Потом были ещё встречи, переговоры, обсуждения. И работа с новой порцией документов.
Поздно вечером, когда машина везла его домой, Сергей, устало смотревший вперед, вдруг подумал:
"Как там Василий? Пришел в себя? Как опасно быть писателем. Вбил себе в голову какую-то чепуху по поводу того, что жена не та, а та не жена, и переживает. Важно конечно вживаться в образ, но не настолько же. Так можно и до психушки дойти. А он ещё нужен. Семье, обществу. Друзьям, в конце концов, нужен. Приеду домой, позвоню."
Однако, дома он, ещё переодеваясь, включил телевизор и успел увлечься американским фильмом настолько, что плюхнулся на диван и досмотрел его до конца. А когда вспомнил о своём намерении позвонить, было совсем поздно. Сергей побыстрее отправился спать, потому что утром предстояло важное мероприятие в Кремле.
Утром он принял душ, тщательно выбрился, одел один из лучших костюмов, привезенных из Парижа. Он был готов к совещанию.
Без пятнадцати десять машина привезла Потапова на Ивановскую площадь, к первому кремлёвскому корпусу. Он прошёл через подъезд, которым, как утверждали, частенько пользовался Сталин. Поднялся по крутой лестнице на второй этаж. Длинный сводчатый коридор привел его к нужному кабинету. В приёмной Сергей увидел троих коллег по фракции, прибывших раньше его. Все они были исполнены важности, учтиво поздоровались с ним. Чуть позже подошёл ещё один их коллега, а вслед за тем надменная секретарша открыла дверь, пригласила их внутрь. Потапов бывал здесь прежде. Занял место за длинным массивным столом.
Через некоторое время из комнаты отдыха появился хозяин кабинета, вид у него был довольный, уверенный. Поздоровавшись со всеми, он занял место во главе стола.
Речь пошла о пакете законопроектов, подготовленных в Кремле и касающихся неправительственных организаций, большинство из которых привыкло жить на западные деньги. Суриков объяснял, как важно принять эти законы для блага России. И что они должны сделать всё для успешного прохождения законопроектов.
Как только всё, что он считал нужным, было сказано, Суриков поднялся, произнёс:
– Более вас не задерживаю. – Тут он глянул на Потапова, и вдруг прозвучало. – А ты, Сергей Алексеевич, задержись.
"Прямо как Мюллер Штирлицу," – тотчас мелькнуло у Сергея.
Замерев, он с готовностью смотрел на большого начальника, подходившего к нему неспешными шагами. Взгляд у Сурикова был насмешливо-испытующий.
– Доходят слухи, что ты с коммунистами переговоры ведёшь. Если так, то с какой целью?
Это было полной неожиданностью. Сергей не знал, как поступить. Обозначить свою осведомленность в тайных кремлевских замыслах или нет? Если обозначить, Суриков может спросить: откуда знаешь? И что на это ответить? Рассказать о видениях Петровского, коими он делится с ним, Потаповым? Суриков сочтёт его идиотом. И, конечно же, не поверит. Какие, к черту, видения? Решит, что он что-то скрывает.
– Что молчишь? – продрались к нему слова хозяина кабинета.
– Причина простая… – Сколь взволнованным был его голос. – Хочу лучше знать, что происходит у парламентской оппозиции.
Суриковские брови прямо-таки взлетели.
– Что-то вроде разведки?
– Что-то вроде, – не слишком уверенно согласился Сергей.
Состроив доброе лицо, Суриков ласково похлопал его по руке выше локтя.
– Откопаешь что-нибудь интересное, расскажешь.
– Да, – выдохнул Сергей.
Миновав приёмную и выйдя в коридор, Потапов приостановился у окна, открывавшего тесный внутренний двор. Горячие вопросы копошились в голове: "Кто ему сказал? Что стоит за его вопросом? Хотел выведать, что мне известно?.. Хитёр, ну, хитёр. Но мы тоже не лыком шиты. Вот будет для него сюрприз, когда он узнает о моем переходе… – И вновь частая гостья, тревога за будущее залетела в него. И родилась новая мысль. – Надо Васе позвонить. Встретиться. Слишком всё серьезно. Жизнь моя от этого зависит."
Приехав в Думу, он первым делом набрал номер Петровского. Тот оказался на работе, в редакции журнала.
– Василий, как ты?
– Да вот, тружусь. – Недовольство торчало в голосе приятеля. – А что мне ещё остается?
Потапов пропустил ворчание мимо ушей.
– Хочу увидеть тебя. Может быть, поужинаем вместе?
После небольшой паузы в трубке прозвучало:
– Вечером не могу.
Вот незадача. Сергею не хотелось откладывать разговор.
– А пообедать со мной не хочешь? У нас в Думе. Здесь приличная столовая, очень богатое меню. И цены… Впрочем, я плачу.
После очередной паузы Петровский вяло поинтересовался:
– А как я пройду… в Думу.
– Закажу тебе пропуск. Какие проблемы?
– Хорошо.
Петровский появился через полчаса. У Сергея были посетители. Он проводил приятеля в комнату отдыха, просил немного подождать, минуты три, не более. Конечно, на завершение разговора ушло больше времени. Когда Сергей заглянул в соседнее помещение, старый друг безропотно сидел на диване, погруженный в свои мысли.
– Пошли. – Сергей решительно махнул рукой.
В коридоре Петровский оглядывался по сторонам, потом произнёс:
– Странно, что здесь не Госплан, а Дума.
– Госплан здесь Бог знает когда был. В советскую пору.
– Да-да, в советскую, – безропотно поспешил согласиться Петровский.
Поведение приятеля не слишком нравилось Потапову. Тот по-прежнему был не в своей тарелке, и это состояние чересчур затягивалось. Сергей хотел видеть перед собой энергичного человека, уверенно отвечающего на разные вопросы, и прежде всего на самые важные для него, Потапова. Следовало поговорить с приятелем. Но спешить Сергей не стал – дождался, когда они окажутся за столом, приступят к обеду. В такой обстановке человек мягчеет, становится доступнее.
– Ты всё ещё разбираешься с тем, кто жена, а кто – нет? – осторожно осведомился Потапов.
– Разобрался, – неохотно выговорил Петровский.
Сергей решил высказать главную мысль.
– Надо признать, что литературой заниматься опасно. Можно так вжиться в то, что придумал, что спутать это с реальностью.
Петровский вскинул на него встревоженные глаза. И промолчал. Сергей почувствовал некоторую неловкость. И чтобы увести разговор в сторону, задал такой вопрос:
– А ты по-прежнему не выпиваешь?
– Нет.
– Но… это не навсегда?
– Не навсегда.
Он был какой-то неразговорчивый сегодня, его школьный приятель. Однако, имелась настоятельная потребность продолжить мучить его вопросами. Оглядевшись быстро по сторонам – нет ли поблизости опасных слушателей, Сергей придвинулся к приятелю, проговорил приглушенным голосом:
– Василий, ты не обижайся, но я опять хочу у тебя спросить, потому что это крайне важно для меня.
– Спрашивай, – позволил Петровский.
– По-прежнему ничего не изменилось? Коммунисты победят?
– Победят, – без тени сомнения произнёс Петровский.
Сергей с облегчением вздохнул.
– Чудненько. Тогда я продолжаю действовать в том же духе.
– Действуй, – с прежней задумчивостью одобрил Петровский.
18
Водка была допита, горячее – съедено. Слова – сказаны.
– Мне пора на работу. – Василий поднялся, отодвинул стул. – Пошли.
Он двинулся в направлении выхода, Астахов потянулся за ним. Лестница привела Василия наверх, к небольшому коридору. Дождавшись приятеля, он протянул ему руку, снисходительно проговорив:
– Ну, пока. Мне надо вернуться в Союз писателей. Я двором пройду. Так ближе. До свидания.
На том они расстались. Миновав женский туалет, Петровский открыл небольшую дверь, вышел в узкий двор, тянущийся вдоль всего Дома литераторов, до самой улицы Воровского. Скучное пространство, справа от которого поднималась усадьба Ростовых.
Вокруг не было ни единой души. Лёгкое небо накрывало здания, обступавшие Василия. Он шагал, подняв голову. Он радовался летнему небу, той теплыни, которая наконец установилась. И тут, словно вспышка, явилось ощущение чего-то странного. Он окинул быстрым взглядом окрестности – что изменилось? Вроде бы ничего. Те же кирпичные стены, равнодушные окна, тот же старый асфальт с небольшими выбоинами. И всё-таки… Неужели произошло то, чего он не хотел? Неужели он вернулся?
Петровский ускорил шаг, выскочил на улицу Воровского, свернул направо, едва не сбив пожилую женщину. Пройдя лихорадочным шагом вдоль одноэтажного здания флигеля, он хотел влететь во двор. И наткнулся на закрытые кованые ворота. За ними простирался просторный двор, который по краям ограничивали одноэтажные флигели, а деревья почти скрывали главное здание, располагавшееся посередине.
Это определенно была усадьба Ростовых. Но выглядела она как-то слишком ухоженно, солидно. И памятник Толстому не возвышался посреди двора. И дорожки проходили по-другому. И не занимали большую часть пространства машины – только три стояло справа, но его "Москвича" среди них не было.
Откуда-то сбоку по ту сторону ворот появился мужчина средних лет, весьма интеллигентный, одетый в строгий тёмный костюм. Глядя на Василия предельно спокойными глазами, учтиво осведомился:
– Вас что-то интересует?
– Разве здесь не Союз писателей? – Василий догадывался, какой у него по-глупому ошарашенный вид.
– Что, простите?!
– Союз писателей.
– Нет. Вы ошиблись. Это частная собственность, – уравновешенно отвечал мужчина.
– Простите…
Изрядно растерянный, Василий медленно двинулся в сторону Площади восстания. И только сейчас до него дошло, что открывающаяся картина имеет непривычный вид – за широкой площадью, по которой неслось множество машин, почему-то не громоздилось высотное здание, сужающееся к верху и увенчанное шпилем – одна из сталинских высоток, построенных в послевоенное время. Остановившись как вкопанный, Петровский принялся изучать другую сторону Поварской – там не было здания Театра киноактера. Солидные дома в шесть-семь этажей, какие строили в начале прошлого века, стояли сплошной стеной. Люди, которых он видел, выглядели самым обычным образом, разве что одеты были хорошо – и мужчины, и женщины. Пребывая в большой растерянности, Василий добрёл до Садового кольца. И направо, и налево ему открылись незнакомые городские пейзажи.
Эта Москва сильно отличалась от той, которую Василий только что покинул и которая, в свою очередь, во многом походила на Москву, столь ему знакомую. Но ему нравилось то, что он видел. Во всем чувствовался хороший стиль.
Василий перебрался на другую сторону Садового кольца, продолжил неспешное движение.
"Что же я скачу из вселенной во вселенную? – размышлял он. – Как блоха. Надо же, ещё одна вселенная. Мало мне прежних двух… И что теперь делать?.. Наверно, идти домой. Впрочем, я уже туда иду."
На месте Зоопарка стояли жилые здания, хотя сами улицы шли привычным для Василия образом. Так что он спустя двадцать минут достиг того места, на котором должен был располагаться его дом. И не обнаружил ничего похожего на столь привычное для него здание. Другие здания, более старые, внушительные, стояли здесь. Признаться, Петровский был готов увидеть нечто подобное.
"Что делать? – вновь задался он столь традиционным для России вопросом. – Я не знаю, где мой дом, и есть ли он вообще в этой вселенной? Я не знаю, есть ли у меня семья? Чем я зарабатываю на жизнь? Я ничего не знаю. Что мне делать? – И почему-то сразу пришел к заключению. – Надо разыскать здешнего Астахова."
Чем поможет ему Астахов, он не слишком представлял, но почему-то верил – поможет. А значит, прежде всего надо разыскать этого человека.
Он воспользовался мобильным. Но ни по одному из номеров, известных ему, найти любителя космологии не удалось. Пребывая в некоторой растерянности, Василий увидел телефонную будку, стоявшую метрах в трёхстах от него. И придумал, как решить возникшую проблему. Достигнув будки, он зашёл внутрь, взял телефонную книгу, отыскал телефоны Московского Университета, а среди них – телефон физического факультета. И тотчас воспользовался им. Ему ответил бархатистый женский голос:
– Деканат Физического факультета.
Не представившись, Василий тут же выпалил:
– У вас работает Дмитрий Астахов?
– Да… Он – наш декан.
– Как мне с ним связаться?
– Записывайте…
Получив столь желанный номер, Василий тотчас перезвонил по нему. Трубку подняли. Представительный мужской баритон проговорил:
– Астахов слушает.
Это была удача.
– Меня зовут Василий Петровский. – Голос выдавал его волнение. – Мне очень надо увидеться с вами.
– По какому вопросу?
Что сказать ему? Как убедить, что встреча необходима?
– Это касается вас и меня… Мне трудно объяснить точнее. Это долгий разговор. При встрече я всё объясню.
– Разве мы знакомы? – вежливо удивился Астахов.
– И да, и нет. Вы поймёте, когда я смогу объяснить, в чём дело.
– Ну… я готов. Где вы предлагаете встретиться?
– В Центральном доме литераторов.
– Как его найти?
– Он на улице Герцена. То есть, на Большой Никитской.
Последовала некоторая пауза.
– Я знаю Большую Никитскую. Там вовсе нет Центрального дома литераторов. – Досада сквозила в голосе. – Знаете, у меня мало времени. Если вы хотите поговорить, приезжайте ко мне на факультет.
– Я готов. Только скажите, где он находится?
– Там, где должен находиться. На Большой Никитской, рядом с Кремлем. – Он принялся объяснять, где расположено здание, в котором размещался факультет.
Выслушав его, Петровский сообщил:
– Я буду у вас через полчаса.
– Жду.
Из-за отсутствия местных денег пришлось идти пешком. Он успевал смотреть по сторонам, на окружающие здания, стараясь вспомнить, есть такие в его вселенной или нет. Здешнюю Москву Петровский узнавал лишь частично. Очень старые здания были на месте, а новые отличались от тех, которые он помнил. Здешние здания нравились ему больше.
Перейдя на другую сторону Садового кольца, Василий продолжил путь по Малой Бронной. Патриаршие пруды располагались на привычном месте, однако, никаких памятников, связанных с Булгаковым, здесь не было. Это удивило Василия.
Здания ТАСС, столь знакомого, Петровский тоже не обнаружил на привычном месте. Приютившийся на углу Большой Никитской и Бульварного кольца комплекс кирпичных зданий скорее походил на больницу. Зато Консерватория пребывала в положенном месте. И бронзовый Петр Ильич Чайковский сидел посреди небольшого садика.
Университет занимал свои старые здания на Моховой и новые, построенные в глубине. Физический факультет располагался в сравнительно современном здании в десять этажей. Василий отворил высокую дубовую дверь, вошёл внутрь.
Здешний Астахов выглядел солидно. Поднялся, пожал руку. Смотрел спокойно, изучающе. Указал на стул подле стола, дождался, когда усядется гость. И лишь тогда прозвучало:
– Я вас слушаю.
– Меня зовут Василий Петровский, – начал Василий. – Когда я сказал по телефону, что мы и знакомы, и незнакомы, я… можно сказать… дал точную формулировку. – Василий испытывал некоторую неловкость. – То, что я расскажу, покажется вам по меньшей мере странным. Только не думайте, что я нездоров, – поспешил заверить он. – С этой стороны всё нормально… – Как трудно было начать. Будто он собирался сказать нечто постыдное. – Понимаете… я из параллельной вселенной. Там тоже есть астрофизик Дмитрий Астахов, с которым я знаком. Внешне он абсолютная ваша копия. Тоже занимается астрофизикой. Особо интересуется Хокингом, Виленкиным и этим… Третий ещё был.
– Хойл, – невозмутимо подсказал Астахов.
– Да, Хойлом. Даже книжку о нём пишет.
– И я пишу, – спокойно заметил Астахов. – Хойл – весьма достойная личность.
Не понятно было, как он воспринял слова Петровского про параллельные вселенные. Следовало напирать на эту тему.
– А Виленкин в вашей вселенной тоже не получил признания в СССР и уехал в Америку, где за короткий срок стал уважаемым ученым?
– Какой СССР? – не понял Астахов. – И Америка ни при чём. Виленкин добился признания здесь, в России.
– Так у вас не было СССР? – осторожно осведомился Василий.
– Никакого СССР у нас не было. – В голосе Астахова проскользнуло некоторое раздражение.
– СССР – это Союз Советских Социалистических Республик, – бросился объяснять Петровский. – В октябре тысяча девятьсот семнадцатого года большевики захватили власть в России, потом была гражданская война, в которой они победили, а после этого был создан СССР. Та же Российская империя, но без Польши, Финляндии и Прибалтики.
Астахов строго покачал головой из стороны в сторону:
– Большевики проиграли. Это… – он пожал плечами, – известный факт. Но Российская Республика действительно не имеет в своем составе Польши, Финляндии и Прибалтики. Они существуют самостоятельно с тысяча девятьсот восемнадцатого года.
Василий скромно усмехнулся:
– А у нас перед Великой отечественной войной Прибалтику вернули в состав СССР.
– Отечественной войной тысяча восемьсот двенадцатого года? – Недоверие придавало суровое выражение лицу Астахова.
– Нет-нет, другой, которая началась в июне тысяча девятьсот сорок первого года… Она была… частью Второй мировой войны.
– И с кем мы воевали? – как-то чересчур спокойно осведомился Астахов.
– С немцами. С нацистской Германией. Которую возглавлял Гитлер… А у вас ничего такого не было?
– Вторая мировая была. А новой Отечественной войны не было.
Василий не понимал, верит ему здешний Астахов или нет? Он чувствовал необходимость привести какие-то аргументы в пользу своих слов.
– Я понимаю, что всё, что я говорю, выглядит странным. И, тем не менее, это правда. Я из параллельной вселенной. Вот, смотрите. – Он полез в карман, достал бумажник, из которого извлек три советские купюры. – Вот, смотрите, это из той вселенной, где до сих пор сохранился СССР. Видите, здесь написано: "СССР". – Из другого отделения были извлечены две карточки. – А это мои права. Эти получены в Российской Федерации. Она в той вселенной, где я всегда жил. – Немного подумав, добавил. – До недавних пор. А эти в СССР, в той вселенной, из которой я попал сюда. Понимаете, если бы я был сумасшедшим, я бы не смог подделать эти документы. Посмотрите, это всё сделано типографским способом. Там есть всякая защита.
С крайне задумчивым видом Астахов принялся разглядывать деньги и права. А Петровский несколько суетливо продолжил: