- Только это, - покорно согласилась я.
- Зря ты с ней связался, Илья Степаныч, - тихо сказал ханн. - Они не отпустят ее.
- Но ведь что-то за этим есть? - так же тихо возразил Степаныч.
- Что-то есть, - согласился ханн. Ханн...
- Мира Ран Шфархов, - прошептала я. - Мира Ран Шфархов, я не ошиблась?
- Ты не ошиблась, - сухо подтвердил ханн.
- Пожалуйста... скажи еще раз, кто я? Пожалуйста. Ты знаешь... я тоже хочу знать...
Степаныч и Мира Ран Шфархов быстро переглянулись.
- Ты была свободным капитаном, - с ледяным спокойствием сказал ханн. - Зико Альо Мралла, капитан Три Звездочки.
Прах из праха, ты не смеешь помнить! Ты - никто! Пыль под ногами, сдохнешь в муках и сгниешь в отбросах! Память - слишком большая роскошь для тебя.
- НЕТ! - не знаю, что я хотела сказать этим "нет". Ничего, наверное. Просто боль потребовала выхода.
Да! - в голове у меня словно зазвенел серебряный колокольчик, и листва зашелестела под ветром. - Да, да, да! Все в воле Повелителей, вот единственное, что ты вправе помнить. Воля Повелителей ведет тебя, воля Повелителей - твой смысл и твоя цель. И ничего кроме!
- Нет, - шептала я сквозь слезы.
Да, да, да, да...
Ухо дергала боль. Я подняла руку и нащупала повязку.
- Не трогай, - кто-то схватил меня за руки мертвой хваткой. - Собьешь.
- Была ты Альо Паленые Усы, - это уже другой голос, - а станешь Альо Рваное Ухо.
С трудом я разлепила глаза. Двое. Человек и ханн.
- Что... - а это? Это мой такой голос? Мой?! Что со мной?
- Что, что... ухо себе разорвала, вот и все. Не помнишь?
Помнить? Что я должна помнить?
- Свет. И больно, так больно... что это было?
- Это было... - ханн смотрел на меня оценивающе и... с уважением, что ли? - Может быть, это было наказание. Или напоминание. Или предупреждение. Как ни назови, смысл не меняется.
Предупреждение? Наказание?
- За что?
- За упрямство, я так думаю. Слишком ты настойчиво расспрашивала о себе. "Кто я? Я хочу знать". Ну, вот и всыпали тебе за твое "хочу знать".
Кто я? Никто. Прах из праха, пыль под ногами...
- Ты молодец, Альо. На, попей, - ханн сунул мне в руки пакет сливок. - Станет легче.
- Спасибо, - я запнулась, растерянно глядя на ханна. Ханнская благодарность должна включать имя. Обязательно. Иначе это не благодарность, а оскорбление. Но я же знаю его имя? Мне кажется, знаю... да, конечно! - Спасибо, Мира Ран Шфархов.
- Крепкий орешек, - тихо сказал человек... Степаныч, вспомнила я. Степаныч. Мира Ран Шфархов. Зико Альо Мралла. Это я - Зико Альо Мралла, капитан Три Звездочки. Я. Я вспомнила весь наш разговор. И испугалась. Что бы это ни было - наказание, предупреждение или еще что... что бы это ни было, я совсем не хочу повторения. Значит... ладно, больше никаких вопросов.
- Да, - согласился ханн. - Мне стыдно за мой народ. Таких, как эта полукровка, в нашем поселке не нашлось.
- А говорил, зря, - протянул Степаныч.
- И сейчас скажу. Скользкая дорожка, так у вас говорят, кажется?
- У нас еще говорят: кто не рискует, тот не пьет шампанского.
Я наслаждалась сливками, вполуха слушала их беззлобную пикировку. И вспоминала. Встречу с ханном. Дорогу в город. Поселок. Я помнила, хоть и смутно, как Яся с Мариком нашли меня. Но дальше... дальше только свет, тот самый слепящий свет, который несет с собой страх, и боль, и чужой голос в голове. Мне кажется - стоит вглядеться в этот свет, и он расступится. И я разгляжу то, что было со мной раньше. Но я не хочу вглядываться. Я стерпела бы боль, но страх... слепящий страх, и ледяная безнадежность, и отчаяние... их я боюсь.
Ран залез в коробку, достал три плоских блестящих пакета. Пайки, с удивлением узнала я. Почему-то узнавание радости не принесло. Словно с этими пайками связано какое-то неприятное воспоминание. Неприятное... все равно, я дорого бы отдала за него! Ладно. Когда-нибудь... не сейчас, я не отошла еще от полученной встряски... но когда-нибудь я рискну.
Мы поели молча. Я все пыталась вспомнить, чем это мне так не нравятся вполне приличные на вкус пайки, но так и не вспомнила.
После еды Ран обратился ко мне со странной церемонностью в голосе:
- Зико Альо Мралла, я виноват перед тобой. Я судил о тебе по происхождению и презирал тебя из-за твоих родителей. Я был не прав. Ты заслуживаешь уважения, я говорю это при свидетеле и при свидетеле прошу твоего прощения.
- А что с моими родителями? - вскинулась я. - Почему ты из-за них презирал меня?
- Твой отец был врагом моего народа, а твоя мать пошла за ним, отвергнув семью и клан. Если ты не помнишь, я могу сказать тебе и клянусь в своей честности - ты гордилась ими. Признаю, я возмущался этим. Я был не прав. Пожалуйста, прости меня, Зико Альо Мралла, капитан Три Звездочки.
Я встала.
- Мира Ран Шфархов, я не держу на тебя зла. Правда, я не помню, что было между нами раньше. Но я надеюсь, что бы ни было, это не помешает нам стать друзьями?
- Я клянусь тебе в своей дружбе, Зико Альо Мралла, - четко, как и положено воину, отчеканил Ран.
- Я клянусь тебе в своей дружбе, Мира Ран Шфархов, - вслед за ним повторила я.
- Илья Степаныч, чем она занимается у вас в поселке?
- Да ничем. Живет, и все. Где может, там и помогает.
- Альо, хочешь пожить у меня? - предложил Ран. - В качестве боевого друга. Я научу тебя боевому единоборству "четыре когтя". Не думаю, что ты о нем хотя бы слышала, а без него обучение бойца не может считаться законченным.
Я посмотрела на Степаныча. Он пожал плечами.
- Я принимаю предложение с благодарностью, Мира Ран Шфархов, - ответила я. - Однако хотелось бы знать, что я смогу дать тебе взамен.
- Тебя это так беспокоит? - хмыкнул Ран. - Тогда поможешь сожрать побыстрее эту груду, - он кивнул на коробки. - А то, знаешь, держать в доме такой запас обременительно. Столько места занимает.
Что-то я не так сказала, идущая от хана волна злости тяжела и ощутима.
- Извини, если я тебя обидела, Мира Ран Шфархов, - виновато прошептала я.
- Я списываю это на твою дырявую память, - фыркнул Ран. - Ты могла забыть, что расчеты между друзьями оскорбительны.
Так я осталась у Рана.
Сам он не сказал мне, чем занимается в городе, а я не стала спрашивать. В первый же вечер он начал учить меня ханнскому боевому единоборству. "Четыре когтя", четыре уровня силы, без овладения которыми воин-ханн не считается обученным до конца.
Каждый день Ран уходил - на час, два, а то и четыре, по-разному. Уж не знаю, рассчитывал ли он время своих отлучек, но ни разу я не управилась с заданиями раньше его возвращения. Тренировки выматывали меня, выжимали досуха, выкручивали непривычные мышцы. Но я не отлынивала. Я хотела научиться.
По вечерам к Рану приходила Вайо. В первый мой вечер в городе, застав нас за едой, маленькая темно-рыжая ханночка так ожгла меня взглядом, что я поняла сразу и отчетливо: мира между нами не будет. Но Ран только фыркнул презрительно, а потом представил нас друг другу, соблюдая полный церемониал. Меня - как боевого друга, а ее - как свою девушку. Как ни странно, этого оказалось достаточно. Вайо помогла нам переставить коробки так, чтобы огородить мне уголок с лежанкой из тех же коробок. Потом Ран выгнал меня на улицу. На полчасика.
Так и повелось. Мы с Вайо почти и не общались. Она приходила, когда темнело, и Ран выгонял меня на улицу прорабатывать очередное замысловатое движение. И я прорабатывала, посмеиваясь над сладострастным мявом, для которого и стены из корабельных переборок оказались не помехой.
Первый этап я прошла за семнадцать дней.
По этому поводу мы закатили небольшую пирушку на троих. Ран назвал меня способной ученицей, я его - хорошим учителем. Вайо, мурлыкнув, приняла сторону Рана. После чего мы сошлись на том, что почти круглосуточные занятия должны давать эффект независимо от степени способностей ("ученика", - сказала я; "учителя", - сказал Ран; на этом мы дружно сочли за лучшее закрыть тему).
Мы славно посидели. И Ран не стал портить мне настроение, делясь дурными предчувствиями. Оставил их на утро.
А утром устроил первый спарринг.
Конечно, я растерялась, запуталась... в общем, опозорилась. Но Ран только фыркнул в ответ на мои самоуничижительные комментарии. Фыркнул и заявил:
- Время спаррингов приходит после второго этапа. Я просто хотел показать тебе, как это выглядит. Мне нравится, что ты не жалуешься. Первый этап самый быстрый, но физически очень тяжелый. Скажу честно, я временами ныл. Хотя у меня он занял тридцать восемь дней, так что сама прикинь, насколько мне было легче.
- Хочешь сказать, специально так гнал? - подначила его я. - Проверить меня на излом?
- Я боюсь не успеть, - серьезно ответил Ран. - Здесь перед нами целая жизнь без всякой спешки, но кончиться она может в любую минуту.
- Сколько ты даешь мне на второй этап? - спросила я.
- Семьдесят дней, как положено. Второй этап - это техника. База. Залог успеха, если хочешь.
- Хорошо, - согласилась я. - Давай начнем.
И мы начали.
И продолжали, продолжали, продолжали. Техника... она мне ночами сниться стала, эта техника! Выжимала силы досуха... почему Ран сказал, что первый этап тяжелее? Второй намного хуже. Временами хотелось не плакать даже, а выть. Зато не оставалось времени думать о посторонних вещах, и это было хорошо. Потому что к "посторонним вещам" мы с Раном отнесли разговоры о прошлом. Разговоры, за которые неведомые мне Повелители могут проучить так же, как за вопрос "кто я?", заданный Рану в первый день нашего здешнего знакомства.
Я знаю, кто я - Зико Альо Мралла, капитан Три Звездочки. А больше? Лучше об этом не задумываться. "Пусть прах из праха, пусть никто, пусть пыль под ногами, - шепчу я мысленно, прорабатывая очередной проход. - Пусть. Прах из праха, пыль под ногами, никто - ладно. Только не мешайте. Я должна пройти эти четыре этапа. Успеть. Научиться".
Я сдала зачет за второй этап на шестьдесят третий день. Могла бы двумя днями раньше, но Ран запропал куда-то. Ушел "на часок"... мы с Вайо изволновались. Мы всю ночь просидели, прижавшись друг к другу, на его койке, пили молоко (сливки давно кончились) и слушали ночь. Ночи здесь тихие - любой свет стоит затрат, и беспомощные в темноте люди спят.
Ран так и не появился. Утром Вайо сказала, чуть не плача:
- Мне идти надо...
Я накормила ее завтраком, проводила чуть-чуть. Обняла:
- Не волнуйся, Вайо. Рано волноваться.
Вернулась. И весь день прорабатывала обратные проходы.
"Два этапа - не четыре, - сказал как-то Ран. - После второго этапа ты не победишь бойца-ханна даже случайно. Но с кем угодно другим справишься. По крайней мере, здесь".
Ран пришел глубокой ночью. Мы с Вайо спали, сидя в обнимку на его койке. Он ласково фыркнул:
- Могли бы устроиться поудобнее!
- Тогда ты мог не разбудить нас, - сонная Вайо сердито шипит. - Мы две ночи тебя ждали, Ран.
- Дождались? Спите уж... девчонки.
Я убрела на свои коробки и вырубилась, и никакой мяв не разбудил бы меня. Но мява не случилось. Ран уложил Вайо на свою койку, а сам лег на полу. А утром сказал:
- Не приходи сегодня. А завтра... пожалуй, я сам за тобой зайду, если все обойдется.
- Что-то случилось? - испугалась Вайо.
- Нет. Но может. Пойдем, провожу тебя.
Вернувшись, Ран ехидно поинтересовался, готова ли я к зачету.
Я готова. Но все же спросила сначала, чего он опасается и почему.
- Извини, Зико Альо Мралла, - ответил Ран. - Между друзьями не должно быть недоговоренностей, но это не только моя тайна. И, вот еще что, Альо. Если что случится со мной, не вздумай идти в ханнский лагерь. Там тебе не место. Оставайся здесь или возвращайся к Илье Степанычу.
Я выцелила ему в морду проходом "звездопад", он уклонился, ответил "весенней стремниной"... в общем, мы увлеклись, и к неприятному разговору Ран вернулся только вечером - после зачета, еще двух спаррингов и роскошного ужина. Мне не слишком понравились его намеки на скорые неприятности, но все же он заставил меня пообещать, что не стану соваться голым носом в пекло.
- Если на то не будет воли Повелителей, - усмехнулась я.
Ему не понравилась моя шутка. Совсем не понравилась. Он вздыбил шерсть и скрежетнул зубами, и глаза его сощурились в злобные щелочки. Рыкнул:
- Ты хочешь прожить жизнь прахом под ногами Повелителей? Хочешь быть счастлива, исполняя их волю?
- Моя жизнь давно кончилась, - тихо ответила я. - Когда ты не помнишь себя - разве это жизнь? Ран, как ты думаешь, почему они не убили меня? Разве не лучше было бы умереть, чем жить никем?
- Я думаю, именно поэтому, - медленно, словно через силу, выговорил Ран. - Они наслаждаются нашим унижением.
- Откуда ты знаешь?
- Помню. Почему, думаешь, я не рассказываю тебе, как сюда попал? Мне не то что говорить, даже вспоминать об этом тошно. Тошно, стыдно... кажется, легче умереть, чем помнить! И как раз поэтому...
- И поэтому ты помнишь, - закончила я его мысль. - Ран, но тогда получается...
- Хватит, Альо! А то договоримся до беды. Разговоры не стоят риска.
Он прав, конечно. И разговоры, и мысли... риска стоят только дела. Я решительно выкидываю из головы рождающееся понимание.
Ночь проходит в кошмарах. Я то и дело просыпаюсь, ворочаюсь, и засыпаю вновь только для того, чтобы снова погрузиться в беспросветную жуть. И, хотя поутру не могу вспомнить ни кусочка этих снов, ощущение липкой безнадежности, мешавшей сопротивляться ужасу ночью, остается. Я вскидываюсь от каждого шороха, словно жду чего-то. Сосредоточиться на занятиях не получается, голова пустая и тяжелая, мутная, а в мышцы словно накачали тягучий полурасплавленный металл, он застывает, горит миллионами острых иголочек, и тяжелеет, тяжелеет...
В конце концов Ран высмеял меня и предложил прогуляться.
Сколько я у него живу, в город не выходила ни разу. Не то чтобы он запретил мне или хоть намекнул; просто не хотелось. Но теперь я почему-то обрадовалась.
Мы шли вдоль ряда одинаковых домиков-кают, и Ран все больше хмурился.
- Тихо очень, - пояснил он, заметив мое недоумение. - Время самое шумное.
Навстречу нам вывернул из-за угла проповедник. Тот самый, что приходил в поселок. Он почти бежит, от него разит застарелым потом, кровью и безумием, и он врезается в меня, не успев остановиться. Или вовсе нас не заметив? Покачнулся, отступил на шаг, став посреди прохода. Комбез продран на коленях, в волосах - пыль и трава.
- Ага! - обрадовался непонятно чему. - Ханны!
Мы остановились. В самом деле, не отпихивать же...
- Что такое? - с ледяной любезностью осведомился Ран.
- Ни-че-го! - проповедник тоненько хихикнул. - Убивай, ладно уж.
- Чего ради? - спокойно спросил Ран.
- Все мы в воле Повелителей. Я не должен был бежать. Убивай, я готов.
- Я не готов, - буркнул Ран. - Иди своей дорогой, человек.
- Я остался один, - развел руками проповедник. - Ваши убили всех. Всю Охмурёжку. Куда мне идти...
- Куда хочешь, - огрызнулся Ран. - Я вашу Охмурёжку не трогал. Идем, Альо.
Он взял меня за руку, протиснулся мимо проповедника и ускорил шаг.
- Что за Охмурёжка? - спросила я.
- Пустырь на западной окраине. Собирается там шваль всякая. Травку жгут, балдеют. Отбросы. Туда им и дорога. Ладно, хоть понятно, почему тихо. Все попрятались.
- Мне страшно, Ран, - призналась я. - Будто... будто кто-то чужой смотрит сквозь меня!
Ран крепче стиснул мою руку.
- Не обращай внимания, Альо. Все равно ты с этим не справишься.
- Да с чем "с этим"?!
Ран фыркнул:
- Не ори. У тебя только два пути - перетерпеть или сойти с ума. В любом случае кричать незачем.
Он вдруг свернул в какой-то закоулок и выдал такой мяв, что у меня секунд на десять заложило уши. Зов-требование первой срочности...
- Вайо? - спросила я.
Мой вопрос остарся без ответа. Зачем отвечать, когда сама Вайо выскочила к нам, прильнула к Рану и заплакала.
- Что случилось? Вайо?
- Я боюсь! Что-то страшное надвигается, я чувствую! Ран, я ночь не спала! Мне тяжело дышать!
- Собирайся. Мы выведем тебя из города.
- Зачем?
- Наши вырезали Охмурёжку. Я не хочу, чтобы ты оставалась здесь. Пойдешь в лагерь.
- А ты? Ран, а ты?!
- Ты слышала, что я сказал? Собирайся!
Тихо всхлипывая, Вайо нырнула обратно в дом. Ей не понадобилось много времени на сборы. Но за те минуты, что мы ее ждали, на нас опять выбрел проповедник. Он вцепился в Рана и заорал:
- Все мы в воле Повелителей! Слышишь, ты, зверина? Все! Почему ты не выполнил их волю? Почему ты не убиваешь меня? Если ханны убивают людей - ты тоже должен! Пока люди не начнут убивать вас!
Ран молча оттолкнул его. И как раз в этот момент в наш закоулок свернули еще двое. Один - худущий, блеклый до желтизны, бритый наголо. Тусклый весь какой-то, от глаз до свободной безрукавки поверх комбеза (так одеваются ремонтники в доках, вдруг вспомнила я). И второй - его одежда мне незнакома (или, может, я ее не помню?); но... четкие, выверенные движения, жесткая линия губ... да и вообще... по совокупности примет, пришла мне в голову чужая чья-то фраза... так вот, по совокупности примет он может быть только военным. Причем скорее командиром, чем простым бойцом. В него-то и врезался проповедник.
- Что за развлечения? - рявкнул военный.
Ран не снизошел до ответа. Зато ответил проповедник, будь он неладен!
- Ханны убивали всю ночь, - пропел он, воздев к небу длинный палец. - Но теперь они не хотят убивать. Выходит, наша очередь? А, ханн? Выходит, Повелители уже перетасовали колоду? И пришла пора нам убивать вас?
Вайо выскочила к нам как ошпаренная. Она слышала, понимаю я. Еще бы! Вопли этого психа наверняка слышны достаточно далеко, чтобы сюда сбежалась толпа людей. Сбежалась и начала нас убивать!
- Они убивали? - переспросил военный. Да, командир, невпопад подумала я, и высокого ранга.
- Сходите на Охмурёжку, - истерически расхохотавшись, предложил проповедник. - Сходите. Полюбуйтесь. Рыжие бестии умеют резать беззащитных!
Следующий миг растягивается почти на вечность. Тощий выхватывает из-под безрукавки пистолет. Ран толкает Вайо вбок и прыгает, на лету выпуская когти. Да, рыжие бестии умеют убивать, отрешенно думаю я. Выстрел уходит в небо: нажимая курок, тощий, по сути, уже мертв. С разорванным животом не очень-то постреляешь. Военный кидается к пистолету, но Ран успевает первым. Крик и выстрел сливаются друг с другом и с собственным эхом. Ран хватает Вайо за руку, вопит:
- Ходу! Бегом!
И время сжимается снова.