- Я и иду к вам… - Мик, малознакомый с храмовыми традициями, воспринял слово "путь" слишком буквально, - в ваш монастырь.
- Понятно, уважаемый, дальше ведь и дороги нет. - Монах повернул лицо к горной стене, с трех сторон огибающей долину. - Дальше края Чаши Хрона - только небо. Да и на край нога смертных еще не ступала.
"Но чаша-то с прорехой…" - подумал Мик и обернулся назад.
Ущелье, по которому он пришел, казалось узкой щелочкой в бесконечно высокой стене. Мик еще раз осмотрел стены, затем перевел взгляд на монаха, лицо которого закрывала седая, под цвет балахона, борода. "Мне бы такую…" - позавидовал Мик, у которого, как и у всех конгаев, борода не росла.
- Мое имя Мик, я ученик Эронта. С письмом к мессиру Никиту.
- Добро пожаловать, мессир, в нашу обитель. Никит сейчас в скриптории. - Монах указал в сторону храма.
Неожиданно Мик почувствовал, как камень под ногами дрогнул, причем движение шло не от камня, а откуда-то из глубины. Казалось, пошевелилась сама Аста. Мику было знакомо это ощущение. Подобное он пережил в детстве, в Конге… Бесконечный ужас, крики и паника вокруг, искаженные лица родителей, тащивших его неведомо куда, а позади - непрерывные конвульсии земли, красное пламя и огненные потоки с горы, добавляющие к черному цвету пепла цвет крови. Он вспомнил, как чьи-то сильные руки подхватили его, а затем рядом оказались родители, и мир вокруг уже не содрогался, а лишь покачивался: они успели покинуть берег на одном из последних кораблей. На руках матери Мик быстро успокоился. А она уже твердо решила не возвращаться в дом, которого нет, в страну, похожую на горящую бочку живого огня, где в результате извержения, а еще чаще - прихоти властей, можно лишиться всего в считанные мгновения.
Да, это было оно, сотрясение тверди, с детства преследовавшее Мика во снах, а теперь и наяву. Он застыл, скованный страхом, а монах упал на колени, поднял руки и вскинул голову к небу.
Но больше не трясло. И, прежде чем пыль, внезапно появившаяся из всех щелей, достигла лица, Мик услышал треск. Сначала со стороны монастыря, а затем и позади. С горной стены летел вниз огромный пылевой язык, конец которого составляли глыбы льда и обломки скалы. Толчок воздуха и новое сотрясение, возможно, уже и не из-под земли, а от удара глыб о поверхность, бросили Мика на камни. Монастырь исчез в коричневом облаке. Мика окружила едкая, хрустящая на зубах тьма. Он уже ничего не видел. И тем более не знал, что позади одна из скал просела и стены ущелья плотно сдвинулись, закрыв единственную прореху в Чаше Хрона.
ГЛАВА ВТОРАЯ
НИКИТ
"…С горечью в душе наблюдаю я, как сбываются мои предчувствия. Беда за бедой обрушиваются на монастырь, и нет им конца. И руке моей больно писать о наших потерях. Легче сосчитать оставшихся в живых, чем погибших. Нет молчальников Тилара и Полона, не увижу я больше добродушной улыбки Мирара, не найдены пока Уасили, Юст, Моран, Филон и Павул.
Когда собрались мы в трапезной, израненные и ободранные камнями, понял я, как нас мало.
Разрушено правое жилое крыло монастыря и одна из башен. Хранилище, что в нижних пещерах, тоже засыпано камнями. А пещера, извергающая дым, внешне не пострадала вовсе… Поток дыма, исходящий из нее, не увеличился, но и не уменьшился… Похоже, он и не связан с постигшей нас бедой. Сам храм почти не пострадал, но статуя Великого Хрона упала. Однако она не разбилась, в чем Эант склонен видеть добрый знак. Осмотрели мы также скалы и, к ужасу своему, обнаружили, что вторым обвалом перекрыло русло реки и воды ее медленно поднимаются.
Это только малая часть бед, а на описание всех их не хватит и свитка…"
Никит уже не заботился о каллиграфии, работала рука, привыкшая к этому ежедневному занятию, а сам он наполовину спал.
"И пока мы разбираем завалы, под которыми могли оказаться люди, не оставляет меня надежда, что в нижних помещениях кому-нибудь удалось спастись…"
Стил выпал из руки Никита, оставив на свитке размазанный жирный след. "Как переменилось все в монастыре. Теперь главный здесь Рут. Кто бы мог подумать, что тихий молчаливый служка так умело сможет организовать работу… Рут…"
Никит встрепенулся и, подняв стил, продолжил записи:
"Письмо, присланное от Эронта с молодым человеком, - добрые вести. И хорошо, что не сам Эронт, а его молодой ученик прибыл к нам в столь недоброе время. Каково было бы старику разгребать камни. А молодой… - здесь Никит, вымотанный десятью хорами непрерывного труда, снова стал засыпать, - …самонадеян, но настойчив, - вспомнил Никит строчку письма Эронта, - настойчивость всем нам пригодится…"
А проснулся Никит от того, что его трясли за плечо.
- Мессир, мессир, просыпайтесь… Новость-то какая! - Голос Туса дрожал от радости. - Павул и Уасили живы! Целехоньки!
"Я так и думал, Павул не погибнет", - сквозь полусон пронеслось в голове Никита.
- Хорошо…
В комнате было еще темно. Никит, наскоро умывшись, поспешил наружу, в привычно-резкие утренние сумерки. В одно из ледяных зеркал на вершине горы уже смотрелся ослепительный Таир, и холодного света, рассеянного ледником, хватало, чтобы работать без ламп.
За ночь расчистили почти все жилые постройки и нашли всех, кроме Филона, Юста и Морана.
Никит сразу принял из чьих-то рук камень, затем ему передали мех с водой, он машинально сделал несколько глотков и бросил мех Юлу, стоявшему внизу.
- …Поддел тот камень, вот такой же, и вдруг слышу голоса. Прямо из-под завала… - сверху донесся голос Максима.
- Осторожнее, этот тяжелый, - прервал его голос Тодора, работавшего также на втором этаже. - Эй, внизу есть кто?!
- Есть! - крикнул Никит.
- Внимание, бросаем!
После того как прогрохотал камень, сброшенный Тодором, Максим продолжил:
- Так вот, слышу голоса: "Бу-бу-бу, бу-бу-бу…" Ну, я сразу узнал Павула. И как ты думаешь, о чем он говорил?.. - спросил Максим, но, не дождавшись от Тодора ответа, закончил сам: - Очередной сон рассказывал. Все про свои колесницы небесные.
"Надо бы порасспрашивать Павула…" - подумал Никит.
- Постараемся закончить к обеду, братья, - раздался совсем рядом непривычно твердый голос Рута. - Хрон не забудет наших трудов.
И затем Никит услышал, как застучала, включившись в общий хор, отдельным звонким голосом кирка Рута.
РУТ
Руту раньше не приходилось разбирать подобные завалы. Однако руки делали свое дело, и самому Руту стало казаться, что подобная работа некогда была хорошо ему знакома. В его сознании неожиданно, неизвестно откуда, возникла картина бесконечных, нагроможденных друг на друга глыб у входа в пещеру, которая быстро сменилась воспоминаниями, давними, уже полустершимися, похожими на болезненные сновидения. Сейчас он воспринимал свою прошлую жизнь как чью-то чужую. Собственно, так оно и было. Мог ли он тогда предполагать, Рут, сын Киргора, что торная дорога превратит его в Рута Безродного и приведет в монастырь.
- Рут, Рут… - всплыли из болот памяти слова брата. - Быть тебе убитым гвардейцами…
И вместе с этими словами заворочалось болото и потянуло Рута вниз, в прошлое, на двадцать пять иров.
Да, двадцать пять иров назад, он точно так же перекладывал камни, но только не затем, чтобы откопать, а, наоборот, скрыть трупы людей, убитых его собственной рукой. Обычно они оставляли мертвых хуругам и унратенрам, но иногда, когда не было иных тайных троп, а была лишь одна, та, по которой шел ограбленный караван… приходилось скрывать следы…
"Скрывать следы. Кровь не отмоешь". За двадцать пять иров Рут хорошо понял смысл этой древней поговорки. Загнанный под самое небо собственной ли совестью или той самой несмываемой кровью невинно убитых, в красную, как сама кровь, обитель, он и здесь не находил спасения. И сейчас он не мог смотреть на мертвых монахов, извлекаемых из-под обломков: у них были глаза тех, кого он убил…
Какой мальчишка в семнадцать иров не хочет иметь собственного урра? Он был у Рута. Были и деньги. Рут был младший из шести "братьев", так они себя называли. У "братьев" не было дома, не было и страны. Они переходили тайными тропами из края в край, они были даже в Тиане, они были молоды и любили жизнь. Они грабили караваны как низкорожденных купцов, так и аргенетов, и предметом особенной гордости Рута был высокий, стройный серебристо-серый урр убитого в схватке Светлорожденного.
Неуловимы были братья, ибо убивали всех, от мала до велика. Убивали нехотя, по необходимости, и тех, кто шел с караваном, и тех, кто мог видеть их отряд.
Было и второе правило: не брать тяжелой поклажи, не оставаться на месте, а уходить и три дня нигде не останавливаться. Только ночевки в три-четыре хоры позволяли себе братья после очередного набега. Бесконечными казались Руту эти переходы: один пейзаж сменял другой, словно мимо тянулся разрисованный длинный свиток, а урр стоял на месте, перебирая лапами и отстукивая клангами незамысловатый ритм. Спрятав животных в какой-либо захолустной деревушке, "братья" выбирались в город, а когда кончались деньги, снова выходили на караванную тропу.
Однажды, выпотрошив суму очередной жертвы, Рут заметил среди денег письмо, адресованное некоему Эанту, жрецу Красной Обители близ Кора. Рут, как правило, не читал писем; ему было неприятно вновь возвращать к жизни образы своих жертв. Но почему-то именно это письмо он вскрыл. И удивило его то, что убитый человек тоже был Рут. Само письмо написал старый жрец, скованный тяжелой болезнью; он отправлял юношу в монастырь, надеясь, что Эант сможет должным образом его наставить. И вместо того чтобы выбросить свиток, разбойник, аккуратно свернув его, убрал к себе в суму.
Тогда Рут не задумывался над причиной такого поступка, то ли его увлекло совпадение имен, то ли воля судьбы, самого Хтона, заставила его сохранить это послание… Продолжая, подобно ветру, носиться по Ариане, теряя и вновь приобретая все: друзей, деньги, женщин, одного он не выпускал из рук - сумы, в которой постоянно обитали лишь три вещи: материнский медальон, деревянная безделушка-свисток, переселившийся из детства и сохранивший следы отцовского ножа, и это чужое письмо.
А затем невидимая рука неожиданно вырвала Рута из привычной ему лесной чащобы и забросила в монастырь.
Это случилось на одной из норнских дорог, заросших так, что путь шел под густыми зелеными сводами. На таких местах, если купцы были не особенно скупы, караваны обычно усиливали гвардейскими отрядами. Почти никто не жалел денег.
Но что может отряд, включающий от силы дюжину гвардейцев, против умело скрытой в зеленой стене засады? У каждого нападающего был наготове взведенный арбалет и лук. Шесть "братьев" могли уложить наповал двенадцать гвардейцев с первых двух залпов, следующих, как близнецы из чрева, - почти друг за другом, а с третьего - от четырех до шести. На сей раз получилось именно так. Дело даже не дошло до рукопашной: и охрана, и купец, и слуга были мертвы. Отогнав за пелену кустов повозку, запряженную двумя холеными нонторами, "братья" быстро обыскали убитых и приступили к изучению груза.
Рут потрошил один из мешков, забитых пряностями из далеких стран Юга: добычей оказался "пряный" купец, и разбойники находились в окружении множества иноземных тропических ароматов, да и лианы вокруг напоминали джунгли, не было лишь ярких грибов и цветов. Зато была зеленая сплошная стена всех оттенков, рассыпающая из неизвестно кем вскрытых небесных мешков множество золотых монет на землю, и эта добыча - теплое золото Таира, драгоценнее всех добыч, взятых умелыми руками сообщников Рута, сейчас никого не интересовала. Неожиданно, на мгновенье покинув этот рай, Рут почувствовал, что сзади…
Он обернулся. Вдоль дороги, крадучись, словно котоар, передвигался человек. Незнакомец заметил повозку и теперь уходил от нее в лес. Зеленая одежда хорошо скрывала его в листве.
- Я его сделаю, Мес, - шепнул Рут главарю и отправился следом. Кем бы ни был случайный свидетель, он должен был умереть.
Человек то ли заметил, то ли почувствовал преследование и ускорил шаги. Рут помчался за ним. Шаг - сломанная ветка, еще - примятая трава, еле слышимый треск… Рут догонял.
Он выскочил на небольшую лужайку и осмотрелся: впереди колыхалась ветка, но Рут каким-то задним умом почувствовал, что это - уловка. Он развернулся и едва успел отскочить. Кривой хорский меч незнакомца просвистел возле самого его плеча.
- Неплохо… - прошипел Рут, сделав выпад. Но незнакомец отразил удар.
Противник был опытный. Это чувствовалось с первого его движения. Рут атаковал.
- Что ж, давай познакомимся, - так же тихо прошептал незнакомец, в очередной раз уходя от острого лезвия меча Рута. - Это от меня… - Конец его меча разрезал рубаху на груди Рута и перерезал ремень сумы, той самой, где лежало письмо.
Рут снова атаковал, и снова безуспешно. Зато клинок незнакомца достал до его кожи, нарисовав ровную царапину.
Теперь Рут понял, что противник намного сильнее его и играет с ним, как таг с хриссой. Рут отступал, снова наступал, но ни один его удар не достиг незнакомца. То ли Рут слишком устал, то ли противник владел приемами магии, но перемещался враг молниеносно: то был впереди, то вдруг оказывался сзади.
- Парень, ты мне нужен, - сказал незнакомец. - Ты мне нравишься. Я не убью тебя.
- Но я убью тебя! - воскликнул в запале Рут.
- Попробуй… Только вряд ли ты вернешься к друзьям.
- Почему?.. - Рут отскочил, и на этот раз клинок незнакомца не достал его.
- Те, кто преследуют меня, уже убили их… У нас мало… - противник осекся и замер. - Поздно…
Рут, не сдержав движения, вонзил клинок ему в грудь и в этот момент заметил, что помешало ловкому противнику отразить столь примитивный удар: золотистая стрелка торчала в его шее. Рут присел и, подхватив суму, нырнул в кусты.
Он не хотел убивать этого человека. "Мы бы наверняка договорились…" - думал юноша, продираясь сквозь заросли.
Сделав большой круг, Рут вернулся к разграбленной повозке. И уже представляя, насколько могут быть коварны его новые враги, выходить из лесу не стал.
Незнакомец ошибся! По крайней мере, Тил и Диз стояли к Руту спиной и что-то разглядывали за бортиком тележки. Надо предупредить. Но слишком уж неподвижны были два "брата". Это насторожило Рута.
Нонторы тем временем передвинулись. И тело Тила медленно сползло на землю. Друзья Рута оказались мертвы. Он почувствовал, что преследователи рядом и уже обнаружили его. Он явственно ощутил на себе чужой пристальный взгляд.
Бесшумным аскисом Рут нырнул в один из зеленых проходов. Он вел к ущелью, где "братья" оставили урров. Рут вскоре оказался там, отвязал животных, которым теперь следовало вновь обрести хозяина, и, сев на своего, серого с серебристым отливом, Гоба, помчался вверх по ущелью…
Вечером же он почувствовал перемену, внезапно происшедшую с ним. Словно с потерей друзей он потерял еще нечто неосязаемое, защищающее его память от потоков пролитой крови. Укладываясь спать, он увидел, что из тьмы со всех сторон смотрят глаза его жертв. Ужас охватил Рута. Их лица были всюду: на деревьях, в траве, в небе. Они смотрели не мигая, бесстрастно, ничего не прощая и ничего не прося Они просто СМОТРЕЛИ.
И это было невыносимо. Еще два дня мчался Рут неведомо куда, и каждую ночь смотрели на него эти глаза. И тяжесть, страшная тяжесть сдавливала его сердце. Наконец настал момент, когда он, доведенный до такого отчаяния, что предпочел мечу петлю, забрался на дерево и принялся закреплять веревку.
И в этот момент Рут увидел странного человека. Человек неспешно поднимался по склону. Лохмотья одежды, висевшие на нем, были так грязны и обтрепаны, что их издалека можно было бы принять за свалявшуюся шкуру старого зверя. Лицо незнакомца снизу закрывала борода, а сверху черное облако густых спутанных волос.
Он шел прямо к дереву, словно и не замечая манипуляций, производимых Рутом. Гоб, лежавший в траве, вскочил на четыре лапы и зарычал. Руту пришлось отложить приготовления к смерти.
"Этот человек послан мне. И первое, что он скажет, я исполню…"
Человек же подошел к стоящему возле дерева Руту, посмотрел ему в глаза своими черными, почти нечеловеческими глазами и вместо приветствия произнес внятно и отчетливо:
- Табулараса…
- Что? - Рут не понял, ему было незнакомо это слово.
Человек молчал.
- Кто ты? - спросил Рут.
После очередного долгого молчания человек нерешительно опустился на землю возле ног Рута.
- Ты слышишь меня?
Ответа по-прежнему не было.
Рут присел рядом.
- Есть хочешь?
- Есть, - повторил за ним глухим голосом незнакомец. - Есть, - более внятно произнес он, - хочешь.
Рут вытащил из сумы черствую лепешку и разделил ее надвое. Впервые за три дня он почувствовал голод. К нему возвращалась жизнь.
Незнакомец с жадностью выхватил из рук Рута кусок хлеба, вцепился в него и, едва разжевав, проглотил.
- Извини, больше нет, - сказал Рут.
- Больше, - словно пробуя слова на язык, нельзя ли и их съесть, повторил незнакомец за ним, - нет.
- Что мне с тобой таким делать? - спросил Рут. - Отвести в монастырь, что ли?
- Монастырь… - повторил за ним человек, - отвести… Есть, - он снова посмотрел на Рута и причмокнул губами, - есть…
- Нечего, - ответил Рут, - нет больше еды.
- В монастырь… ходить, - сказал незнакомец первую самостоятельную фразу.
- Ого, ты и говорить умеешь…
- Забыл, - сокрушенно выдохнул тот.
- Что забыл? - спросил Рут.
- Говорить, - незнакомец снова выдохнул и продолжил: - Слова.
- Ну, вот уже и вспомнил. Может, теперь вспомнишь, откуда ты такой взялся?
- Забыл. - Человек сосредоточился, чувствовалось, что речь стоит ему неимоверных усилий. - Может, вспомню… Теперь…
- "Потом" ты хотел сказать?
- Да… ты… Потом… Хотел сказать.
"Вот тебе и "Посланец Богов"", - грустно подумал Рут.
- Ну что, отвести тебя в ближайший монастырь? - уже не обращаясь к человеку, произнес он.
- Тебе надо в монастырь, - неожиданно ответил тот. - Красный.
Волна дрожи прошла по спине Рута.
- Как ты узнал?
О таком пути Рут уже думал: не далее как два дня назад он перечитывал письмо.
- Узнал… Забыл… - снова произнес человек, - сказать… Отвести… Тебя… В Красный Монастырь… Меня…
- Горный, посвященный Хрону? - спросил Рут.
- Горный, - увереннее заговорил незнакомец и улыбнулся, - горный… Очень горный.
- Мы не пойдем, а поедем, - к Руту снова вернулось самообладание, - а по дороге приведем себя в порядок. Может, ты еще чего вспомнишь.
Негромко щелкнув языком, Рут подозвал Гоба. Тот, по-прежнему недоверчиво косясь на незнакомца, подбежал и потерся бровью о куртку разбойника.
Это Гоб. Знакомься… Лежать, - скомандовал урру Рут. - Сядешь сзади, - он указал незнакомцу место, - ну от тебя и несет…
- Сзади… - подтвердил человек.
Урр не произвел на него никакого впечатления.