13
Вряд ли фельдмаршал Роммель догадывался, что в Лондоне есть столь высокопоставленный поклонник его полководческого таланта, который требовал, чтобы ему предоставляли всю имеющуюся информацию о действиях Лиса Пустыни, его характере, его переговорах, беседах и решениях. Но еще больше был бы удивлен Роммель, если бы узнал, что интерес к его личности вызван у Черчилля не из потребности познать врага, а из чисто человеческого восторга его бонапартистскими замашками. Да еще пребывая в восторге от его книги фронтовых заметок.
Мог ли он знать, что "Папка Роммеля" со всеми причастными к его личности материалами до сих пор хранилась в "литературном сейфе" Черчилля, здесь, в его личном кабинете, который с его же легкой руки действительно стали именовать "Кельей Одинокого Странника".
Уинстон еще не решил, станет ли германский фельдмаршал героем его очередной книги, однако материалы накапливал, тайно рассчитывая, что, может быть, именно Роммель окажется прототипом одного из героев его первого романа. Того, настоящего, полноценного художественного романа, о котором давно, и втайне, кажется, даже от самого себя, мечтал Черчилль-литератор.
Кстати, в этой же папке лежал и сделанный по заказу Черчилля рукописный перевод на английский язык книги Роммеля "Пехота атакует", к чтению которой премьер Британии обращался уже множество раз. Жалко, что уходить из жизни этому германскому Бонапарту пришлось в незавидной роли заговорщика против фюрера. Недостойно это полководца такого таланта, недостойно!
"Ты бы лучше вспомнил, - упрекнул себя Черчилль, - в какой ничтожной ипостаси униженного пленника завершал свой земной путь на далеком и диком клочке суши тот, настоящий Бонапарт, кумир твоего Роммеля! Да и твой - тоже! Каким жалким и… беспомощно гражданским он выглядел на острове Святой Елены. Именно так, "беспомощно гражданским", - понравилась Черчиллю эта явно унижающая Бонапарта словесная формулировка.
А еще в этом же скорбном списке Черчилль обнаружил имена командующего войсками рейха в Бельгии и Северной Франции, высокородного аристократа Александра фон Фалькенхаузена; командующего группой армий "Север" фельдмаршала Георга фон Кюхлера; командующего танковой группой и давнего соперника "отца бронированных армад" Манштейна; командующего танковой группой генерала Эриха Геппнера. И… кто там еще?
Ну, конечно же, как он мог забыть о таком патологическом заговорщике, как начальник оперативного управления группой армий "Центр" генерал Хённинг фон Тресков?!
В отличие от Роммеля, фронтового генерала, личность Трескова никакого чувства восхищения или хотя бы приверженности у премьера Великобритании не вызывала. И не только из-за его странноватой, на русский лад, фамилии. Просто Черчилль терпеть не мог заговорщиков, даже если заговоры эти направлены были против его, Черчилля, личных врагов. Он мог одобрить их удачное покушение на его врага, но никогда не позволил бы восторгаться самой личностью покушавшегося.
Черчилль уже знал, что этот генерал, в генеалогическом древе которого, как предполагают, действительно просматривалась и русская кровь, плел свой заговор против Гитлера давно. Существуют сведения, что он пытался убить фюрера еще весной 1942 года, когда тот посещал штаб группы армий "Центр", располагавшийся в то время в Смоленске. Причем сделать это хотел с помощью секретного технического новшества - пластиковой бомбы.
"Покушаться на фюрера во время разительных успехов его армии в войне против коммунистов и на самом пике его популярности в народе?! - и теперь тоже пожал плечами Черчилль. - На что следовало рассчитывать такому человеку, - что, простив убийство своего вождя, фанатично настроенные толпы германцев с криками "эиг хайль!" провозгласят фюрером Великой Германии его, Трескова?! Бред какой-то! И неужели еще тогда он умудрялся находить единомышленников в армейской, генеральской среде?!"
Как бы там ни было, одну хитромудрую взрывчатку с часовым механизмом фон Трескову все же удалось подсунуть в пакет с коньячными бутылками и передать офицеру, улетавшему в Берлин вместе с Гитлером. Вот только взрыватель тогда не сработал. Кого спасали в те минуты ангелы: офицера-смертника, фюрера или самого фон Трескова, сказать трудно. Но похоже на то, что какие-то высшие силы в течение событий все же вмешались. И вновь увели фюрера от гибели.
"Неужели действительно вмешались?! - в который раз предстал премьер перед давно мучившим его вопросом. - Неужто и в самом деле у фюрера существует какая-то связь с Высшими Посвященными Шамбалы, Атлантиды или чего-то там еще?!"
Нет, чисто по-человечески Черчилль, конечно, мог бы посочувствовать кое-кому из фельдмаршалов и генералов, которых фюрер только что арестовал. Однако минуты "сочувственной слабости" стареющего, примирившегося с превратностями мира сего аристократа уже проходили; наступали минуты холодного расчета непримиримого политика.
Черчилль и в самом деле постепенно отходил от сугубо человеческого восприятия того, что ему открывалось со страниц донесений английских разведчиков-нелегалов из Германии, и начинал оценивать события так, как и должен был оценивать их глава враждующей с рейхом страны. В последний раз с чем-то подобным сэр Уинстон сталкивался в тридцатые годы, когда такую же массовую резню своих офицеров устроил недоученный семинарист и бывший платный агент царской охранки Сталин, он же "Кровавый Коба".
Это сатанинское самоистребление коммунистов настолько ослабило Красную армию, что едва не поставило ее на грань краха. Впрочем, в отличие от Германии, "самоистребление" коммунистов распространялось на все слои огромного, многонационального народа России. Премьер мог поклясться, что в истории не было примеров столь массового истребления одним из правящих кланов своего собственного народа, к какому прибегли в свое время жидо-большевики в России. Причем Черчилль не раз публично утверждал, что подобное истребление собственного народа не имело прецедента и уже, очевидно, никогда в истории нынешней цивилизации не сможет повториться. Так почему же фюрер решился следовать его путем?
- Крите, - позвал он личного секретаря.
- Я - весь во внимании, сэр, - молниеносно, словно джин из бутылки, явился тот своему патрону.
- Что там говорят ваши иезуитские источники относительно кровавых репрессий, развязанных против своего собственного народа русскими коммунистами?
- "Иезуитские источники", как вы изволили выразиться, сэр, старательно собирают сведения об этих "варфоломеевских годах" русских коммунистов и внимательно их изучают.
- "Варфоломеевские годы русских коммунистов", - задумчиво повторил Черчилль, прислушиваясь к мелодике звучания этой фразы. Неплохое получилось бы название для книги.
- "Британия без коммунистов" - вот лучшее из названий книги, которую вы все еще не написали, сэр.
Черчилль помолчал, однако секретарь не сомневался, что в эти секунды он мысленно повторяет дарованное ему название.
- Вот я и хотел спросить вас, Крите: не кажется ли вам, что по числу жертв и масштабам беззакония советские жидо-большевики умудрились затмить даже иезуитскую инквизицию?
- Позволю себе напомнить, сэр, что инквизицию творил монашеский орден доминиканцев, который был создан специально для этого.
- Доминиканцев?! Кто бы мог подумать?! - иронично изумился Черчилль. - С виду - вполне безобидные монахи.
- Начиная, если мне не изменяет память, с 1232 года, именно доминиканцы, последователи монаха-богослова Доминика из Тулузы, контролировали все суды инквизиции, в составе которых было немало монахов-францисканцев. Известно также, что теоретиком инквизиции, а также "драматургом" и "режиссером" инквизиционных судов стал доминиканец Бернар Ги, член суда инквизиции в Тулузе.
- Поди ж ты! Кто бы мог подумать, что кремлевские коммунисты станут такими старательными последователями доминиканцев!
- Кстати, если отбросить свойственную вам иронию, сэр, то по численности жертв и размаху репрессий инквизиции все же далеко до коммунистов России.
- Вот видите, - не обратил внимания на этот вывод Черчилль, - странно как-то получается: суды инквизиции творили доминиканцы и францисканцы, а называют их "иезуитскими", - мрачновато улыбнулся Черчилль.
И только теперь Крите понял, что патрон в очередной раз подтрунивает над ним как воспитанником ордена иезуитов.
- В истории человечества немало подобных странностей, сэр. Среди них - даже такие, которые к иезуитам никакого отношения не имеют.
- Поэтому-то иезуиты с сугубо иезуитской дотошностью изучают каждую такую странность. В том числе и те, которые порождены кремлевскими иезуитами Москвы.
…Как бы там ни было, а премьер до сих пор держал папку с "русскими донесениями" тех времен в своем особом сейфе, в котором собирал материалы, предназначенные для работы над будущими книгами. Так вот, теперь, рядом с "Папкой Кровавого Кобы" должна была занять свое место и постепенно наполнявшаяся "Папка заговора".
14
Подземелье напоминало туннель метро, только стены его уходили в глубь горного массива уступами, каждый из которых представлял собой вооруженный орудиями и пулеметами дот. Те, кто попытается штурмовать "Регенвурмлагерь", должны будут идти по трупам своих же солдат.
"Именно так, по трупам, они и пойдут, - решительно молвил про себя комендант "СС-Франконии". - По горам трупов они должны будут пройти… к собственной гибели. Нужно только увеличить здесь склады боеприпасов и продовольствия. Особенно продовольствия".
Лично он, барон фон Риттер, предпочел бы, конечно, умереть где-нибудь там, на закате дня, под старыми, озаренными лучами угасающего солнца соснами. Но что поделаешь: если уж суждено, то суждено. Единственная надежда на то, что последует приказ увести отсюда солдат, дабы укрепить ими оборону Берлина. По крайней мере, он хотел бы, чтобы все произошло именно так.
…Схожесть этого огромного тоннеля с метро еще более усилилась после того, как "опель" бригаденфюрера фон Риттера пересек рельсы, предназначенные для электропоезда. Причем комендант уже знал, что этот, магистральный, железнодорожный тоннель действительно уводил в сторону Берлина, чтобы где-то там приблизиться к линии метро, от которой его все же будет отделять стена. А возможно, и не будет. И в архитектуре "Лагеря дождевого червя", и в его предназначении все еще оставалось много неясного. Даже для него, коменданта этого лагеря.
Причем фон Риттер понятия не имел, кто же на самом деле является реальным носителем всей правды о нем, обладателем его инженерного и военно-бытового проекта. Единственное, что ему было доподлинно известно, так это то, что настоящие владетели "Регенвурмлагеря" обитают в институте "Аненербе".
Об этом он подумал сразу же, как только узнал об одной странности. Хотя из метро в "Лагерь дождевого червя" можно будет попадать через систему ходов, известных лишь узкому кругу посвященных, тем не менее, в подземном депо, располагавшемся по ту сторону Одера, инженерная бригада железнодорожников уже собирает первый электровоз, который должен открыть движение в метрополитене Франконии. А на схеме железнодорожного сообщения фон Риттер видел ветку, уводившую куда-то к району, расположенному чуть южнее Берлина. Но куда именно?
"Не могла же кому-то прийти в голову еще одна безумная идея: соединить подземелья "СС-Франконии" с еще не созданным подземным лагерем "Альпийской крепости"! - не поверил собственным догадкам фон Риттер. - Для такой стройки понадобится полстолетия, которых ни у фюрера, ни у самого Третьего рейха уже нет!"
С этой мыслью барон и успокоился бы, если бы… Вот именно. Благословляя фон Риттера на должность коменданта "Регенвурмлагеря", Гиммлер неожиданно намекнул, что открывать его "подземку" вызвался сам фюрер и что прибыть в штаб "СС-Франконии" он возжелал по… тоннелю, начинающемуся неподалеку от Берлина.
- Если фюрер так решил, - ответил тогда барон, - то он прибудет по этой подземке, даже если к тому времени там еще не будет ни электровоза, ни рельс, на самого тоннеля. Ибо такова воля Германии.
Поначалу Гиммлер не воспринял возвышенности его веры во всемогущество фюрера и посмотрел на фон Риттера взглядом босса, успевшего разочароваться в только что назначенном подчиненном, но затем неожиданно изрек:
- Наконец-то я слышу ответ, достойный коменданта "СС-Франконии"!
- Подобные ответы вы будете слышать всегда, - заверил его барон.
- Жаль, что ничего подобного добиться от вашего предшественника Германа Овербека мне не удавалось.
Словом, все, вроде бы, складывалось хорошо в секретном проекте "Регенвурмлагеря", если бы не катастрофическое приближение всегерманского краха, инквизиторская тень которого все беспросветнее нависала над тем, что в этих подземельях задумывалось и осуществлялось.
- Вам никогда не хотелось вырваться отсюда, как из ада, Вольраб? - спросил барон, обращаясь к сидевшему позади него адъютанту.
- У меня это уже прошло, господин бригаденфюрер.
- Неужели прошло?! - искренне удивился комендант. - Почему же у меня не проходит?
- Потому что вы все еще продолжаете спускаться в "СС-Франконию" с тем же ощущением, с которым в свое время спустились сюда впервые.
- И с каким же чувством я спустился сюда впервые, прорицатель вы наш? - въедливо поинтересовался комендант.
- С тем же, с каким спускались бы в ад. А "Регенвурмлагерь" этого не любит. И не прощает.
- Не любит и не прощает? "Регенвурмлагерь"? Не раз замечал, что вы говорите о нем, как о чем-то воодушевленном.
- Он и есть воодушевленный, господин бригаденфюрер. Здесь уже давно появляются привидения, возникают какие-то странные существа и вообще происходит черт знает что. Если позволите, подробнее об этом мы поговорим чуть позже.
- Обязательно поговорим, - взбодрился фон Риттер. - Но даже после всего сказанного… Как еще можно воспринимать это подземелье, - благодушно проворчал комендант, - если не как преддверие ада?
- Как надежное пристанище рыцарей Франконии, рыцарей-франконьеров, решивших оставаться верными Третьему рейху даже после его падения.
- … "Пристанище рыцарей-франконьеров"? - вслух повторил бригаденфюрер, вдумываясь в смысл этих слов. - Неплохо сказано. Никогда не слышал такого определения.
- Потому что оно только что появилось. Считаю, что именно так, "рыцарями-франконьерами", и следует называть всех обитателей этой подземной базы.
- Представляя в качестве адъютанта, мой предшественник назвал вас "идеологом "СС-Франконии".
- Он назвал меня именно так?! - приятно удивился Вольраб.
- Считаете, что не соответствует действительности?
- Никогда бы не мог поверить, что штандартенфюрер Овербек способен кому-либо льстить!
- Это не ответ, адъютант, - сурово предупредил его фон Риттер.
- Понятно, что я был среди тех, кто задолго до войны готовил для фюрера и рейхсканцелярии военно-экономическое и научное обоснование завершения строительства этого лагеря, замороженного еще в конце двадцатых.
- Уже кое-какие подробности.
- Можно утверждать, что я оказался самым яростным и убежденным сторонником сотворения "СС-Франконии", таким же, как гросс-адмирал Редер - сторонником возрождения германского военно-морского флота, а Геринг - возрождения люфтваффе.
- Вот теперь многое проясняется. Как я и предполагал, мы не в равных условиях, потому что всякий раз вы возвращаетесь сюда, как в свое детище. Я верно понимаю ситуацию, творец германского ада?
- Очевидно, историки рейха так и нарекут меня, - беззаботно признал Вольраб.
- А еще мой предшественник намекал, что вы могли стать комендантом "Регенвурмлагеря". Уже даже готовился приказ на присвоение вам чина штандартенфюрера.
Фон Риттер оглянулся и увидел, что губы Вольраба поджаты как нельзя плотно, а желваки поигрывают так, словно он вот-вот мог выхватить пистолет.
- Сотворяя свой июльский заговор, - хрипловато проговорил он, выдержав мыслимую в этой ситуации паузу, - генералы даже не догадывались, что они сотворяют этот заговор и против меня, поскольку с некоторыми из них судьба сводила меня очень близко. Как не догадывались и о том, что месть фюрера была и моей личной местью.
- Вас судили?!
- Нет, суду не предавали, но разжаловали до гауптштурмфюрера и спрятали подальше от гнева фюрера, то есть в это подземелье.
Вспоминая о чем-то своем, тоже связанном с "заговором генералов", барон задумчиво кивал.
- Но я не заметил, чтобы такое наказание сильно удручало вас, - наконец произнес он.
- Порой удручало, но тогда я вспоминал о тех, кто уже подвешен был на крючьях тюрьмы Плетцензее и кто еще только ждет своей страшной участь. Знаете, - мрачно осклабился он, - такие воспоминания очень быстро взбадривают и основательно отрезвляют.
- Еще бы!..
- И вообще, замечу, что, попадая на поверхность, я вдруг начинаю чувствовать себя неуютно. Мы обречены жить во чреве земли, потому что истинный рейх может быть создан только здесь, в недрах планеты, а не там, на продуваемой политическими ветрами поверхности.
А ведь действительно, мало кто из непосвященных догадывался, что Удо Вольраб является не только адъютантом, но и главным идеологом "Регенвурмлагеря". Только это обстоятельство сдерживало порой коменданта, когда он вдруг чувствовал, что гауптштурмфюрер начинает говорить с ним, как с только что загнанным в подземную "СС-Франконию" новобранцем.
- Из земли взошли и в землю вернулись, - задумчиво подтвердил теперь фон Риттер, и смуглое азиатское лицо его приобрело ту естественную твердость тибетской маски, с которой когда-то и было скопировано Всевышним.
- Истинно так.
- Однако возникает вопрос: чем вы как идеолог "СС-Франконии" мотивировали ее появление, да к тому же здесь, на правом берегу Одера?
- Позволю себе напомнить, что здесь, на правобережье Одера, "Лагерь дождевого червя" начали возводить еще в двадцатые годы, и никакого отношения к его созданию я не имел.
- А кто… имел? - поспешно поинтересовался комендант.
- Этого я не знаю.