- За невозможностью сотворить что-либо богоугодное, - потупив взор, объяснил-признался Штубер.
- Сомневаюсь, - решительно покачал головой Магистр. - Единственная роль, которую он вполне достойно способен сыграть, это роль голгофного мученика.
- Что тоже чего-то да стоит.
- Когда Господь отбирал на эту роль некоего иудея Иисуса, то ошибся дважды: во-первых, потому, что остановил свой выбор на еврее…
- Для истинного арийца, - напомнил ему гауптштурмфюрер СС, - уже одного этого аргумента вполне достаточно, чтобы навсегда отречься от Библии.
- А во-вторых, потому, что в образе этого еврея мир увидел недостойного подражания безвольного страдальца, вместо того, чтобы восхищаться достойным подражания мужеством воистину сильного, волевого человека. Но, им не дано было постичь.
Магистр сел в кабину, и водитель с такой прытью рванул; грузовик с места, словно заслышал выстрел стартового пистолета.
"Божественно", - вдруг вспомнилось Штуберу. - А ведь это любимое словцо Беркута, - только сейчас постиг истинный смысл молвленного Отшельником. - Он сказал "Беркут", и тут же произнес: "Божественно". Что это: угроза? Напоминание о возмездии, которое неминуемо последует от Беркута? Вряд ли. Скорее, попытка воодушевить себя мужеством одного из тех апостолов войны, храбрость и величие которых постичь нам действительно не дано".
Часть вторая
1
Фюрер все еще стоял, упираясь руками в карту, как марафонец на старте, и говорил, ни к кому конкретно не обращаясь, ни на кого не глядя. Однако речь его становилась все более зажигательной, постепенно он вводил себя и окружающих в то полугипнотическое состояние транса, при котором его слово, его воля, становились доминирующими, и все вокруг начинали проявлять готовность во всем соглашаться, все признавать и безропотно выполнять любое его приказание.
Первым этому воздействию поддался Гиммлер. Лицо его превратилось в маску: вскинутый подбородок застыл на наивысшей точке, тонкие губы соединились в едва приметную прорезь, сквозь которую вряд ли сумело бы пройти даже лезвие ножа. Борман, Геринг и, пришедший вместе с ним, Кейтель, тоже оцепенели. И лишь державшийся чуть отстраненно от генеральской компании, рядом с размякшим Геббельсом, Скорцени сохранял полное спокойствие. Даже в его вытянутой по стойке "смирно" фигуре не ощущалось ни особого напряжения, ни покорности, ничего, кроме обычной армейской вежливости.
Но когда фюрер все же окончательно поднял голову и оторвал руки от карты, он, прежде всего, отыскал взглядом именно его. Туда же обратили свои взоры и все остальные.
Ни для кого уже не было секретом, что само присутствие на любом из совещаний первого диверсанта рейха вдохновляло фюрера, вселяло веру в своих солдат, озаряло слишком преувеличенной надеждой на то, что в Германии всегда найдутся люди, способные совершить нечто такое, чего никто кроме них совершить уже не в состоянии.
- Вот он - последний "Восточный вал" рейха, - уже не глядя на карту, но, тем не менее, безошибочно ткнул Гитлер пальцем в правый берег Одера, между Шведтом и Старгардом-Щециньским. - Вы видите его, Скорцени?
- Вижу, - твердо ответил обер-диверсант рейха, даже не пытаясь при этом дотянуться взглядом до того места на карте, по которому нервно ударял пальцем его кумир.
- Он формируется по линии: Одер - Морава - Дунай и румынские Восточные Карпаты, до границ Австрии, - с неприступными укреплениями в Восточных Альпах, в виде второго эшелона… Однако главные опорные пункты и главные силы мы должны сосредоточить именно здесь, на Одере, мощно укрепив оба его берега и сосредоточив на них наиболее боеспособные части резерва. Здесь, на берлинском направлении, на участке между Шведтом и Франкфуртом-на-Одере, следует ожидать главного удара русских, ни один солдат которых не должен ступить на левый берег Одера. Ни один солдат! Вы слышите меня, Кейтель, Геринг, Гиммлер? Ни один русский солдат!
- Здесь части СС будут стоять насмерть, - решился подать голос только Гиммлер.
Однако фюрер и не ожидал услышать от своих полководцев что-либо достойное внимания. Он уже давно разочаровался в них, точно так же, как они разочаровались в нем.
- В то же время ни один германский воин не имеет права оставить свои позиции до тех пор, пока он жив. Ни один, пока… жив!
- Части СС, - вновь пытался заверить его в чем-то рейхсфюрер СС, однако Гитлер нервно прервал его:
- Речь идет не только об СС, Гиммлер, не только об СС, - решительно помахал он перед своим лицом дрожащим указательным пальцем.
- Это будет доведено до всех солдат рейха, мой фюрер, - благоразумно заверил его Кейтель.
Скрестив руки на подбрюшье, фюрер с погребальной тоской осмотрел собравшихся. Вопрос о том, может ли он рассчитывать на их достойное отношение к идее "Восточного вала", представал во всей своей занудной риторичности: конечно же, не может! Эти люди давно потеряли веру в стойкость своих солдат, а значит, и в победу. Но что он мог предпринять?!
Оракул - в толпе глухих; мудрец - перед сборищем юродивых, мессия - посреди пустыни, устланной телами павших телом и духом, он, фюрер, видел теперь свое призвание не столько в том, чтобы вновь поднять народ, вывести его из погибельной пустыни и спасти; сколько в том, чтобы до конца оставаться верным своему призванию и провидению, до конца оставаться пророком и мессией.
Непонятый, преданный и превратно истолкованный, он оставался теперь в духовном одиночестве вождя-изгоя, окруженного последней горсткой приближенных, жмущихся к нему и прозябающих у его ног. И не было у него выбора, и не было надежды. Единственное, что у него оставалось, так это только ему открывающийся, только его видению и пониманию доступный идеал "истинного германца" истинной Великой Германии.
- Послушайте, Гиммлер!
- Да, мой фюрер, - откликнулся один из этих, "прозябающих у ног его".
- Где-то вот здесь, - постучал он костяшками пальцев по карте в районе Одера, - мы уже давно создаем особый оборонительный район СС.
- Вы правы, мой фюрер: подземную "СС-Франконию". На правом берегу Одера. Она уже возникла вот здесь, - указал точку на карте несостоявшийся король обеих, наземной и подземной, Франконий, - в районе Мезерица, как дополнение к уже существующему "Мезерицкому укрепрайону".
- В свое время я уже бывал там, но очень давно. Объясните-ка мне, во что в конечном итоге превратится этот подземный город СС? - с неподдельной заинтригованностью спросил Гитлер, только теперь усаживаясь в кресло и, величественным движением руки усаживая всех остальных.
- Все мои соображения были изложены в обстоятельном докладе, который…
- Чуть поподробнее, Генрих, поподробнее, - умиротворенно подбодрил его фюрер таким голосом, словно бормотал эти слова уже в полусне.
2
Бригаденфюрер медленно поднялся и, стараясь не отводить взгляда от Фризского Чудовища, прошелся по старательно обшитому деревянными брусками кабинету. Вся мебель здесь была грубо сколоченной, не обтянутой ни кожей, ни тканью; и попадавший сюда впервые чувствовал себя так, словно оказался в старинном пивном погребке.
Вышагивая, фон Риттер гулко отстукивал подковами по дощатому настилу, и каждый шаг его эхом отзывался в куполообразном, оснащенном тщательно замаскированным воздухопроводом потолке.
Узнав, что выбором места для своей главной полевой ставки Гитлер обязан Фризскому Чудовищу, бригаденфюрер сразу же начал воспринимать его с куда большим уважением. Он вдруг понял, что совершенно не знает, что за человек перед ним. Раньше фон Риттеру казалось, что фриз "возник" только здесь, в "Лагере дождевого червя". Ему и в голову не приходило, что фюрер, - а значит, и Гиммлер, Кальтенбруннер, Мюллер, Шелленберг, - знали о существовании Крайза задолго до его появления в этом подземелье.
- Что ж, такова воля Германии, - проговорил он, останавливаясь за спиной у Фризского Чудовища. - Вы сообщили мне немало важного и интересного, унтерштурмфюрер. Но самое интересное, как я понимаю, ожидает меня впереди. Сейчас мы поднимаемся в Черный Каньон, о котором отныне я должен знать все.
- Молитвами всех святых, - опустил Крайз кулаки, словно две гири, на стол. И трудно было понять, что скрывается за этим его словом: то ли отказ, то ли согласие.
- Отныне я должен знать все, - еще решительнее подтвердил фон Риттер. - Значительно больше, нежели знал мой предшественник. На это получено согласие Гиммлера и, естественно, Скорцени, - добавил на всякий случай, зная, что к обер-диверсанту у Фризского Чудовища особое отношение. - Война приближается к своему завершающему этапу.
- Это верно, бригаденфюрер, войну мы проиграли.
- И может случиться так, что военно-административный штаб Германии, главная ее ставка, окажется здесь, в "СС-Франконии". Вот почему впредь я обязан знать о вас, унтерштурмфюрер Крайз, все, решительно все: о ваших связях с Высшими Посвященными; о том, кто вы на самом деле и каким образом попали в это чертово подземелье.
- Всего не может знать никто, - невозмутимо возразил Крайз, однако генерал не пожелал выслушивать его.
- И не вздумайте впредь предпринимать против меня нечто подобное тому, что вы недавно пытались предпринять, сковывая мою волю. Ибо для того, чтобы пристрелить вас или живьем швырнуть в крематорий, моей воли всегда хватит.
- Некоторых так и швыряют, - мрачно признал Крайз. - Немало людей погибло именно так.
За этими словами уже просматривалось пламя бунта. Фризское Чудовище бросал обвинение в лицо не только бригаденфюреру, но и всему режиму, всей системе власти.
Поднимаясь со стула, Крайз так замедленно разгибался, что казалось, будто прорастает из-под земли. Когда же он наконец выпрямился и даже расправил плечи, фон Риттер почувствовал себя рядом с ним карликом. Запрокинув голову, комендант обошел вокруг Фризского Чудовища, как вокруг языческого истукана.
- Утверждают, что однажды вы даже пытались силой воли погасить пламя крематория. Неужели действительно пытались?
- Но не смог. Хотя казалось, что даже этот адский огонь будет подвластен мне.
Бригаденфюрер покровительственно рассмеялся. Бессилие Крайза явно вдохновляло его. Только он, барон фон Риттер способен решать, когда ему зажигать печи крематория и когда гасить их.
- И запомните, Крайз, что погасить пламя крематориев "Регенвурмлагеря" никому и никогда не удастся, ибо оно священно. Жертвенно предать свое бренное тело его огню - да, на это способен каждый, но погасить этот огонь!.. Извините. Кстати, вскоре мы возведем еще одну, третью по счету печь крематория…
- Пойдемте в Черный Каньон, господин комендант, - резко прервал его Фризское Чудовище. И генерал понял его состояние. Как человек, который уже однажды чуть было не погиб в огне и которому огненный смерч обжег не только все тело, но и всю душу, Крайз с содроганием воспринимал любое упоминание о пламени, а тем более - о печах крематория! Только поэтому он и пытался силой воли, а точнее, силой своей ненависти, погасить огни его "погребальных костров".
- Это далеко отсюда? - "СС-Франкония" охватывала своими подземельями огромную территорию, включающую густые леса, болота, озера две обширные гранитные гряды.
И понятно, что фон Риттер не знаком был и с третью этой территории, тем более что углубленное знакомство с разветвленной системой подземных галерей, как и с системой наземных объектов, а также с наземными пейзажами, здесь решительно не поощрялась.
Каждый, кто был посвящен в тайну существования "СС-Франконии", должен был знать как можно меньше, даже из того немногого, что ему все же позволено было знать. Однако, поднимаясь на поверхность, он должен был стереть из своей памяти, словно с ленты магнитофона, даже эти скупые сведения.
- Прикажите охраннику открыть ход, ведущий на поверхность прямо отсюда, из тайной комнаты, расположенной за стеной вашего кабинета.
- Здесь существует тайная комната?! - растерянно осмотрелся фон Риттер.
- Если существует Черный Каньон, о котором не положено было знать даже вам, человеку, исполнявшему в течение какого-то времени обязанности заместителя коменданта, то почему не должно существовать тайной комнаты за простенком кабинета самого коменданта?
Барон угрюмо уставился на ужасающее лицо Фризского Чудовища.
- Мне известно было, что Овербек поднимался туда по секретному ходу, ведущему на поверхность из корпуса, который принадлежит теперь вашей лаборатории. Неужели от меня скрывали, что существует еще и ход из кабинета коменданта?
- От вас здесь скрывали не только это, господин комендант, - мстительно молвил Крайз, не прощая ему нотации по поводу крематория. - Скоро вы в этом убедитесь. А что касается тайного хода… Отсюда, из кабинета, до каньона значительно дальше, нежели из Лаборатории Призраков. Но ведь и лаборатория отсюда далековато.
- Стоп, унтерштурмфюрер Крайз, не стоит семенить. Назревает очень обстоятельный разговор. Вы слишком многозначительно указали на то, что от меня многое здесь скрывали. Считайте, что все, что вы скажете сейчас, останется сугубо между нами. Для меня важно знать: кто и почему скрывал? От кого это исходило?
- От коменданта, естественно.
- От него или от кого-то из Берлина? Вы способны ответить на этот очень принципиальный для меня вопрос?
- Понимаю, хотите выяснить, насколько высоко проникло недоверие к вам.
- Только это. Как говорится, самую малость.
- Все исходило от штандартенфюрера Овербека!
- От Овербека?! - нервно передернул плечами барон, отказываясь верить этому предположению. - Неужели от него? Я не давал ему никакого повода для недоверия. Как, впрочем, и сам штандартенфюрер не давал никаких оснований заподозрить его в неискренности.
- Если бы эта предвзятость к вам исходила от кого-то из Берлина, комендантом вас не назначили бы. Тем более, после того, что вы уже служили под началом "фюрероненавистника" Овербека.
Бригаденфюрер нервно прошелся по кабинету. Причем Крайз заметил, что от нервного напряжения правая нога его слегка подергивается и коменданту приходится ее тянуть. Может быть, поэтому, создавалось впечатление, что ходит он как-то вприпрыжку.
- С этим доводом стоит согласиться, - наконец остановился он, упираясь локтем о массивный сейф.
- Штандартенфюрер решительно не доверял вам. Много раз он с трудом гасил в себе желание швырнуть вас в то самое "бессмертное" пламя одного из крематориев "Регенвурмлагеря", в которое вам не терпится швырнуть меня.
- Он что… говорил вам об этом?
- И даже не желал скрывать своего намерения.
Бригаденфюрер ощутил, как на бритой шлемоподобной
голове его вновь выступил пот, однако на сей раз, это был холодный пот предчувствия, пот всепоглощающего страха.
- Что же, по-вашему, удержало его? - улыбка, которой фон Риттер пытался облагородить свое лицо, мало чем отличалась теперь от привычной улыбки Фризского Чудовища.
- Жесточайший запрет из Берлина.
- То есть он доложил в Берлин, что собирается избавиться от меня.
- "Что желает избавить от вас фюрера и Германию" - так это было сформулировано в донесениях фюреру и Гиммлеру.
"Какие же факты, аргументы и предположения нужно было приводить, чтобы иметь право на подобные предложения?! - поиграл желваками генерал. - И кем же должен быть человек, который бы не дал ходу этому мерзкому доносу?!".
- Чем он объяснял свое намерение?
- Это мне не известно. Зато известно, что Овербеку попросту не разрешили расправиться с вами.
- Кто же остановил его?
- Первый диверсант рейха. Отто Скорцени.
- Неправда! Скорцени не был знаком со мной. Он вообще не знал о моем существовании.
- Не знал. До тех пор, пока однажды ему не понадобился мой совет, или, скажем так, попытка предсказания. Хотя Скорцени не верит оракулам и крайне редко прибегает к их услугам, однако на сей раз… Вот тогда-то я и попросил первого диверсанта рейха шепнуть на ухо Кальтенбруннеру, что над заместителем коменданта "СС-Франконии" нависла угроза. Поскольку к тому времени у Кальтенбруннера уже собралось целое досье на Овербека, то он очень быстро разобрался в том, что здесь происходит, и приказал арестовать Овербека. Кстати, вспомните, что разбираться в этом прибывшему сюда из штаба РСХА офицеру помогали лично вы.
Понадобилось несколько мгновений полного изумления, прежде чем комендант пришел в себя и вновь обрел дар речи. Оттолкнувшись от стенки сейфа, к которому на какое-то время словно бы прирос, барон несколько раз прошелся туда-сюда, за спиной у Крайза, будто решал, что ему делать с этим человеком, как вести себя с ним, какие силы призвать для его устрашения.
И все же, в конце концов, лицо фон Риттера прояснилось. Такой офицер действительно приезжал и выслушивал он почему-то в основном его, заместителя коменданта. Иное дело, что ни сам инспектор, ни кто-либо другой даже не намекнули ему, на какую-то связь между этим приездом, Фризским Чудовищем и Скорцени. Но инспектор и в самом деле приезжал, и упоминание о нем стало тем главным аргументом, благодаря которому фон Риттер наконец сумел убедиться, что Крайз не лжет. Теперь все логически сходилось.
- Почему же вы до сих пор молчали, унтерштурмфюрер Крайз?
- Воистину справедливо сказано, что "только тогда правдиво молвлено, когда молвлено устами Господа!"
- А если не впутывать в эту историю Господа и Святое Писание?
- Верил, что молчание мое рано или поздно заговорит. Если хочешь, чтобы тебя услышал весь мир, - помолчи. Мужественно и мудро помолчи. Только тогда мир действительно услышит тебя.
- Уже видите себя богоизбранно прозревшим Высшим Посвященным? - проворчал фон Риттер, осознавая при этом, что власть его, бригаденфюрера СС, коменданта "СС-Франконии", по существу совершенно бессильна перед этим уродливым чудовищем. Бессильна и убога.
- Если бы я попытался восстать против коменданта здесь, в подземелье, это было бы истолковано им как заговор, как бунт, а учитывая характер этой подземной базы СС, подобные мятежи предписано подавлять в "Регенвурмлагере" немедленно и с особой жестокостью. Так что, как видите, я не молчал, но вместо того чтобы, объединяясь с вами, создавать оппозицию коменданту, я попросту шепнул кому надо. Как оказалось, я очень правильно избрал того человека в Берлине, кто способен был свергнуть Овербека и возвысить вас, господин бригаденфюрер.