- Ну, ублюдки серые! Выходите! Что вам от нас надо? Сожрать?! Тогда нападайте, но учтите, нас и не такие пытались сожрать, и где они теперь? Сдохли! И вы сдохнете, дрянь серая, волки позорные! Где вы, а? Чего попрятались?
Антон замолчал, тяжело дыша и прислушиваясь. Что-то хрустнуло в кустах справа, потом пробежало слева, завозилось в обломках фюзеляжа.
- Антон, не дури! - позвал Фрэнсис.
- Зассали! - торжествующе заключил Антон, потрясая ружьем. - По кустам шариться мастера, а честно выйти - зассали! Я вам…
Антон не договорил, потому что из-за вырванного с корнем и валявшегося в траве блока самолетных кресел вышел волк. Он был крупнее виденных раньше Антоном, с проседью в серой шерсти, хорошо заметной в свете уходящего дня, с большой лобастой головой и злыми умными глазами. Верхняя губа волка задрожала, он оскалился и угрожающе заворчал.
- Да пошел ты, - сказал Антон с удивившим его самого спокойствием и нажал на спуск.
Ружье глухо щелкнуло.
Изношенный механизм старенького курка сломался.
Волк прыгнул.
Наверное, в театральном все же учат многим полезным вещам, той же пластике. Тело сработало само собой, и Антон в красивом пируэте ушел от прыжка, успев развернуть ружье и врезать волку по морде ложем. Удар получился сильным, но и волк весил под центнер, потому Антон лишь сбил его с траектории прыжка и заставил покатиться по земле.
Наверное, можно было рассчитывать на помощь Фрэнсиса, который, несомненно, страховал Антона. Вот только Антон не знал - вдруг он находится на линии огня?
Наверное, можно было вытащить нож и, в лучших традициях боевиков, честно решить вопрос, кто сильнее: человек или вожак стаи, - а в том, что перед ним вожак, Антон нисколько не сомневался.
Поэтому он принял самое простое решение: выстрелил в поднимающегося с земли волка из второго ствола. Крупная дробь с расстояния в метр с небольшим сделала свое дело: выстрел, визг, тяжелый запах свежей крови и сырой требухи… Антон упал на колени, потому что от резких движений по сломанным ребрам полоснула жуткая боль. Наверное, сейчас волк справился бы с ним без труда, но хищник к этому моменту был уже мертв.
Кто-то схватил его за рукав и поволок прочь. Слава богу, это был не еще один волк, а Фрэнсис. Через секунду Антон уже ничком лежал на твердом полу самолета, слушая, как переговариваются друзья:
- Вон там, смотри…
- Они его, кажется, сожрать хотят. Да, подбираются…
- Не стреляй. Пусть жрут.
- Да, поволокли… на свету опасаются, темнеет ведь уже, а у нас костер…
- Все равно, наблюдай. Я пока гляну, что с ним.
Фрэнсис грубо перевернул Антона:
- Цел?
- Со мной все в порядке, - морщась от боли, сказал Антон.
- Дебил! Я думал, ты умом тронулся, чертов идиот…
- Я волка убил, - с дурацкой улыбкой поведал Антон.
- Волка он убил… Почему сразу не стрелял, а? Что за цирк, твою мать?
- Дай мое ружье, - попросил Антон, решив, что показать проще, чем объяснить.
Фрэнсис пошарил за креслом и подал ИЖ. Ёлки… Ложе было расколото, большая часть его отвалилась. Курок попросту отломился и куда-то улетел. Старенькое ружье Кирилы Кирилыча превратилось в практически бесполезный груз.
- Понял, - сказал негр, осматривая показываемые Антоном разрушения. - Все равно идиот. А если бы ты со второго раза не попал?
- Там близко было. И потом, ты же меня страховал?
- Я тоже мог не попасть.
- Они, кажется, ушли. Не видно ни одного, - сказала Лариса.
- Вот и славно, - сказал Антон. - Тогда давайте, что ли, горячего сожрем, все равно до утра здесь куковать. Ребра вот только болят.
- Странно, что у тебя только ребра болят, - ехидно произнесла Лариса. - И ружье угробил, я так понимаю… Ой, не всех дурных войной побило. А горячее у нас не из чего варить, воды мало. Или ты хочешь пойти в лесок и поискать в темноте ручеек? Давай, у тебя с волками теперь взаимопонимание.
В лесок искать ручеек Антон, разумеется, не пошел. Поэтому отужинали опять же всухомятку и уложили Антона, как победителя монстров и человека умом скорбного, спать. Ребра болели жутко, все же прыгать и скакать с такими травмами негоже, но тем не менее Антон уснул.
Приснился ему кошмар. Он бежал по темному лесу, а сзади и по бокам неслись волки. Точнее, не волки, а какие-то волколаки, оборотни хреновы - с человеческими глазами, зубами и даже пальцами на передних лапах. Причем Антона они не трогали, а просто сопровождали. Наверное, можно было остановиться, раз никто не проявлял неприязни, но Антон остановиться не мог и бежал, бежал, пока с шумом и воплем не провалился под землю.
- Ты меня не кусай, - сказал Фрэнсис, разглядывая свалившегося во сне с кресел Антона. - Я тебе еще пригожусь.
- Да хватит тебе… Мне сон страшный приснился, - Антон встал и машинально хотел взглянуть на часы. Привычка, от которой за столько времени при полном отсутствии часов давно следовало бы избавиться, периодически возвращалась.
- Я все равно как раз будить тебя хотела, - сообщила Лариса.
Рассвело, костерок погас, выпуская последние струйки дыма. Кирила Кирилыч щурился на солнышко и лепетал нечто неразборчивое.
- Как вы меня задолбали, говорит, - перевела Лариса и улыбнулась. - Ну, что, убийца чудовищ. Волки, похоже, и в самом деле ушли.
- Наелись, наверное, вот и ушли, - предположил Антон.
- Да нет, думаю, это ты их так напугал. И вожака такого матерого завалил. Решили не связываться.
- А ведь люди бы так просто не ушли, - заметил Фрэнсис, вертя в руках разбитый ИЖ.
- На то они и люди, - сказал Антон. - Брось ты каку, с ним все равно уже ничего не сделать.
- Уберу в рюкзак, - покачал головой негр. - Мало ли, все же лишний ствол. А ложе и починить можно.
- Не лень - таскай, - махнул рукой Антон.
Дальнейший их путь проходил без происшествий, а его венцом стал ржавый указатель с почти нечитаемой надписью, гласившей, что до Мокрушино три километра. Указатель они увидели сразу, как только выбрались из лесу на дорогу.
Отряхивая со штанов репьи и колючки, Фрэнсис спросил:
- Теперь куда?
- Я уже говорила: в Мокрушино не пойдем. Нечего там делать, лишние неприятности нам ни к чему. Будем искать аэродром, а уж потом, если возникнет необходимость, можно и Мокрушино навестить.
- Веди нас, Сусанин-герой, - проворчал Антон.
- Давайте пока по дороге, вон туда, - показала Лариса в противоположную от Мокрушино сторону. - Там должен быть поворот на проселок.
Еще до поворота они обнаружили совершенно раскулаченный "КамАЗ", который уныло торчал на обочине. С машины сняли практически все, что можно: осталась рама, тяжелый двигатель, который утащить нелегко, обода колес и еще какие-то ржавые железяки, рачительным мародерам не понадобившиеся.
- Качественно растащили, - отметила Лариса, и Кирила Кирилыч что-то радостно завопил, видать, соглашался с мамашей. - И ведь недавно, наверное, если не в этом году уже… Отец, помню, когда начинал служить в Германии, в группе советских войск, так они во время учений машину поломавшуюся на трассе оставили. Вернулись через три дня, думали, там уже половины нету, а немцы даже бензин и тот не слили.
- Это когда было… А сейчас те же немцы, поди, друг друга точно так же жрут, - резонно сказал Антон.
Поворот на проселок они обнаружили с трудом, настолько он зарос. Дорога выделялась среди леса только тем, что деревья были поменьше и сидели пореже. Колея уже почти не просматривалась.
- Вот сюда и пойдем, - сказала Лариса.
Но тут из орешника вышел пожилой мужик довольно приветливого вида, в цветастой выгоревшей рубахе, с травинкой в зубах. В руках - туесок.
- Стойте-ка, ребятки, - сказал мужик. - Кажись, уже пришли вы.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Любая видимость, какую бы мы ни придали делу, не может быть, в конечном счете, выгоднее истины. Она - единственное, что есть прочного. Мы большей частью находимся не там, где мы есть, но в ложном положении. Таково несовершенство нашей природы, что мы выдумываем положение и ставим себя в него и оказываемся, таким образом, в двух положениях сразу, так что выпутаться из них трудно вдвойне.
Генри Дэвид Торо "Уолден, или Жизнь в лесу"
Перечить приветливому мужику не стали и правильно сделали, потому что вокруг таких мужиков оказалось еще четверо. Доселе незаметные, они по одному появились из кустов, причем бесшумно, умеючи. Правда, вооружены они были абы как: лук, побольше и посолиднее, чем у Фрэнсиса, и с явно коваными наконечниками стрел; рогатина с окованными железом концами; топор и всего одно ружье, тщедушная и дряхлая с виду одностволка. Но почему-то ссориться с этими людьми не хотелось.
Сдав оружие, приятели двинулись под конвоем мужиков куда-то, где с ними "должны были поговорить".
- Вы не бойтесь, - успокоил приветливый, назвавшийся Шурой, который нес мешок с их ружьями. - У нас по-человечески весь подход. Обижать попусту не станем, но если что за вами не так - уж не обессудьте.
- А что за нами может быть не так? - уточнил на всякий случай Антон.
- Да всякое. Вот придем, поговорят с вами, все станет ясно, - сказал мужик и повторил: - Ну, а если что за вами не так - уж не обессудьте.
- Вы из Мокрушино, да?
- Нет, не из Мокрушино, - сказал Шура, но объяснить, откуда, не потрудился.
- А ребятенок чей? - поинтересовался тот, что с рогатиной, самый молодой в компании.
- Мой, - коротко буркнула Лариса.
- Это понятно, но при ребенке отец должен быть. Неужто негров ребенок?
- Не, - с видом знатока сказал тот, что с ружьем. - Негров черный был бы, а этот обнакновенный.
Фрэнсис сердито зыркнул глазами на беседующих, но промолчал. Те, однако, заметили.
- А ты не зыркай, - обиженно велел мужик с рогатиной. - Еще надо проверить, откуда ты здесь такой взялся. Может, из Америки, а у нас с ними, небось, война.
- Верно. Чтобы вся эта пакость без Америки обошлась, такого быть не может, - поддержал товарища тот, что с топором. - А этого, небось, на парашюте скинули.
- Хрен там Америка. Говорю я вам, что это китайцы, - покачал головой Шура, видимо, продолжая давний и бесперспективный спор. - Китайцы давно зубы на Сибирь точат. Вот увидите, скоро явятся.
Так, за разговорами о геополитике, они добрались до хутора. Или не хутора. Черт знает, как это можно было назвать: сложенные из бревен стены, корявые, но мощные башенки по углам, ворота, обитые железом, подозрительно напоминающим ободранные с камазовской кабины листы. Вокруг - следы от фундаментов, уже зарастающие травой. На одной из башенок маялся худой чернявый человек в ватнике. Антону это все напомнило форт - такой, как строили в свое время римляне в Британии.
- Открывай, Абраша! - крикнул ему Шура.
Чернявый тут же исчез, видимо, спустился с башенки. Брякнул засов, что-то заскрежетало, и половинка ворот открылась.
Внутри оказался двор с несколькими постройками. Наверное, ненужные хаты разобрали в целях компактности и обнесли оставшиеся получившимися в итоге бревнами. "Разумно", - подумал Антон.
- Абраша у нас всамделишный евреец, даже в Израиле жил! - пояснил зачем-то Шура, явно гордясь таким экзотическим соседом.
- А как сюда попал? - спросил для порядка Антон.
- Пришел в прошлую осень. Он не разговаривает, немой, только пишет и то немного. Зато скотину понимает, ветеринаром вроде раньше был.
Во дворе возились с тряпочными куклами и деревянными ружьями детишки, бродил кабанчик - неужто дикого приручили? Благообразного вида старичок нес куда-то свежевыструганное корыто. Все, включая кабанчика, с интересом поглядывали на вновь прибывших, особенно на Фрэнсиса. Из-за приоткрытой двери сарайчика, у которого стояла телега, кто-то мычал.
Да уж, жилось тут не в пример Хрюкино. Там народ тоже был знающий, деловой и мастеровитый, однако даже забора построить не додумались. За что и поплатились, хотя, конечно, неизвестно, насколько им помог бы забор.
А командовала фортом-деревенькой, опять же в отличие от Хрюкино, баба.
Именно баба, иного слова тут и не подобрать. Здоровенная, словно танк, но не заплывшая жиром, как городские толстухи, а именно здоровенная. Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет. На вид лет пятидесяти, может, чуть меньше, с щекастым пунцовым лицом, носиком-пуговкой, прищуренными карими глазами, одетая в меховую безрукавку и длинную черную юбку из грубой ткани.
Она стояла на низеньком крыльце условно центральной хаты форта и смотрела на подходящую к ней процессию.
- Вот, - доложил Шура, - на дороге взяли. С ружьями, пистолет еще и лук.
- Здравствуйте, - сказал Антон.
Женщина молча рассматривала их, словно племенную скотину на выставке.
- Мы не собирались причинить вам никакого вреда, - продолжил Антон попытку наладить общение. - Мы вообще не знали, что у вас здесь деревня…
- Ты откуда? - спросила женщина у Фрэнсиса, не обращая внимания на то, что говорит Антон. Голос у нее оказался под стать комплекции: густой бас.
- Из Камеруна, - с достоинством ответил негр.
- Из Африки, что ль?
- Из Африки, - согласился с такой формулировкой Фрэнсис.
- Врет он! Из Америки, небось! - встрял было мужик с топором, но женщина отмахнулась от него и спросила:
- Чего здесь забыл?
- Я здесь играл в футбол. За новосибирскую "Сибирь". Подписал контракт и прилетел из Парижа.
- А говорил, из Африки! Брешет он! - снова встрял мужик с топором.
- Я родился в Африке, а потом жил в Париже. Тоже играл в футбол.
- Был такой, вспомни, Коля, - вступился Шура. - Мы ж вместе с тобой игру смотрели. Он еще гол забил прямо в девятку. Кажись, с "Динамо" играли.
- Ясно. Ребенок чей? - карие глаза уставились на Ларису.
- Мой. Отец - не знаю где, я еще до катастрофы забеременела, - честно сказала Лариса.
- У нас Клавка тоже так, мы боялись, что урод родится, а девка здоровенькая родилась, Марьей назвали, - неожиданно поведала женщина и улыбнулась: - Идите в дом, у меня как раз уха поспевает.
Антон с наслаждением хлебал из глиняной миски уху, приправленную ароматными травами, с крупой и картошкой, и обсасывал мясо с ребрышек крупного окуня. Остальные занимались тем же, кроме Кирилы Кирилыча, который деловито ползал по чисто выскобленному полу.
- Сели мы тогда с мужиками и стали рассуждать, чего теперь делать, - продолжала обстоятельный рассказ о прошлом форта Ирина Ивановна - именно так звали женщину. - Помощи особой и раньше-то не было, в прежние то есть времена, а тут и вовсе нечего ждать. Шурка Филиппов и предложил: ненужные хаты разобрать, сделать забор, потому мало ли кто припрется. Ненужных-то хат много вышло - кто помер, две сгорели почти, а иные давно уже пустые стояли, народ побросал да в город подался…
Сама Ирина Ивановна была человеком наиполезнейшим - фельдшером. Но не только поэтому именно она стала негласным лидером здешней общины. Рано потеряв мужа, вторично замуж она выходить не стала, подняла троих детей - двое на момент известных событий находились в Новосибирске, одна в Питере. Хозяйство у нее было одним из лучших в деревне. Габариты и бескомпромиссный характер помогали Ирине Ивановне решать вопросы там, где не мог этого сделать даже участковый Малина - кстати, тот самый мужик с топором, который подозревал во всех бедах Америку, а во Фрэнсисе - американского парашютиста.
- Получилась у нас крепость. Оружия, жаль, мало - погнило все, поржавело, мало что удалось починить. Да и охотников у нас тут как-то испокон веку немного было… Зато кузня есть, Леонидыч нацелился сам ружье смастерить - пищалью называет.
- А порох он где берет? - удивился Фрэнсис. Им, кабы не старые запасы Кирилы Кирилыча, пришлось бы без пороха тяжело.
- Порох? Сам делает. У нас тут старый сельхозсклад неподалеку, он там какие-то минеральные удобрения находит и из них добывает.
Антон вспомнил, что когда-то читал в интернете рецепты приготовления пороха. Кажется, селитра и сера - они как раз и есть в удобрениях, - плюс древесный уголь, который добыть совсем уж ничего не стоит. А ведь не вспомнил бы, не догадался бы! Хотя удобрений у них в любом случае не было.
Жила деревня охотой, собирательством и возделыванием того, что выжило на огородах за все эти годы. Какие-то старые семена, лежавшие засохшими в пакетиках и банках, как ни странно, взошли. Дикого поросенка Фунтика действительно приручили, поймав в лесу, и теперь пытались изловить ему подругу, чтобы те начали плодиться и размножаться согласно библейским заветам. А в сарае мычал олень, причем их в деревне имелось несколько. В окрестностях как раз затеяли оленью ферму, а после катастрофы олени разбежались и прижились. Да и чего не прижиться - северный олень есть северный олень, он, считай, здесь как у себя дома…
- Вот так и живем, - заключила Ирина Ивановна. - Мясо жареное будете кушать?
- Нет, спасибо, - поблагодарил Антон. - Я ухой наелся во как!
- Я тоже, - сказал Фрэнсис.
- Ну, я вам с собой дам. Вы куда идете-то, если не секрет?
Друзья переглянулись, потом уставились на Ларису.
- Нам нужен аэродром, - сказала Лариса.
- Военный, что ли? Секретный который? - запросто уточнила Ирина Ивановна.
- Да.
- А что там делать? Там нет никого. Наши ходили, ничего полезного не нашли… Думали, оружие какое, припасы, а там самолеты ржавые. А что и нашли, тащить поленились, далеко оно, да и заболочено там, трудно добираться.
- Нужно нам, - не стала разъяснять Лариса.
- Да идите, идите. Не мое дело, - махнула рукой Ирина Ивановна. - Могу провожатого дать, а то в болото влезете да потопнете… Еще и ребенка за собой тащите. Может, оставите?
- Нет! - Лариса даже отшатнулась.
- Господь с тобой, - сказала Ирина Ивановна, - отбираю я его, что ли. Я к тому, что если туда пойдете да назад вернетесь, чего его волочить? Пускай пока здесь побудет. Вон Клавка покормит, у нее сиськи здоровые, на двоих хватит.
- Ирина Ивановна, можно вас спросить? Зачем вы нам помогаете? - не удержался Антон. - Вот провожатого даете, Кирку предлагаете оставить… Какой вам прок?
- Да никакого проку. А что ж тут такого-то? - удивилась Ирина Ивановна. - Русские же люди, хотя… э-э… - Она покосилась на Фрэнсиса. Тот засмеялся. - Вот, я ж и говорю, - обрадовалась Ирина Ивановна, - русские все люди, помогать надо. Кто ж другой разве поможет?
- На вас хоть раз нападали? - прямо уточнил Антон.
- Да нет… Медведь ходил, это было…
- Нет, я про людей. А что в Мокрушино?
- С Мокрушино мы не ссоримся, но и не сказать, чтобы дружим, - покачала головой Ирина Ивановна и нахмурилась. - Там народу-то всего ничего осталось, а пришлые, что там оказались, порядки наводить свои стали… Да еще и спиртзавод рядом.
- А что за спиртзавод? - заинтересовался Фрэнсис.
Ирина Ивановна поморщилась:
- Построили тут какие-то, как раз в шестнадцатом открыли… Короче, нехорошо все кончилось, зарезали даже кого-то, а несколько человек к нам пришло. Мокрушинские теперь сами по себе живут, мы - сами по себе. К нам не лезут, и ладно. Так, общаемся иногда по мере нужды.
- То есть вы ничего до сих пор не знаете, - заключил Антон.
- Нет. А что я должна знать?