– Я, пожалуй, пойду, – холодно произнес он.
– Подождите, не обижайтесь. – Астахов поднялся, опять поморщился. – Что же у меня с головой… Вы не обижайтесь. Ваш подход слишком далёк от науки. Писатель имеет право на вымысел, а учёный – нет.
– А Эйнштейн?! – взорвался Василий. – Его теория относительности не была поначалу вымыслом?!
Астахов медленно покачал головой из стороны в сторону.
– Это было гениальное прозрение.
– В чём разница?!
– Он описывал физический мир. А вы пытаетесь засунуть туда человека.
– А человек не в этом мире?
– Только как физическое тело, не более. – Он осмотрел на часы. – Знаете что, давайте поужинаем. Я бы вас пригласил на обед, но у меня сейчас лекция. Так что давайте поужинаем. В том ресторане, где мы уже были. Подходите часам к семи. Хорошо?
– Хорошо. – Василий не мог успокоиться. – Вы только ответьте на один вопрос: кто и зачем создал вселенные? Я думаю, что они созданы Богом или, если угодно, Творцом именно для того, чтобы мы могли полностью реализовать себя, пройти некое испытание, причём параллельные вселенные позволяют попробовать разные варианты. Понимаете?
Астахов улыбнулся устало и, одновременно, с хитрецой.
– Что бы вы ни думали на этот счёт, это нельзя доказать. Это вопрос веры. Простите, мне пора на лекцию.
Они вместе вышли из кабинета Астахова, двинулись по коридору, заполненному студентами. Тут Василий вспомнил про свои размышления насчёт Булгакова, обратил испытующий взор на шедшего рядом человека.
– Михаил Булгаков вам известен?
– Нет. Кто он?
– Прекрасный писатель.
На секунду задумавшись, Астахов уверенно произнёс:
– Простите, но я про него не слышал.
Ответ не удивил Василия. Получалось, что его предположение было правильным. Здешняя реальность не дала проявиться великому таланту. Но зато, вне всякого сомнения, породила других гениев. "Я хочу узнать о них," – сказал себе Василий.
У одной распахнутой двери, подле которой стояло много студентов, Астахов произнёс: "До вечера", и свернул внутрь. А Петровский направился к выходу.
Поначалу он решил пообедать в том ресторане, где ему предстояло вечером встретиться с Астаховым, но потом он вспомнил, что у него осталось мало здешних денег, а дома он почему-то не подумал пополнить содержимое портмоне. Оставалось одно – выпить где-нибудь поблизости кофе с булочкой и на том успокоиться.
Вопреки всякой логике, Василий не пошёл в сторону Тверской, а свернул налево, юркнул меж двумя старыми домами, пересёк скучное вытянутое пространство мрачноватого двора, вслед за тем оказался в переулке, называвшемся в его вселенной Газетным. Пройдя по нему двадцать метров, он опять свернул налево, и ещё один двор, на этот раз широкий, уходящий вдаль, щедро усаженный деревьями, предстал перед ним. Слева стояло старинное белое здание в два этажа – такое, помнится, было и в его вселенной. А справа тянулся высоченный жилой дом, весьма похожий на тот, что его вселенной построили в послевоенную, ещё сталинскую пору.
Неспешно шагая, Василий думал о том, что учёные прилагают огромные усилия, чтобы изучить окружающий мир, и уже многое постигли, но это исследование самого мира. А как они ответят на вопрос, кто и зачем создал этот мир? Как смогут докопаться до самой главной истины? А помимо этого – до ответа на очень важный вопрос: в чём цель жизни человека? Изучение расширения вселенной этому не поможет. И теория струн – тоже. А вот его, Василия, идея о том, что параллельные вселенные существуют для реализации разных вариантов судьбы, подводит к ответу на главные вопросы.
"Но он прав, – вынужден был констатировать Василий. – Доказать ничего нельзя. Можно только верить, что это так. Даже мой опыт – не доказательство. Мало ли, что может утверждать некий Василий Петровский. И документы из моей и из прежней вселенной тоже ничего не докажут. Их можно сделать в любой типографии. А подлинность печатей тем более никто не подтвердит. – Он грустно усмехнулся. – Но сам-то я знаю. Я знаю, потому что прошёл через это. Параллельные вселенные есть. Они – реальность. И они – для людей."
Вот с какими мыслями Василий вышел на Брюсов переулок. Теперь он решил двигаться в направлении Тверской. Там проще было найти небольшое кафе. Перемещаться по тротуару оказалось невозможно – его занимали припаркованные машины. Василий никак не ожидал увидеть такое в благополучной России, не знакомой с властью большевиков и диктатурой пролетариата.
"Прямо как у нас," – подумал он с ухмылкой.
Идти пришлось по проезжей части в непосредственной близости от снующих машин, которые, к счастью, катили с небольшой скоростью. И что-то с этих машинах встревожило его, но он ещё не осознал, что именно. И лишь когда оказался на Тверской, обратил внимание, что автомобили едут большей частью иностранные – японские, немецкие, американские. Но порой встречались в потоке и отечественные. "Откуда здесь "Жигули" и "Лады"?!" – подивился он. Невольно глянул на другую сторону улицы и обомлел, увидев… памятник Юрию Долгорукому. Но его не было, когда он шёл к Астахову. Как мог появиться здесь этот памятник?
Ошеломлённым взором Василий принялся осматривать Тверскую, сначала в сторону Кремля, а потом – в противоположную. Ему показалось, что улица выглядит более привычно для него – не так, как совсем недавно.
Похоже, он опять перенёсся. Проскочил по "червоточине" в другое измерение, сам того не заметив. Чтобы окончательно убедиться в этом, он решительным шагом направился к зданию Моссовета. Через полминуты вошёл в знакомую дверь и тотчас наткнулся на сидевшего у входа милиционера.
– Вам чего? – вяло осведомился тот.
– Мне надо получить информацию по собственникам жилья. – Василий почти не сомневался, что обращается не по адресу, но хотел услышать ответ собственными ушами.
– Нет здесь такой информации, – скучно выговорил милиционер.
– Но я приходил сюда вчера. И меня никто не останавливал.
Смерив его пренебрежительным взглядом, страж порядка изрёк:
– Здесь только по пропускам. Пропуск у вас есть?
– Нет.
– Без пропуска нельзя.
Исчезли окончательные сомнения – перенёсся. В очередной раз. И скорее всего он оказался в своей вселенной. Той, в которой провел большую часть жизни.
Вновь выйдя на Тверскую, Василий побрёл в сторону Пушкинской площади. Он сам не знал, почему идёт в этом направлении. Вероятно, им двигало уже бесполезное намерение вернуться в редакцию в доме Сытина.
"Что же это такое? – спрашивал он себя. – Скачу по вселенным. Для чего? В чём смысл этих перемещений? Чтобы я не скучал? Чепуха! Чтобы я что-то понял? Осознал нечто важное? А что именно?.. – И тут, словно вспышка. – Перпендикулярные вселенные! Чтобы я их придумал. И написал о них. И всё, что со мной произошло и ещё произойдёт, лишь по этой причине?.."
Данное предположение показалось ему несерьёзным. А других объяснений у него пока не нашлось.
Он возвратился к дому Сытина. Достаточно было одного взгляда, чтобы удостовериться – славный памятник раннего модерна не совсем похож на тот, который он покинул менее двух часов назад. Здание не выглядело ухоженным, чистеньким. Но Василий всё-таки вошёл внутрь, поднялся на третий этаж. И смог убедиться воочию – редакции журнала "Модный интерьер" здесь нет и в помине.
Вернувшись на улицу, Василий вспомнил про оставленную подле дома Сытина, там, в недавно покинутой вселенной, машину. Глянул на небольшую площадку сбоку от дома – она была заставлена совсем другими автомобилями. Он скупо усмехнулся:
"Что у меня за манера – бросать машины моих двойников около их работы… Впрочем, не худший вариант. Там их проще найти. – И вдруг он озорно хихикнул. – Машины – пустяк по сравнению с тем, что я, кажется, сделал и тому, и другому ребёночка. Вот будет хохма, когда они узнают. Вот будет хохма…"
Впрочем, оставалась возможность того, что он вновь попал в Советский Союз. Как узнать? Не спрашивать же прохожих: у вас по-прежнему СССР и КПСС? Примут за маразматика.
Для проверки он решил побывать в усадьбе Ростовых. Не имея достаточно денег на частника, да и не зная, какими деньгами платить за проезд, Василий немедленно отправился туда пешком. Сначала по Большой Бронной, потом дворами. Он вскоре вышел на Большую Никитскую. К усадьбе Василий пошёл через ЦДЛ – так было ближе всего. Вновь ему пришлось пересечь узкий, вытянутый двор. Выскочив на Поварскую, он быстро преодолел расстояние до ворот, оказался в пространстве двора. Он смотрел туда, где оставил свою машину два дня назад. Её там не было.
"Произошло, – упала на него мысль. – Я в своей вселенной… А если её забрал двойник?"
Желая других подтверждений, Петровский прямиком направился к вахтеру. Тот встретил его вполне ожидаемым вопросом:
– Вам чего?
– Машина во дворе стояла. Рядом с памятником. Серебристая такая. "Москвич" последней модели. Не видели, куда он пропал?
Вахтер посмотрел на него чумными глазами.
– Какая серебристая? Какой "Москвич"?
– Последней модели. На нём кто-нибудь уехал?.. Вы же ворота открываете. Что, не помните?
Вахтер выглядел весьма озадаченным.
– Чтобы "Москвич"… Такого не помню.
Выходит, произошло. Но он хотел ещё доказательств.
– А меня вы знаете? – спросил Петровский.
– Нет…
– Здесь не Союз писателей СССР?
– Какой Союз? Это когда было. – Он лениво махнул рукой. – Ассоциация. Вот чего теперь тут.
– Извините. Ошибся.
Выйдя во двор, он глянул на вывеску. Он её не заметил в спешке. "Ассоциация писательских союзов" – значилось на ней. Из чего следовало, что Союз писателей СССР давно перестал существовать.
Возвращение не обрадовало Василия. Слишком ему понравилось в последней вселенной. Да и в той, в которой продолжали править коммунисты, было неплохо. Лично для него.
"Как же я не додумался попросить доброго ангела, – корил он себя. – Вот дурень! За Астахова попросил, а за себя – нет. Какая досада… Правда, я не знал, говоря с ним, про последнюю вселенную. Но остаться в СССР я бы тоже не отказался. Быть секретарём такой солидной организации престижно. И в материальном плане очень хорошо… Надо было всего лишь попросить оставить меня там. Дурак. Не догадался… – Он брёл в сторону Садового кольца, ничего не замечая вокруг. – Но если честно… Если честно, мне хотелось бы жить в последней вселенной. Там не только другая судьба у страны. Там другая судьба у народа. Там люди живут с уважением к себе."
Машины целеустремленно катили по Садовому кольцу. Их было куда больше, чем в покинутых вселенных. Рабочие возводили сбоку от проезжей части какие-то металлические конструкции. Похоже, здесь, на площади начиналась какая-то стройка. Потом Василий долго стоял на углу в ожидании зелёного света для пешеходов. Большая толпа собралась вокруг него. Лица у всех были сосредоточенные, хмурые. Окружающих его людей донимали проблемы. Эти люди ничего не знали про параллельные вселенные, про своих двойников. Петровскому отчего-то стало смешно. В параллельных мирах двойники мучились другими проблемами, ощущали другие страдания и переживали другие радости. И каждый воспринимал свои радости и страдания как самые важные.
Наконец машины прервали свой бег. Множество людей двинулось навстречу друг другу с противоположных сторон широкой улицы. Две толпы соединились и, пройдя сквозь друг друга, разошлись. Каждую влекло своё направление. А нетерпеливые машины уже надвигались на пешеходов.
У зоопарка Петровский свернул направо. Привычный маршрут. Хорошая погода. Но вместо того, чтобы наслаждаться приятным летним вечером и неспешной прогулкой, Василий сумрачно размышлял о том, что ему вновь предстоит сочинять дурацкие тексты про интерьеры, оформленные в разных стилях, будь они неладны, про мебель, которую сам он купить не может. Вспомнил он и про автомобиль, который давно следовало сменить, но денег на это не было.
Позже Василий стал думать о том, что он оставил своим двойникам? Тому, что живёт в СССР, беременную жену. Это, конечно, самый главный подарок. А ещё нового приятеля Дмитрия Астахова, помешанного на переходах между вселенными, страстно желающего сообщить миру о наличии параллельных вселенных. А кроме того, наброски нового романа. Всё записано, все идеи, ходы, сюжетные линии. Он может с лёгкостью продолжить… Ну а тот, который совсем ненадолго исчез из России, не знавшей гнёта большевиков, тоже имеет шанс получить второго ребёнка. А ещё нового знакомого Дмитрия Астахова, если тот проявит активность и разыщет главного редактора "Модного интерьера".
Следом на Василия хлынули думы о том, как живут его двойники в других вселенных, в которых ему не довелось побывать. Если в одной вселенной он прекрасно устроился, в другой – не менее прекрасно, а в третьей пусть похуже, но тоже с голоду не умирает; если он умеет работать и отнюдь не глуп, не особо надеется на власть и на чудо, он везде должен жить нормально. Хотя, кто знает? Вариантов может быть много. Даже слишком.
Достигнув своего дома, Петровский остановился. Тёплое чувство наполнило его самым неожиданным образом. Он смотрел на здание, столько лет дававшее ему кров. Он ощущал себя путником, вернувшимся после долгого отсутствия. Решительно двинувшись, он достиг входной двери, поднялся на привычный этаж, вошёл в квартиру. Он знал, что последует. И не ошибся.
– Василий, это ты? – раздался голос его здешней жены, а следом из комнаты появилась Света. Улыбнулась. – Добрый вечер. Ужинать будешь?
– Нет. Я поздно обедал. Страшно хочу пить. Чаю дашь?
– Дам.
Вскоре он сидел за кухонным столом и смотрел на Свету, которая деловито ставила чайник, готовила чаепитие. "Неужели она ничего не заподозрила?" – удивлялся он. Заметив его неотрывный взгляд, Света озадаченно спросила:
– Что ты так смотришь?
– Соскучился. – Его улыбка была мечтательной, лёгкой. – Я так давно тебя не видел.
– Сколько? – Недоверие отразилось на её лице.
– С самого утра. Но такое ощущение, будто прошло два месяца.
Света не придала его словам никакого значения. Наполнив чашки чаем, она села напротив.
– Как ты себя чувствуешь?
– Нормально. А что?
– Ты столько времени хандрил. Вёл себя странно. Всё забывал. Даже то, где работаешь. Твердил про Союз писателей СССР. Непрестанно жаловался на память. Я уж и не знала, что думать… – Помолчав, добавила несколько игриво. – Правда, супружеский долг исполнял исправно.
Нечто похожее на ревность дёрнулось в груди Василия.
– Теперь всё будет нормально, – мрачно пробормотал он.
– Может, всё-таки стоит сходить к врачу?
– В этом нет необходимости.
– Ты всё время отказываешься. По-моему, зря. Давно бы уж сходил.
Надо было как-то объяснить ей странность его недавнего поведения. Помолчав, он выговорил:
– У меня был трудный период… Можно сказать, кризис. Духовный. Я хотел бы зарабатывать писательским трудом. Но… не получается. Я просто вынужден работать в этом журнале. Сочинять дурацкие статьи. Бесперспективность заела.
Её лицо отразило живейшее сострадание.
– Бросай ты эту работу.
– А что взамен?.. Ничего, я успокоился. Как-нибудь ещё поработаю. Зато я шикарный сюжет придумал. Про параллельные вселенные. Это будет классный роман. Я сажусь за него завтра же.
Света смотрела на него ласковыми, тихими глазами. Похоже, поверила, что его странная хандра позади.
Выпив чаю, Василий отправился в большую комнату, включил телевизор. Ему страстно захотелось узнать, что происходит в этой вселенной. Он принялся поглощать информацию – внимательнейшим образом смотрел выпуск новостей. Бойкие пенсионеры дружно ругали льготы, поддерживая намерение правительства и парламента заменить их на денежные выплаты, и казалось, что более важных дел, чем отмена льгот, в России не существует. Опять кого-то взорвали в Чечне, опять боевики совершили вылазку. В Страсбурге подводили первые итоги недавнего вступления десяти новых членов Европейского Союза, Китай достиг очередных успехов в экономике, американцы по-прежнему вели боевые действия в Ираке.
"В чём отличие от той вселенной, где сохранился СССР? – спрашивал себя Василий. – Там нет войны в Чечне. Там успешно развивается экономика. Там китайцы смотрят на нас с завистью, а здесь – свысока… Не в коммунистической же идеологии дело. Наверно, там больше порядка и меньше – воровства. Там давно поняли, что нельзя плевать на людей… Впрочем, нет. Дело, наверно, в другом. Там удалось более успешно пройти соответствующую развилку в девяносто первом. Или даже раньше. Где-нибудь в середине восьмидесятых… А в той вселенной, где вообще не было СССР, развилку прошли ещё раньше – в девятнадцатом году. Там вообще…"
Раздался шум входной двери. Потом через холл прошла быстрым шагом Лена.
– Привет, пап, – бросила она, повернув на мгновение голову.
Ему стало тепло от появления дочери, от столь мимолетной фразы – он чувствовал слишком многое за коротким приветствием. Петровский встал, подошел к двери той комнаты, где ещё позавчера утром сидел за компьютером. Лена разбирала небольшой рюкзак.
– Ты что, была на тренировке? – облачилось в слова его удивление.
– Да.
– Но сейчас лето. Каникулы.
Она состроила кислое-прекислое выражение на лице.
– Пап, я тебе уже говорила. Наша секция работает. Все, кто в Москве, приходят. А уехало не так уж и много.
По непонятной причине он вспомнил, что в первой из покинутых им вселенной собирался утром отправиться с дочерью и Натальей в Сергиев Посад или Владимир. Если тамошний его двойник не побывал в Союзе писателей, он не сможет выполнить за него это обещание. "Если так, он ещё не знает, где машина, – думал Василий. – Найдет её только в понедельник… Может, мне здесь выполнить обещание?.."
– Поехали завтра куда-нибудь. В Сергиев Посад. А можно во Владимир, – предложил он. – Погода хорошая.
– Не могу, – деловито сообщила дочь. – Я уже договорилась на субботу и воскресенье. Мы с девчонками едем на дачу к Марине.
Василий насторожился.
– А её родители там будут?
– Будут, – с вызовом выпалила дочь.
Василий помолчал.
– Давай съездим куда-нибудь через неделю.
– Подумаю. Наташу возьмём с собой?
– Какую Наташу? – зыбкая тревога наполнила Петровского.
– Подругу мою. Опять у тебя провалы памяти?
– А-а, Наташу. Которая в соседнем доме живет? Конечно, возьмём… – Ещё одна давняя информация пробилась к нему, обернулась вопросом. – Слушай, по-моему, ты собиралась в Венгрию в молодежный лагерь. Ты не едешь?
– Еду. В конце июля.
Понимающе кивнув, он прошёл в большую комнату, взял книгу, уселся на кресло. Но он не читал. Мысли о Наталье одолевали его. Что она делает в этой вселенной? Разыскать её? Зачем? Что он скажет ей? Начинать всё заново, чтобы оставить так, как есть? Глупо. Ему хотелось увидеть её, ой как хотелось. Но он решил не делать этого. Пусть всё идет, как шло.
Звонок телефона прозвучал в пространстве квартиры и смолк. Трубку взяли там, в комнате. Чуть позже он услышал шаги. Света приблизилась к нему, протянула радиотелефон.
– Тебя. – И добавила, понизив голос. – Какая-то женщина.
"Наталья?!" – мелькнуло у Петровского, и тотчас неприятное предчувствие обрушилось на него.
– Слушаю, – осторожно произнёс он.