Я кивнул головой и откинулся на спинку кресла.
- Просто расслабьтесь, - повторил уже в пятый раз Тихонов и щёлкнул тумблером на терминале…
70
Свет.
Это невыносимое сияние сводило меня с ума. Я застонал и закрыл лицо руками. Мне хотелось только одного - спрятаться, спастись от безудержного света. Но спасения не было. Вокруг уже не существовало ничего, кроме света.
Я лежал на холодном металлическом полу рядом с кроватью.
Из стен исходило ровное свечение. Перед моими обожжёнными глазами плыли неровные цветные круги. Я почти ничего не видел. Казалось, мои тюремщики решили лишить меня зрения.
- Прекратите! - крикнул я. - Я ничего не вижу! Выключите! Выключите свет!
Откуда-то издалека, из самых стен, послышался глухой нарастающий рокот, который становился пронзительнее и выше с каждой секундой, пока не рассыпался в треске странных электрических помех. Можно было подумать, что кто-то пытается включить неисправную громкую связь.
- Свет! - крикнул я.
У потолка раздался надрывный звон, на секунду я даже услышал чей-то искажённый модулятором голос, но не смог разобрать ни слова.
Я перевернулся на живот и попытался встать, но лишь с трудом приподнялся на дрожащих руках. Сил больше не оставалось, руки мои безвольно согнулись, и я упал, уткнувшись лицом в металлический пол.
- Свет… - прошептал я, хотя и понимал, что меня никто не слышит.
Я попытался представить себе темноту - глубокую холодную тьму, в которой нет ни единого источника света, идеальную чёрную тень, накрывающую меня с головой, поглощающую всего, без остатка, но, даже зажмурив глаза, я не видел ничего, кроме опустошающего белого сияния.
Свет пожирал меня, я таял в этой ослепительной бездне.
Я не чувствовал ни ног, ни рук, и даже калёный холод металлического пола уже не обжигал моё неподвижное парализованное тело. В последней беспомощной попытке хоть как-то сопротивляться этой уничтожающей меня силе я попытался приподнять голову и - провалился в пустоту.
69
Я ослеп.
Это было первой, вспыхнувшей, как умирающий зрительный нерв, мыслью, но я не почувствовал ни страха, ни разочарования, ни боли - лишь странное холодное облегчение, спокойствие, пустоту. За все дни моего заточения зрение стало лишь источником безумной бессмысленной боли, и даже когда глазам моим позволяли отдохнуть, я не мог доверять тому, что вижу.
Но мир вокруг меня вовсе не был бесцветен и пуст.
Я чувствовал плотную вискозную плёнку, на которой лежал - кто-то, наверное, перенёс меня на кровать, пока я был без сознания, - я слышал мерное шипение воздуховода, сдавленный электрический гул, доносившийся в мою камеру через гигантские воздушные шахты - шум генераторов кислорода, двигателей или энергетических установок, - а ещё я слышал чьи-то приглушённые, едва отличимые от дыхания голоса.
В моей камере кто-то был.
Я попытался приподняться на кровати, но мои виски сжимал раскалённый стальной обруч, и каждое движение причиняло мне боль.
Я прислушался к голосам.
Я действительно был не один. Ко мне, или за мной, пришли. Мужчина и женщина.
Мужчина явно с трудом заставлял себя говорить вполголоса, а иногда и вовсе забывал про шёпот, и открытые резкие окончания отдельных слов отдавали металлическим командным басом. Женский голос, наверное, принадлежал Таис, и звучал неуверенно и слабо, почти сливался с темнотой.
- Сколько можно уже? - сказал мужчина, и последнее слово, резкое, жалящее "уже" прозвучало так отчётливо и звонко, словно он нарочно хотел меня разбудить. - Ждать больше нельзя. У него уже, - опять это "уже", - критическое состояние.
- И когда ты хочешь начать? - послышался сбивчивый женский голос.
Да, это точно была Таис. Или Лида?
- Завтра, - сказал мужчина. - У нас просто нет больше времени.
Командное "нет" прозвучало так громко, что Таис раздражённо шикнула и наверняка приложила палец к губам.
- Всё-таки я против, - прошептала она. - Мы вообще не знаем, как это подействует…
Мужчина вздохнул, издав раздражённый грудной рык.
- Против ты или нет, - он снова произнёс "нет" в полный голос, - но у нас нет, - ещё одно громкое "нет", - других вариантов. Ты сама-то посмотри, что происходит.
На несколько секунд голоса исчезли, уступив тишине.
- Но есть же… - неуверенно начала Таис. - Та, из Д2.
- Это не вариант, - жёстко перебил её мужской голос. - И ты это знаешь. У него куда более стабильные показатели. Её вообще скоро переведут, скорее всего…
- Когда?
На сей раз уже Таис забыла о том, что нужно говорить вполголоса.
- Какое это сейчас имеет значение? - устало ответил мужчина. - Я вообще не понимаю, о чём мы спорим. - Он стал говорить тише; можно было подумать, что он и правда устал от этого разговора. - Ты кажется, хотела сделать ему ещё один укол?
- Погоди, - прошептала Таис. - Нужно подождать ещё несколько минут. Нельзя вот так… подряд.
- Как ты с ним возишься… - сказал мужчина. - Делай сейчас, - снова резкое неумолимое "сейчас". - Нам пора. Сколько времени уже?
Таис что-то ответила, однако голос её потонул в монотонном шуме внезапно заработавшей вентиляции, и я ничего не смог разобрать.
Я лежал на полиэтиленовой плёнке, замерев в неестественной позе - одна нога согнута в колесе, другая свисает на пол, а руки скрещены на груди, как у покойника. Слышалось едкое шипение воздуха из вентиляционной решётки и мягкие осторожные шаги - такие медлительные, как будто Таис нарочно тянула время и шла, постоянно оглядываясь назад.
Шум, доносившийся из вентиляции, затих. Откуда-то свысока потянуло хлором. Шаги прекратились - Таис остановилась у моей кровати. Я даже слышал её дыхание.
Я представил, как Таис держит в руках длинный шприц с хромированными кольцами для пальцев и медленно склоняется надо мной, заносит острую иглу.
Мне вдруг надоело притворяться спящим.
Я мог бы быстро повернуться, перехватить её за руку и отобрать шприц. Это ничего бы мне не дало - тот мужчина с командным голосом наверняка пристально следил за нами, да и я никогда не смог бы сбежать с имплантатом в правой руке, благодаря которому меня могли отключить, как зависший терминал, нажав кнопку на пульте. У меня не было плана. Однако просто лежать и притворяться я уже не мог.
Я резко дёрнулся вправо - туда, где, как я представлял, стояла Таис со шприцом, - открыл глаза и тут же замер от удивления.
Я не ослеп.
В камере было светло, однако белое свечение больше не выжигало мои глаза, а мягко струилось по ровным и пустым стенам. И передо мной стояла Лида. Лицо её показалось мне озабоченным и уставшим, но в то же время она улыбалась - едва заметно, уголками губ. Она была так красива! Длинные чёрные волосы рассыпались у неё по плечам, а на лоб упала непокорная чёлка. Лида виновато убрала её рукой, а потом наклонилась ко мне. Она хотела что-то сказать - совсем тихо, шёпотом, чтобы тот мужчина в дальнем конце комнаты не услышал.
Я посмотрел в её зелёные глаза, в которых горели похожие на искорки электрические отблески и улыбнулся в ответ. Лида вздохнула, губы её приоткрылись, и она…
68
Поначалу я почувствовал лишь боль - резкий глубокий укол, как будто кто-то вонзил длинную иглу прямо в мой правый висок. Вспухшая венка под глазом рефлекторно задёргалась, я застонал - черепная коробка раскалывалась от боли - и открыл глаза.
Первое, что я увидел, - это ровный слепой потолок без каких-либо осветительных приборов. Потом затянутое электронным жалюзями окно. Потом пугающе чёрный триптих развёрнутого ко мне терминала, несколько кнопок на котором мигали красным - как индикаторы на медицинской машине, поддерживающей неестественную жизнь.
Постепенно окружающие меня предметы стали обретать привычную чёткость. Прямые углы стен. Ровная заострённая поверхность стола. Пересечения прямых и ломаные грани. Боль затихла, хотя я всё ещё чувствовал покалывание в висках и боялся, что тот ужасный приступ скоро повторится вновь.
Я вздохнул. Дыхание не вызывало у меня ни малейших затруднений, и это почему-то обрадовало меня даже больше, чем вновь обретённый, восставший из пустоты окружающий мир - со всеми его цветами, формами, запахами и звуками.
Прошло ещё несколько секунд, прежде чем я понял, что со мной говорят:
- Вы меня слышите? - раздался чей-то голос. - Всё в порядке? Постарайтесь пока не двигаться.
Я попытался повернуть голову, посмотреть на говорящего, однако даже малейшее движение отзывалось во всём теле болью.
- Где я? - прохрипел я и тут же испугался, не узнав собственный голос. - Что произошло?
- Это… онемение, - послышалось у меня из-за спины. - Такое бывает. Скоро всё пройдёт.
Кто-то положил мне на плечо руку. Я всё ещё лежал в жёстком кресле с высоким подголовником. Нейроинтерфейс. Сеанс, наконец, завершился. Я вышел сам или же меня вывели принудительно?
- Что произошло? - повторил я.
- Всё в порядке.
Говорящий постепенно проявлялся передо мной - сначала его рука, которой он провёл по моему правому плечу и положил на кисть, как бы приветствуя старого знакомого, не имеющего сил даже подняться на ноги, потом мятый свисающий пиджак на пару размеров больше, чем нужно, потом седая голова с плохо пробритой щетиной на щеках и подбородке.
Тихонов посмотрел на меня, как отец - на своего больного сына.
- Просто тяжёлый выход, - сказал он. - Так бывает… даже с опытными операторами. Но вы всё сделали сами, завершили задание. - Тихонов улыбнулся. - Думаю, этого хватит для зачёта.
Движения уже не причиняли мне такую резкую боль; я обернулся. Все места у терминалов оказались пусты, однако у дверей стоял незнакомый мне мужчина в тесном наглухо застёгнутом костюме, похожем на дежурную форму, которую заставляли надевать на практических занятиях по химии.
- Я… последний? - спросил я.
- Да, - сказал Тихонов. - Но всё хорошо, просто… Уже через пару минут вы придёте в себя.
Тихонов снова положил руку мне на плечо, человек в форме лаборанта как-то нетерпеливо подался вперёд, распознав в движениях преподавателя тайный, лишь одному ему понятный знак, но Тихонов внезапно остановил его движением ладони.
- Кто это? - спросил я, покосившись на лаборанта в дверях.
- Из медицинского пункта, - нехотя ответил Тихонов. - Распорядки, знаете ли… Но вы посидите пока, расслабьтесь. Сейчас главное не торопиться. А потом вас осмотрят. Формальная процедура, ничего более… Но так уж полагается.
- Хорошо.
Вставать мне действительно не хотелось.
- Но почему так получилось? - спросил я. - Всё было обычно… поначалу. Но в конце… Я даже не помню точно, что произошло.
Тихонов молчал и с медитативным видом нажимал кнопки с буквами на терминале.
- Я точно прошёл? - спросил я. - Конец как-то смазан.
- Прошли, - подтвердил Тихонов. - Как я уже сказал вам… такое бывает. Не у всех и не всегда, но бывает. Это ни о чём не говорит, вы не волнуйтесь. Мы никого ещё не исключали из-за единичного случая тяжёлого выхода. И даже не заставляли идти на пересдачу.
Тихонов подмигнул мне и вновь повернулся к терминалу.
- А как остальные? - спросил я.
Тихонов, наконец, оставил в покое терминал. Кнопки, которые ещё мгновение назад вспыхивали красным, погасли; терминал отключился.
- Вас интересует кто-то конкретно? - спросил он.
Я невольно оглянулся.
- А… - Тихонов качнул головой. - Да, она так волновалась в этот раз. Она всегда переживает - даже на обычных лабораторных. Но завершила одной из первых. На самом деле вы тоже… вышли минут на пятнадцать позже, чем последний до вас. Это даже тяжёлым выходом-то сложно назвать.
Я чувствовал, как человек в одежде лаборанта напряжённо смотрит мне в спину.
- Вы не говорили, - сказал я.
- Что? - не понял Тихонов. - Что не говорил?
- Про тяжёлый выход.
- Ну, - Тихонов качнул рукой, - такое бывает далеко не у всех, да и ничего страшного в этом на самом деле нет. Скорее всего, вы переволновались или думали постоянно о чём-то другом. Например, о девушке, которая сидела за вами.
Тихонов подмигнул мне и обернулся к человеку в дверях. Профессор ничего не сказал, однако лаборант понял его без слов. Я услышал за спиной его шаги.
- А что… - начал я, - это может привести… к таким последствиям? Просто волнение или…
- Это индивидуально, - сказал Тихонов. - Собственно, реакция на нейросеанс у всех индивидуальна, поэтому мы и не говорим о каких-то побочных эффектах, потому что можно легко… запрограммировать человека.
Лаборант подошёл к нам и поприветствовал меня кивком головы. Я только сейчас заметил в его руках небольшой пластиковый чемодан. Он положил чемодан на стол, рядом с отключённым терминалом. Раздался металлический щелчок - чемодан открылся.
- Не читали ничего о нейроинтерфейсе? - спросил Тихонов. - Какие-нибудь рассказы, слухи? В соцветии иногда попадаются разные горе-разоблачения.
- Нет, не читал, - ответил я.
- Ну, и не читайте, - сказал Тихонов.
Кресло скрипнуло - лаборант повернул его к себе.
- Боль ещё чувствуете? - спросил лаборант.
- Да, - ответил я.
- Можете поднять и опустить правую руку.
Я посмотрел на свою руку, которая безвольно лежала на подлокотнике и немного приподнял её, превозмогая ноющую боль в мышцах.
- Это всё? Выше!
Я скривился от боли.
- Давайте не будет торопиться, - предложил Тихонов. - Спешки нет.
- Ладно, достаточно, - согласился лаборант.
В руке его появился тонкий фонарик, похожий на ручку.
- А теперь запрокиньте назад голову и держите глаза открытыми, - сказал он.
Я подчинился.
Он посветил мне фонариком сначала в один глаз, а потом в другой. Я с трудом сдерживался, чтобы не моргнуть; яркий луч обжигал роговицу, передо мной тут же поплыли цветные круги.
- Зачем это? - спросил я.
- Просто тест, - ответил лаборант.
- Проверка реакции на свет, - объяснил Тихонов. - Иногда после интерфейса бывают такие приступы светобоязни, ну, знаете, как у вампиров, - Тихонов хмыкнул, довольный своей шуткой. - Или на темноту. Но у вас, как я понимаю, - он посмотрел на лаборанта, - всё в порядке.
Лаборант ничего не ответил.
- Попробуйте ещё раз поднять правую руку, - сказал он, и я услышал, как Тихонов недовольно вздохнул.
На сей раз у меня получилось поднять руку почти на уровень плеча, но мышцы тут же свело от боли, и рука, как парализованная, беспомощно упала на подлокотник.
- Плохо, - сказал лаборант и вытащил из чемоданчика массивный шприц с серебристыми кольцами у поршня.
- Что это? - испуганно спросил я. - Зачем?
- Это снимет боль, - сказал лаборант. - Просто расслабьтесь и закройте глаза. Не двигайтесь.
Я не представлял, как можно расслабиться, глядя на эту иглу.
- Мне уже лучше, - начал я. - Мне кажется, если я посижу тут ещё немного, всего несколько минут…
Для убедительности я поднял обе руки, хотя они и тряслись от слабости.
- Закройте глаза и откиньтесь назад, - скомандовал лаборант.
Тихонов на сей раз не заступался и молча стоял с другой стороны моего пыточного кресла.
В конце концов это всего лишь укол. Я вздохнул, закрыл глаза и…
67
Я сидел на кровати, подобрав под себя ноги. Голова болела - я чувствовал неприятное покалывание в висках, хотя мигрень мучала меня почти после каждого пробуждения.
В камере пахло хлором.
Таис стояла напротив - в своей обычной серой униформе, похожей на костюм безродного техника на космическом корабле - и набирала что-то на клавиатуре странного устройства, выглядящего как старинный телефон.
- Так что это были за уколы? - спросил я.
- Я же вам сказала. Они помогают от вашей светобоязни. - Таис опустила телефон. - Вы помните? Я отвечала вам несколько минут назад.
- Помню, - сказал я. - Но, по-моему, вы просто приглушили здесь свет - и всё.
Освещение в камере действительно стало приятным и мягким. Из-за лёгкого полумрака даже стены теперь казались серыми, как униформа Таис.
- Ну да, конечно, - ответила Таис. - Вы же ничему не верите.
Она снова нажала на несколько кнопок на телефоне и убрала его в карман.
- Головная боль так и не проходит? - спросила она.
- После вашей пилюли стало лучше, - сказал я.
Ноги у меня затекли, и я вытянулся на кровати. Таис посмотрела на меня, нахмурившись, как если бы мне нельзя было лежать в её присутствии.
- Но всё ещё болит? - уточнила она.
- Ну, вот сейчас, когда я лежу, почти не болит. Может, мне и не вставать вовсе?
- Вам нужно двигаться, - сказала Таис.
- Какая неожиданная забота!
Таис хотела что-то возразить, но вместо этого вздохнула и закрыла глаза.
- А зачем вы пришли? - спросил я, глядя в потолок. - Чтобы дать мне таблетку от головной боли?
- Я слежу за вашим состоянием, - как-то нехотя ответила Таис.
- Могу поспорить, что моё состояние прекрасно видно на каких-нибудь мониторах вместе с круговой панорамой этой комнаты. - Я показал кивком головы на горящий глазок камеры над дверью. - Вы хотели поговорить о чём-то?
Я заметил, как у Таис вздрогнули уголки губ.
- Вы не заключённый, - сказала она. - Я думала, вам станет легче, если я буду иногда приходить сюда лично. Но я могу попросить Алика или разговаривать с вами только через коммуникатор.
- Вы знаете…
Я медленно, как отходящий после наркоза больной, сел на кровати, а потом поднялся на ноги и тут же ссутулился из-за болезненного прострела в пояснице.
- Я бы давно уже поверил во все эти истории с авариями в нейросети и прочим, если бы не одно "но"…
Таис стояла, не двигаясь, но по её взгляду было видно, что она готова в любую секунду броситься к двери.
- Если бы не одно "но", - повторил я, - если бы вы не выглядели абсолютно, в точности, до мельчайшей подробности так же, как она.
Таис попятилась.
- Я понятия не имею, о ком вы говорите, - сказала она и засунула руку в карман, где, наверное, лежало то самое, похожее на пульт управления светом устройство. - На самом деле я прекрасно понимаю, что мне не стоит приходить к вам, что я, возможно, делаю только хуже, но я уже так устала от всего этого и…
Таис внезапно как-то осунулась, сникла и прикрыла рукой лицо. Ещё секунду назад она стояла, распрямив плечи, как военные, настолько привыкшие к построениям и муштре, что держат парадное равнение даже в штатском, но теперь силы её иссякли, и она была уже не в состоянии притворяться.
- Столько времени, - сказала Таис, не поднимая головы, - и всё впустую.
- Времени? - спросил я. - И сколько я здесь? Или об этом вы тоже не можете сказать?
- Вы здесь… давно, - сказала Таис. - Просто вы сами не помните.
Она поборола свою секундную слабость и вновь гордо распрямилась.
- Значит, теперь ещё и амнезия? - спросил я.
- Это не совсем амнезия, - сказала Таис. - Это скорее… Я даже не знаю, как объяснить.
- Ладно…