– Если я иду в гости, я обязан что-нибудь принести. – Шутливая назидательность звучала в голосе приятеля.
Машина доставила их к самому подъезду. Лифт выполнил своё вертикальное дело. Натальи не было ещё дома. Василий начал с того, что достал два изящных стаканчика, лёд, налил виски.
– Со свиданьицем, – предложил он.
Потапов поддержал тост. Хрустальные изделия сошлись, издав положенный звук, а вслед за тем осуществили свою главную функцию – виски попало туда, куда следует. Василий принялся накрывать стол в гостиной. За этим занятием его и застала Наталья.
– Занимайся гостем, – приказала она, и Василий послушался её.
Теперь можно было спокойно попивать виски и рассуждать о новой экономической политике.
– К сожалению, слишком многое сейчас зависит от чиновника, – заметил Петровский.
– Есть такая проблема. Есть. Но не стоит преувеличивать её значение…
"Что бы он сказал, если бы узнал, что я не я, и что я знаю другого Сергея Потапова, – думал Василий, глядя на приятеля, – а он – другого Василия Петровского? Рехнулся бы. Ему сложнее будет это понять, чем здешнему Астахову…"
– Всякая экономика нуждается в государственном регулировании, – пояснял Потапов. – А коли так, без чиновника не обойтись.
– Но чиновнику наплевать на граждан, – возразил Петровский.
– Поэтому задача партии – держать чиновника под контролем, наказывать, если требуется…
– Идите за стол, – позвала их Наталья.
Открывшаяся картина радовала многообразием. Ещё раз выпили за встречу и сразу принялись за еду. Петровский почувствовал, что всерьёз проголодался.
– Представляешь, мы с Василием полгода не виделись. – Потапов оживлённо обращался к Наталье.
– А что вам мешает встречаться чаще?
– Мы – занятые люди. На таких, как Василий и ваш покорный слуга, Советский Союз держится. Но если серьёзно, очень много работы. Именно теперь, когда НЭП дал хорошие результаты. Партия – главная движущая сила. Инициатива граждан – это хорошо. Но кто будет направлять всё в нужное русло?.. А ты почему сок пьёшь? – заинтересовался вдруг Потапов.
– Мне сейчас алкоголь противопоказан. – Она с ласковой улыбкой посмотрела на Василия. – Мы ждём ребёнка.
– Да?! Ну, вы молодцы. Молодцы.
– А ты не женился за эти полгода?
– Нет.
– Не для того он разводился, чтобы опять жениться, – вставил своё слово Петровский.
По мрачной паузе Василий понял, что сказал нечто нехорошее. Следовало экстренно переключить внимание на что-то другое. Он схватил бутылку, принялся наполнять стаканы.
– Давайте выпьем за успех НЭПа, – вылетели сопутствующие слова.
– Нет уж, – отрезал Потапов. – Давайте выпьем за успех вашего семейного начинания. Чтобы всё получилось как надо. Я не спрашиваю, кого вам больше хочется.
– А я скажу, – весело проговорила Наталья. – Лично я хочу сына, а вот Василию всё равно.
Петровский смотрел на неё ласковыми глазами и снисходительно улыбался.
– Ну, чтобы всё было в срок и без осложнений, – уточнил Потапов.
За это и сомкнули пузатые стаканчики. Василий не был страстным ценителем виски, но вкус "Гленфиддиш" наконец распробовал. И оценил. Потянулся за осетриной, направил её в рот – не менее достойный вкус. Даже в другой вселенной.
– Бери осетрину, – побеспокоился он о приятеле. – Нежнейшая.
– Спасибо. Мне хочется салата оливье… А что вы не перебрались на дачу, в Переделкино? Уже пора.
Василий представления не имел, почему не перебрались. И про дачу ровным счётом ничего не знал. Растерянное выражение устроилось на его лице. И тут раздался голос Натальи:
– На даче не успели закончить ремонт. Вернее, закончили, но так, что мы попросили переделать. Теперь они возятся.
Гость понимающе кивнул. И тотчас задал новый вопрос:
– Где собираетесь отдыхать в этом году?
Этого Василий тоже не знал. Оставалось выказывать недоумение. Но его жена в очередной раз внесла ясность:
– Как всегда, в Коктебеле. Во второй половине июля поедем… Кстати, ты взял путевку? – Последние слова относились уже к Василию.
– Нет.
– Не забудь.
– Хорошо.
– А я поеду на Пицунду, – лениво сообщил Потапов. – Это куда лучше, чем ездить в Турцию. – Он поднял стаканчик. – За успешный отдых.
Дружеская пирушка продолжалась. Нашлось ещё несколько поводов, чтобы выпить. Разговор всё больше крутился в сфере искусств, и тон задавала Наталья. Поговорили о новой работе главного скульптора страны, заполонившего своими памятниками пол Москвы, – оказалось, что он бурно творит и в здешней вселенной, – разругали эту новую работу за невнятность, гигантизм. Василий охотно вторил супруге – она, похоже, разбиралась в этом деле. Потом переключились на последний фильм главного режиссёра страны, который был сыном главного баснописца и автора гимна СССР. Фильм тоже подвергся критике – сделан по-американски, без души, похоже, лишь для того, чтобы произвести эффект. И вновь Петровский поддакивал жене, говорившей весьма убедительно. Потапов тоже соглашался с ней.
Вдруг Наталья поднялась:
– Пойду, приготовлю кофе.
Как только они с Потаповым остались вдвоём, тот наклонился к Василию, произнёс приглушенным голосом:
– Строго между нами. Рассматривается идея разделить КПСС на две партии. На реформаторов и консерваторов. Вполне вероятно, что так и поступят. Вася, мне важно знать, какая из двух партий, если разделение осуществится, будет более успешной? Ты там общаешься со своим ангелом. Ты мне очень помог, сообщив о предстоящем возврате к новой экономической политике. Помоги ещё раз. Спроси у него. Я должен знать. Чтобы не ошибиться.
Василий изобразил нечто задумчивое на своём лице.
– Я не так часто с ним беседую…
– Вася, постарайся. Прошу тебя. И, пожалуйста, никому ни слова.
Петровский энергично кивнул – никому.
Выпив кофе, Потапов засобирался.
– Хорошо у вас, но пора домой. Завтра, к сожалению, рабочий день. – В прихожей остановился, поблагодарил за гостеприимство, а потом быстро проговорил, мучительно глянув на Петровского. – Ты постарайся. Помоги. Хорошо?
– Постараюсь, – уныло заверил его Василий.
Удовлетворенный Потапов скрылся за дверью. У подъезда его должна была ждать служебная машина.
– В чём ты обещал Сергею помочь? – поинтересовалась Наталья.
– Да-а… – Василий пренебрежительно махнул рукой. – Пустяшное дело. Информацию одну подтвердить.
Лицо Натальи посерьёзнело.
– Должна тебе сказать, что шутки у тебя… отвратительные. Хорошенький развод, если Надя умерла.
– Умерла? – вырвалось у Василия.
– Ты что, забыл?! Мы были на похоронах.
Василий молчал. Как объяснить странность собственного поведения? Нужные слова не находились.
– Иди спать. Я уберу со стола, – примирительно проговорила Наталья.
Поначалу Василий хотел помочь жене, однако, выпитое давало о себе знать, вязкая усталость охватила его. Поколебавшись некоторое время, он отправился в спальню. Засыпая, он думал о том, что с Надей получилось ой как нехорошо. Но откуда он мог знать, что в этой вселенной она умерла?
Утром Наталья ни словом не обмолвилась о вчерашнем промахе Петровского. Пока он принимал душ, возилась в кухне. Потом они завтракали под аккомпанемент рассказов о достижениях советской экономики, о коммунистической партии, которая неустанно заботится о людях. На кадрах мелькали Горбачев, Гайдар. Остановленный репортерами на выходе из зала, Чубайс поведал о следующем этапе новой экономической политики, о роли КПСС в неуклонном росте благосостояния советских граждан. Петровский поймал себя на том, что не воспринимает происходящее на экране комедией абсурда.
– Сварить кофе? – спросила Наталья.
– Да. – Василий задумчиво кивнул в знак согласия.
– Иди, поработай. Я принесу.
Он прошёл в кабинет, устроился за компьютером. Поначалу хотел продолжить работу, начатую двойником – тот знал, что здесь будут печатать, а что – нет. И вдруг он вспомнил об идее перпендикулярных вселенных. И тотчас был захвачен азартом. Пальцы спешно застучали по клавишам. Он словно боялся опоздать. Как он мог забыть?! Пол-утра занимался Бог знает чем!
Главное было записано, когда Наталья принесла кофе. Соблазнительный густой аромат вальяжно разлёгся в кабинете.
– Ты чего такой довольный? – удивилась она.
– Интересную вещь придумал. – Ему захотелось сделать что-то приятное этой женщине, проявить нежность. Он притянул её за руку, усадил на колени. – Знаешь, что я решил? Здесь у нас будет детская. – Василий обвёл комнату рукой. – Перед тем, как он появится на свет, надо сменить обстановку.
– А как же кабинет? Тебе нельзя без кабинета.
– Поставлю компьютер в спальне, – безмятежно проговорил Василий. – Буду там работать.
Она смотрела на него с любовью. Потом легкая мечтательность мелькнула в её взгляде.
– А ты не можешь попросить четырёхкомнатную квартиру?
Она была права: нынешнее его положение делало такую просьбу реальной.
– Попрошу. Как только нас станет трое, сразу подам заявление. – Он посмотрел на часы. – Пора на работу. Но прежде мне хочется кое-что сделать.
Его руки легли на груди, а губы трогали её аккуратное ушко. Он чувствовал, что встречает живейший отклик.
– Может, пойдем в спальню? – раздалось вдруг.
– Мы здесь ещё не пробовали…
Он продолжал ласкать её, всё более увлекаясь, вслед за тем задрал ей халатик, овладел ею там, в кабинете, не сходя с кресла. Это оказалось не слишком удобно – подлокотники мешали, – зато необычно. Так они раньше не пробовали заниматься любовью. Вид у Натальи был смущенный, словно они делали что-то недозволенное.
Через полчаса Петровский появился на рабочем месте. Он вновь решал судьбы людей и документов, получая от этого немалое удовлетворение. Более того, он чувствовал ответственность за будущее страны. Той, в которой жил с недавних пор, но к которой успел приноровиться. В конце концов, если он может остаться здесь до конца жизни, почему бы не сделать что-нибудь полезное?
В половине первого ему позвонил Астахов. Голос у него был понурый, блеклый.
– Надо поговорить.
– Ради Бога. Приезжай, как обычно, после шести. Место встречи тебе известно.
– А раньше нельзя? – робкая надежда слышалась в этой просьбе.
– Можно, – вздохнув, ответил Василий. – Только в этом случае не в Нижнем буфете. Я на службе. Раньше уйти не могу. Дел у меня хватает. Но так и быть: заходи ко мне на работу. Это рядом с Домом литераторов. – Петровский объяснил, где располагается главная организация советских писателей.
Астахов появился через час. Выглядел он плохо – осунувшийся, похудевший. Словно после длительного перепоя или болезни.
– Что с тобой? – вырвалось у Василия.
– Ужасно болит голова. Третий день. Раньше такого никогда не было. С трудом лекции прочитал. Прямо-таки не знаю, что делать? И в чём причина?
– Лекарство пил?
– Пил. Не помогает.
Петровский задумался на мгновение.
– Может, кофейку? С коньячком.
– Пожалуй.
Василий вызвал секретаршу, дал распоряжение. Гость был усажен на одно из кресел в углу, перед которыми располагался журнальный столик. Петровский хотел сесть рядом, но тут свежая мысль явилась ему, вытолкнула слова:
– Может, мы и так выпьем коньячку? До кофе.
Астахов кивнул. Бутылка отборного армянского коньяка, стоявшая на всякий случай в шкафу, покинула место пребывания, а с ней – две рюмки. Стеклянная поверхность столика приняла их. Нужные действия были произведены. Василий взял наполненную рюмку, глянул на гостя.
– За твоё здоровье.
Астахов принял тост. Благородная жидкость убыла по месту назначения. Василий чутко следил – проявится ли действие коньяка?
– Полегчало? – сколько надежды было вложено в этот вопрос.
– Немного, – тихо прозвучало в ответ.
Василию не терпелось поведать про своё вчерашнее открытие.
– Потом ещё должно полегчать… Слушай, я придумал интереснейшую вещь. Есть параллельные вселенные. Так? И есть люди. Они ведь тоже как вселенные. Каждый человек может быть разным. По сути человек многомерен. Он может жить в разных человеческих измерениях. Есть бытовое измерение, когда человека интересует только то, как обеспечить свою жизнь. Есть измерение нравственное, есть – научное, в котором часто пребываешь ты. Есть – политическое, и ещё куча направлений – жажда славы, денег, желание добиться чего-то, оставить свой след в истории. Чем дальше идёт эволюция, тем больше этих измерений. В первобытном мире существовало только бытовое измерение. А сейчас их уйма. И человек может пребывать в разных измерениях одновременно, переходить из одного измерения в другое. А параллельные вселенные даны нам, чтобы испытать разные варианты существования, реализовать разные варианты судьбы. Получается, что вселенные людей накладываются на параллельные вселенные пространства и времени… Я бы назвал это перпендикулярными вселенными, – осторожно добавил он, внимательно следя за реакцией Астахова.
Тот не на шутку задумался, потом поднял насмешливые, хотя и грустные глаза на Петровского.
– По-твоему, всё крутится вокруг человека?
– Да! – вскричал Василий.
– Сомнительная гипотеза…
– Можешь не принимать её. – Обида наполняла голос Петровского. – Но я считаю, что это так.
– Гомоцентризм? Человек в центре всего? Чепуха, – безапелляционно заявил Астахов. Похоже, он и впрямь почувствовал себя лучше.
Такого удара Василий не ожидал.
– Разве человек не часть природы?! – мрачно осведомился он.
– Часть. Но бесконечно малая. – Сколько снисходительности было в голосе Астахова. – Наверно, писатели имеют право думать подобным образом. Но это не научный подход. Ты меня совсем отвлёк. Я вот по какой причине хотел увидеть тебя. Ты интересуешься насчёт того, останешься ты здесь навсегда или нет? Спроси об этом своего доброго ангела. Ты, вроде, с ним общаешься. Спроси. А заодно выясни у него насчёт переходов между вселенными. Они – случайность или закономерность? Если второе, сохраняются ли переходы во временной и пространственных координатах или нет?
"Да что они с Потаповым, договорились что ли? – мрачно подумал Василий. – Спроси то, спроси это. Я что, бюро справок?"
– Я не имею возможности беседовать с ним по первому желанию. – Подчёркнутая сухость звучала в голосе. – Он является не так уж часто. Если явится, обязательно спрошу. Но когда это будет, не знаю. Вдруг не скоро.
– Как получится, – вполне спокойно проговорил Астахов. – Я тебя не подгоняю… Давай ещё по коньячку.
12
Дмитрий открыл глаза. Что это?! Незнакомый потолок с дурацкой лампой-шаром, грязно-зелёные стены, жуткие кровати с железными спинками. Где он? Как попал сюда?.. Астахов попытался подняться, и тотчас резкая, необъятная боль полыхнула в голове. Застонав, он поднял руку, но там, где он ожидал нащупать волосы, была повязка.
– Сестра, – вылез откуда-то незнакомый мужской голос, – новенький очнулся. Эй, сестра…
"Чья сестра? – мелькнуло у Дмитрия. – Моя? У меня нет сестры… Что произошло? Почему повязка?.."
Женское лицо возникло перед ним, не старое, и не молодое, вполне обыкновенное лицо с мясистым носом, увенчанное белой шапочкой. И тут он понял, о какой сестре шла речь – о медицинской. Он в больнице?
– Как вы себя чувствуете? – прозвучал мягкий голос.
– Не знаю, – тихо сказал Дмитрий. – Хотел подняться, и вдруг боль.
– Вам нельзя подниматься. Вы должны лежать.
– Я в больнице?
– Да.
Вот уж где он никак не рассчитывал появиться. Ездил, ходил, занимался делами, и вдруг такое…
– Вы говорите, лежать. А как же в туалет?
– Так же, как и раньше. Утка на что?
Нехорошее подозрение закралось в него.
– Я у вас… давно?
– Третий день.
– Третий?.. – Он был поражён. – А что произошло?
– Не помните? По голове вас ударили. Сильно. Вот вы к нам и попали.
– У меня до сих пор… на голове… рана?
– Почему, рана? – Ее лицо хранило рассудительнее спокойствие. – Вам операцию делали. Что нужно, зашили. Всё как положено.
Он верил тому, что услышал, и не верил. Неужто всё происходившее имело отношение к нему, Дмитрию Астахову? Бред. Но повязка на голове. И эта боль, оглушающая, непомерная. А где Ирина?
– Где Ирина? – вырвалось у него.
– Жена ваша? Сидела тут всё время. Уехала отдохнуть. Часа два назад уехала. Но приедет. Не волнуйтесь.
Дмитрий нахмурился, потом в полном смущении попросил:
– Можно утку?
– Утку? – переспросила она. – Я пришлю санитарку.
Вскоре появилась ещё одна женщина в белом халате, немолодая, блеклая, с выцветшими голубыми глазами и лишенным каких-либо эмоций лицом, чем-то похожая на предыдущую, без всяких колебаний откинула одеяло, сунула ему утку. И лишь увидев красноречивый взгляд Дмитрия, прикрыла одеялом срамное место. Он мучился от стыда.
Едва санитарка ушла, Дмитрий почувствовал обволакивающую усталость, закрыл глаза. Он хотел немного передохнуть, но заснул, забылся. Что-то лёгкое, непонятное виделось ему, не имеющее отношения к суровой реальности. А потом чужие голоса проникли в его сознание. Он открыл глаза. Полный мужчина в зеленоватом халате и такой же шапочке стоял около соседней кровати. Шея у него была толстая, переходящая в затылок. Речь шла о температуре, кардиограмме, анализах крови. Астахов терпеливо ждал окончания разговора. Наконец, врач освободился.
– Доктор, – негромко произнёс Дмитрий. – Можно вас?
Врач с лёгкостью повернулся, шагнул к нему.
– Проснулись? – Круглое лицо, подстать шее, выглядело приветливым. – Как вы себя чувствуете?
– Нормально. – Дмитрий попытался подняться, и опять резкая, сверлящая боль настигла его.
– Вам не стоит двигаться, – устало произнёс врач.
– Доктор, мне надо ехать. У меня лекции. Студенты ждут.
– Какие лекции, какие студенты?! – вялое раздражение наполнило голос врача. – Вам ещё лежать и лежать.
Он принялся щупать пульс у Дмитрия, осмотрел голову.
– На перевязку, – распорядился врач. – Позовёте, когда снимите.
Санитарка потянула за собой кровать, и та поехала, уступая усилию. Поплыл потолок, люстра в форме шара осталась где-то позади. Раскрывшаяся дверь выпустила их в коридор, а потом – в другую палату, стены которой покрывал белый кафель. Стараниями ещё одной санитарки часть кровати стала подниматься, превращаясь в спинку. Минуту спустя Дмитрий полусидел.
Сначала процедура снятия бинтов не доставляла ему неприятных ощущений, но потом он почувствовал боль, и чем дальше, тем больше. Дмитрий старался не подавать виду – мужчина он, в конце концов, или нет? Он лишь морщился.
Голова была освобождена от бинтов. Дмитрия разбирало любопытство – что у него там, на макушке? Но как увидишь? Инстинктивно он потянул вверх руку, но тотчас услышал:
– Нельзя! Вы что?! Нельзя…
Появился тот самый полный врач, который направил Астахова на перевязку, долго осматривал Дмитрия, вслед за тем поинтересовался: