Но не мог он все время находиться в боевом режиме, будь он хоть трижды Картазаев. Да, опыт не пропьешь, да, Владимир Владимирович, говорят, знал его фамилию. Что из того? Он 40 дней сидел в карантине, имея срочный канал связи с Москвой. На тот случай, если ЭМЛ прорвется через кордон и покатит вглубь страны. Он выжидал этот момент словно кот мышку, когда она высунет мордочку из норки.
И отдельный полк стратегических "Черных лебедей" под Тулой тоже ждал всего лишь одного его звонка, чтобы обрушить на Загорскую область тактический ядерный заряд.
Картазаев мог не думать, что случилось бы с ним. Что самоподрыв, что расстрел, если бы он скурвил сведения и попытался сначала удрать подальше. Конец один.
Эти 40 дней он жил полноценной жизнью. С аппетитом ел, выпивал, когда хотелось, ходил к связисткам в штаб. Настроение было нормальным и ровным, как и всегда. И с тем же ровным настроением и даже не изменившись в голосе, он был готов позвонить и вызвать огонь на себя. Готов был.
Но стоило обстановке пойти на улучшение, как он недопустимо расслабился. Готовность помереть в одночасье воспринималась как противоестественное состояние, и вообще, он по-новому взглянул на эти не самые лучшие 40 дней в своей жизни.
"Волга" заехала под кирпич. Понятно дело, администрация, дума опять же городская. За ДК стоял двухэтажный крашеный дом. Такие не редкость в провинциальных городках. Убогий, сирый, больше похожий на барак. Цвет то ли темно желтый, то ли светло коричневый. Буромалиновый, как сказал бы Базыкин.
За домом стоял следующий, точно такой же брат-близнец. Между ними узкий проезд, достаточный, чтобы машина проехала.
В душе Картазаева все засвербело, что придется вылезать и идти пешком по этим улицам, с лежащими раздутыми трупами.
- Дальше пешком! - приказал Картазаев.
На этот раз Колян ничего говорить не стал, припарковал машину. Когда вышли, разминая ноги, на них обрушились звуки. Ветер, птицы, где-то лаяла ужасно одинокая собака. Тоскливо и с явным испугом.
Проехать дальше они не смогли бы в любом случае. Это выяснилось сразу, как только они оказались в проулке.
Тот был буквально завален трупами. Они пролежали 40 дней на жаре, идентификации практически не подлежали. Нельзя было понять, кто это взрослые или дети. Лиц нет. Практически монолитная масса.
Вонь прошибла даже через респираторы. Хорошо никто не блевал. Картазаев подчеркнул, чтобы прислали людей бывалых. Но сам старался кучу не разглядывать. Остальные поступили так же.
- Внутрь не пройти! Будем обходить? - пробубнил Назаров сквозь маску.
- Я видел там доски. Набросим сверху.
Хоть Картазаеву ничего не возразили, он почувствовал общую неприязнь. Люди, привыкшие убивать, уважительно относятся к трупам и без нужды стараются их не тревожить.
- Доски! - повторил Картазаев, вбивая гвоздь в свою репутацию.
Когда положили доску, она достала до верха двухметровой кучи.
- Гарсон! - приказал Назаров по знаку Картазаева.
Когда тот, повесив автомат на шею, двинулся вперед и вверх по доске, та под тяжестью ста килограммов живого веса стала оседать в неживом, с противным рыхлым звуком продавливая кучу.
Когда Гарсон достиг вершины, глаза его округлились над маской, а руки стали сдергивать автомат.
- Не стрелять! - зарычал Картазаев.
Но Гарсон и не думал стрелять, указывая автоматом точно указкой:
- Товарищ полковник! Там…
Когда Картазаева угораздило сказать в штабе про мертвяков, Лощекин глянул на него как на сумасшедшего. Как знал, не надо было ничего говорить. Нет, счел это своим долгом.
Военные секреты - выдумка гражданских. Это он понял, когда к вечеру слухи расползлись по Кордону. По всему лагерю его появление встречали смешки. Смеялись даже молодые солдаты, у которых еще волосы не успели отрасти.
Картазаеву было даже не обидно. Поначалу, хотел на Лощекина рапорт написать со злости по использованию призывников первого года службы в Кордоне. Потом остыл.
Генерал заявил, что движущиеся объекты являются ничем иным, как проникшими в город мародерами. Картазаев тоже хотел бы так думать, но "шмель" продолжал передавать фотографии, на котором движение было хоть и не интенсивно, но все же и не думало прекращаться.
В городе никто так долго жить бы не смог.
Возникла пауза. Никто не хотел брать ответственности на себя. Лощекин ждал положенный инкубационный срок, а точнее команды из Москвы, чтобы зайти и закопать вымерший город.
Но весь ужас заключался в том, что город и не думал полностью вымирать. Там что-то происходило. И возможно назревало. В этой связи у Картазаева не выходила из ума ситуация с Дворцом, куда так и не смог проникнуть космический спутник.
Вечером Картазаев направился в медчасть, решив повидаться с Марией.
Такие девушки ждут героев только в кино. Он застал ее в палатке с бравым прапорщиком-десантником Кармалыгой из разведроты. Они сидели за столом с пузырьком спирта и открытой банкой тушенки.
Кармалыга был раскрасневшийся и довольный. Китель распахнут, открывая вид на свежее поменянную для такого случая тельняшку в голубую полоску.
- Свободны, товарищ прапорщик, - строго приказал Картазаев.
Кармалыга уходить не спешил. Судя по топорщившимся штанам, он пребывал в полной боевой готовности.
- Полковник особого отдела 42-й дивизии, - Картазаев достал из кармана удостоверение.
Не жалко. У него полный портмоне таких удостоверений, и все подлинные.
- Застегнитесь, товарищ прапорщик, - укоризненно сделал он замечание. - Такое серьезное положение, а вы в таком виде. Какой пример вы подаете подчиненным.
Прапорщик неспешно застегнулся и вышел, напоследок зло сверкнув глазами.
- Минутку! - вернул его Картазаев и обвел стол рукой. - Заберите все, вы, наверное, потратились.
- Спирт мой, - с вызовом сказала Мария.
- Пусть возьмет, - настоял Картазаев, он же не зверь какой, хоть какое-то будет прапору утешение, а то шел трахаться, а тут на те - особый отдел.
- И возьму! - с вызовом сказал Кармалыга и сгреб все со стола, рассовывая по карманам.
- И что мы будем делать? - спросила Мария, когда жадина ушел. - Ужина вы меня уже лишили.
- Мошонкин! - крикнул Картазаев, заставив девушку вздрогнуть.
Десантник ввалился, топоча башмаками. Застелив скатерть, выставил на стол бутылку коньяка, палку сервелата, лимон, кетчуп, хлеб, ветчину. Когда он закончил сервировку, Картазаев отсек от сервелата половину и отдал Мошонкину свою фляжку.
- Там тот же коньяк, - пояснил он. - Отдыхай, Василий Иванович. Завтра утром вернешься за мной.
- А вам не кажется, что вы слишком самоуверенны? - возмутилась Мария.
Он молча раскупорил бутылку, размышляя о превратностях судьбы. Коньяк есть, а города, где он выпускался, уже не существует.
- О чем вы все время думаете? - спросила она.
- О вас, - признался он. - Вы очень красивая, Маша. Давайте перейдем на ты.
- Ну, для этого сначала надо выпить.
Картазаев налил по сто граммов. Она выпила, не подозревая, чем это чревато. Коньяк попался хороший.42 градуса и выдержка пять лет.
- Вот мы и на ты, - усмехнулась она, захмелев.
Интересно, сколько она спирту успела шарахнуть, подумал Картазаев.
На ней был белый халат, распахивающийся и очень короткий, и, заметив заинтересованный взгляд Картазаева, девушка не замедлила закинуть одну ногу за другую.
- Что ж ты мне замечание не делаешь? - она игриво смотрела на него. - Я тоже не по форме одета.
Все бабы шлюхи, подумал Картазаев.
- Давай сделаем перекур, а то мы гоним, - сказал он вслух, несовпадение мыслей с тем, что он говорил вслух, было его отличительной, въевшейся в подкорку на веки вечные, чертой.
- Ты же не куришь? - удивилась она.
- Когда выпью, курю, - сказал он и, когда полез в карман за пачкой, наткнулся на эрекцию.
Курение сокращает жизнь, махнул он рукой, и, подхватив Машу, с силой поцеловал ее в распахнутые губы. Во время поцелуя руки его проникли внутрь халата, скользнули по гладкой спине внутрь трусиков. Прижав девушку к себе за подрагивающие ягодицы, он некоторое время продолжал ее целовать. Потом понес на кровать.
Трусики порвались и повисли у девушки на одной ноге.
- Экий ты скорый, - пока Маша проговаривала эту фразу, Картазаев успел ввести ей на всю длину.
Расстегнув на ней халат, он старался ухватить губами прыгающие в такт груди. А когда залез девушке языком в ухо, то Маша, застонав, буквально выгнулась на кровати. И в этот момент он вошел в нее особенно глубоко.
Потом он сменил позу. Закинув ноги девушки себе на плечо, он положил девичьи ягодицы, нежные и пухлые, себе на ладони, мял их сильными пальцами, распаляясь все сильнее и ни на секунду не прекращая движений. Наоборот, поступательные движения его становились все мощнее, и каждый раз он едва не стряхивал девушку с себя.
Она стонала беспрерывно, и, сжав в последний раз упругие ягодицы, он оглушительно, до боли в ушах, кончил.
- Что это было? - спросила она.
- Любовь, - ответил он.
- Я всегда думала, что любовь это что-то другое, - возразила она.
Картазаев лежал на животе, а девушка водила по спине пальцем, найдя застарелый шрам. Картазаев остро чувствовал волнующие прикосновения женских грудей.
- Где это тебя так? - спросила Маша. - У тебя вся спина в шрамах.
- Какой тебя интересует конкретно?
- Вот этот, - с этими словами она вонзила в глубокую ложбинку влажный и горячий язык.
Картазаев всем телом по-звериному развернулся к ней. Она игриво отшатнулась от него и упала на живот, делая вид, что пытается уползти, но проделывая маневр чересчур вяло. Он не ударил в грязь лицом и не дал ей удрать далеко. Подхватив ее за талию, стал натаскивать на себя.
- Боже, какая красота, - прошептал он. - Как ты красива!
Ее ягодицы со шлепками бились о внутреннюю поверхность его бедер.
Они занимались любовью до изнеможения. Под утро любовники впали в такой экстаз, что им было достаточно просто лежать друг на друге, ощущая голые тела, чтобы испытывать наслаждение.
Оно было безгранично. Картазаев подумал, что еще немного, и он просто умрет на красавице.
Они так и уснули в объятиях друг друга.
А потом ему приснился жуткий мучительный сон с перевернутой "Волгой" и мертвяками. Вернее, это был даже не сон. Мгновенная вспышка в утомленном любовными утехами уме. Этот кошмар частенько настигал его, когда он совсем не ждал.
- Назад! - он и сам не знал, что так громко можно орать сквозь маску.
Гарсон отступает по доске мелкими шажками, тогда он помогает ему, нетерпеливо сдергивая за рукав. Боец теряет равновесие, пошатывается и ступает прямо на месиво. Мерзкий звук, будто давят сразу десяток тараканов. Из - под ноги выдувается пузырь мертвой плоти, наполненный гнилостными газами.
- Руку, мля! - возмущенно кричит Гарсон.
Бог подаст. Воспользовавшись тем, что путь свободен, Картазаев рысью прыскает вверх. Приседает и высовывает над кучей только голову. Явной опасности нет, движения тоже, и он приставляет к глазам монокуляр.
Сзади чертыхается и костерит Гарсон.
- Чего орал? - спрашивает Картазаев. - Какие еще живые?
- Зачем толкаться? Ботинки испортил! - возмущается боец.
- Еще слово и пойдешь в машину! - предупредил Картазаев. - Чего видел? Только быстро!
- Женщина там…живая.
Картазаев и сам видит. Она лежит там, где кончается проулок и начинается собственно двор. Жухлые кустики, убогие детские качели. И голая женщина. Может, девушка. Потому что ей нет и семнадцати.
Она голая. Лежит влагалищем к полковнику. Между ног стрижка в виде полоски.
Не факт, что она живая. Хотя следов разложения никаких. Кожа белая. Никаких пятен, выступивших и успевших высохнуть жидкостей. Черные волосы красиво раскиданы.
И вообще девчонка хороша. Груди, бедра.
- Назаров, шумни! - коротко бросает Картазаев, не оборачиваясь.
Лейтенант дает очередь в воздух. Из чахлых кустов с вертолетным стрекотом взмывает стая воробьев.
Расклюют ведь, подумал Картазаев, а Назарова укоротил. Развоевался тут.
Как и ожидалось, девчонка даже не шелохнулась. Может, мы рано зашли, рассуждал полковник. Мало ли, сумита по окраинам выгуливали. Здесь эпицентр! Неизвестно что, вирус ли излучение, здесь могли сохраниться дольше.
Воробьи бы сдохли, возразил он себе.
Странно, однако, все. Все ломились от этого места, давились и умирали, а красотка разделась до гола и улеглась.
Может, это мародер? Из последней волны? Зашла буквально вчера, всего ночку и пролежала. Но почему голая?
- Выдвигаемся! - скомандовал Картазаев. - Гарсон справа, Шустрый слева! Держать сектора, но не стрелять! Это приказ!
Кучу бойцы преодолели грамотно. С доски на стенку и дальше уже на чистую землю. Картазаеву пришлось сделать усилие, чтобы повторить маневр.
Едва оказались во дворе, он почувствовал, что здесь что-то не так. Потом понял. Запах. Здесь почти не пахло. Может, проток свежего воздуха?
Бойцы заняли позиции по бокам. Гарсон показ три пальца, Шустрый пять и еще три. Восемь.
Объекты не двигались, замерев на лавках в глубине дворика и у единственного подъезда. Судя по неестественным позам, их можно было не опасаться.
Картазаев присел у трупа, пощупал шейный пульс. Пульса не было. Но это ничего не значит. Мог быть чересчур слабый. Когда хотел посмотреть зрачки, обратил внимание на с силой зажмуренные глаза.
- Крот! - вырвалось у него.
- Нет трупного окоченения! - заметил Назаров. - Ткани мягкие! Живые! Она живая!
На выкрик бойцы оглянулись.
- Смотреть сектора! - вернул их к действительности Картазаев. - Лейтенант, вызывайте грузовик. Пусть пришлют с кунгом. Надеюсь, не надо повторять о соблюдении режима секретности. В эфире никаких подробностей!
- Надейся! - процедил Гарсон.
Можно было сделать вид, что не услышал, но Картазаев не любил этого.
- А на вас я подам рапорт, когда вернемся! - сообщил он.
- Пожалуйста! - вызывающе ответил тот.
После того, как машина была вызвана, Картазаев приказал Назарову неотлучно находиться при находке, а бойцам очищать проход, чтобы мог заехать грузовик.
Сам, наскоро оглядев двор, подошел к подъезду. Здесь на лавке бесформенной кучей тряпья сидели три старухи. Когда он шел через двор, у него было дурацкое чувство, что они следят за ним. Но когда он прошел мимо, заблуждение рассеялась, они также продолжали смотреть вглубь двора.
Планировка дома оказалась довольно дикая. Внутри подъезда оказалась лестница, но квартир на первом этаже не было, жилье было только на верху. Скорее всего, вход на первый этаж находился в другом месте. Может, с фасада.
Картазаев поднялся до кургузой двери, обитой филенкой, которую не пришлось даже ломать. Она была не заперта.
Однако Картазаев замешкался. Он понял, что что-то пропустил. Что-то ускользнуло мимо его внимания. Царапнуло на периферии. Преодолевая внутреннее сопротивление, Картазаев протянул руку, вталкивая дверь внутрь.
Изнутри пахнуло мертвецкой. И он понял, что во дворе, исключая ту зловещую кучу разложением не пахло. Ничем не пахло. А здесь мертвец был.
Взяв пистолет наизготовку, вошел.
В крохотной квартирке оказалась всего одна комната, кухня и туалет. Все крохотное.
Труп, находящийся далеко за чертой разложения, черный словно обугленный, находился в туалете. На унитазе. Картазаев прикрыл дверь плотнее.
Судя по двум кроватям, старым, еще панцирным, здесь жило двое. Если конечно одиночка не имел обыкновения спать на двух кроватях по очереди.
Единственный стол стоял на кухне, исправно служа и обеденным и компьютерным. ЖК-монитор, устаревший, но добротный. Модем-DSL. Высокоскоростной.
Картазаев подошел к окну и на полном рефлексе ушел вбок под прикрытие стены.
Все видимое пространство за окном устилали погибшие. Они перекрыли дорогу, заползли на газон, друг на друга, лезли на стену, протягивая руки. Куда? К этому окну.
В этот момент напряжение достигло своего пика, и Картазаев буквально подпрыгнул на месте, потому что в это время у него за спиной, в оставленном дворе вдруг так…
Под утро зазвонил мобильник.
- Ты где? - спросил Серегин.
- Сплю, - зло ответил Картазаев.
- Мы нашли Дэна, - сказал замдиректора.
Картазаев рефлекторно присел на постели.
- Где?
- В Африке конечно, - нехороший у начальства был тон, чересчур спокойный. Он еще не решил, впадать ли ему в эйфорию или, наоборот, в печаль, ибо обнаружение Дэна сулило еще большие проблемы, нежели когда тот был в бегах.
Этот как с атолловой рыбкой сузи. Зароется в донный песок, ее не видно и не слышно, но стоит наступить, как вокруг ноги точно захлопывается медвежий капкан. Удовольствие ниже среднего, и Картазаеву посчастливилось его испытать. Вон шрамы стопу как в тапки обули.
Переоснащение ОПУ, превращение его в самодостаточную единицу внутри структуры ФСБ не прошло гладко, а если говорить откровенно, закончилось большим швахом.
Вначале в ОПУ попали не те люди, решившие, что теперь они над законом, отчего крыша у некоторых поехала конкретно.
Дэниэл Сарана возглавлял в управлении африканский отдел, и кличка у него была Африканец. По сути, это был ликвидатор, и операции, которые проворачивал Африканец, являлись наиболее секретной частью деятельности ОПУ.
Это был козел, каких свет не видывал. Картазаев лично с ним знаком не был, но когда после Кейптаунской бойни ему поручили внутреннее расследование, и через его руки прошла целая куча служебной переписки, ему стало ясно, что корреспондент законченный параноик и садист. Список его жертв оказался бесконечен, включая даже сотрудников отдела!
Самое неприятное заключалось не в том, что Африканцу удалось свалить, Дэн каким-то образом пронюхал про Картазаева и клятвенно обещал умыть его кровью.
- Будь осторожен, полковник, - продолжал тем временем Серегин. - Есть сведения, что он грозился, что следующий на очереди - ты. Чего молчишь?
- А что говорить, если я следующий? - пожал плечами Картазаев. - А что значит следующий на очереди? Был кто-то еще?
- Был, - сказал Серегин после паузы. - Нам удалось перекрыть все возможные каналы утечки. Могу утверждать, Африканец останется в Африке. Навсегда. Операцию поручена Буйволу. Он постарается, будь уверен, муха не пролетит.
- А что ж ты тогда звонишь по ночам? - хотел спросить Картазаев, но не спросил.
- Кто звонил? - сонно спросила Маша, скомканная простыня застряла между грудями, Картазаев высвободив ее, не забыв поиграть с прелестями.
- Перестань, - она повернулась на бок.
Опять тренькнул мобильник.
- Да выключи ты его.
- Последний звонок.
Звонил Мошонкин.
- Срочный факс, - доложил Мошонкин.
- Читай, раз срочный.
- Секретный.
- У меня от родного десанта секретов нет.
Было слышно, как Мошонкин шуршит бумажной лентой, потом читает:
- Я в Вене.
- Дальше, - нетерпеливо поторопил Картазаев.
- А дальше ничего нет. Это все.