- Обижаете, господин командор! - неодобрительно покачал головой Уховстарший. - На второй же день после прихода сюда, мы на берегу заложили шесть высоких гряд. Землю вскопали, золой щедро удобрили, клубни прикопали. Те светлорозовые картофелины использовали, что прикупили в португальском Салвадоре. Уже и ростки показались, весёлые такие, тёмнозелёные…. Что касаемо остального. Мы с Фролом на шлюпке ходили вдоль берега на север. Там, в сорока милях от нашей бухты есть эскимосское летнее поселение. Они называют себя тлингитами, но тот же Дежнёв всегда именовал их эскимосами. Вообщето, тлингиты (или, всё же, эскимосы?) обитают гораздо севернее, но каждое лето морем приходят сюда - на китовый промысел. По ихнему я не сильно обучен говорить, но отдельные слова и фразы - ещё со времён плавания с незабвенным Сёмкой Дежнёвым - помню. Так что разговор всё же состоялся…. Вопервых, как рассказывают эскимосы, по осени в местные речки, впадающие в океан, на нерест заходит крупная и жирная рыба, которую они называют "неркой". Это рыба и сейчас наведывается в устья ручьёв и речек. Только не на нерест, а как бы на разведку, расчищая себе дорогу на будущее: рвёт в мелкие клочья своими острыми зубами всякую живность, которую встретит на пути. Вовторых, нынешняя весна была очень холодной, и на севере - милях в ста пятидесяти отсюда - ещё плавают льдины с моржами, можно набить десятка дватри.… Ну, и гдето примерно через неделюдругую в нашу бухту должны наведаться китыполосатики. Надо бы добыть одногодвух. Их жир хорош и в масляных светильниках…. Нерпы и морские львы? Нет, сейчас для них не сезон, эскимосы советуют времени попустому не терять, а целенаправленно заниматься моржами и китами. Кстати, мы можем поохотиться совместно с эскимосами. Дело в том, что у них не хватает дельных байдар: всего четыре штуки сейчас на ходу, остальные сильно побило во время последнего шторма об острые прибрежные камни.
- Что ж, всё не так и плохо, как казалось! - обрадовался Егор. - Хороших дубовых бочек мы прихватили из Стокгольма с избытком. Так что первую группу бойцов - под руководством шведского драгунского капитана Йохансена - направим к озёрам, пусть они там обустраивают промежуточный опорный пункт. А остальные займутся на океанском побережье пополнением продовольственных запасов. Что касается местных аборигенов, то пусть уж будут эскимосами, приятное словечко, вкусное такое…
Лаудрупа всё услышанное не вдохновило, он задумчиво потрогал свою пиратскую золотую серьгу и высказал целый ряд сомнений:
- У нас уже конец июня месяца, а в октябре здесь начинается лютая зима. Надо мало того, что заготовить продовольствия на всю зиму, так ещё и доставить его до нужного места - в самый центр этого северного полуострова. Сколько, сэр Александэр, будет миль отсюда - до конечной точки маршрута?
- Около одной тысячи миль, - честно признался Егор, который, естественно, в детстве зачитывался произведениями Джека Лондона, но не до такой же степени, чтобы досконально помнить все цифры. - Может, чуть больше, может, немного меньше…
- А как мы найдём нужное место? - забеспокоился Николай Савич.
- Не ошибёмся! За Чилкутским перевалом начинается длинная цепь озёр, связанных между собой протоками. Из последнего озера вытекает полноводная и широкая река. Так вот, от истока этой реки до нужного места - как я помню - будет ровно четыреста пятьдесят миль. А, может, пятьсот пятьдесят? Главное, что там в нашу реку, назовём её, к примеру, Юконом, впадает другая крупная река, которую мы назовём, пусть, Клондайком. Вода в этой впадающей речке - очень чистая, не в пример всем другим притокам. Вот по ручьям, впадающим в Клондайк, мы и будем искать россыпное золото.
- Тут у нас образовалась ещё одна неприятность, - помрачнел Николай Савич, коротко переглянувшись с молчаливым Фролом. - Ванька, мой племянник, пропал.
- Как так?
- Две недели назад к нам в лагерь заявились атабаски. Нормальные ребята, мирные, даже знают отдельные русские слова. Наши русские мужички в эти края с Камчатки изредка наведываются: торгуют понемногу с прибрежными эскимосами, да и у атабасков шкурки звериные скупают, ножи, топоры и посуду предлагая в обмен. Вроде всё было хорошо. А потом Ванька чтото не поделил с Айной, так зовут дочку индейского вождя…
- Я почемуто был уверен, что Айна - чукотское имя, - засомневался Егор.
- Ну да! - согласно кивнул головой старик. - Видимо, всё же, атабаски и чукчи - близкие родственники, как не крути…. Так вот, Иван с Айной поссорились очень сильно, только искры полетели во все стороны. Похоже, что красавицаиндианка моего племянника позвала замуж, вернее, предложила ему незамедлительно жениться на себе, а он возражал и не соглашался. Мол, полагается по русским понятиям, чтобы мужчина замуж звал девушку…. Вот и разругались, конечно же. Айна обиделась и ушла в стойбище. Ванька дулся несколько суток. Вчера не выдержал и утром ушёл к перевалу. До сих пор не вернулся. Если до вечера не объявится, то придётся отправляться на поиски…
Уже ночью, когда стало окончательно ясно, что с Иваном случилось чтото серьёзное, Сашенция проговорила, успокаивающе поглаживая Егора по небритой щеке:
- Как же мне жалко Ванечку Ухова! Шустрый паренёк, честный, весёлый…. Эх, Саша, не везёт тебе с молодыми подчинёнными! Никита Апраксин погиб, потом три брата Солевых, теперь вот Ваня пропал …. Ладно, надо всегда - до самогосамого конца - надеяться только на лучшее! Тогда - непременно повезёт…
На рассвете все дети и женщины - на всякий случай - были отправлены на борт фрегатов, а две разведывательные группы, разойдясь друг от друга на три - три с половиной мили, осторожно двинулись вверх по склону к Чилкутскому перевалу. Первую группу, состоящую из десяти шведских гренадёр, вёл драгунский капитан Йохансен - мужчина опытный, злой и обстоятельный. В состав отряда Егора вошли пятеро бывших солдат Александровского полка, сержант Дмитрий Васильев и два шведских охотника - из фамильного северного поместья безвременно погибшего генерала Ерика Шлиппенбаха. Во время плавания к берегам Новой Зеландии оба охотника, по случаю болезни, находились на борту "Александра" - под Санькиным присмотром, поэтому и избежали смерти от рук кровожадных маори.
Задачи перед обоими отрядами были поставлены наипростейшие. На первом этапе - двигаться по своим маршрутам, которые с каждой пройденной милей неуклонно сближались, и встретиться уже на Чилкутском перевале. Там, в миттельшпиле операции, внимательно осмотреться и попробовать изобразить на жёсткой, слегка желтоватой бумаге, купленной запасливой Гертрудой Лаудруп на Тайване, чтото вроде простейшей и грубой географической карты. Ну, и в завершении похода - успеть до вечера, если следы подполковника Ухова не отыщутся, вернуться обратно в лагерь, где и обсудить дальнейшие планы.
"До седловины перевала будет миль семнадцатьвосемнадцать, ерунда", - заявил самоуверенный внутренний голос. - "Впрочем, Джек Лондон в своих книгах утверждал, что путь на Чилкутский перевал безумно труден и опасен. Но ведь его герои передвигались вверх по склону, таща за спиной по сорокпятьдесят килограмм разных грузов, а вы, братец, идёте налегке. Только огнестрельное оружие, боеприпасы, ручные гранаты, да и по мелочам совсем немного - всякого вспомогательного снаряжения …".
Перед выходом разведчиков на маршрут к Егору подошёл Николай Савич и сообщил:
- Я, Александр Данилович, вчера после ужина осторожно прошёл вверх по склону на тричетыре мили. Ночь выдалась безветренной. Вслушивался я, вслушивался в местную тишину, и мне показалось, что гдето там, на самом перевале стучат индейские тамтамы. Ритмично так стучат, слаженно…. К чему бы это? А, может быть, это просто моё сердце так стучало, переживая за судьбу единственного племянника…
Сперва шагалось легко, склон поднимался очень полого - градусов десятьдвенадцать - по отношению к горизонтальной плоскости, не больше. Под каблуками сапог весело поскрипывало разноцветное каменное крошево, в листве редких деревьев беззаботно перекликались лесные птицы.
Потом пришлось пересекать недавнее пожарище. Здесь идти было уже гораздо тяжелее, приходилось постоянно перебираться через упавшие, только на половину сгоревшие стволы деревьев. Серый пепел, поднимаемый хулиганистым ветерком с почерневшей земли, настойчиво и беспардонно лез в глаза.
Примерно через четыре с половиной мили они упёрлись в бурный водный поток, протекавший вдоль склона.
"У Джека Лондона про эту речку не упоминалось!", - отметил внутренний голос. - "Впрочем, Джек посетит эти места только через сто девяносто лет (если, конечно же, мы в ближайшие годы не выберем всё окрестное золото), а за это время чего только не произойдёт. Землетрясения, например, могут здорово изменить здешний ландшафт…. Это ещё хорошо, братец, что мы с тобой ребята опытные, тёртые и предусмотрительные…".
- Все взяли с собой запасные сапоги? - спросил Егор. - Тогда быстренько раздеваемся до гола, на шею вешаем сумки с огневыми припасами и ручными гранатами, рядом размещаем сменные сапоги, связанные верёвкой, на головы приторачиваем снятую одежду, смело заходим в воду, высоко подняв руки с оружием над головой, и уверенно переходим на противоположный берег. Тут, судя по всему, не оченьто и глубоко, максимум по грудь…. Так, так, только не все сразу, торопыги выискались! Мы с сержантом Васильевым и двумя солдатами (вот - ты и ты!) пока раздеваться не будем, а внимательно присмотрим за противоположным берегом. Вдруг туземный противник както проявит себя? А когда вы переправитесь, оденетесь, переобуетесь и возьмёте в руки оружие, тогда и мы двинемся через реку. Ну, а сырые сапоги заберём на обратном пути, спрячем их пока в ближайших кустиках…
Солнышко начало припекать, солоноватый пот застилал глаза, дыхание непроизвольно учащалось и сбивалось.
"Ничего страшного!", - невозмутимо заявил вездесущий внутренний голос. - "На границе Ливии и Алжира приходилось (в двадцать первом веке, понятное дело!) гораздо хуже: там было многократно жарче, да и ковыляли тогда по песчаным, очень зыбучим барханам…".
Один раз им пришлось - по бревенчатому мосту - перебраться через десятиметровую, бездонную пропасть.
"Видимо, атабаски часто наведываются к берегу океана", - отметил внутренний голос. - "Даже построили надёжный мост…".
Когда до седловины Чилкутского перевала оставалось чуть более двухсот пятидесяти метров, Егор, шедший первым, резко вскинул вверх правую руку, сигнализируя о возможной опасности.
- Чтото случилось, Александр Данилович? - обеспокоено зашептал ему в ухо сержант Васильев. - Почему мы остановились?
- Запах такой, как будто совсем недавно за перевалом бушевал сильный лесной пожар.
- Нет, там не было пожара, - невозмутимо проговорил охотник Свен, громко шмыгая длинным шведским носом. - А вот костры горели. Долго, всю ночь. Много костров. Больше десяти. До сих пор пахнет жареной лосятиной…
После недолгого раздумья Егор принял решение:
- Дальше идём максимально осторожно, перед самой седловиной рекомендую всем ползти. Двигаемся вперёд цепочкой, выдерживая расстояние между бойцами метров в двенадцатьпятнадцать. Я иду первый, за мной следует Свен, сержант Васильев - замыкающий колонны. Всё, пошли, воины! Форверст…
Он осторожно выглянул изза красного валуна, верхушка которого была надёжно укрыта белой ледяной коркой, так и не растаявшей за скупое северное лето. Выглянул и непроизвольно замер, прочно позабыв, зачем, собственно, он взбирался на Чилкутский перевал.
Картина, открывшаяся взгляду, завораживала: длинный, как казалось - бесконечный склон, покрытый чёрными камнями и редкими кустиками цветущего вереска, и только в самом конце склона, гдето рядом с далёкой линией горизонта, едва просматривались разноцветные, слегка размытые пятна далёких озёр.
Ближайшее пятно - идеальнокруглое - было неправдоподобно яркоголубого цвета. Второе озеро, овальновытянутое, переливалось всевозможными оттенками светлозелёного и изумрудного. За ним угадывались ещё пятнышки - нежносиреневые и розоватые…
"Всё это, конечно, просто замечательно: первозданные природные красоты, неожиданные цветовые гаммы и колера…", - первым очнулся от наваждения приземлённый внутренний голос. - "Но пора и делом заняться, чёрт побери! Откуда здесь так аппетитно пахнет не до конца прожаренной лосятиной?".
Егор, приказав Свену - заранее оговорённым жестом - оставаться на месте, осторожно прополз на северовосток по седловине перевала ещё около ста пятидесяти метров и неожиданно оказался на краю обрыва. Невысокий такой обрывчик, метров девятьдесять, не более того. А вот под ним обнаружилась идеально ровная, прямоугольная площадка - общей площадью в пятьшесть тысяч квадратных метров, также обрывающаяся вниз своим северовосточным краем.
На площадке наблюдалось порядка двадцати круглых очагов, обложенных крупными, почерневшими от копоти камнями. Причём, все очаги были заполнены свежими углями и золой. Около каждого каменного круга - с восточной стороны - в землю были вкопаны деревянные идолы, украшенные разноцветными кусочками ткани, птичьими перьями и бусами, набранными из клыков хищных животных. Толстые деревянные губы идолов были вымазаны чемто тёмным, рядом с тотемами размещались белые конусообразные кучки, сложенные из разнокалиберных костей неизвестных животных.
"Будем надеяться, что эти кости принадлежали лосям, оленям, косулям и прочим - горным баранам", - ухмыльнулся недоверчивый внутренний голос. - "А вот в Новой Зеландии, как мне помнится, тамошние аборигены только из человеческих косточек складывали аналогичные кучки…".
По центру площадки гордо возвышался одинокий индейский вигвам. Вернее, это Егор, опираясь на свои знания, почерпнутые из просмотра киновестернов двадцатого и двадцать первого веков, решил, что данное строение, безусловно, является вигвамом…
Пятишести метровый конус, обтянутый тёмнобежевыми и светлосерыми шкурами. Длинные красные ленточки, привязанные к деревянным шестам на самой верхушке строения, лениво трепетали на лёгком ветерке.
"Тёмнобежевые - это, наверное, шкуры лосей и оленей", - предположил разносторонне развитый внутренний голос. - "А вот светлосерые - это, не иначе, моржи, нерпы и морские львы. Скорее всего, шкуры этих морских животных атабаски выменивают у эскимосов…".
Он высмотрел в теле обрыва пологую расщелину, по которой можно было спуститься вниз, и зашагал в нужном направлении.
- Виват! - чётко проговорил за его спиной звонкий женский голосок, и после короткой паузы добавил: - Виват, дрююг!
Егор, даже не прикасаясь ладонями к пистолетным рукояткам, торчавшим изза широкого кожаного пояса, медленно и плавно обернулся: почемуто он сразу решил, что от обладательницы этого звонкого и весёлого голоса неприятностей и прочих каверз ждать не стоит. По крайней мере - сразу…
На плоской макушке высокого валуна вольготно расположилась, сложив ноги потурецки, молоденькая индианка, на голове которой красовалась чёрная широкополая шляпа, купленная Ванькой Уховым в крохотной припортовой лавочке аргентинского БуэносАйреса. Никакого оружия при симпатичной незнакомке не наблюдалось.
"Был такой фильм - "Последний из могикан", снятый в семидесятых годах двадцатого века на восточнонемецкой киностудии "DEFA", там ещё в главной роли снялся знаменитый актёр Гойко Митич", - тут же вспомнил неугомонный внутренний голос. - "Так вот, там жену главного героя - индианку, понятное дело, - играла одна известная немецкая актриса, очень похожая на данную барышню. Разве что у этой кожа избыточно смуглая, с лёгким меднокрасноватым оттенком. А так - абсолютно одно и тоже лицо, те же две толстые, угольночёрные косы до пояса, небрежно переброшенные на высокую девичью грудь. И одета наша атабаски точно так же, как и та могиканка из немецкого фильма: широкая куртка из хорошо выделанных лосиных шкур, украшенная длинной тёмной бахромой и разноцветным бисером, светлосерые замшевые штаны, ноги обуты в тёмнобежевые мокасины. Что ж, всяких навязчивых совпадений - в нашем странном мире - более чем достаточно…. Разве что вместо широкой красной ленты, стягивающей волосы на голове, здесь присутствует стильная ковбойская шляпа…".
Девушка приветливо, без малейших следов неуверенности и страха, улыбнулась и спросила, указывая на собеседника тоненьким пальчиком:
- Командор?
- Командор! - важно ответил Егор и спросил в свою очередь: - Айна?
- Айна! - просияла девушка, демонстративно трогая указательным пальцем аккуратный (совсем и не орлиный) носик.
"Айна? Айна? Айна? - принялся повторять, подражая говорящим попугаям, забывчивый внутренний голос. - "Где же мы с тобой, братец, уже слышали это редкое имя? Ага, вопервых, так звали дочь чукотского шамана, которая в тридцатыхпятидесятых годах двадцатого века стала едва ли ни самой эффективной сотрудницей НКВД и прочих советских структур, пришедших НКВД на смену. Про неё даже написано несколько толстых романов…. Ладно, ещё где? Вот же, так звали в 2009 году одну из руководительниц международной службы "SV", на которую ты, братец, проработал по Контракту целых пять лет, с 1687 по 1692 год. Причём, Айне из 2009 года было около девяноста пяти лет, она тоже чукчанка по происхождению, потомственная и заслуженная шаманка. Помнишь, нам Координатор показывал её портрет, висящей на стене Учебного центра? Волевая такая старушенция, заслуживающая уважение…. Может, эти две Айны - одна и та же женщина? Почему бы и нет, по возрасту вроде всё совпадает…. А Айна - из племени атабасков - здесь причём? Будем надеяться, что не причём. Так, обычные совпадения, не более того…".
Решив, что пауза в разговоре неприлично затянулась, Егор задал следующий, вполне даже логичный вопрос:
- А где Иван? В смысле - Ваня, - уточнил, видя, что Айна на слово "Иван" никак не реагирует.
- Ваня - муж! - индианка снова, на этот раз с гордостью, коснулась указательным пальцем своего носа.
- Ну, что же, милая Айна, примите мои искренние поздравления! Только где же наш дорогой Ваня находится сейчас? Где? - Егор руками - как мог - изобразил смысл последнего вопроса.