- Да уж. Так вот, "Пионер" совершил три полета с переходами в подпространство. Это было время самых первых таких полетов, когда они по своей отчаянности были чем-то вроде похода Колумба. Команда не знала, куда они направляются, и имела более чем приблизительное представление о том, как вернуться назад. Кстати, из третьего похода "Пионер" так и не вернулся.
- Да, да, что-то такое припоминаю.
- Так вот, молодой Стюарт - у меня просто язык не поворачивается назвать его полным именем - молодой Стюарт сказал, что эта уродина с дурацкой улыбкой - просто сувенир, прихваченный во время второго рейса "Пионера". А мне большего и знать не надо. Потому что у нас нет никаких отношений, ни торговых, ни договорных - вообще полный ноль - с любой из планет, на которых побывал "Пионер" во время этого рейса. С точки зрения закона их все равно что нет. А раз так - к Ламмоксу применимы только наши, доморощенные, законы; значит, Министерство космоса вмешиваться не должно, а если оно и вмешается, его представитель - в данном случае я - обязан судить полностью по местным законам. А это вы сделаете лучше меня.
Судья О’Фарелл кивнул.
- Что ж, я не возражаю. Идем?
- Еще секундочку. Я почему предложил сделать отсрочку: потому что в этом деле есть своеобразные обстоятельства. Мне хочется связаться с Министерством и проверить, не вышла ли где ошибка, не пропустил ли я какой-нибудь важный прецедент. Но я устранюсь в момент, если вы мне кое-что пообещаете. Это самое существо… Оно с виду такое тихое, но, если я правильно понимаю, этот тихоня разгромил целую улицу и, пожалуй, даже угрожал жизни людей?
- У меня такое же впечатление, - кивнул О’Фарелл. - Только это строго между нами.
- А скажите, требовал кто-нибудь, чтобы эта тварь была уничтожена?
- Я вам отвечу, - медленно произнес судья, - опять же строго между нами: сведения у меня сугубо неофициальные. Да, такие требования будут. Например, от нашего шефа полиции, но исключительно из соображений общественной безопасности. Скорее всего, поступят такие требования и от частных лиц.
- Вот оно что, - обеспокоенно сказал Гринберг. - А скажите, судья, сами-то вы как к этому относитесь? Если вы поведете процесс, то разрешите его уничтожить или нет?
- Сэр, ваш вопрос неуместен! - возмутился судья.
Гринберг покраснел будто рак.
- Простите меня, Бога ради, но мне вправду это необходимо знать. Вы понимаете, что экземпляр уникален? Что бы он там ни наделал и как бы ни был опасен - впрочем, в последнее вериться с трудом, - все равно его просто необходимо сохранить в интересах науки. Так можете вы мне обещать, что не дадите уничтожить этого симпатягу?
- Молодой человек! Вы пытаетесь вынудить меня идти на процесс, заранее вынеся приговор или часть приговора. Вы ведете себя в высшей степени недостойно!
Вот в такой удачный момент и появился рядом с ними шеф Дрейзер.
- Судья, я вас везде обыскался. Так начнется когда-нибудь заседание или нет? У меня тут семеро, которые…
- Шеф, это мистер Гринберг, уполномоченный, - перебил его О’Фарелл. - Мистер уполномоченный, это наш шеф безопасности.
- Очень приятно, шеф.
- Здрасьте, мистер уполномоченный. Так джентльмены, насчет этого слушания. Мне все-таки хотелось бы знать…
- Шеф, - грубо оборвал его судья, - скажите бейлифу, чтобы все было готово. А теперь не будете ли вы добры нас оставить.
- Но… - Дрейзер смолк и отошел, бормоча что-то себе под нос. Слава Богу, что его не слышала Бетти. О’Фарелл снова повернулся к Гринбергу.
Эту новую интермедию уполномоченный проигнорировал так же, как и предыдущую, но она дала ему время вспомнить, что он не имеет права руководствоваться личными чувствами.
- Я снимаю свой вопрос, судья, - сказал Гринберг. - Я вовсе не собираюсь толкать вас на должностное преступление. При иных обстоятельствах, - он ухмыльнулся, - вы, наверно, пришили бы мне неуважение к суду.
- Вполне возможно, - криво улыбнулся О’Фарелл.
- А что, хорошая у вас тюрьма? А то у меня накопилось больше семи месяцев неиспользованного отпуска. И нет ни малейшего шанса его использовать.
- Нельзя себя так изматывать. Лично я всегда нахожу время порыбачить; дела могут и подождать. Говорят, Аллах не вычитает времени, проведенного на рыбалке, из отпущенного тебе срока.
- Очень здоровый подход. Но проблема все равно остается. Я снова вынужден настаивать на отсрочке; мне надо связаться с Министерством.
- Понимаю. Возможно, это и вправду необходимо. Мое мнение не должно влиять на ваши поступки.
- Само собой. Но я с вами согласен - нет ничего досадней таких отсрочек.
Связаться с Министерством - значит иметь дело с мистером Кику, думал про себя Гринберг. Он живо себе представил, как зам ядовито проходится насчет "инициативы" и "ответственности", и словно бы слышал уже его "Господи Боже мой, да может кто-нибудь в этом сумасшедшем доме принять хоть самое простое решение?". И Гринберг наконец решился.
- Думаю, будет лучше, если Министерство оставит это дело за собой. Во всяком случае, предварительное слушание проведу я, а там посмотрим.
- Вот и хорошо, - с облегчением улыбнулся О’Фарелл. - Так хочется вас послушать. Говорят, вы, джентльмены из Министерства космоса, иногда ведете дело довольно необычным образом.
- Серьезно? Надеюсь, те, кто это говорят, ошибаются. Не хотелось бы бросить тень на юридический факультет Гарварда.
- Гарвард? И я оттуда. Как все-таки тесен мир. Да, такое дело, как это, однокашнику не пожелаешь. Боюсь, еще тот будет подарочек.
- А когда они не бывают подарочками? Ладно, пора идти запускать фейерверки красноречия. Слушайте, а почему бы нам не сесть на председательскую скамью вместе? Вполне возможно, что кончать слушание придется вам.
Они направились к зданию суда. Шеф Дрейзер, продолжавший тихо негодовать в стороне, увидел, что про него забыли. Он двинулся было следом, но вдруг заметил, что этот мальчишка Стюарт и Бетти Соренсон все еще сидят в клетке. Они о чем-то шептались и даже не заметили ухода обоих юристов. Дрейзер подбежал к ним.
- Эй, там в клетке! Джонни Стюарт! Вы обязаны были находиться в суде еще двадцать минут назад.
- Но я думал… - удивленно начал Джон Томас, но вдруг увидел, что судья и мистер Гринберг уже ушли. - Ой, сейчас, мистер Дрейзер. Мне надо сказать Ламмоксу одну вещь.
- Хватит, наговорился. Идем.
- Шеф, но ведь…
Дрейзер ухватил его за локоть и двинулся к зданию суда. Джон Томас в весовой категории уступал полицейскому примерно фунтов на сто, и посему ему пришлось отправиться следом.
- Дьякон Дрейзер! - воскликнула Бетти. - Как вы себя ведете!
- А вашими штучками, дорогуша, - ответил Дрейзер, - я сыт по это самое место.
Он пошел дальше, волоча за собой Джона Томаса. Бетти молча последовала за ними. Она обдумывала, не подставить ли шефу ножку, но решила что, пожалуй, не стоит.
Джон Томас смирился с судьбой. Он собирался напоследок втемяшить в Ламмоксову башку, чтобы тот сидел тихо, из клетки не высовывался и не вздумал эту самую клетку есть. Но мистер Дрейзер, как назло, не хотел ничего слушать. Вообще, взрослые только и знают, что ничего не хотят слушать.
Ламмокс, понятно, видел, как они ушли. Он встал, спиной чуть не упершись в решетчатый потолок, и с тоской поглядел вслед своему другу, думая, что ему делать дальше. Брусья, за которые он задел боком, жалобно затрещали.
- Ламмокс! - крикнула Бетти, оборачиваясь на ходу, - Жди нас здесь. Мы скоро.
Ламмокс стоял, глядя им вслед и обдумывая положение. Приказ, который отдала Бетти, не был полноценным приказом. Или был? Стоило покопаться в подобных случаях в прошлом, подумать. Он снова лег.
4. СУД
- Встать! Суд идет! - крикнул бейлиф, увидев, что в зале появился О’Фарелл с Гринбергом. Разговоры стихли, зрители начали занимать места. Молодой человек в шляпе, фотограф, судя по причиндалам, преградил судьям дорогу.
- Минуту! - сказал он и щелкнул камерой. - Повторим. Судья, улыбочку! Представьте, что уполномоченный сказал вам что-то смешное.
- Хватит с вас и одного. И шляпу снимите. - О’Фарелл, не останавливаясь, прошел мимо фотографа. Тот пожал плечами; шляпу снимать он не стал.
Секретарь суда поднял на подошедших глаза. Лицо его покраснело и покрылось каплями пота; председательская скамья была завалена какими-то инструментами.
- Простите, пожалуйста. Я сейчас. - Наклонившись к микрофону, он забубнил: - Проверка… раз, два, три, четыре… Цинциннати… шестьдесят шесть. - Он снова поднял глаза. - Опять что-то со звукозаписью.
- Раньше надо было проверить.
- Господи, судья, да разве кого допросишься? Говоришь, говоришь, а что толку. Вообще-то я проверял, все вроде работало. А потом, когда включили ее без десяти десять, полетел какой-то транзистор, и поди там в ней разберись - какой именно.
- Ладно, хватит, - поморщившись, ответил О’Фарелл. "И главное, как у нас гость - обязательно что-нибудь такое", подумал он. - Может быть, вы соизволите убрать с моего места вот это.
- Собственно говоря, - торопливо вмешался Гринберг, - я могу и не занимать председательское место. Сядем вместе за круглым столом, вроде как в военном трибунале. Знаете, иногда это даже на пользу, я имею в виду - ускоряет рассмотрение дела.
- Я всегда стараюсь, - сказал О’Фарелл, - придерживаться в суде традиционных формальностей. Мне кажется, что в этом есть смысл. - Вид у судьи был несчастный.
- Пожалуй, вы правы. Но понимаете, когда приходится вести дела в самых неожиданных местах и при всяких непредвиденных обстоятельствах, на формальности поневоле смотришь сквозь пальцы. Никуда от этого не денешься. Вот, скажем, минатарцы. Предположим, вы попытались из вежливости делать все, как это принято у них. А они считают, что судья гроша ломаного не стоит, если не выдержал очистительного поста перед тем, как сесть на судейскую сферу. И после этого он должен еще оставаться на своем месте, без еды и питья, пока не вынесет решение. По правде говоря, я бы не выдержал. А вы?
Судья О’Фарелл был оскорблен. Как смеет этот проныра-юнец сравнивать древние, прекрасные традиции земного суда с какими-то варварскими обычаями. Почему-то вспомнились три стопки блинов, яичница и колбаса, с которых начался его трудовой день.
- Как вам сказать… иные времена, иные нравы, - выдавил из себя судья.
- Вот именно. Я знал, что мы найдем общий язык. - Гринберг жестом подозвал бейлифа, и прежде чем судья сумел объяснить, что процитировал старую поговорку именно потому, что был с ней не согласен, Гринберг с бейлифом уже сдвигали столы, делая из них один общий. Вскоре все пятнадцать участников слушания расселись вокруг этого составного стола, и Гринберг послал бейлифа на поиски пепельниц. Затем он повернулся к секретарю; тот с наушниками на голове скрючился над своими приборами: когда электронщик в работе, иной позы, кроме как скрючившись, он просто не признает.
- Ну как хозяйство, работает?
Тот показал большой палец.
- Порядок.
- Прекрасно. Слушание объявляется открытым.
Секретарь пробубнил в микрофон время, дату, место и юрисдикцию суда, а также фамилию, имя и звание председательствующего. Фамилию и имя Сергея Гринберга он прочитал бумажке, причем имя прочел неправильно; поправлять его Гринберг не стал. Подошел бейлиф с руками полными пепельниц и с ходу вдарил скороговоркой:
- Внемлите! Внемлите! Пусть каждый, возжелавший отдать себя и спор свой на волю сего суда…
- Ну, это можно и пропустить, - остановил его Гринберг. - Но все равно очень вам признателен. Итак, суд начинает предварительное слушание любых и всех вопросов, связанных с произведенными в прошлый понедельник действиями постоянно проживающего в этом городе внеземного существа, известного как "Ламмокс". Это я про ту здоровенную тварь, что в клетке на площади. Бейлиф, сфотографируйте его, пожалуйста, и приобщите снимок к отчету.
- Сию секунду, ваша честь.
- Суд считает себя обязанным объявить, что это слушание может, если суд того пожелает и объявит об этом, стать высшей инстанцией, рассматривающей любые и все обстоятельства данного дела. В таком случае все протесты и отводы будут возможны только в ходе данного заседания. Другими словами, не жалейте патронов, война, может, сегодня и кончится. Да, еще… Кроме слушания обстоятельств дела, суд будет принимать заявления и просьбы, связанные с этим внеземным существом.
- Вопрос, ваша честь.
- Да?
- Если суд будет так любезен. Мой клиент и я, мы не имеем никаких возражений, если это всего лишь предварительное слушание. Но мы хотели бы знать, вернется ли суд к общепринятым процедурам, когда перейдет к принятию решения?
- Суд проводится именем Федерации. Он действует в соответствии с кодексом законов, называемым кратко "Законы и обычаи цивилизаций". Этот кодекс состоит из соглашений, договоров, прецедентов и прочее между двумя и более планетами Федерации или с иными цивилизациями, с которыми имеют дипломатические отношения планеты, входящие в состав Федерации. Соответственно, этот суд местными формальностями не связан. Цель его - установить истину и, исходя из нее, принять справедливое решение. Справедливое с точки зрения закона. Суд не будет нарушать местных законов и обычаев, за исключением тех случаев, когда они явным образом противоречат законам более высокого порядка. Но там, где местные обычаи имеют ценность чисто ритуальную, суд имеет право и будет игнорировать эти формальности. Вы меня понимаете?
Человек, задавший вопрос, - мужчина средних лет и невысокого роста, - несколько смутившись, ответил:
- Э-э, думаю, что да, сэр. Возможно, я внесу позднее протест.
- Почему бы и нет? Любой участник слушания может внести протест в любой момент и по любой причине; все протесты будут заслушаны. Вы можете также обжаловать мои решения. Но… - Гринберг одарил окружающих лучезарной улыбкой, - я сомневаюсь, чтобы из этого вышел толк. Я ведь удачлив, и до сих пор ни одно мое решение не отменялось.
- Я совсем не хотел сказать, - несколько напыщенно ответил задавший вопрос адвокат, - что этот суд ведется не…
- Ясно, ясно! Давайте к делу. - Гринберг взял со стола пачку бумаг. - Что мы имеем. Гражданский иск, возбужденный корпорацией розничной торговли "Bon Маrche" против "Ламмокса", Джона Томаса Стюарта XI… Прямо язык не поворачивается произнести это имя, - заметил он, повернув голову к судье. - …Мэри Брендли Стюарт и прочих. Другой аналогичный иск в пользу Западной компании взаимного страхования, в которой "Bon Маrche" застрахован. Еще один, с теми же самыми ответчиками, выдвинутый К. Ито и его страховой компанией, как там ее… ах, да, страховая компания Нового Света. Потом от города Вествилла, ответчики те же. И наконец, выдвинутый миссис Изабеллой Донахью. Еще имеются уголовные обвинения… Ага, вот - содержание опасного животного, это раз, и - обвинение в преступном содержании, в преступной небрежности и в нарушении общественного порядка.
С каждым словом председательствующего Джон Томас бледнел все больше и больше. Гринберг посмотрел на него ободряюще.
- Что, сынок, похоже, они ничего не забыли? Ладно не вешай носа… зато приговоренному перед казнью положен отличный завтрак.
Джон Томас с трудом выдавил из себя улыбку. Бетти ободряюще похлопала его под столом по колену.
В пачке была еще одна бумага; Гринберг решил не зачитывать ее вслух, а отложил вместе с другими в сторону. Это была петиция за подписью шефа безопасности. От имени города Вествилла он просил вынести судебное решение об уничтожении опасного животного, известного как "Ламмокс". Отложив бумаги, Гринберг поднял глаза и спросил:
- Ну а теперь, кто есть кто. Вот вы, сэр?
Он обратился к человеку, сомневавшемуся в правильности ведения заседания. Тот назвался Альфредом Шнейдером и заявил, что представляет интересы Западной компании и "Bon Маrche".
- А этот джентльмен, - представил он сидящего рядом, - де Грассе, управляющий магазином.
- Отлично. Пожалуйста, следующий.
Таким образом, Гринберг выяснил, что присутствуют все истцы и ответчики со своими адвокатами. За столом кроме него самого, судьи О’Фарелла, Джона Томаса, Бетти и шефа Дрейзера сидели миссис Донахью со своим адвокатом мистером Бинфилдом, мистер Шнейдер и де Грассе, представлявшие "Bon Marche", мистер Ломбард, городской прокурор Вествилла, адвокат, представлявший страховую компанию мистера Ито, сын мистера Ито, полицейские Карнес и Мендоса (свидетели) и мать Джона Стюарта вместе с семейным адвокатом Стюартов - мистером Постлом.
- Как я понимаю, - сказал Гринберг Постлу, - вы представляете также и мистера Стюарта.
- Господи, да конечно же нет! - перебила его Бетти. - Джонни представляю я.
Гринберг удивленно поднял брови.
- Я как раз собирался спросить, что вы здесь делаете. Вы являетесь адвокатом?
- Ну… я его советник.
- Мистер уполномоченный, - наклонившись вперед, прошептал О’Фарелл, - это просто нелепо. Никакой она не адвокат. Я ее знаю. Очень хорошая девочка но, если откровенно, не слишком умная. Бетти, - добавил он, повернувшись, - нечего тебе здесь делать. Уходи, хватит выставлять себя дурочкой.
- Послушайте, судья…
- Один момент, юная леди, - вставил Гринберг. - Вы имеете какое-либо право представлять здесь мистера Стюарта?
- Конечно. Он хочет, чтобы его советником была я.
- М- Да, довод убедительный. Хотя, возможно, и недостаточный. Это верно? - повернулся он к Джону Стюарту.
- Д- Да, сэр.
- Не делай этого, сынок! - прошептал О’Фарелл. - Решение суда может оказаться недействительным.
- Вот этого-то я и боюсь, - прошептал в свою очередь судье Гринберг. Нахмурившись, он обратился к мистеру Постлу. - Вы согласны представлять интересы и матери, и сына?
- Да.
- Нет! - резко вмешалась Бетти.
- А? Мне кажется, квалифицированный адвокат лучше защитит интересы мистера Стюарта. Стоп, не отвечайте. Я хочу послушать самого мистера Стюарта.
Джон Томас покраснел как рак и выдавил из себя:
- Он мне не нужен.
- Но почему?
Джон Томас молчал.
- А потому, - ехидно ответила за него Бетти, - что его мамочке не нравится Ламмокс, вот почему. И еще…
- Это неправда! - вставила миссис Стюарт.
- Правда, правда. А это замшелое ископаемое Постл будет делать то, что она пожелает. Они хотят избавиться от Ламмокса.
Теперь настал черед краснеть Постлу. О’Фарелл, скрывая усмешку, кашлянул в платок.
- Юная леди, - крайне серьезным голосом произнес Гринберг. - Я требую, чтобы вы встали и извинились перед мистером Постлом.
Бетти взглянула на уполномоченного, потупила взгляд и встала.
- Мистер Постл, - смиренно сказала она, - мне крайне жаль, что вы - ископаемое. То есть я хотела сказать, мне крайне жаль, что я назвала вас ископаемым.