- Да я… - генерал весь сине-багровый, как новорожденный младенец, налившийся дурной кровью, принялся расстегивать свою кобуру трясущимися руками. - Я тебя… собственной рукой…
- Давайте успокоимся. - Отодвинув, словно пешку, стоящего на пути офицера, светловолосый гигант шагнул из-за спин проверяющих, поднимая широченные ладони в умиротворяющем жесте. - Не нужно делать резких движений…
- Горец? - выдержка изменила капитану Фогуту. - Да это же карнавал, солдаты! Это шпионы, переодетые офицерами! Взять их!
- Успокойтесь, капитан! - попытался спасти ситуацию полковник Зедду, но было уже поздно…
- Первый взвод, - командовал капитан Фогуту с "герцогом" в руках солдатам, окружившим группку приезжих. - Арестовать шпионов, разоружить и препроводить на гарнизонную гауптвахту. При сопротивлении - стрелять на поражение. Второй и третий - взять под контроль арсенал и парк боевых машин. Лейтенант Зоту - назначаю вас командиром разведроты. Как старший после командира офицер, беру командование бригадой на себя. Полковник Зедду, сдайте оружие! До дальнейших распоряжений вы заключаетесь под домашний арест.
- Надеюсь, вы понимаете, что это мятеж, капитан, - полковник протянул сложенный пополам ремень с кобурой фельдфебелю Набигобу. - Это воинское преступление!
- Понимаю, полковник. Жаль, что вы не поняли: преступление - все, что происходило до того.
Когда арестованных увели - все шли понуро, обреченно, только великан все оглядывался, пока не скрылся из виду, - капитан дождался, пока утихнет шум и начал:
- Солдаты! Все вы знаете, что наша великая страна находится на грани гибели. Кучка политиканов, продавшаяся врагам Метрополии, захватила власть и планомерно уничтожает все, делающее нас великими, и, прежде всего, армию. Только что я арестовал горстку шпионов, прибывших для того, чтобы уничтожить одно из последних боеспособных подразделений страны. Нас, солдаты. Горных егерей!
Ответом ему был ропот и гневные выкрики. Капитан поднял руку, заставив слушателей умолкнуть, и продолжил, демонстрируя солдатам какую-то бумагу.
- Вот приказ о разоружении бригады, расформировании и разделении личного состава по другим частям. Жирным клопам, окопавшимся в Столице, не по душе, что мы тут, на дальнем рубеже нашей родины, сдерживаем орды кровожадных дикарей, не позволяя им грабить и убивать мирных граждан, насиловать их жен и дочерей, угонять в рабство детей и стариков. Наша война названа здесь, - он поднял листок к глазам и прочел вслух: - "Геноцидом мирного населения". Вы слышали, солдаты? Геноцидом! Теперь вас не удивляет, что рядом с этим липовым генералом стоял самый настоящий горец?
Волнение в рядах было долгим, гораздо более долгим.
- Удайся этот замысел нашему врагу, - продолжил Фогуту, - мне и другим честным офицерам бригады, вместе с вами, солдаты, проливающим кровь за мир и спокойствие в нашей стране, оставалось бы только застрелиться. Но я не желаю, солдаты, сдаваться! Приняв командование нашей славной бригадой, я принимаю и другое, не менее ответственное решение…
Он сделал паузу, и в наступившей тишине звук хрустнувшего у кого-то под ботинком камушка прозвучал как выстрел Какая-то радостная волна поднималась из глубины души каждого, стоящего на плацу, заставляла сердца биться в такт. Как и остальные солдаты, жадно внимающие своему кумиру, Рой чувствовал, что он не просто уважает и любит капитана Фогуту, - он просто боготворит его!
- Мы выдвигаемся на Столицу, солдаты! - торжественно гремел голос командира. - Довольно терпеть издевательства и унижения! Это позорно для солдата - сидеть и ждать, как жертвенной овце, когда придут мясники и перережут глотку! Поддержанные другими частями, верными данной раз и навсегда присяге, мы железной метлой сметем окопавшихся в столицах выродков и их пособников!..
Солдаты больше не могли сдерживаться. Над четкими рядами вооруженных людей грянул гимн…
* * *
Колонна машин с размещенными там солдатами бригады ушла вниз, в предгорья, к городку со странным, режущим слух названием, как и все горские названия. Доррумобарруи. Гарнизон его полностью поддержал восставших, разоружил несогласных офицеров и примкнул к горно-егерской бригаде, уже названной Армией Возмездия. В опустевшем городке оставался только взвод Роя.
- Для вас, желторотики, особое задание, - пресек недовольство солдат в зародыше фельдфебель Набигобу.
Через несколько минут хмурые егеря уже выводили из обшарпанного домика с решеткой в единственном подслеповатом окошке - гарнизонной гауптвахты - разоруженных проверяющих без ремней и головных уборов и запихивали их поочередно в пыльный грузовик. Большинство шли сами, нехотя, но покорно, понимая, что они все и так обречены, а с проявившими неповиновение возиться не станут - слишком уж решительно были настроены те, кого они еще утром собирались смешать с грязью. Тащить под руки пришлось одного лишь генерала, упирающегося изо всех сил, то лепечущего про больную жену и дочерей, то просто рыдающего. Он прекратил сопротивляться, только когда Набигобу, плюнув на политесы, достал из кобуры пистолет - еще более устрашающий, чем "герцог", старомодный "маршал Ког" - и пригрозил "шлепнуть гниду на месте".
Грузовик, взрыкивая, укатил по дороге в горы, а оставшийся у опустевшей гауптвахты Рой спросил:
- Их расстреляют, господин Набигобу?
- Вот еще! - фыркнул старый вояка. - Руки марать такими слизняками. Отвезут подальше в горы, прикажут разуться, раздеться, поставят где-нибудь спиной к обрыву, затворами клацнут… Лейтенант зачитает приговор, чтобы, значит, полные штаны наложили, да пальнут поверх голов залпом. По крайней мере, капитан Фогуту именно так и распорядился. У кого сердчишко не сдюжит - вестимо, копыта отбросит. Тут уж ничего не попишешь. Слаб человек. Но не думаю - здоровенные жеребцы. Особенно генерал этот жирный. Я бы этого борова лично в расход пустил, да запретил господин капитан категорически. Благородство, вишь ли, проявил.
- А потом?
- Что потом? Пугнут да отпустят на все четыре стороны. Босиком, по камням до своих когда еще доберутся…
- А горцы?
- Что горцы? Если горцы их повяжут-порешат, мы тут ни при чем. Слыхал, как они их тут защищали? Мы, мол, звери, геноцид творим над мирным горским населением! Пусть теперь на своей шкуре испытают, какие их разлюбезные горцы белые да пушистые.
- Господин Набигобу, - замялся Рой, - а нельзя было… вообще без этого обойтись?
- Без чего? - прищурился фельдфебель. - Ты, капрал, ври, да не завирайся. Ты еще не родился, даже в планах у родителей своих не стоял, а я уже с винтовкой под колючей проволокой ползал, штыком чучела соломенные пырял. Это война, понял? Мы ее первые залпы проморгали, думали, в покое нас оставят, дадут, как прежде, за страну кровь спокойно проливать, жизнь свою не жалеть. Ан, нет - добрались и до нас. Лишние мы этой власти, чужие. Хуже пасынков. Вот Отцы - да. Они сами нашей кости были, понимали, что солдату нужно…
- Излучение по два раза в день, чтобы гимны лучше пелись?
Фельдфебель, отвернувшись, докурил в два затяга сигарету, аккуратно затоптал тлеющий окурок и только после этого повернулся к Рою.
- Смотрю я на тебя, капрал, - вроде наш в доску. Из простой семьи, не из интеллигентов каких, на заводе танки клепал, повоевать успел, нюхнул пороха, кровянку пролил… А все равно - не такой какой-то. Будто не наш. Задумываешься все о чем-то… Гимны тебе не нравятся? Врешь. Сам видел, как ты орал со всеми, надсаживался. Скажешь, нет?
- Не скажу, - насупился Рой. - Но все равно, как-то…
- Ты думаешь, почему я тебя с ними не отправил? - мотнул фельдфебель головой в сторону дороги, над которой еще не осела пыль, поднятая колесами грузовика. - Конституцию твою душевную тонкую пожалел? Что там жалеть? В спектакле этом любой поучаствовать сможет - поверх голов пулять, это не самому под пулю становиться. Нет, капрал Гаал. Тебе другое предстоит.
Рой открыл рот, чтобы спросить, но не успел: из-за домов с ревом выскочил открытый автомобиль со скалящим зубы капитаном Фогуту за рулем.
- Едва вырвался, - отер он рукавом пыль с лица. - Гарнизон наш, колонна движется дальше. У нас от силы полчаса, чтобы решить все проблемы, а потом надо догонять. Как там наша расстрельная команда?
- Молодцом держались, - похвалил солдат Набигобу. - Никто и виду не подал. А столичные хлыщи раскисли. Генерала этого паркетного едва не по кускам в кузов затаскивали.
Где-то далеко-далеко, совсем нестрашно, треснул нестройный залп.
- Ну, вот и все, - потер руки капитан. - Думаю, они сюда заезжать не будут - сразу на Доррумобарруи рванут. Поторопимся.
Фельдфебель с капралом зашли в здание гауптвахты, где в отдельной камере, вольготно расположившись на нарах, полулежал давешний горец. Руки его были скованы наручниками, но они смотрелись игрушкой на толстенных - в голень Роя толщиной - запястьях великана. Казалось, стоит ему только шевельнуть руками, и стальные дужки, глубоко врезавшиеся в коричневую кожу, лопнут, будто гнилые бечевки. Несмотря на рост и стать, он показался Гаалу мальчишкой, охотно включившимся в новую для себя игру и не собирающимся пока нарушать не им установленных правил. Вот только, похоже, в этой игре нельзя будет крикнуть: "Чур, нещетово!" и прекратить ее, когда захочется…
Да он и был, по сути, мальчишкой: Рой только сейчас, вблизи, увидел, насколько тот молод, - едва ли не моложе его самого. Еще, наверное, и не брился никогда, если эти горцы вообще бреются.
Он наткнулся на прямой открытый взгляд глаз - не золотистых, как у того горца, а ярко-голубых, как виденное мельком (или привидевшееся) небо чужого мира, - и ему захотелось уйти, убежать отсюда. Хоть куда, но только чтобы эта затянувшаяся игра завершалась без него.
- Выходите, арестованный, - отпер решетчатую дверь фельдфебель…
* * *
Автомобиль капитана остановился в паре километров от городка, в распадке между двух невысоких сопок. Могучему Зартаку уже не хватало здесь мощи вздыбить каменные волны на километровую высоту, и они постепенно понижались, чтобы в нескольких десятках километров влиться в огромную равнину. Когда-то здесь добывали камень, и четверть одной из сопок была стесана до белоснежной сердцевины, истерзанной бурами, клиньями и пилами, с помощью которых от основного монолита отделяли ровные, словно кубики рафинада, каменные параллелепипеды, часть из которых так и валялась здесь. Помпезный "имперский" стиль канул в вечность вместе с монархией, а функциональной архитектуре "эпохи Отцов" почти не требовался натуральный камень - строители легко обходились железобетоном и кирпичом.
Вел вездеход сам Фогуту, а Рой с фельдфебелем на заднем сиденье стискивали плечами арестованного. Или делали вид, что стискивают, сами вжатые в дверцы могучими бицепсами. Капралу все время казалось, что пленник пытается сжаться, сделаться поуже, не из-за неуверенности или страха - великану было стыдно, что он своими габаритами доставляет неудобство соседям. Он несколько раз по дороге пытался заговорить, но Набигобу только свирепо цыкал на него, и это дитя природы послушно замолкало, будто взаправдашний малыш, ненароком затесавшийся во взрослую компанию.
"Я больше так не могу! - в панике думал Рой, до боли в руках сжимая автомат. - Пусть этот кошмар поскорее кончится!.."
Он пытался себя убедить, что это - все та же самая комедия. Что огромного подростка только "пугнут, чтобы наложил в штаны" и отпустят с миром. Но сам не верил себе…
- Все, приехали, - капитан легко соскочил в белоснежную пыль и взял с пассажирского сиденья автомат. - Вылезайте.
Вся троица неуклюже выбралась из вездехода, причем горец пытался помочь обоим своим конвоирам.
- Набигобу! Остаешься здесь и охраняешь машину.
Фельдфебель неуверенно глянул на Роя.
- Может, пусть малец лучше покараулит? Мне сподручнее как-то…
- Выполняйте приказ, фельдфебель! - в голосе капитана лязгнул металл.
- Слушаюсь! - прищелкнул каблуками старый солдат.
Трое - капитан впереди, горец посередине, капрал замыкающим - долго спускались по крутой, прихотливо виляющей по склону тропке в напоминающую пустой мраморный бассейн котловину. Рой не мог оторвать глаз от ног пленника, казалось не касающихся неверной тропы. С такой грацией по каменному крошеву мог скользить только местный житель, карабкающийся по горам с самого рождения. Значит, капитан прав, и этот большой ребенок - вражеский шпион?
- Довольно, - остановился капитан. - Вот тут хорошее место. Раздевайся, - бросил он арестованному.
- Послушайте, - вновь подал тот голос - глубокий, красивый, как у оперных певцов, которых Рой в прошлой жизни иногда видел по телевизору. - Может быть, вы все же выслушаете меня? Сейчас нас только трое, и я, наверное…
- Раздевайся, сволочь! - Лицо офицера исказилось ненавистью - Гаал еще никогда не видел его таким. - И заткнись сам, если не хочешь, чтобы я заткнул тебе рот вот этим!
Он выхватил пистолет и сунул его прямо в лицо отшатнувшемуся великану, до крови разбив тому губу.
- Расстегни ему наручники, капрал!
Рой осторожно, чтобы не поранить запястья арестованного, опухшие так, что дужки почти скрывались в сине-багровой складке, отомкнул "браслеты" и снял их, заслужив благодарный взгляд необыкновенных глаз необыкновенного "малыша".
Он быстро освободился от одежды и стоял теперь перед егерями в одних серебристых трусах, прекрасный, как бронзовая статуя древнего героя из Императорского Музея, которую Рой видел еще в школе. Стоял перед двумя вооруженными людьми и спокойно улыбался, растирая запястья. По подбородку стекала струйка крови - похоже, капитан стволом пистолета выбил ему зуб, - но он даже не пытался утереться. Он не пытался бежать, не думал, судя по всему, о сопротивлении. Он продолжал выполнять правила чужой игры…
- Видал, какие штаны? - указал стволом пистолета Фогуту. - Они их, говорят, из паутины ткут. Даже не они, а сами пауки для них стараются. Верно, а, горец?
- Неверно, - горец улыбнулся. - Я - не горец, а эта ткань не паутина, а синтешелк. Ее вообще не ткут - прямо готовую одежду и делают. Машина такая есть…
- Что ты мне тут заливаешь? - вскипел офицер. - Какие машины? Вы же дикари! Нахватались слов, как дрессированные вороны, и каркаете их, не понимая смысла.
- Вы не правы…
- Заткнись. Даю тебе последний шанс, горец! Скажи, сколько ваших шпионов рулят проклятыми выродками в Столице, назови их имена, как их найти, и будешь жить.
- Мы никем не рулим…
- Все. Десять шагов вперед, не оборачиваясь.
Великан повернулся и пошел, так же легко ступая по каменному крошеву босыми ногами, как капрал в сапогах.
- Огонь! - прошипел Фогуту, толкая Роя в плечо рукоятью пистолета. - Очередью. Цель ниже лопаток - ствол уведет вверх.
Капрал медленно поднял автомат, кажущийся таким тяжелым, словно на ствол подвесили двухпудовую гирю.
"Сейчас, - стучало у него в мозгу. - Сейчас я нажму на спуск, и этот человек умрет. С такого расстояния пули пробьют его навылет. И разом отомщу за Дону, за маму… За все… А как же тот горец, полет, счастливый мир под голубым небом?.."
- Нет, я не могу. - Автомат с лязгом вывалился из его ставших вдруг ватными рук. - Давайте отпустим его, господин капитан! Его нельзя убивать - вы же видите! Он сумасшедший! С сумасшедшими не воюют!
- Прекрати истерику, щенок! - Глаза Фогуту сузились, словно смотровые щели вездехода. - Я так и знал, что ты не солдат, а баба! Убедиться только хотел окончательно. Подними автомат, тряпка, и стань в сторонке. Смотри, как поступает с врагами и шпионами настоящий солдат…
Похоже, что приговоренный все отлично слышал. Он полуобернулся на ходу, но не остановился, а Рой, трясясь, словно в лихорадке, немо смотрел на его широкую треугольную спину и ждал выстрела и черной дырки под левой лопаткой.
- Стой, - сказал господин капитан, не повышая голоса. - Повернись. Я хочу видеть страх в глазах твари, в которую буду стрелять.
Горец остановился и снова повернулся к нему. В глазах его не было никакого страха - Рой мог в этом поклясться!
- Стрелять? - сказал он, делая шаг. - В меня? За что? Впрочем, это неважно… Дайте сюда пистолет.
Господин капитан, держа пистолет у бедра, навел дуло на горца.
- Я считаю до трех, - сказал он. - Вернись на место. Раз!
- А ну, дайте сюда пистолет, - сказал горец, протягивая руку и направляясь к господину капитану. - Ваша игра не удалась: я, как видите, не боюсь вас.
- Два! - сказал господин капитан.
- Не надо! - крикнул Рой.
Господин капитан выстрелил. Горец был уже близко. Рой видел, как пуля попала ему в плечо и как он отшатнулся, словно налетел на препятствие.
- Дурак, - сказал горец. - Дайте сюда оружие, злобный дурак…
Он не остановился, он все шел на господина капитана, протянув руку за оружием, и из дырки на плече вдруг толчком выплеснулась кровь. А господин капитан, издав странный скрипящий звук, попятился и очень быстро выстрелил три раза подряд прямо в широкую коричневую грудь. Горца отбросило, он упал на спину, сейчас же вскочил, снова упал, приподнялся, и господин капитан, присев от напряжения, выпустил в него еще три пули. Горец перевалился на живот и застыл.
У Роя все поплыло перед глазами, и он без сил опустился на пыльный каменный куб. Ноги его не держали. В ушах его все еще звучал отвратительный плотный хруст, с которым пули входили в тело этого странного человека, появившегося в его жизни так внезапно и так же внезапно ушедшего. Потом он опомнился, но еще некоторое время сидел, не рискуя подняться на ноги.
Коричневое тело горца лежало среди белоснежных камней и само было неподвижно, как камень. Алые струйки медленно ползли по жадно впитывающей их пыли. Господин капитан стоял на прежнем месте и, держа пистолет наготове, курил, жадно затягиваясь. На Роя он не смотрел. Потом он докурил до конца, до самых губ, обжигаясь, отбросил окурок и сделал два шага в сторону убитого. Но уже второй шаг был очень короткий. Господин капитан так и не решился подойти вплотную. Он произвел контрольный выстрел с десяти шагов. Он промахнулся. Рой видел, как каменная пыль брызнула рядом с головой горца…
ЧАСТЬ 2
КАТОРЖНИК
Глава 7
Так-так… Да-да… Нет-нет… Так-так… Так-так… Да-да…
Колеса поезда отстукивали свой неровный ритм, наматывая километр за километром, и порой Рою, лежащему на своей жесткой полке, казалось, что он начинает улавливать в этом перестуке какой-то смысл. Но иллюзия тут же исчезала - полотно укладывали во время войны, когда было не до стандартов. Неточности стыка, неровности насыпи и масса прочих мелочей и порождали такую замысловатую мелодию.