был уверен, что и на него Картазаев не станет жаловаться, а случись чего серьезное, просто достанет свой пистолет, да и пристрелит к ядреной матери.
Довелось Мошонкину пистолет командировочного в руках подержать. Пистолет большой, но весу в нем почти никакого.
Пришло время ужина. Мошонкин расставляет на столе судки ложки, вилки.
Нет ничего более домашнего, чем ужинающий человек. Он становится беззащитным и добрым. Мошонкин тоже так подумал, решив обратиться с личной просьбой именно в это время.
- Владимир Петрович, разрешите мне после ужина на часок отлучиться, - попросил он.
Картазаев поднял на него взгляд. Мошонкин истолковал его по-своему и извиняющимся тоном сказал:
- У нас в части в это время личное время, так что все законно, вы не подумайте.
- А зачем тебе? Впрочем, можешь не говорить, если не хочешь.
- Мне скрывать нечего, - даже обиделся Мошонкин. - Какие уж тут секреты. В медчасти у меня знакомая есть, так там они вроде посиделок устраивают.
- Посиделки? - на лице Картазаева отразилось удивление. - Здесь? Никогда бы не подумал.
- А что тут особого? Во время войны ведь тоже танцы не отменяли.
Картазаев надолго замолчал, Мошонкин подумал, было, что тот и забыл о разговоре, но, попивая компот, командировочный сказал таким тоном, как будто разговор и не прервался четверть часа назад:
- Иди, конечно. Не возражаю. Только у меня к тебе тоже просьба будет.
- Да в чем вопрос! - с воодушевлением воскликнул Мошонкин.
- Я пойду с тобой.
- Вы? - вырвалось у Мошонкина, и он бесхитростно спросил. - А что вы там будете делать?
- А что все делают, танцевать.
Медпункт располагался в просторной палатке. Сестрички поставили лавки, подвешенный на капельнице японский музыкальный центр в меру громко выводил мелодию.
Кроме десятка медсестер присутствовало раза в три больше парней. Явный перебор.
Вошедшие Картазаев с Мошонкиным не привлекли ничьего внимания, и парень как бы про между прочим спросил:
- Владимир Петрович, а какая красавица вам больше глянется?
Картазаев искоса посмотрел на него и сразу указал на большегрудую с ярко подведенными глазами крашенную блондинку.
- Умоляю, только не ее, Владимир Петрович, - залепетал Мошонкин. - Это ж моя Зоя.
Он заметил, что Картазаев посмеивается.
- Так вы знали? - вырвалось у него. - Откуда?
- У меня работа такая, все знать. Ты иди лучше к своей крале, а то вон сколько кавалеров вокруг, уведут, - Картазаев слегка подтолкнул его.
Начался медленный танец, которого, похоже, ждали все. Парни, толкаясь, бросились приглашать. Более слабых сразу оттеснили. В центре палатки закружились пары.
Мошонкин был уже с Зоей и подмигнул Картазаеву.
Тот глянул в окно и разглядел в сгущающихся сумерках девичью фигуру в белеющем халате. Девушка не зашла в палатку, а прошагала мимо. Создавалось ощущение, что девичьи ноги, выглядывающие сквозь полы разлетающегося при ходьбе халатика, светятся во тьме.
Картазаев вышел и окликнул:
- Маша!
Девушка замедлила шаг, вглядываясь в темноте, но уже ничего не было видно, поэтому она вернулась.
- Вы меня знаете? - спросила она.
- Знаю, - спокойно сказал он. - Пойдем, Маша, потанцуем.
- Вы, наверное, из комендантской роты? Но на счет танцев вам не повезло. Я не танцую, - отрезала она и хотела идти.
- Вы считаете, что это действо в данных условиях неуместно? - спросил он, не делая попытки ее остановить.
- Не только неуместно, но и аморально.
- Мошонкин так не считает, - продолжил Картазаев.
Она стушевалась, потому что не была уверена, что таким образом над ней не хотят непотребно подшутить.
- Вы хотите меня обидеть? - спросила она. - Не трудитесь, материться я умею. Не первый год в армии.
- Мошонкин считает, что танцы были уместны даже во время войны.
- Что вы со своим Мошонкиным? - возмутилась она. - Нет никакого Мошонкина. Не может быть такой фамилии.
- А если есть, вы со мной станцуете? - так же спокойно спросил Картазаев.
- С какой стати?
- На попятный пошли? Поняли, что были неправы?
Она почувствовала, что незнакомец завел ее в словесный тупик. Тем не менее, он ее заинтриговал.
- Ладно, хорошо, - сдалась она. - Но если вы меня обманули, я опозорю вас на всю палатку. Скажу, что вы импотент.
- Согласен, - сказал Картазаев. - Хоть и не понимаю, зачем бы импотенту появляться на танцах.
Они вошли, и чтоб не потерять девушку в толчее, Картазаев взял ее за руку и повел.
Едва они оказались на свету, Мария сумела, наконец, приглядеться к своему собеседнику, и была разочарована тем обстоятельством, что он оказался совсем не красавчиком и не атлетом. Парни вокруг выглядели намного привлекательнее.
Столько кавалеров вокруг вилось, только выбирай, и вот выбрала, скептически подумала она.
Мошонкин стоял со своей ненаглядной, уже по-свойски обняв за талию. При виде Марии челюсть его отвисла.
Он так и не понял, откуда здесь взялась эта красавица, ведь он выбрал самую лучшую.
Белый как снег халат облегает "гитару". Настоящая красавица, белокожая, глазищи лучатся. Халатику тесно впереди на пышных грудях.
Мошонкин подвинулся поближе, чтобы улучшить обзор, но сразу наткнулся на плечо Картазаева.
- Давай военный билет! - потребовал тот.
- Зачем билет? - с надрывом спросил Мошонкин, и Картазаев понял, что парень документов не взял.
- Рискуешь, Мошонкин. Вдруг патруль?
- Какой на танцах патруль?
- Так, значит, реванша не получилось, - строгим тоном заметила Мария. - Можете препираться без меня.
Она развернулась и стала протискиваться к выходу.
- Не понимаю, при чем эта краля и мои, блин, документы.
- Все связано в этом мире, - кисло заметил Картазаев.
В это время в толпе произошла сутолока. Пробирающуюся Марию схватили за руку, она стала вырываться. Танцующие предпочли не вмешиваться, и Картазаев понял почему.
Огромный верзила в черном танкистском комбинезоне, ухмыляясь, продолжал удерживать девушку.
От увиденной картины Картазаев приободрился:
- Не было счастья, да несчастье помогло, - сказал он, но был остановлен Мошонкиным.
- Петрович, ты хоть знаешь, кто этот парень? - от волнения он впервые перешел на ты, да по-свойски там и остался. - Он из ФСБ. Он одному нашему руку сломал ни за что. И ему ничего не было. Один он обычно не ходит. Но для тебя, Петрович, это не имеет значения, - он скептически оглядел небогатырскую комплекцию Картазаева. - Ты хоть драться-то умеешь?
Картазаев оставил вопрос без ответа и стал протискиваться вперед. Нагнав верзилу, он постучал кулаком ему в спину точно в дверь.
- У вас все дома? - спросил он.
Верзила оглянулся и прорычал:
- Чего тебе надо, пацан?
- Ты мне льстишь, - заметил Картазаев, уперев руки в бока. - Я уже старый.
- Не-а, - с ленцой проговорил здоровяк. - До старости ты не доживешь.
Он отпустил девушку, но та не спешила уходить. Обостренное чувство справедливости не позволяло оставлять Картазаева в одиночку перед этаким громилой.
Боковым взглядом Картазаев разглядел хищно скользнувшую в толпе черную тень. Похоже, еще один "танкист".
- Не надо, - процедил здоровяк. - С дохляком я сам справлюсь. Пошли, выйдем, пенсионер.
Сзади в Картазаева ткнулось плечо Мошонкина. Только этого не хватало.
- Мошонкин, уймись, - велел Картазаев. - Ты мне мешаешь.
- Они прибьют тебя, - прошептал тот. - Помяни мое слово, прибьют.
С другого бока подошла Мария и также прошептала:
- Это не мое дело, но как только выйдете из палатки, бегите, что есть силы.
- Куда ж мне пенсионеру от них убежать? - улыбнулся Картазаев.
- Они оба на вас накинутся, так и знайте, - предупредила она. - И не стройте из себя героя.
Двое спецназовцев, Картазаев и Мошонкин гуськом двинулись к выходу. Тут все и случилось.
Ошибка Мошонкина заключалась в том, что он был уверен, что в палатке бить не будут, однако бойцы сделали вид, что замешкались перед самой дверью и наработано одновременно бросились на них.
На Мошонкина обрушился град ударов, и дело кончилось бы тем, что парню в лучшем случае сломали бы челюсть и ребра, если бы Картазаев не отпихнул его в сторону.
- Что ж вы, пацаны, так по-подлому? - спросил он, особенно и не удивляясь.
Он с самого начала знал, что честностью тут и не пахнет.
- Какая честность в драке? Это только в кино, - подтвердил аксиому здоровяк.
Они двое замерли напротив Картазаева. Впереди здоровяк. Картазаев слышал, как женщины сзади бросились поднимать Мошонкина, но десантник встал сам. Начал было подходить, но Картазаев жестом остановил его.
- Твоя фамилия случайно не Дартаньян? - спросил верзила.
Он едва повел плечом, и стоящий чуть сзади спецназовец, быстрый и ломкий в движениях, выступил вперед. Картазаев в свое время насмотрелся на таких. Судя по всему, блестящий рукопашник. Несмотря на комплекцию вряд ли уступает в драке здоровяку.
Картазаев, являясь отличным стрелком, в рукопашной схватке ничего особенного противопоставить не мог. Единственно, что он с большой выдумкой использовал в драке подручные предметы. Но что с того? Их двое.
- Ну что, сучонок, поговорим! - спецназовец нехорошо ухмыльнулся.
- Не о чем ему с вами разговаривать! - раздался к удивлению Картазаева высокий, почти фальцет, взволнованный голос Маши. - Прекратите немедленно!
- А если нет?
- Вы в курсе, товарищ, что сейчас ударите старшего по званию? - поинтересовался Картазаев, даже не пошевелившись, и заложив руки за спину аки Наполеон.
- Вы же без знаков различия? - притворно удивился рукопашник. - Ладно, для твоего возраста сделаю скидку. Откровенно говоря, про тебя мне наболтали, хочу почувствовать, а то ведь другого шанса тебе не дам. Ну, так уж и быть, дай раза.
Картазаев и дал. Рукопашник наверняка знал, что он правша, сам ведь признался, никто его за язык не тянул. И Картазаев дал слева. Размах получился неплохой, из-за спины.
Голову спецназовца вывернуло на 90 градусов, и словно в голливудском кино, он мог лицезреть перед глазами некие летающие объекты - вылетевшие изо рта в парообразных облачках крови собственные зубы. После чего тело в силу того, что свобода вывертывания шеи являлась ограниченной величиной, последовало за головой. Ноги бойца оторвались от земли, он сделал в воздухе пируэт, которому позавидовал бы артист балета и грянулся оземь. При этом взметнув облачко пыли.
Толпу пронзил единый сплотивший всех вздох, как при увиденном сногсшибательном фокусе. Боец пребывал в тяжелейшем нокауте. Увидев, как легко и непринужденно его коллегу превратили в овощ, здоровяк просто взбеленился и порвал бы его вместе с палаткой, но натолкнулся на уставленное ему в лицо дуло.
Вид оружия, со ствола которого капала кровь, и даже свисал какой-то лоскут, подействовал отрезвляюще. Картазаев как чувствовал, захватил на вечеринку П-90, вес почти под килограмм. Не повезло бойцу, без предупреждения засветили по носу этакой болванкой.
- Ты, что, полковник, совсем охренел? Под трибунал захотел? Тебя ж посадят! - взревел здоровяк.
- А тебя закопают. И зубы мне не заговаривай, к оружию не тянись, не успеешь! - предупредил Картазаев, предотвращая всякие поползновения.
- Слышал, что ты вообще без башни, сейчас убедился, - проговорил здоровяк.
- Рад за тебя. А теперь забирай своего дружка и вали отсюда.
- Здесь слишком много глаз и ушей. Но мы ведь встретимся с тобой, полковник? - он мотнул головой в сторону. - Там нам никто не помешает.
Подобрав коллегу, здоровяк вышел, едва не оторвав полог палатки, и Картазаев, отправляя оружие в карман галифе, позволил себе оглянуться.
Первое, с чем он столкнулся, были гневные глаза Марии.
- Вы даже хуже, чем я о вас думала! - воскликнула она. - Немедленно проводите меня домой!
Глава 3
"Шмеля" готовили к полету ранним утром. Солдаты заправляли и смазывали БПЛА (беспилотный летательный аппарат) и подкручивали детали, которые могли ослабнуть за время транспортировки.
Чтобы не стоять у работающих над душой, Картазаев отошел в сторонку и присел под старой засохшей сосной с огромным дуплом. Видно когда-то давно в дерево ударила молния и убила его. На коре сохранились застарелые угли.
Со времени памятных танцев минула неделя, и с тех пор он с Марией не виделся.
Проводив ее до палатки, он взял девушку за руку, но она тотчас высвободила ее. Вопрос о поцелуе отпал сам собой. Картазаев хотел попросить ее посидеть с ним еще, до боли не хотелось возвращаться в надоевшую избушку.
Девушка не дала ему и этой возможности, отстранилась и сказала довольно спокойным голосом:
- Пока мы шли, они все время следили за нами, но я теперь за вас не опасаюсь. Вы ведь неуязвимы.
- Во-первых, я не неуязвим, хотя хорошо бы, - возразил Картазаев. - Во-вторых, это не они, а Мошонкин. Мошонкин! - крикнул он.
- Чего? - раздалось в ответ, но десантник из вежливости не стал подходить.
- Ты чего за мной увязался?
- Я ж за вас отвечаю.
- А я уж думал, что ты домой один боишься идти.
- Обижаете, Владимир Петрович.
Картазаев заметил, что Маша улыбается, и сказал:
- Ладно, сейчас идем. Покури пока.
- А я думал, вы ночевать останетесь.
- Еще чего! - громко возмутилась девушка.
Сейчас, наблюдая за подготовкой БПЛА, Картазаев понял, как же ему захотелось тогда обнять Машу. Прижать ее к себе, теплую, податливую, почувствовать, как ее груди упираются ему в грудь.
Когда она уходила, то спросила:
- А как вы узнали мое имя, если не секрет?
- Не люблю секретов, - признался Картазаев. - У вас же визитка на халате приколота.
- Ночь же была. Тем более, я от вас далеко находилась.
Картазаев пожал плечами.
- Зрение у Владимира Петровича хорошее, - опять раздался из темноты голос Мошонкина.
- Я ж тебе сказал, покури!
- А я уж покурил. Целых две сигареты.
- А ты еще покури.
- Слушаюсь.
- Курить вредно, Минздрав предупреждает, - возразила Маша. - Идите себе. До свидания.
- До свидания? - спросил Картазаев. - Вы хотите, чтобы я пришел?
- Можно подумать, вы у меня разрешения спросите? - улыбнулась она. - Только в следующий раз приходите без своего секретаря.
Боже, какая у нее оказалась улыбка. Картазаев у разбитой сосны мечтательно прикрыл глаза.
Пухлые губки девушки становились еще более пухлыми, превращаясь в расцветшую розочку.
- Товарищ полковник, разрешите обратиться? - над ним возвышался капитан Столетов, командир разведроты. - "Шмель" к запуску готов.