- Если хочешь просто жить, выбери себе планету по вкусу и живи на дне атмосферы. А космос - это интриги. Космос - место столкновения интересов, здесь нет спокойной жизни. Тем более для одиночки. - Никольский жестко прищурился и припечатал: - Затопчут.
А ведь Чак прав, растерянно подумала я. Одиночке правда не выжить; сколько раз на моей памяти отца выручали... я думала, друзья, а выходит - коллеги-разведчики? Сколько раз он срывался с места, ничего не объясняя, бросив коротко: "Так, дело возникло"; мне и в голову не приходило, что этим "делом" могло быть... ой, а мама?! С мамой его тоже свело задание СБ?!
- Альо, дай себе время, - тихо заговорил папин (и мой?) друг, агент СБ Чак Никольский. - Ты поймешь, что иначе нельзя. Поверь, никто не собирается ломать тебя, принуждать к чему-то, отправлять на задания против воли. Та же работа, к какой ты готовилась и какую собиралась честно делать. Альо, это обычная изнанка жизни любого свободного капитана. Блонди работает на нашу СБ, Телла на их ИО, Светлый и Паскуда Дракс служат Империи, а Черное Лезвие, насколько я знаю, опять переметнулся от своей любимой "Юнайтед Стеллс" и временно пашет на ящеров. Ну и что?
Я невольно хихикнула: роман Черного Лезвия и "Юнайтед Стеллс" - самая забавная из всех мыльных опер Нейтрала. Чак, наверное, и хотел немного меня развеселить. Психолог долбаный.
- Любой, кого можешь ты встретить в космосе, - продолжил между тем Никольский, - работает на чью-то разведку. И хорошо, если на одну. За деньги или из патриотизма, заботясь о пользе своей расы или о собственном процветании, но за новыми сведениями охотится каждый. Девочка, космос - не территория мира и дружбы, как учат детей в наших школах. Космос - передний край борьбы за выживание, и в этой борьбе информация решает всё.
- Чак, хватит, - не выдержала я. - Я понимаю, что ты хочешь мне доказать. Я благодарна тебе за поддержку. Честно, Чак! Но сейчас я не хочу об этом думать. У меня на плечах более актуальная проблема.
- Проблему нашла, - протянул Чак. - Через такие ситуации проходит каждый.
Дверь приоткрылась.
- Никольский, давай-ка сюда.
Чак вскочил, ободряюще сжал мое плечо и вышел. Я осталась одна; правда, теперь мне было над чем подумать.
Нет, разговор с Никольским совсем меня не успокоил. Хотя он прав, конечно, во всем прав.
Не паниковать. Не оправдываться. Не оказывать сопротивления. Смогу я не оказывать сопротивления? Хо, еще бы! Сопротивление в любом случае было бы бессмысленным. Сдаться самой? Что ж, может, и это получится. "Привет, ребята, прослышала о розыске и решила узнать, в чем дело"? Признать их правоту, согласиться с задержанием, терпеливо ждать суда и надеяться на справедливость? Да запросто. Будь это кто угодно, но не ханны.
- Капитан Три Звездочки, прошу.
А что мне еще остается...
Никольский уже ушел, а у меня оставалась к нему одна просьба. Ладно, авось и сам догадается.
- Альо, каковы дальнейшие ваши планы? - землянин глядел мне в глаза с цепким интересом разведчика и бесцеремонностью потенциального нанимателя.
- Какие планы, - буркнула я. - Ханны. Никольский советует самой сдаться.
- Разумно, - деликатно подтвердил трил. - При таком маневре шансы на благополучный исход дела возрастают значительно.
Выкручивайся как знаешь, киска, так получается? Ну и ладно! Спасибо Чаку, я теперь представляю, как именно надо выкручиваться.
- Мне пора.
- Один вопрос еще, капитан Три Звездочки. Общий наш вопрос, - трил коснулся щупом землянина. - Мой уважаемый гость хотел бы видеть вас своим агентом. Я, в свою очередь, был бы рад, предпочти вы ИО. Признаться, в настоящий момент разница почти стирается: видимо, ваши задания будут исходить уже от объединенной службы. И все же, Зико Альо Мралла, капитан Три Звездочки, соблаговолите сделать хотя бы формальный выбор.
- Кто-то же должен оплатить вам этот рейс, - добавил землянин.
- Я не хочу выбирать. Не хочу ввязываться в ваши игры.
- Поздно, - отрезал землянин. - Уже ввязалась.
- Обстоятельства вынудили, - Этот землянин, пожалуй, будет суровым шефом. Но какие слова он скажет мне сейчас, я знаю. И не хочу их слышать! - Только не надо говорить, что они до сих пор вынуждают. Сама понимаю, в сторонке отсидеться не получится. А жаль. И вообще, скажу честно, я предпочла бы оказаться на стороне Империи. У них больше шансов.
- Так в чем же дело? - вскинул брови землянин.
- В чисто личных обстоятельствах, - фыркнула я. - Иллы.
Я помолчала с минуту. НИ землянин, ни трил молчания не прерывали. Жаль.
- Давайте отложим на потом. Вы извините, но с моими нынешними проблемами как-то не думается о будущем. А насчет платы за рейс - ну, скиньтесь и переведите на мой счет. Если сочтете нужным. В конце концов, если меня оправдают, этот рейс будет оплачен в рамках контракта. А нет... мертвым деньги не нужны.
Вошел Никольский, поглядел на меня хмуро. Сообщил:
- По ханну у каждой стоянки и у каждого шлюза.
- Резервный выход? - быстро спросил землянин.
- Вот там чисто. Альо, хочешь уйти? Правда, без гарантии, что снаружи не ждут.
- Зачем? Затягивать неизбежное, - я пожала плечами, стараясь скрыть внезапный страх. - Чак, ты ведь проследишь за "Мурлыкой"?
- Будет ждать тебя в полном порядке. Удачи, Альо.
- Она мне понадобится, - согласилась я.
И пошла сдаваться.
- До встречи, - бросил вслед землянин. Ну-ну...
6. СУД СУДЬБЫ
Ждать - искусство, в котором трудно достичь совершенства. Ждать, когда минута кажется часом, а день - вечностью...
Обычно я неплохо чувствую время, но сейчас...
Ослепительный белый свет, оглушительная тишина, ни малейшего колебания гравитации, полная экранизация всех видов полей и излучений. Коробка с пайками в углу, простейшей конструкции санузел - в другом. Голые стены, голый пол, датчики слежения на потолке. Никаких посетителей. Никаких допросов - после того, единственного, где я отослала пятерку обвинителей за объяснениями к пещерникам. Вполне вежливо, между прочим, отослала! Куда вежливей, чем обращались со мной бойцы из группы захвата по пути сюда.
Сюда - на ханнский курьерский корабль. Я задумываюсь, где мы сейчас. Пустые мысли, вполне годные на нудный процесс убивания времени. Мы можем быть где угодно - ханнский курьер почти дотягивает в вооружении до человечьего эсминца, а в автономности даже превосходит.
Пустые мысли, помогающие отогнать ужас ожидания. Иногда я не выдерживаю тишины, начинаю говорить, но уже через пару минут не могу вспомнить, что несла... и я не говорю подолгу. Потому что стены поглощают звук, и собственный голос порождает жуткое ощущение вселенского одиночества, от которого хочется выть и кидаться на дверь с выпущенными когтями. Я не знаю, неделя прошла или две; а может, уже месяц? Да нет, не может быть, они не могут так затягивать дознание, не имеют права! Пусть они не захотели отвезти меня на Рах и провести расследование на месте (как обычно и делают в подобных случаях!), но ведь любой из них за это время раз десять мог слетать туда и обратно! Безопаснику пещерников никакого резона нет отрицать мои слова, да и не в характере пещерников сдавать своих; но сомнения начинают одолевать меня. Сомнения, поднимающие с темного дна души страх и злобу. Иногда страх берет верх. Иногда злоба перерастает в бешенство, черное бешенство с горьким осознанием собственной беспомощности: нейробраслеты на руках отзываются болью даже на побуждение к сопротивлению, и открытым бунтом я добьюсь разве что болевого шока. Пока я не даю воли ни страху, ни бешенству, пока я держу себя в руках. Потерявший самообладание - первый кандидат в покойники, это верно в бою, но здесь и сейчас, кажется, еще вернее. Спесивые рыжие бестии специально мурыжат меня, я понимаю: они не могут казнить меня как дезертира, но преспокойно шлепнут при малейшей попытке к сопротивлению. Не дождетесь, цежу я сквозь зубы, и закрываю глаза, и вспоминаю какую-нибудь ерунду - приятную или нет, без разницы, лишь бы она не касалась ни Рах, ни ханнов. Иногда мне и в самом деле удается отвлечься, и это становится поводом чуть-чуть погордиться собой.
Я постоянно хочу спать. Не скажу, что мне мешает свет, нет. Скорее, абсолютная тишина и неизменность. Я засыпаю часто, но ненадолго, и сон не приносит отдыха. В первые дни я часто и с удовольствием представляла рожи охранников в ту минуту, когда им придется извиниться, снять с моих рук браслеты и отдать честь, сообщая о полном оправдании. Теперь я мечтаю только о нормальном сне. Десять, нет, лучше четырнадцать часов. И не в койке, пожалуй, а в ванне с биогелем. Не все ли равно, какие морды будут у рыжих бестий. Так и так я останусь с ними в расплёве.
Я обрадовалась, когда за мной пришли. Обрадовалась, хотя оправданием и извинениями явно не пахло; обрадовалась просто потому, что произошло хоть что-то, разбившее сводящую с ума ослепительную белую монотонность. Меня перевели через коридор - каких-то пять, шесть секунд, а сколько событий: слегка шершавый камнепластовый пол, цоканье шагов, чуть слышное гудение воздухообмена, и привычное разнообразие полей, безошибочно указывающее - висим на орбите; и успокаивающе серые стены, и милосердно тусклое дежурное освещение... резкий запах напряженной готовности от охранников, побуждающий и меня собраться и быть готовой.
Мягкий, на грани слышимости шорох двери, за которой ждет - что?
Всё та же пятерка обвинителей. И никого из тех, кто может подтвердить мои слова. Да за это время не то что на Рах, на Триали раза три смотаться можно! Не говоря уж о Пещерах! Они не хотят, ударяет меня убийственная в очевидности своей мысль, они специально время тянут, им же придется меня оправдать, все равно придется, а не хочется! Они ждут, что я сорвусь! И тогда уже неважно будет, они правы или я: сопротивление дознанию и суду приравнивается к полному признанию вины.
- Три Звездочки, гвардия и Совет Семей обвиняют тебя в предательстве и дезертирстве. Ты не хочешь сейчас добавить к прежним своим словам новые? Подтвердить их или опровергнуть? Честно признать вину?
"Честно признать"! Какой-то момент мне кажется, что единственный достойный ответ - вцепиться главному обвинителю в глотку. Рожденный в нейробраслетах болевой импульс туманит мозги. Ну нет! Я еще не настолько съехала с катушек, чтобы дать убить себя за сопротивление суду!
- Когда вы оправдаете меня, я получу право требовать у Совета Семей компенсации. За намеренное затягивание следствия.
Я говорю медленно, иначе не сохранить спокойствия. Медленно и четко, глядя ненавистному ханну прямо в глаза... редкий цвет для ханнов, почти карий, а вибриссы седые, старик, значит, старых правил... и с удовольствием убил бы меня только за черную шерсть и голубые глаза, а уж за отца... а вот не дождешься! Убить контрактника не так-то просто, если не хочешь объясняться в межрасовом арбитраже.
Мне кажется, или обвинители и впрямь ждали другого? Меня уводят слишком быстро, я не успеваю понять смену выражений на ненавистных рыжих мордах. Дверь снова отсекает меня от мира. Дверь моей тюрьмы, моего белого одиночества, моего ожидания. Бессмысленного, наверное, ожидания.
Мне многого стоит не показать отчаяния. Многого. Я и сама не знаю, каким чудом мне это удается.
Я наматываю круги в мертвом безмолвии, в безнадежности, в отведенном мне ханнскими обвинителями временном личном аду, вдоль стен, слепящих белизной, по неестественно беззвучному полу. Движение помогает мне, усталость меня успокаивает.
"Висим на орбите", - думаю вдруг чужой какой-то мыслью, и смеюсь, и смех так странен в коконе абсолютной тишины, мне страшно слышать его, но я все смеюсь и не могу остановиться.
Меня рассмешило родившееся из глупой мысли про орбиту понимание: я узнала столько нового! Подробности короткой прогулки (не допросом же называть этот фарс?!) скрасят заключение некоторой новизной если не тем, то хотя бы событий.
Да, смех страшен, он не может разорвать глухую тишину камеры, и я обрываю его резким, отчаянным усилием. Надо успокоиться, Альо, ну же! Я достаю паек, смакую его, растягивая каждую минуту: еда, надоевшая, стандартная, не очень-то вкусная еда - тоже событие. Событие, которым я наслаждаюсь. Каждым звуком. Каждым ощущением. Каждым оттенком вкуса.
Поев, я возвращаюсь к насмешившему меня пониманию. Да, в самом деле смешно: как мало надо после того, как не имеешь вообще ничего! Смешно и страшно...
Устраиваюсь поудобнее в обжитом уголке и начинаю вспоминать. Все детали, все оттенки. Каменные лица конвоиров и цоканье шагов по камнепластовому полу, привычное разнообразие полей, уютное дежурное освещение. Непроницаемые карие глаза главного обвинителя. Предложение - почти приказ! - признать вину... честно, ишь ты! Неужели они всерьез допускали, что я соглашусь?
Нет, усмехаюсь я. Они не так наивны. Ханны и вообще-то наивностью не отличаются, а уж старики... уж они-то тертые, прожженные, они умеют распоряжаться чужими жизнями. Если они чего и ждали, так разве, что я сорвусь. По минимуму - дам повод к санкциям. А в идеале... да, браслеты вовремя остановили меня! Иначе, очень даже может быть, моя прогулка кончилась бы в пространстве за шлюзом.
Стоп! Браслеты! Почему была боль? Непонятно, странно. Да, я озлилась. Но не настолько же, чтобы впрямь кинуться в буйство? Или настолько? Да нет, не собиралась я ни на кого кидаться! Спокойно стояла. Представила только, как это было бы здорово... но с каких это пор браслеты реагируют не на конкретные несанкционированные действия, а на агрессивные мысли?!
Просто мышцы напряглись, осаживаю я разгулявшееся воображение. И браслеты восприняли это как готовность к действию. Я ведь могла кинуться. Я, конечно, не с пол-оборота завожусь, как мама, но и до спокойствия отца мне всегда было далеко. Это работа на Рах научила меня терпению. И Телла. Не знаю, важна ли ему будет моя благодарность, говорю я себе, но ради того, чтобы получить возможность сказать ему спасибо, я потерплю.
Но мысли о браслетах не оставляют меня, я верчу их так и эдак - не все ли равно, о чем думать, лишь бы время шло! - и в какой-то момент мысли эти перестают мне нравиться.
Я раскладываю сомнения по полочкам. Сопоставляю замеченное с услышанным когда-то, не помню уж, где и от кого. Да, слышала я совсем другое, но много ли правды в сплетнях? Да еще и услышанных краем уха. Я фыркаю, вскакиваю на ноги и выпрыгиваю на середину камеры. Становлюсь так, как стояла перед обвинителями, стараюсь увидеть их. Это нетрудно, моя память здесь здорово обострилась. Я вижу и слышу, и снова мне кажется, что вцепиться главному обвинителю в глотку было бы достойным ответом. И снова нейробраслеты выдают болевой импульс... напрягла я мышцы или нет? Не знаю, не знаю! Мне кажется, нет; но разве браслеты не могут уловить напряжение, прошедшее мимо разума? Хо, да конечно! Часто ли в бессмысленную драку ведет разум?
Тогда я укладываюсь в привычном уголке и закрываю глаза. Старательно расслабляюсь. Прочь напряжение, уговариваю себя, ты на грани сна, ты мирная и теплая, сонная и добрая... ты не будешь кидаться на них даже мысленно, ты слишком расслаблена для резких движений... ты просто вспомнишь... ты просто... ну да, я просто разозлилась!
В этот раз боль накатывает резче и сильней. Конечно, я же расслаблена, я и не ожидала!..
Не должно быть такого!
Перекатываюсь на живот, встаю на четвереньки, трясу головой. Больно, черт, больно! Сволочи... сволочи, скоты, ублюдки... чтоб вы сдохли, бестии рыжие!
Я чуть не закричала: неожиданный импульс ударил так, что потемнело в глазах и сперло дыхание. Черт, черт, черт, что ж это за браслеты такие сволочные?!
Именно про такие я где-то когда-то слышала... слышала, но не поверила. Зря, киска. Надо было поверить. И поинтересоваться у знающих, что за пакость.
Почему, закричало всё во мне, за что?! Я знаю, за что. И почему - тоже, кажется, знаю. Я не поверила тогда невнятной сплетне, но запомнила. И что мне надо сейчас, срочно, немедленно, сию секунду - перестать думать об этом. Выбросить из головы.
Перестать думать вообще.
Успокоиться.
Расслабиться.
Иначе эти браслеты просто убьют меня. Или дадут такую возможность ханнам.
Ты же не хочешь этого, правда, детка?
Так расслабься!
Сложно успокаиваться сквозь боль. Но не думать намного сложнее. Не думать, когда отгадка почти в руках! Когда, кажется, только и осталось - сложить два и два!
Мне и это удалось. И оказалось, что не самое сложное - преодолеть боль, перестать злиться и забыть о ханнах. И задвинуть в самый дальний закоулок мозга готовую проклюнуться отгадку. Самым сложным оказалось - думать о будущем.
О прошлом - другое дело. О прошлом думается само. Воспоминания поддерживают и утешают меня, давние в основном воспоминания: детство, отец, учеба. Но, вспоминая отца, я невольно возвращаюсь мыслями к разговору с Никольским. К Блонди. К Телле. К ИО и СБ, Триали и Конгломерату, Империи и вероятной войне. И на любой, самый пустячный эпизод из жизни отца накладывается столько вопросов... а ответа - ни одного.
Отец не должен был так поступать со мной, горько думаю я. Не должен был скрывать. Не должен был оставлять меня одну перед внезапным выбором.
Не должен был оставлять меня одну...
Обдумывать предстоящий выбор - а мне придется делать его, придется, ведь ханны все равно должны оправдать меня и отпустить! - не просто сложно, а на грани невозможного. И я не могу преодолеть эту грань.
Я пытаюсь. Я вспоминаю ту встречу на бирже и пытаюсь решить, как буду жить дальше, с кем, для кого... я честно пытаюсь! Просто я не верю, совсем не верю, что доведется объявить выбор вслух. Я потеряла надежду.
Потому что ханны добьются своего.
Я уже не пытаюсь считать дни и прикидывать время. К чему? Да, они успели бы слетать на Рах. Да, они и на Триали успели бы слетать. Но - оно им надо? Не думай об этом, детка, обрываю я себя. Злиться нельзя. Нельзя психовать. Спокойствие - твоя единственная защита, киска.
Сколько же дней прошло?..
Говорят, самое страшное - потерять надежду. Не знаю. Когда за мной пришли в следующий раз, я верила, что иду на смерть. Надежды не осталось во мне, но страх? Страха не осталось тоже. Только усталость. Дикая, тоскливая, безнадежная усталость. Усталость мертвеца, которого, убив, заставляют зачем-то дышать и двигаться... зачем, ведь будущего все равно нет?
Перед обвинителями стоял, подбоченясь, Блондин Вики. Рядом, мелко трепеща крыльями, завис пещерник.
- Три Звездочки, в распоряжение Совета Семей поступили новые данные. - Главный обвинитель фыркнул и выплюнул вопрос, словно глоток прокисших сливок: - Желаешь ознакомиться?
- Да, - сипло выдохнула я. Умершая было надежда задрыгала лапками, демонстрируя несомненные признаки жизни.
Пещерник опустился рядом со мной, достал секретку и активировал запись. Голограмма, снятая в знакомом мне кабинете безопасника пещерников, вместила троих. Самого пещерника, Теллу и командора Рлайммау.