- Ты с ума сошел?! - Антон с негодованием поднялся со скамейки. - Куда? А о Ларисе с ребенком ты забыл, повторяя твой же вопрос? А зачем мы тут горбатимся и спорим, лук сажать или морковку? Чтобы все бросить?
- Прекрати орать! - Фрэнсис тоже встал. - Я что, говорю, что надо удирать прямо сейчас? Во-первых…
- Блин, ты чиновником никогда не работал?
- Э-э… чиновником? Нет… - озадаченно сказал камерунец. - Почему?
- Да твои "во-первых", "во-вторых"… Слушали-постановили… Протокол еще начни вести.
- Я по-другому не умею. Во-первых, нужно провести разведку.
Антон покрутил пальцем у виска.
- И оставить здесь Ларису?
- Кто сказал? Пойдет один из нас, например, я. Ближайшая деревня не так далеко, к тому же у Кирилы Кирилыча есть карта. Хорошо бы найти людей, поспрашивать, что происходит.
- Допустим, - мрачно согласился Антон. - А во-вторых?
- "Во-вторых" я еще не придумал, - широко улыбнулся Фрэнсис. - Думаю, "во-вторых" само собой станет понятно по результатам разведки. Ты не против, если пойду я?
- Против, - решительно сказал Антон. - Еще как против.
- Думаешь, Лариса меня не отпустит? Из-за Кириши?
- А ты думаешь, отпустит? Ты и сам-то подумай - это не на один день в лес сходить поохотиться. Это, поди, неделя минимум. За неделю, конечно, ничего не станется, но я-то, сам понимаешь, в вопросе детей Лариске не помощник.
- Жизнь заставит… - усмехнулся Фрэнсис.
Но Антону не слишком понравилась такая перспектива. К тому же дело было не только в этом.
- Представь: деревня, люди живут себе, боятся. И вдруг приходит вот такое черное рыло с оружием и начинает что-то выяснять. Они же попрячутся по подвалам так, что никого не найдешь.
- Хм… - камерунец поскреб в затылке, - об этом я не подумал.
- И напрасно. Ладно, когда мне идти?
- Да хоть завтра. Только давай посоветуемся с Ларисой, чтобы уж всё честно. Раз нас трое, значит, нас трое. И даже если мы "за", ее мнение тоже надо учитывать.
Лариса спорить не стала. Более того, проявила самое живое участие в снаряжении Антона в путь-дорогу: собрала продукты и наказала помимо прочего поспрашивать у тамошних жителей, если встретятся, нельзя ли у них что-нибудь на что-нибудь обменять. Соль бы не помешала, лишней не бывает, а главное - детская одежда, чтоб самой не шить.
Следующим утром Антон, чувствуя себя золотоискателем, отправляющимся из лагеря к далекой фактории, стоял во дворе домика. На плече у него висела трофейная "Сайга" с полным десятизарядным магазином, еще два таких же магазина лежали в рюкзаке и один - в специально нашитом Ларисой чехольчике на куртке, чтобы быстрее достать, если что. Пистолет, изъятый у Платона, Антон решил не брать. Та же Лариса долго с ним возилась и объявила, что ПМ старенький, плохо сохранившийся, и потому доверять ему нельзя - скорее всего, заклинит. К тому же при нем было всего четыре патрона - арсенал, мягко говоря, слабенький.
Провожали его Фрэнсис и Лариса, а новоявленный Кирила Кирилыч-джуниор мирно спал в колыбельке, которую они, как и скамейку, смастерили собственными руками. Правда, с колыбелькой рисковать не стали и воспользовались гвоздями везде, где нужно.
- Давай, Антошка, - камерунец обнял Антона и похлопал по спине, вернее, по рюкзаку.
Лариса поцеловала его в щеку, а потом, засмеявшись, - в губы. "Ёлки, это ж сколько лет я не целовался, - озадаченно подумал Антон. - А сколько не трахался… И когда теперь придется со всей этой историей…"
- Если видишь, что опасно - не лезь, - напутствовал Фрэнсис на прощание. - Дальше, чем договаривались, - не лезь. Нападают, угрожают - стреляй, не раздумывая. Гуманизм остался в том мире.
- Хорошо. Считайте коммунистом, если чего.
- Не понял.
- Лариска объяснит, пока я гулять буду. Всё, чао. Айл би бэк.
- Вот это понял, - Фрэнсис засмеялся.
Антон повернулся и пошел по тропинке прочь от домика, в котором они провели такую странную и разную зиму…
Он шагал, держа "Сайгу" так, как видел в боевиках про Чечню. Там, конечно, у людей были "калашниковы", но по виду "Сайга" не особо и отличается. В каком-то фильме ветеран поучал салагу, что автомат, закинув за плечо, носят только лохи. Если что случится, снять не успеешь, и тебя шлепнут.
Вокруг перекликались птицы. Кто-то небольшой рысью пробежал впереди по своим лесным делам. Идиллия… Судя по затертой карте лесника, идти ему километров сорок. Почти все - по пересеченной местности. Хотя чего там "почти" - все. По дороге же он не попрется, мало ли кто здесь ходит по дорогам… Зверь лесной безобиднее человека, который теперь и не человек совсем, а сам зверь: жрет друг друга…
Антон готов был примириться с тем, что его убьют. В конце концов, когда-нибудь все равно придется умирать, главное, чтоб не мучительно. Нет, не хочется, конечно, и на амбразуру он ложиться не готов, но если получится вдруг, что убьют - чего поделаешь… Но Антону очень не хотелось, чтобы его съели. Чтобы какая-то мерзкая харя глодала его руку или ногу, варила суп с его печенкой. Одно дело, когда тебя схавают могильные черви, это все же естественно. "Стану я земля, когда уйду, твоей листвой, твоей травой" - то ли песня старая была, то ли стихи.
Пройдя около двух километров - на весьма приблизительный взгляд Антона, - он остановился передохнуть и поправить шнурок на ботинке. Ботинок тоже был трофейный. Много пользы, кроме вреда, принесла им шумная компания покойного Платона. Размер, правда, был великоват, но Антон напихал в носок тряпья, получилось отлично.
Лес по-прежнему щебетал, щелкал и постукивал. Снега почти не осталось, только в овражках и промоинах лежали ноздреватые серо-белые холмики. Из земли радостно лезла травка и какие-то мелкие цветочки, не подснежники - подснежники Антон видел и знал. Пнув один цветочек ногой из мелкой мести - ты сидишь тут на солнышке, а мне идти туда, не знаю куда, - Антон пошагал дальше, бормоча под нос старую аквариумовскую песенку-марш.
Хочу я стать совсем слепым
И торговаться ночью с пылью;
Пусть не подвержен я насилью,
И мне не чужд порочный дым.
Я покоряю города
С истошным воплем идиота;
Мне нравится моя работа,
Гори, гори, моя звезда!
Самое обидное, что Антон и в самом деле шел "туда - не знаю куда", потому что названия деревеньки он не знал. На карте Кирилы Кирилыча-старшего она угодила на самый сгиб, и буквы попросту не читались. Разумеется, никакой роли это не играло, но как-то неприятно было идти в безымянное место.
Для приличия Антон назвал деревеньку Хрюково и думал о ней именно так.
Заросшая за много лет, но все равно угадываемая дорога, по которой Кирила Кирилыч когда-то ездил на своем мотоцикле, давно уже исчезла, но он старался держать направление, ориентируясь на солнце. В любом случае, рано или поздно он выйдет на дорогу, а там окончательно разберется. Плохо, что ночевать придется в лесу, засветло он явно дойти не успеет, даже если очень поторопится… О том, что ждет его в деревне, Антон старался не думать. Конечно, деревня есть деревня, народ там не тот, что в городе, опять же привык кормиться с земли, друг друга жрать не бросятся. Даже если и бросятся, то не сразу. С другой стороны, отчего не пустить на тушенку случайного прохожего?
В феодальную теорию Фрэнсиса Антон поверил - уж больно убедительно она выглядела. Чего еще, в самом деле, ожидать от общества начала двадцать первого века, сразу перескочившего от телевизоров, мобилок, интернета и автомобилей к голой заднице, отсутствию пищи? Они и раньше-то друг друга поедом ели, в переносном смысле, конечно. Только тогда с жиру, а теперь - с голодухи. Профессор Огурцов предупреждал ведь. Эх, зря повесился профессор. Пошел бы с ними, не пропал бы, небось. И моторчик, может, еще поработал бы, и полезных вещей сколько мог бы им рассказать… Хотя чего он там изучал? Плазменную энергетику, кажется? Кирила Кирилыч вон даже десятилетку не закончил, а научил такому, чего Антон сроду не знал и не умел. Вон береза. Если она первая распустилась, то лето будет хорошим, ясным и солнечным, дожди будут короткие, но обильные. А если ольха первая распустилась, то жди лета холодного и дождливого. Вон бурелом. Бурелом лучше обойти, потому что перелезть с виду легко, а если ногу сломаешь или вывихнешь - беда. Короткий путь не всегда самый правильный, нормальные герои всегда идут в обход, как в "Айболите-66".
Антон в который раз спел свой марш про истошный вопль идиота и подумал, что пора бы устроить привал, когда впереди сквозь ветви мелькнуло что-то оранжевое. Он тут же остановился и упал на колено, щелкнув предохранителем. Даже порадовался сам себе - красиво среагировал! Осторожно начал красться, внимательно глядя под ноги, чтобы не наступить на ветку и не выдать себя. Звуки вокруг были все те же: птицы, потрескивание деревьев, шум ветра в вершинах - никакого признака человека. Однако Антон не торопился.
Оранжевое пятно по мере приближения оказалось нейлоновой палаткой, небольшой, на два человека. Ее купол был установлен под сосенкой, рядом - кострище, с виду очень старое, прошлогоднее. В воздухе плавал сладковатый запах тления, и Антон, уже зная, что увидит, подошел к палатке и слегка приоткрыл полог. Глянул внутрь и отшатнулся - и от зловония, и от зрелища.
В палатке, крепко обнявшись, лежали четыре полуразложившихся трупа. Мужчина, женщина и двое девочек - одна подросток, вторая совсем маленькая. Там же валялись какие-то вещи, дорожная сумка, но Антон не собирался их осматривать. Он отошел в сторону и прислонился к стволу березы.
Судя по всему, семья.
Наверное, как и они, бежали из города.
И умерли здесь, от голода или холода, в часе ходьбы от их домика, где есть огонь, пища…
Как нелепо, как же все это нелепо! Антон сжал зубы до хруста, изо всех сил врезал по дереву кулаком и запрыгал вокруг, взвыв от боли и тряся ушибленной рукой. Потом решительно повернулся и, треща кустарником, вернулся на линию своего маршрута.
Заночевал он в милом месте - на небольшом пятачке между четырех сосен, усыпанном хвоей. Быстро построил около одной сосны шалашик из пары шестов и сосновых лап, разжег небольшой костерок у входа - чудесный запас спичек Кирилы Кирилыча, Антон взял с собой два коробка, - забрался внутрь и принялся грызть полоску вяленой лосятины. Мясо было вкусным, раньше такое прокатывало как деликатес и продавалось в пакетиках по пятьдесят, что ли, граммов как закуска к пиву. Сейчас такого деликатеса у Антона в рюкзаке лежало примерно полкило.
Когда он расправился с четвертой по счету полоской и запил ужин водой из пластиковой бутылки, вокруг окончательно стемнело. Костерок уютно потрескивал, согревая протянутые ноги Антона. Наверное, он привлекал внимание, но люди поблизости вряд ли бродили, а животных огонь, напротив, отпугивал. Натянув на голову капюшон, Антон положил на колени "Сайгу" и закрыл глаза.
Конечно же, он не в первый раз ночевал в лесу. Походы, пикники, байдарки, поездки на Алтай. Но там всегда была компания - с ящиками пива, коньяком, шашлыками, плясками у костра и песнями под гитару, с пьяным путаным сексом в палатках, когда не понять, где чья нога и рука, не говоря уж об остальном. Сейчас Антон был один, и в голову полезли слышанные в тех же походах таежные страшилки. А потом он сдуру начитался бушковской "Сибирской жути" - про деревни медведей-оборотней, про лесных волосатых людей, заманивающих грибников в чащу, про заброшенные сталинские лагеря, по которым бродят жертвы еще довоенных чудовищных экспериментов…
Где-то неподалеку треснула ветка, и Антон быстро открыл глаза, сняв "Сайгу" с предохранителя.
И снова тишина.
Та самая лесная тишина, которая на самом деле наполнена миллионами разнообразных звуков. И это весной, когда еще не все ожили, вылезли на поверхность и занялись своими делами. Практически нет еще насекомых, всяких там жаб и лягушек, зато бродят по лесу лесные волосатые люди…
Тьфу ты!
Антон вполголоса обругал сам себя и принялся считать белых тигров.
Один белый тигр, два белых тигра, три белых тигра… На каком-то из тигров он мирно и глубоко заснул, даже не заметив, что костерок пыхнул среди угольков последними сполохами и погас.
Разбудил Антона дождик. Он шелестел по хвое шалаша, не протекая внутрь - значит, шалаш установлен грамотно, как учил старый лесник. Антон втянул внутрь слегка подмокшие ноги и прикинул, который сейчас час. Судя по свету с учетом туч - дождь ведь откуда-то льется - часов девять. Спина немного затекла от сидячего сна - он спал, привалившись к стволу, - но в целом организм намекал, что выспался неплохо. Вскипятив в армейском котелке травяной чай, Антон употребил его вместе с горстью сушеных лесных ягод и подождал еще немного - вдруг дождь закончится. Но у дождя явно были иные планы, и он припустил еще сильнее.
- Ну твою же мать, - беззлобно сказал Антон. - Теперь мокнуть придется.
Дождь помучил его еще немного и закончился, когда Антон вышел к шоссе.
Строго говоря, шоссе это и раньше назвать было, наверное, сложно - так, более-менее асфальтированная дорога. Сейчас здесь проехал бы разве что танк. Сориентировавшись, Антон определил, что деревенька с условным названием Хрюкино находится слева, сошел с дороги в лес и двинулся параллельно ей так, чтобы не терять из виду. Именно поэтому он едва не сломал ногу, когда споткнулся о кладбищенский памятник. Чертыхнувшись, Антон грохнулся на бок, выронив "Сайгу" и зашипев от боли. Посидел немного на заднице, растирая ушибленное колено и глядя на ушедший наполовину в землю обелиск с пустым овалом канувшей в Лету фотографии и едва различимой надписью: "Курдыган Матрена Афанасьевна. 1890–1979. Спи спокойно, дорогая мама". Сбоку ржавел скелет венка с выцветшими добела пластмассовыми цветами.
Оглядевшись, Антон утвердился в мысли, что угодил на кладбище, а стало быть, Хрюкино совсем рядом. Глядя под ноги, чтобы не споткнуться еще обо что-нибудь, он направился дальше и почти сразу увидел за соснами и осинами серые бревенчатые хаты. Деревенька казалась безжизненной, но только на первый взгляд. Присев, чтобы не маячить, Антон отметил и дымок, поднимавшийся из одной трубы, и явно прошлогодние бревна, сложенные у дальнего дома, и чисто вымытые стекла в ближней хате.
Еще вчера он разработал программу, как поступит в случае "обнаружения жизни в Хрюкино". Короткие перебежки по огородам, подкрадывание к окнам… "Пожалуй, вот эта", - решил Антон, - и заскользил между деревьев к ближней хате с чистыми стеклами.
Заглянув через окно внутрь, он ничего не увидел. Точнее, угол какой-то мебели, на стене - древний коврик с оленями на водопое, такой же был у его бабушки в Воронеже. Определенно здесь кто-то жил, все чистое, обитаемое. Пробравшись к другому окну, Антон увидел стол, на столе - стопку тарелок, чайник, стеклянный графин с водой. "И что дальше-то делать, - подумал он. - Идти на переговоры?"
Вопрос решился сам собой, когда за спиной он услышал угрожающий мужской голос:
- Ну и что ты, городской, под окнами у меня шаришься?
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Будь то жизнь или смерть - мы жаждем истины. Если мы умираем, пусть нам будет слышен наш предсмертный хрип, пусть мы ощутим смертный холод; если живем, давайте займемся делом.
Генри Дэвид Торо "Уолден, или Жизнь в лесу"
Николай Курдыган подлил в антонов стакан самогонки и ободряюще подмигнул:
- Ты пей, пей. Думаешь, небось, напою тебя да и по башке стулом? Так я давно бы это сделал, еще когда ты под окнами мельтешил. Ты ж меня не видел. И "Сайга" твоя не помогла бы.
Карабин лежал на коленях у Антона, но он и в самом деле понимал, что Николай прав.
Пожав плечами, Антон прислонил "Сайгу" к стене и махнул самогонку, заел тертой редькой, уцепив прямо пальцами из миски.
- Вот, короче, как оно…
Николай продолжил свой рассказ, который начал с того, как деревня проснулась. В отличие от города с его природным газом, электричеством, транспортом и прочей опасной ерундой, никаких техногенных катастроф в Хрюкино - деревня называлась иначе, но Антон уже привык к старому условному наименованию - не произошло. Дома не горели, машины не сталкивались, газ не взрывался.
По разным, в том числе непонятным причинам умерло двенадцать человек из тридцати трех. Еще шестерых потеряли в прошлом году, уже после пробуждения: двое повесились, трое ушли и не вернулись, один, дед Мишка, сам помер, старый был совсем.
- Мы поначалу думали, война. Потом смекнули - не война, нет. Деревья вон какие везде проросли, срубы кое-где поехали, у Ивана Фомина погреб обвалился… Поржавело все, погнило… А потом решили сообща - чего думать зря, жить надо. Плюнули и зажили.
- Вам тут проще, - сказал Антон, зачерпывая еще редьки. Овощ был вкуснейший, а у Кирилыча не рос. - Огороды, дичь…
- В городе не так, да. Приходили тут городские.
- Что хотели?
- Разное хотели. Кто еды, кто одежды, кто просился, чтобы пожить пустили.
- И вы пустили?
- Дома пустые есть, отчего не пустить. Одна семья так и живет. Точнее, пришли они порознь, а тут уж поженились. Другие дальше пошли, их на трассе прихватило, так они в Кольцово двинули. Думали, там МЧС, военные, все дела. Я отговаривал, не поверили.
- А в последнее время приходили?
- Приходили и в последнее время. - Николай взял большой грубого вида ножик и отрубил кусок от копченого кабаньего окорока, похвалив инструмент: - Батя из рессоры делал. Вечный… Так вот, приходили, да. Точнее сказать, приезжали.
- На чем? - удивился Антон.
- На велосипедах. А что ты рот раскрыл? Велосипед - машина простая, я в детстве с чердака снял еще дедов, повозился малость и давай кататься. С камерами проблема, ну так набил покрышку тряпками или каучуком, вот и езди. Жестковато, но все же не пешком. На таких они и приехали. Стали мне мозги парить - дескать, в Бердске теперь новое правительство, губернатор. Новая Сибирь называется. Наводят порядок, централизацию, а их, стало быть, послали мосты наводить с теми, кто уцелел. Я слушаю, делаю вид, что вникаю. Чем, говорю, можем посодействовать? Да ничем, говорят, мы так, обстановку оценили. Доложим, что все у вас тут хорошо, жизнь налажена. Доктора, говорит, можем прислать, если надо. Я говорю, будет надо - попросим, а пока и сами проживем. С тем и уехали.
- Они с оружием были?
- Нет, без оружия.
- И ты им не поверил.
- Не-а, - хитро улыбаясь, сказал Николай.
- А мне?
- А что тебе верить? Ты ж не из города. Иначе зачем бы расспрашивал? Да и пришел бы не один. Ты, видать, у деда Кирилы живешь?
Антон на мгновение замер, потом кивнул.
- И как там дед?
- Умер, - коротко ответил Антон.
- Вот ведь… Жалко. Я почему так подумал про тебя-то: поблизости прийти больше неоткуда, а чтобы издалека - слишком ряха у тебя, извини, сытая, да и уставшим не выглядишь. Сколько вас там?