- Да, считается, что так. В английских и американских судах такое вот "опознание" бладхаундом принимается как доказательство наравне со свидетельскими показаниями людей. Но "показания" собаки не могут всё же перевесить единодушное свидетельство двух десятков персон с безупречной репутацией, точно не имевших возможности сговориться. Сам же опознанный - дипломат, и никто не позволит даже задержать его для объяснений, не то, что арестовать... А теперь уже и следа-то, небось, никакого не осталось, - с этими словами он кивнул ввысь, на дождящее небо. - Так что - забудь! Это была ошибка, понял?
Тут как раз подоспел запыхавшийся полицейский нижний чин, сходу принявшийся орать: "Это ты, что ль - Лукашевич?! Какого дьявола ты тут прохлаждаешься, ы-ы? Кто тебе позволил покидать место происшествия, ы-ы? В Сибирь захотел? - так у нас с этим делом быстро! Бегом - марш, а то их благородия там твоей светлости уже заждались, бульбаш недоделанный!"
- Постой-ка, служивый - окликнули сбоку. Тот оглянулся, чертыхнувшись, разглядел знаки различия окликающего и вытянулся во фрунт. - С парнишкой всё в порядке. А я, пожалуй, пройдусь с вами: кажется, у меня есть кой-какие сведенья, что следует знать вашему начальству...
В особняке было уже яблоку не упасть: обычная полиция, жандармы, какие-то чиновники в штатском. Об обстановке на месте происшествия Сашу расспрашивали со всей дотошностью (причем вопросы, насколько мог судить Расторопшин, задавали вполне дельные: не заметил ли он на подоконнике в кабинете капель дождевой воды, каким узлом был завязан поводок собаки, etc ), однако его рассказ о визите в "Бристоль" никого, похоже, не заинтересовал. Дядя Гриша к тому времени еще не очнулся (а назавтра - ничего про ту ночь уже не помнил, совсем).
- ...А с утра, чуть свет, за мной приехал жандарм - из тех, что были ночью в особняке, но только теперь он был в штатском. Велел быстренько собраться, взять Флору, и ехать с ним; сказал, мол, "до завтра" - ну, я еды для Флоры так и захватил, изругал себя потом последними словами. Вот там уже меня про "Бристоль" расспросили во всех деталях: не заметил ли я дождевых капель на одежде того дипломата или мокрых следов на паркете в прихожей, и всё такое... Ну, вот и всё, Павел Андреевич.
Усадив Сашу писать рапорт о визите человека-тени на конспиративную квартиру коллег (спохватился лишь через пару минут, проверил - на чем пишут в этих апартаментах; да нет, бумага самая обычная, "верже", никаких особых примет...), ротмистр погрузился в размышления.
Итак, нам требуется - снять с крючка парнишку, который, со своей не в меру умной собакой, заметил (неведомо для самого себя) нечто, могущее нарушить планы сильных мира сего. Для этого надо то самое нечто вычислить и предать огласке - тогда ликвидация парня станет делом бессмысленным и вредным. Стандартная, вообще-то, задача для книжной detective story...
Исходя из постановки задачи, мы смело можем выбросить из головы особенности тактики и боевой подготовки людей-теней (равно как их служебную принадлежность), ТТХ применяемых ими веществ и прочие детали организации покушений: ничему этому парень заведомо свидетелем не был и разгласить ничего не может при всем желании. То же самое относится и к политической подоплеке покушений: никакой внятной информации на сей предмет у нас нет, да и взяться ей неоткуда - а значит и нечего забивать себе всем этим голову... Разумеется, анализировать в отдельности от всего прочего один лишь эпизод покушения номер два (от картины безлюдного особняка до клуба "Бристоль") - это вроде как искать потерянный ключ исключительно под фонарем; но ведь если в темноте, вне светового круга, шарить все равно заведомо бесполезно, то может это и не столь уж дурацкий образ действий?..
Классики учат нас: "Чем нелепее и грубее кажется вам какая-нибудь деталь, тем больше внимания она заслуживает. Те обстоятельства, которые на первый взгляд лишь усложняют дело, чаще всего приводят вас к разгадке". Ну, коли так, шансы наши необычайно высоки - ибо картина преступления состоит из тех нелепостей едва ли не целиком... Прежде всего, это невероятная, дикая переусложненность обоих покушений: министры не имели постоянной охраны, и профессионал такого класса, как человек-тень мог бы устранить их с легкостью необыкновенной. При этом ничего не стоило обставить обе смерти так, чтоб никому и в голову не пришло усомниться в естественных причинах (мало ли, к примеру, редких медленно действующих ядов?) - это если бы целью была просто "замена персоналий", как выразился тогда Командор. И наоборот: если уж целью было устрашение, то следовало позаботиться о ярких живописных деталях убийства (какая-нибудь там отравленная стрела в окно кабинета, или тот же мини-арбалет посреди торжественной церемонии), чтоб поразить воображение публики. Но ведь нет ни того ни другого, и с точки зрения рациональных целей обе те смерти - это "вообще ни о чём"! А единственное, что, как кажется, роднит эти покушения - жертвы, похоже, были загодя осведомлены о кое-каких деталях предстоящего и, в некотором смысле добровольно, поучаствовали в тех спектаклях; отличный сюжет для романа о хитроумном убийце-маниаке, но профессионалы так не работают никогда, ни при каких обстоятельствах!
У меня нет оснований не доверять наблюдению Саши, что тот дипломат в клубе ничуть не встревожился при виде Флоры, а даже, пожалуй, и обрадовался. Верно ли парнишка разобрался в тех эмоциях, были ли они спонтанными или имитированы - вопрос отдельный; важно лишь, что появление ищейки не застало калифорнийца врасплох, и он был к нему готов. Почему же тогда ликвидатор начал именно с собаки, а не с мальчика? Более того: я не могу исключить - просто по расстановке фигур, - что в момент моего появления на сцене человек-тень действительно уходил, и мальчик в списке его целей в тот раз вообще не значился...
А ведь "майор Иванов"-то так и предупреждал своих оперативников: "свидетель - именно собака, а парень уж так, за компанию"! Дьявол, но откуда он знал?! - значит, это я что-то упускаю? И причем тут серебряные пули, за которыми он самолично, против всех правил, заявился в Университет? Или - его на самом-то деле интересовали как раз легенды об оборотнях?..
- Павел Андреевич, а как надо писать - "оборачивался" или "обращался"? - окликнул его парнишка, нахмуренно грызя кончик ручки.
- В каком смысле?
- Ну, я сказать хочу, что "волком тот человек не оборачивался"... или не "обращался"? - хотя и двигался как-то очень уж быстро, не по-человечески, так что взглядом не уследить...
- Постой-ка, постой! - вдруг подался вперед ротмистр. - А почему обязательно - волком?
- Ну, а кем же еще? Медведем?
- Нет: человеком! Может оборотень обернуться другим человеком - как говорят знающие люди в твоих местах?
- Нет... - от одной этой мысли, бог его знает почему, у Саши пробежал холодок меж лопаток. - Нет, не слыхал про такое... Да и зачем?
- Верно, незачем! - рассмеялся вдруг Расторопшин. - Совершенно незачем... Как гласит женская мудрость: "Хер на хер менять - только время терять"!
- Что-что?
- Ничего, не бери в голову. И пиши как пишется, не заморачиваясь всяким правописанием: там разберутся...
К тому времени, как Саша закончил свой рапорт, ротмистр тоже исписал и исчертил какими-то схемами несколько листков.
- Слушай сюда, напарник. Ты смертельно устал и хочешь спать, но надо напрячься и кое-что заучить наизусть. Я сейчас уйду, а ты останешься тут и будешь ждать от меня весточки...
- Вы... вы меня оставите одного?.. Здесь?!
- Да. В этом весь смысл. Ты напарник мне - или младенец, которому нужна нянька?
- Так точно, напарник.
- Тогда слушай и запоминай. Каждый из нас будет делать свою работу. Я сейчас пойду встречаться с довольно опасными людьми. Если всё пройдет как задумано, завтра утром я либо вернусь за тобой сам, либо пришлю тебе сюда новую, подробную инструкцию. Если же от меня не будет никаких вестей... ну, скажем, до девяти утра... это значит, что всё плохо - совсем, и больше мы с тобой не увидимся. Тогда - уноси отсюда ноги, немедленно!
На этих листках нарисовано и написано, куда и как тебе идти, и какие слова говорить тем, кто тебя там встретит. Прочти это несколько раз, запомни каждое слово - бумажки я после сожгу. Тебя переправят за границу и спрячут там; через полгодика вернешься - думаю, этого хватит. Оттуда ты пошлешь почтой вот это мое донесение, плюс свой рапорт - копию того, что ты мне только что отдал - вот по этому адресу, записанному здесь на полях; дату на рапорте поставишь сегодняшнюю.
Это и есть твоя работа, напарник: позаботиться об этих бумагах. Они - моя страховка: их существование, возможно, спасет мне жизнь там, куда я направляюсь, и - уж точно - сделает небесполезной мою смерть. Не подведешь?
- Я всё сделаю как надо, дядя Паша.
- Тебе понадобятся деньги - и там, и здесь: люди с того адреса "за спасибо" не работают. Вот, держи, - и ротмистр выложил на стол пачку "катенек" в надорванной банковской упаковке, отлистав себе сверху пяток. - Запри дверь, если постучит серый волк - не открывай... На-ка вот, на случай серого волка, - и на скатерть рядом с "катеньками" лег "калашников".
- Не надо, дядя Паша: вам там нужней будет!
- Там, брат, из "калаша" всё равно не отстреляешься. Даже и застрелиться-то не дадут...
...Сгорающие в пепельнице бумаги почему-то наводили на мысль о каких-то скифско-варяжских языческих ритуалах "на удачу".
- Не ходить бы вам, дядя Паша...
- Служба, - пожал плечами ротмистр, не отрываясь от зеркала: поправлял котелок так, чтоб повязка не виднелась. - Всё у нас будет в порядке, напарник!
28
Народу в помещении клуба в этот ночной час даже прибавилось; представившись кое-кому из новоприбывших - "Фиц-Джеральд, Арчибальд Фиц-Джеральд!" - Расторопшин переговорил наедине с распорядителем, ставшим теперь крайне предупредительным.
- К сожалению, я вынужден оставить до утра ваш гостеприимный кров. Надеюсь, в мое отсутствие моего юного друга никто не потревожит?
- Ни в коем случае, сэр!
- У меня к вам просьба, личного характера. Мальчику следует одеться... постоличнее, скажем так. Не могли бы вы сделать заказ прямо сейчас? Полностью полагаюсь на ваш вкус.
Веер из "катенек" перекочевал в карман распорядителя.
- Этого слишком много, сэр!
- Пустое!.. Да, и вот еще что. Мальчик очень напуган...
- Еще бы, сэр! Пережить такое...
- Чтобы ему было спокойнее, я велел ему запереться на ключ и никого не впускать в апартамент...
- Как вам будет угодно, сэр.
- Кроме того, я оставил ему револьвер, для вящего спокойствия. Как ни странно, мальчик умеет с ним обращаться...
- О Боже! - распорядитель, чувствуется, проклял самыми страшными проклятиями тот миг, когда экстравагантная парочка переступила порог "Эфиальта".
- Вы должны его понять. Мальчика ищут, а негодяй-лендлорд хвастается своими связями в полицейском ведомстве и, возможно, действительно подключит к поискам столичную полицию. Ставя себя на место преследователя: я, пожалуй, обвинил бы мальчика в краже; но только не денег - это прозвучало бы совсем уж неправдоподобно, - а чего-нибудь, могущего помочь при бегстве: раритетное оружие, лошадь, ну или там, скажем, собака редкой породы... Тогда искать можно именно пропажу - по приметам, а мальчика как бы попутно... Надеюсь, такие розыски не пройдут мимо вашего внимания?
- Никак нет, сэр, - деревянным голосом откликнулся распорядитель ("Боже, во что я ввязываюсь?..")
- И еще. Как вы, безусловно, догадались, мальчик мне чрезвычайно дорог. Дорог настолько, что потеря его наверняка помутит мой рассудок. А люди в таком состоянии зачастую творят ужасные вещи, совершенно не заботясь о последствиях... ну, вы понимаете, о чем я говорю.
- Я уверен, всё будет в порядке, сэр, - вытянулся распорядитель; достаточно было хоть разок встретиться взглядом с Азиатским Гостем, чтобы уразуметь: в его разбойном приграничье приняты совсем иные расценки на человеческую жизнь - хоть чужую, хоть свою, - нежели в европейских столицах. - Вы с вашим юным другом в полной безопасности, уверяю вас!
Направляясь уже к выходу, был почтительнейше остановлен группкой персон, озабоченных Судьбами России (даже тут без этого - никак...): что думает Иностранный Гость о перспективах Этой Страны стать хоть когда-нибудь хоть сколько-нибудь Цивилизованным Государством? и не служит ли главной помехой тому беспросветная темнота податных сословий, навсегда отравленных Азиатским Рабством и оттого вечно чающих Русского Бунта, Бессмысленного-и-Беспощадного?
- По моим наблюдениям, господа, - с приличествующей случаю снисходительностью улыбнулся ротмистр, - главная проблема вашей страны - не в низших классах, а как раз в высших. Знаете, что отличает, по моим наблюдениям, британского джентльмена от российского дворянина? Британец при необходимости сперва стреляет, а потом уже рефлексирует, а русский сперва рефлексирует - а потом так и не стреляет... Всего доброго, господа, честь имею!
- Дела службы? - продемонстрировал проницательность один из резко погрузившихся в задумчивость собеседников. - Бенгальского Штаба?
- Если я скажу, что меня ждет дама, вы ведь всё равно не поверите, не так ли? Всего доброго джентльмены, до встречи! - и засим продолжил движение к выходу, провожаемый высказанной вполголоса и уже по-русски сентенцией: "Вот ведь, господа! Всего лишь обер-офицер шпионского ведомства - а сколько достоинства, какая глубина и независимость суждений! Вот это Держава, я понимаю - не то, что у нас..."
Кстати, подумалось вдруг ему, насчет "меня ждет дама": это ведь могло бы оказаться и чистой правдой! Он вполне предметно обдумывал возможность контакта с "Валькирией революции" и ее карбонариями, но по здравому размышлению идею ту отверг. Риск убиту быть, даже невыслушанным - крайне велик, а прикуп, что он может получить из того общения, внятной игры все равно не обеспечивает, и к задуманному им блефу мало чего добавляет. Всё равно, решает сейчас всё - время: он пока опережает всех на полшага, но с окончанием ночи эта его карета обратится в тыкву... Ладно хоть вывести из игры Сашу ему, похоже, удалось: парень проникся важностью задания (при том, что врученные ему бумаги - в общем-то чепуха, "блеф внутри блефа"), а ускользнуть успеет по любому; одной головной болью меньше.
...Всё с самого начала пошло иначе, чем он ожидал; не то, чтоб хуже - просто не так, совсем. Он, к примеру, был готов к пространным объяснениям с охраной особняка (начиная с самОй необходимости будить его могущественного хозяина в пятом часу утра), но в ответ на его представление: "Расторопшин Павел Андреевич, Генерального штаба ротмистр, в отставке" последовало лишь лаконичное и тем еще более сбивающее с толку: "Пожалуйте, господин Расторопшин. Вас ожидают". Общупали, правда, бесцеремонно и со всей дотошностью - два покушения, как-никак.
Хозяин особняка, встретивший ротмистра на пороге гостиной и коротким кивком скомандовавший заходить, явно был поднят с постели не сию минуту, а свирепое выражение на его бульдожьей физиономии с тяжелыми носогубными складками было вполне штатным и не относилось, похоже, к конкретному визитеру.
Генерал-майор Отдельного корпуса жандармов, шеф столичного политического сыска Петр Иванович Чувырлин поднялся из низов, можно даже сказать - из самых низов. Смутьянам, злопыхающим в своих брошюрках, будто, дескать, в Российской империи плохо обстоит с социальными лифтами, надо бы почаще предъявлять генерала живьем - как наглядное опровержение этих ихних инсинуаций: там, где надо, лифты те работают так, как надо. Или как раз - где не надо, но это уж как поглядеть... Кроме того, Чувырлин являл собою не слишком частый в российской практике случай профессионала на своем месте и солдата, нашарившего-таки на дне своего ранца маршальский жезл: службу он когда-то начинал "на земле", сыщиком в Сенной части.
В гостиной у жарко горящего камина (хозяин, стало быть, встал давным-давно, а может и не ложился вовсе) отогревались двое, в промокших от дождя жандармских мундирах; на столике - три пустые кофейные чашки и початая бутылка коньяка. Жандармы разом обернулись к вошедшему, и Расторопшин понял, что погиб, безвариантно - узнав в правом из них своего знакомца Иванова-Петрова. Весь план его строился на том, что "майор Иванов" работает не от Конторы, а от себя; если же полковниковы экзерсисы санкционированы (хоть и негласно) с самого верху, то торговать с генералом ему попросту нечем. Можно, конечно, допустить, что полковник, затеявший собственную Игру, только что узнал о погроме на своей конспиративной квартире и в ужасе примчался сюда к отцу-командиру - каяться; вряд ли, однако, означенный отец-командир станет распивать среди ночи кофеи (да еще и с коньячком) с подчиненным, допустившим такой эпический провал: угробил в итоге той самочинной Игры всю опергруппу, в полном составе, и растерял всех подследственных и охраняемых свидетелей...
- Ну что, господин Расторопшин - будем оформлять ваш визит как явку с повинной? - усмехнулся генерал, жестом предлагая ему венское полукресло у столика.
- Осмелюсь заметить, ваше превосходительство, - покачал головой ротмистр, - что мой визит лучше бы не оформлять вообще никак. При любом его исходе.
- Рад, что вы это ясно понимаете - насчет "любых исходов", - до чего же пошлый литературный штамп: "Глаза его обратились в пару револьверных дул", но что поделаешь, коли это правда...- Мы вас внимательно слушаем.
"Мы", стало быть...
29
- Примите мои поздравления, ваше превосходительство! - начал ротмистр, как двинув пешку е2-е4: открытый дебют.
- Поздравления - с чем?
- С успехами вашего расследования, разумеется! Мой добрый знакомец майор Иванов получил за эти дни, как я вижу, полковничьи погоны.
- Ах, это!.. Ну, в вашем ведомстве тоже случаются довольно внезапные продвижения по службе. Вот был армейский штабс-капитан Попов - и вдруг генерального штаба ротмистр Расторопшин, через два чина разом. Правда, в отставке - но насчет последнего есть некоторые сомнения.
- Сомнения? Ну, тогда вам известно больше моего...
- Это моя профессия, ротмистр: знать о людях больше, чем они сами, - мгновенная пантомима с глазами-дулами повторилась. - Впрочем, мы отвлеклись, а время дорого. Что случилось в том доме? где мальчик и собака? - ваша версия.
- А нельзя ли мне для начала выслушать официальную?
- Пожалуйста. Вы совершили побег с конспиративной квартиры, перебив всех, кто там находился. Детали уточняются.
- Мальчишку и собаку я, стало быть, тоже убил? и съел?
- Господь с вами, ротмистр, - а съедать-то было зачем? Там река, вроде, под боком...
- Кстати, а в каком качестве я пребывал на той конспиративной квартире, и как туда попал? В рамках официальной версии, я имею в виду.