"Первоочередная задача - установить личность шпиона, увязавшегося за нами вчера вечером. Я попросил бы вас, по меньшей мере, заняться этим делом. Познакомьтесь с дискриминаторами, вызовите персонал на совещание. Подчеркните, что Аун Шаррах больше не руководит Дискриминатурой, что все приказы теперь исходят от меня. Я хотел бы как можно скорее увидеть всех агентов, всех сыщиков и следопытов, штатных и нештатных. Если шпион - один из них, я его узнаю".
Финнерак колебался: "На словах все просто, но как это устроить?"
Этцвейн задумался на минуту. На столе Ауна Шарраха, вдоль правого края, в несколько рядов светились кнопки. Этцвейн нажал верхнюю. В кабинет сразу же зашел служащий, сидевший в приемной - толстенький беспокойный молодой человек не старше Этцвейна.
Этцвейн сказал: "Бывший главный дискриминатор смещен с должности по приказу Аноме. Отныне вы руководствуетесь только указаниями, исходящими от меня или от Джерда Финнерака - познакомьтесь. Все понятно?"
"Понятно".
"Как вас зовут?"
"Тирубель Архенвей, к вашим услугам. Я в должности секретаря-лейтенанта".
"Верхняя кнопка вызывает вас. Каково назначение других?"
Архенвей объяснил функции кнопок, Этцвейн записывал. "Необходимо сделать несколько вещей одновременно, - сказал Этцвейн. - Прежде всего представьте всех служащих Дискриминатуры Джерду Финнераку. Он займется проверкой персонала. Кроме того, я хочу, чтобы сюда вызвали, именем Аноме и как можно быстрее, трех человек. Во-первых, Ферульфио, главного электрика Гарвия. Во-вторых, техниста Донейса. В-третьих, арбитра Миаламбера, Октагона Уэйльского".
"Будет сделано в кратчайшие сроки, - Тирубель Архенвей поклонился Финнераку. - Милостивый государь, прошу вас следовать за мной..."
"Один момент", - прервал его Этцвейн.
Архенвей повернулся к нему: "Слушаю?"
"В чем заключаются ваши ежедневные обязанности?"
"Я выполняю поручения - главным образом примерно такие, как ваше. Еще я составлял повестки дня главного дискриминатора, организовывал совещания и аудиенции, просматривал почту, доставлял извещения".
"Хотел бы еще раз напомнить, что Аун Шаррах больше не работает в Дискриминатуре и не занимается делами, относящимися к этому ведомству. Никакая утечка информации не допускается. Распространение слухов, намеков и двусмысленных замечаний любыми служащими Дискриминатуры, в том числе вами, категорически запрещено. Поручаю вам немедленно распространить бюллетень, разъясняющий это требование".
"Будет сделано".
Ферульфио, главный электрик Гарвия, оказался человеком тощим и бледным, с бегающими глазами. "Ферульфио, - сказал ему Этцвейн, - в кафе на площади толкуют, что вы неразговорчивее устрицы и осторожнее морского веера-невидимки".
Ферульфио кивнул.
"Мы с вами направимся во дворец Сершанов. Я покажу вам помещение, где находится радиооборудование бывшего Аноме. Вы перевезете это оборудование сюда и установите его на скамье вдоль стены - так, чтобы я мог им пользоваться".
Ферульфио снова кивнул.
Этцвейну не нравился стол Ауна Шарраха. Он приказал его убрать. В кабинете поставили два зеленых кожаных дивана, два деревянных кресла из лиловой вайды, обитых кожей сливового оттенка, и широкий новый стол. Насмешливо поглядывая на Этцвейна, веселая и хорошенькая секретарша украсила стол букетом ируцианы и амариллей.
По вызову явился Архенвей, посмотрел вокруг: "Приятное обновление гарнитура! Не хватает только ковра. Дайте подумать..." Секретарь-лейтенант прошелся из угла в угол, заложив руки за спину: "Цветочный узор, пожалуй... в стиле "четвертой легенды", кораллы на фиолетовом фоне. Нет, слишком определенно, настойчиво, не тот размах. В конце концов, вы не хотите, чтобы ковер навязывал вам настроение... Лучше концентрический орнамент в духе Обри - попадаются изысканные экземпляры. Знатоки считают, что Обри пренебрегал пропорциями, но именно искусные искажения придают его эскизам забавное обаяние... Возможно, однако, суровому администратору больше подойдет традиционный буражеск, темно-серый с трацидом и умброй".
"Вам лучше знать, - рассеянно сказал Этцвейн, - закажите буражеск. В приятной обстановке легче работать".
"Совершенно согласен, удивительно верное наблюдение! - заявил Тирубель Архенвей. - К сожалению, мой кабинет оставляет желать лучшего, приходится ютиться в крысиной норе. Я мог бы работать быстрее и плодотворнее в помещении, выходящем окнами на площадь, попросторнее и посветлее".
"Есть свободные помещения?"
"Пока нет, - признался Архенвей, - но я мог бы порекомендовать полезные внутриведомственные реформы. В самом деле, давно пора! Если позволите, я тотчас же подготовлю проект".
"В свое время, - сказал Этцвейн, - не все сразу".
"Надеюсь, вы не упустите такую возможность, - продолжал секретарь-лейтенант. - Я тружусь в душной, тесной каморке. Каждый раз, когда кто-нибудь заходит, дверь колотит мне по колену. А расцветка мебели? Несмотря на все мои усилия, ничто не скрашивает нелепую, унылую обивку! Эхм... между тем технист Донейс покорнейше ожидает приема".
Этцвейн изумленно выпрямился: "Как? Донейса заставляют торчать в приемной, пока вы рассуждаете о коврах и эстетических улучшениях интерьеров? Скажите спасибо, если завтра утром ваш кабинет, каковы бы ни были его размеры, не займет кто-нибудь другой!"
Побледнев, Архенвей поспешил удалиться и вернулся в сопровождении долговязого, костлявого Донейса. Этцвейн пригласил техниста сесть на диван, а сам сел напротив: "Вы не представили отчет. Мне не терпится узнать: что происходит, что уже сделано?"
Донейс не мог расслабиться. Он сидел на краю дивана, выпрямившись, как палка: "Я не представил отчет потому, что отчитываться пока не о чем. Не нужно напоминать мне о срочности проекта - я все понимаю, ситуация отчаянная. Мы делаем все, что можем".
"Вам больше нечего сказать? - настаивал Этцвейн. - В чем проблема? Нужны деньги? Дополнительный персонал? Требуются дисциплинарные меры? Вам не подчиняются?"
Донейс поднял редкие брови: "Денег и персонала достаточно - хотя мы не отказались бы от дюжины знающих специалистов с выдающимися способностями к проектированию. Поначалу были проблемы с дисциплиной - технисты не привыкли работать большими группами. Но дело сдвинулось с мертвой точки. Мы изучаем одну возможность - по-видимому, многообещающую. Вас интересуют подробности?"
"Да, разумеется!"
"Давно известен особый класс веществ, образующихся в ходе длительной реакции - в колбе остается очень плотный белый осадок, напоминающий на ощупь воск, слегка волокнистый. Мы называем эти вещества "халькоидами". Халькоиды отличаются исключительно интересным свойством. Под воздействием сильного электрического разряда вязкий, пластичный халькоид превращается в твердое, прозрачное кристаллическое тело существенно большего объема. В случае халькоида №4 объем увеличивается почти на одну шестую. На первый взгляд это немного, но преобразование происходит мгновенно, и возникающее при этом усилие молекулярного смещения практически непреодолимо. Фактически, если структура халькоида 4 не изменяется под большим давлением, поверхность вещества ускоряется настолько, что оно взрывается. Один из технистов недавно получил халькоид 4 с параллельно-волокнистой структурой. Мы назвали этот вариант "халькоидом 4-1". Подвергаясь электрическому разряду, халькоид 4-1 расширяется только продольно, вдоль волокон, причем торцевые поверхности волокон перемещаются с огромной скоростью, достигающей в момент максимального ускорения, по предварительным расчетам, порядка четверти скорости света. Предложено изготовлять на основе халькоида 4-1 снаряды для огнестрельного оружия. В настоящее время проводятся испытания, но я еще не могу сказать ничего определенного о результатах".
Этцвейн был впечатлен докладом: "Другие разработки тоже ведутся?"
"Изготовляются стрелы с наконечниками из декокса. Они взрываются при попадании, но это сложное в обращении и ненадежное оружие. Мы надеемся, что оно окажется эффективным на расстоянии от сорока до ста метров, и пытаемся сделать его безопасным для арбалетчиков. Других новостей нет - по существу мы только организовались и приступили к работе. В древности умели генерировать световые лучи, ослеплявшие противника, но эти навыки утеряны. Наши энергоприемники достаточно долговечны, но не позволяют создавать длительные разряды большой мощности".
Этцвейн показал Донейсу лучевой пистолет, полученный от Ифнесса: "Это оружие с Земли. Разобрав его, вы могли бы научиться чему-нибудь полезному?"
Технист внимательно рассмотрел пистолет: "Качество изготовления превышает наши возможности. Сомневаюсь, что это устройство позволит нам что-нибудь понять - кроме того, насколько мы технически деградировали по сравнению с предками. Не следует забывать, конечно, что на Дердейне нет редких металлов и очень мало самых распространенных. Зато мы многого достигли в оптике и кристаллике".
Донейс с явным сожалением отдал пистолет Этцвейну: "Другой проект - связь вооруженных подразделений. Здесь в навыках нет недостатка. Мы хорошо умеем контролировать потоки электрических импульсов - каждый день производятся тысячи кодированных ошейников. Тем не менее, есть почти непреодолимые трудности. Для того, чтобы изготовлять военное коммуникационное оборудование, потребуется реквизировать цеха, поставляющие ошейники, и пользоваться услугами цеховых работников. Если мы просто отзовем самых опытных специалистов, кантональные власти получат бракованные ошейники, что чревато трагическими последствиями".
"Разве на складах не хранится резервный запас ошейников?"
"Нет, это было бы непрактично. Для того, чтобы максимально упростить коды, новые ошейники шифруют цветами недавно умерших и погибших граждан. В противном случае пришлось бы кодировать с применением девяти, десяти, даже одиннадцати цветов - а чем сложнее коды, тем более трудоемкой становится их регистрация".
Этцвейн задумался, спросил: "Нельзя ли привлечь работников какой-нибудь другой, менее важной отрасли?"
"Все радиоприемники и передатчики в Шанте производятся теми же мастерскими - как побочная продукция".
"Остается один выход, - решил Этцвейн. - Если нас всех перебьют рогушкои, ошейники некому будет носить. Реквизируйте цеха, производите рации. Молодым людям придется погулять на свободе, пока мы не покончим со вторжением".
"В принципе, я пришел к тому же выводу", - кивнул Донейс.
"Чуть не забыл, - сказал Этцвейн напоследок. - Аун Шаррах назначен заведующим закупкой и доставкой материалов в масштабах всего континента. Что бы вам ни потребовалось, обращайтесь к нему".
Технист ушел. Полуразвалившись на диване и прикрыв глаза, Этцвейн напряженно думал: "Допустим, война продлится десять лет. Подростки, готовые надеть ошейники, их не получат еще десять лет. Когда кончится война, они вырастут, повзрослеют, обзаведутся семьями. Согласятся ли привыкшие к безответственности, неприрученные "граждане" добровольно поступиться свободой, стать заложниками правительства? Или на разоренную войной, отягощенную несовместимыми предрассудками страну ляжет дополнительное бремя обуздания целого поколения распоясавшихся хулиганов?" Этцвейн нажал кнопку, чтобы вызвать Тирубеля Архенвея... Нажал еще раз. Вместо секретаря-лейтенанта в кабинет вошла секретарша - та, что ставила на стол букет цветов.
"Где пропадает Архенвей?"
"У него полуденный перерыв. Вышел освежиться бокалом вина, скоро вернется. Между прочим, - добавила девушка будто невзначай, - в приемной сидит очень, очень внушительный господин. Вполне может быть, что он пришел поговорить с главным дискриминатором, хотя я, конечно, не уверена, потому что Архенвей не дал на этот счет никаких указаний".
"Будьте добры, пригласите его зайти. Как вас зовут?"
"Дашана. Я из семьи Цандалее. Меня устроили помощницей Архенвея".
"И давно вы здесь работаете?"
"Всего три месяца".
"С сегодняшнего дня на мои вызовы отвечаете вы. Архенвей недостаточно расторопен".
"Сделаю все возможное, чтобы содействовать исполнению любых указаний вашего превосходительства".
Уходя, она бросила через плечо взгляд, свидетельствовавший о многом или ни о чем - в зависимости от предрасположения и самомнения наблюдателя.
Секунду спустя Дашана из семьи Цандалес постучала в дверь и скромно заглянула внутрь: "Его высокоблагородие Октагон Миаламбер, высший арбитр Уэйльский".
Этцвейн вскочил. Вошел Миаламбер - невысокий, крепко сбитый, но узковатый в груди человек в строгой серой мантии с белым отложным воротником. Величественно-портретный полуоборот привыкшей к парику головы не вязался с ежиком жестких седых волос. Октагон взирал на Этцвейна с подозрением, даже осуждающе - у такого собеседника трудно было искать сочувствия.
Дашана Цандалес ждала, не закрывая дверь. Этцвейн догадался: "Будьте добры, позаботьтесь о закусках". Повернувшись к Октагону, он пригласил: "Пожалуйста, садитесь. Не ожидал, что вы прибудете так скоро. Очень сожалею, что вас не провели ко мне сразу".
"Вы - главный дискриминатор?" - Миаламбер говорил резким басом, взгляд его сверлил Этцвейна, подмечая и оценивая недостатки.
"В данный момент я не главный дискриминатор, а исполнительный директор, назначенный Аноме. Меня зовут Гастель Этцвейн. Говоря со мной, вы, по сути дела, говорите с Аноме".
Взгляд Миаламбера стал еще острее и напряженнее. Как судья, выслушивающий показания, он не делал никаких попыток продолжить разговор, но молча ждал дальнейших замечаний.
"Вчера Аноме познакомился с вашими комментариями в "Спектре", - сказал Этцвейн. - На него произвели выгодное впечатление глубина и ясность ваших умозаключений".
Открылась дверь. Дашана Цандалес вкатила столик на колесах - с чайным прибором, хрустящими хлебцами, морскими цукатами и бледно-зеленым цветком в узкой лазуритовой вазе. Она доверительно прошептала Этцвейну через плечо: "Архенвей в бешенстве - ругается, как извозчик".
"С ним я поговорю позже. Будьте добры, обслужите нашего достопочтенного гостя".
Дашана налила чаю и поспешно удалилась.
"Скажу вам откровенно, - продолжал Этцвейн, - бразды правления Шантом в руках нового Аноме".
Миаламбер угрюмо кивнул - подтвердились какие-то его расчеты: "Как произошла смена власти?"
"Опять же, не стану ничего скрывать - пришлось прибегнуть к принуждению. Группа граждан, встревоженных пассивной политикой бывшего Аноме, настояла на передаче полномочий. Теперь бремя обороны Шанта возложено на нас".
"Еще немного, и было бы слишком поздно. Чего вы хотите от меня?"
"Совета, рекомендаций, сотрудничества".
Октагон Миаламбер плотно поджал губы: "Прежде, чем брать на себя обязательства, я хотел бы знать, каковы ваши намерения, каких принципов вы придерживаетесь".
"Мы не руководствуемся определенными политическими убеждениями, - ответил Этцвейн. - Тем не менее, война неизбежно приведет к изменениям, и мы хотели бы направить эти изменения в русло, отвечающее разумным представлениям о цивилизации. Например, можно было бы воспользоваться возможностью ограничить влияние самых диких предрассудков на Одиноком Мысу, в Шкере, Буражеске и Дифибеле".
"Здесь излишняя самоуверенность может только повредить, - заявил Миаламбер. - Внутренняя независимость кантонов - традиционная основа существования Шанта. Несомненно, насильственное внедрение той или иной доктрины централизованной властью приведет к перераспределению сил - не обязательно к лучшему".
"Я это понимаю, - поспешил согласиться Этцвейн. - Без проблем не обойдется. Чтобы их решить, нужны способные, компетентные люди".
"Хм... И сколько же таких людей вам удалось найти?"
Этцвейн отхлебнул чаю: "Численное превосходство на стороне проблем".
Миаламбер неохотно кивнул: "Можете рассчитывать на мою помощь, хотя безусловного выполнения любых распоряжений я не обещаю. Задача привлекает и отпугивает своей сложностью".
"Рад это слышать! - Этцвейн опустил чашку. - Я временно остановился в гостинице "Фонтеней". Мы могли бы там встретиться, чтобы подробнее обсудить дальнейшие шаги".
""Фонтеней"?, - спросил Миаламбер скорее удивленно, нежели неодобрительно. - Таверна на набережной, если не ошибаюсь?"
"Она самая".
"Как вам угодно, - Миаламбер нахмурился. - А теперь я вынужден вспомнить о практических соображениях. Моя семья в Уэйле состоит из семи человек, а доход юриста невелик. Грубо говоря, мне нужны деньги, чтобы платить по счетам. Иначе шериф пустит мой дом с молотка, и я стану крепостным".
"Ваш заработок будет более чем достаточным, - заверил его Этцвейн. - Этот вопрос мы решим сегодня же вечером".
Этцвейн обнаружил Финнерака за столом в конторе главного архива. Тот с мрачным терпением выслушивал оправдания двух дискриминаторов высшего ранга - каждый старался завладеть его вниманием, каждый в чем-то убеждал его, предлагая в подтверждение стопки документов. Заметив Этцвейна, Финнерак отпустил обоих движением руки - те удалились, пытаясь сохранить остатки достоинства. Финнерак заметил: "Аун Шаррах попустительствовал слабостям персонала. У меня это не пройдет. Эта парочка - ближайшие помощники Шарраха. Они останутся в городской Дискриминатуре".
Этцвейн удивленно приподнял брови. По-видимому, Финнерак взял на себя реорганизацию ведомства, существенно превысив полученные полномочия. Финнерак перешел к подробной оценке достоинств и недостатков других служащих Дискриминатуры. Этцвейн слушал, больше интересуясь применявшимися Финнераком критериями, нежели результатами оценки как таковой. Методы Финнерака отличались прямизной наивности - что само по себе вызывало ужас и почтение в искушенных жизнью гарвийских чиновниках, способных воспринимать простоту только как свидетельство безграничной власти, а молчание - как предвестие нелицеприятных разоблачений. Этцвейн внутренне веселился. Дискриминатура была типичным столичным учреждением - изощренным клубком связей и взаимных обязательств, многолетних тайных интриг, продвижений по протекции, более или менее случайных последствий решений, принятых под влиянием взятки или просто по наитию. Финнерак рассматривал такую ситуацию как личное оскорбление. Музыкант Этцвейн почти завидовал стихийной самонадеянности бывалого каторжника.
Финнерак закончил доклад: "Вы хотели проверить внешность агентов?"
"Да. Если среди них окажется вчерашний шпион, искренность Ауна Шарраха не стоит ломаного гроша".
"Это еще цветочки, ягодки впереди! - таинственно предупредил Финнерак, взяв со стола одну из многочисленных папок. - Других вопросов нет? Значит, можно начать, не откладывая".
Никто из присутствовавших служащих Дискриминатуры не напоминал человека с хищным носом и близко посаженными глазами, замеченного Этцвейном в окне дилижанса.