У пауков есть несколько "планшетников", на которых обозначен наш маршрут. Если первый планшетник, который они забрали у командира отделения, еще был не в состоянии категорично заявить о планах всей группы – Твердоглазых мог же сказать, и сказал наверняка, что он шел один, и на карте обозначен его одиночный маршрут, то два дополнительных "планшетника" капитана Волкова и старшего лейтенанта Лисина утвердят пауков во мнении, что маршрут групповой. Знают ли они о том, что захватили не всех? Могут и знать, могут и просто предполагать. И в том, и в другом случае они будут искать остатки группы, нас двоих, то есть, на этом маршруте. Скорее всего, на конечной его точке, потому что не знают момента времени, в который мы должны появиться на промежуточных точках. А конечная точка нашего маршрута обозначена на всех "планшетниках" одинаково. Это место крушения боевого космолета пауков, и, одновременно, место спасения мной одного из них.
Пауки при этом не рассчитывают встретить с нашей стороны какое-то серьезное сопротивление. Пока, по крайней мере, они его от людей не встречали. А мы даже в одиночку, и, тем более, вдвоем в состоянии такое сопротивление оказать, и даже достаточно жесткое. Нам подготовка позволяет. Мы знаем про угрозу паутины, которой никто из землян не ждал, не зная, что она своей неожиданностью несет наибольшую опасность, и постараемся от нее уберечься. Место можно выбрать такое, где паутина будет бессильна. То есть, среди деревьев или среди высоких скал. Никакого нашего оружия пауки, похоже, не знают, как и мы не знаем их оружия, которое, несомненно, есть. Пусть они существа внеземные, пусть они имеют технологии, пока недоступные землянам. Но земное оружие, которое, возможно, покажется паукам примитивом, тоже способно на многое. Сумел же гранатометчик взвода младший сержант контрактной службы Рахметьев из "Вампира" подстрелить боевой инопланетный космолет. Кажется, Александр Дюма однажды написал, что самая прекрасная шпага, имеющая эфес из золота, украшенного бриллиантами, будучи в руке самого великого фехтовальщика эпохи – ничто в сравнении с простой дубиной простолюдина, и не спасет фехтовальщика от избиения. Мы видели, как один космолет отбивал высокотехнологичные атаки двух космолетов противника. Удачно отбивал. Тем не менее, перед выстрелом из "Вампира" он не устоял, как шпага не устоит перед дубинкой.
Это уже само по себе давало нам шанс в схватке с пауком или пауками. Они, конечно, будут нас искать. Если только знают о нашем существовании. А знать о нем они могут от тех же бандитов, что были захвачены в засаде. Более того, сам эмир Магомет Арсамаков был в состоянии рискнуть, пойти, грубо говоря, ва-банк, и заявиться к паукам с предложением своей дружбы и сотрудничества. Он наверняка сказал бы, что не все бойцы нашего отряда пойманы, и на свободе остались самые боеспособные и опасные.
Надеяться на точность указаний эмира было сложно. Правда, имелось косвенное подтверждение вероятного местонахождения базы пауков со стороны средств космической разведки. Но это было достаточно далеко от нас, и проход туда таил немало опасностей, как в лице бандитов, так и в лице самих пауков, которые осуществляют превентивные меры защиты, следовательно, и о других мерах защиты позаботились. Скорее всего, паукам не известна устоявшаяся тактика действий спецназа ГРУ, когда дерзость действий приводит к положительному результату. И самыми дерзкими в настоящий момент действиями могут оказаться именно те, на которые мы с майором Медведем, не сговариваясь и не обсуждая это, согласились. Мне, по крайней мере, так показалось. Однако, для уточнения я все же спросил:
– Будем захватывать скутера?
Майор расправил плечи, и как-то сразу покрупнел.
– Или сами скутера, или хотя бы шлемы, про которые ты рассказывал. А там уж, на чем мы полетим, верхом на метле или на мотоцикле, в кресле ли – ничего не изменит. Но я не вижу альтернативы. Или они нас, или мы их. Действия пошли на уничтожение.
Я согласно встал, и поправил на плечах лямки двух рюкзаков. Гранатомет РПГ-29 "Вампир" я взвалил себе на лечо, как оглоблю. Он был не самой легкой ношей – без "выстрела" вес "Вампира" был чуть больше двенадцати килограммов. Переложить такой груз с места на место – не сложная задача, а вот носить на марше, да еще с грузом из трех гранат ПГ-29В калибра 105 миллиметров. Гранаты эти, которые в армии привычно зовут "выстрелами" для гранатомета, имеют собственный реактивный двигатель, что, конечно, не делает их легче. Немало весит и тандемная кумулятивная боевая часть, способная пробивать шестьсот миллиметров гомогенной брони, прикрытой динамической защитой. Короче говоря, рюкзак с тремя "выстрелами" весил чуть больше двадцати килограммов. И я вынужденно оценил, какую работу проделывали на марше плечи младшего сержанта Рахметьева и рядового Пашинцева. И пусть они несли два груза по отдельности, тем не менее, при быстроте передвижений взвода это тоже сложно. Силовая выносливость требуется основательная.
Майор Медведь взял в руки снайперскую винтовку ефрейтора Ассонова.
– А затвор где?
Я кивнул на камень. Майор вытащил затвор, собрал винтовку, проверил количество патронов в магазине, потом посмотрел в оптический прицел.
– Патроны бронебойные. С одной стороны хорошо, с другой – не очень. Скрытности не будет. А прицельная марка какая-то странная. Я с такой впервые встречаюсь. Я вообще-то только с "Дуплексом" стрелял.
– Освоите, товарищ майор. У Ассонова на прицеле, насколько я помню, "Миль-Дот" стоит.
– Освою. Куда я денусь! Придется осваивать.
Майор кивнул то ли мне, то ли сам себе, и забросил ремень винтовки на левое плечо. На правом он носил собственный автомат.
– За мной! – майор пошел первым, но, поскольку дорогу я знал, а он видел только маршрут на карте, я не за спиной Медведя пристроился, а встал рядом.
* * *
Мы спустились до дна ущелья напрямую. Этот спуск шел от перевала, и был достаточно пологим, не требующим особых усилий и страховок. И потому преодолели мы его быстро. А впереди было еще два хребта. Не самых высоких, но с крутыми подъемами и спусками. Впрочем, я вместе со взводом уже преодолевал их, и знал хорошо, что они проходимы. Правда, я шел без того груза, который взвалил сейчас на своим плечи. Но тащили же этот груз мои солдаты. Пусть вдвоем, это не играло роли. Солдаты не умели так, как я, терпеть и "отказываться уставать". "Отказываться уставать" – это вариант саморегуляции организма, психологический настрой, способный заставить тело творить чудеса. Следует только в самые трудные, самые критические моменты, когда кажется, что силы заканчиваются, разделить сознание и тело, и со стороны, отстраненно наблюдать за телом. Оно само откуда-то находит и силы, и энергию, а человек это все только наблюдает сначала с удивлением, потом с пониманием. Само это понятие заимствовано из раджа-йоги, и называется "выходом из обусловленности". И достигается путем длительных тренировок. Один мой знакомый лейтенант, тоже командир взвода, только служит он в другой роте нашего батальона, зимой, если становится ведущим, способен без смены, пока его не остановят вести взвод и торить тропу для остальных. Он пользуется как раз этим методом. Полностью отделяет свой ум от тела, и потому не осознает усталости мышц. Мы все привыкли к пониманию того состояния, когда наступает усталость. Просто считаем, что она должна наступить в такое-то и такое-то время. Однако это понятие ложное, и обуславливается как раз знанием того, что усталость неизбежна. А если ум отстраняется, то организм использует собственные скрытые силы, и бывает в состоянии перегружаться до бесконечности. Хотя, конечно, бесконечность – это явный перебор наших инструкторов.
Тем не менее, я по себе хорошо знаю, насколько больше становится сил в таком состоянии. Инструкторы любят рассказывать историю, как шли в горах два альпиниста. Один из них просто атлет, а второй – поклонник раджа-йоги. Атлет сорвался со скалы. И поклонник раджа-йоги трое суток держал руками страховочную веревку, и руки его не чувствовали усталости. Он усилием ума отключил от своих физических усилий ум. Когда им на помощь пришли горные спасатели, поклонник раджа-йоги еще и им помогал вытаскивать своего товарища. Пример классический, но характерный. Такая степень владения умом и телом, конечно, не каждому доступна, но каждый может к этому стремиться, и должен тренироваться.
Когда я шел со своим взводом, приходилось останавливаться, и устраивать привалы. С майором Медведем мы шли без остановки. Мы, офицеры, могли себе такое позволить, и знали, что у нас хватит сил, если сейчас придется вступить в бой. Офицер всегда имеет лучшую подготовку, чем солдаты. Солдаты приходят и уходят, а офицер постоянно готовит их, и постоянно вынужден находиться в высокой степени боевой подготовки.
Мы прошли несколько километров по дну ущелья.
– Пора поворачивать. – по памяти определил я. – Странно, так ни одного "гуляющего дыма" и не встретили. Вчера их в этом ущелье было полно.
Я присел, и набрал во фляжку немного воды для пробы. Вчера я брал пробу с этого же места, значит, требовалась повторная, чтобы стали заметны изменения, если они есть.
– Ручей далеко тянется? – показал майор на поток ледяной воды, бегущий по дну ущелья, и даже ногой воду поддел, выбрасывая брызги на берег.
– Не знаю. Метрах в ста отсюда была стоянка банды Арсамакова. Прямо на берегу ручья. Отсюда они пошли на сигнальный дым летчиков. Мы едва-едва успели предотвратить нападение. Арсамаков не решился нападать открыто, фронтом, хотя у летчиков из оружия были только пистолеты. Разделил банду на две части, часть внизу оставил, часть в обход повел, чтобы сверху атаковать. С бандитами наш снайпер в одиночку расправился. Только Арсамаков и еще двое или трое убежали.
Воспоминания эти, как я сам понял, просто грели мои мысли. И я им предавался с удовольствием. И Медведь слушал с пониманием.
Сейчас часть взвода находится в карантине, а боевой костяк неизвестно где и неизвестно в каких условиях. Понимание этого давало мне боевую злость, и я готов был давить всех пауков подряд. Мелких, местных, каблуком, крупных, залетных, чем получится.
И потому при подъеме на склон пошел быстрее. Просто завелся от своих мыслей. Майор Медведь мои воспоминания не прервал. Понимал, наверное, что я часто теперь буду вспоминать взвод и его дела. До тех самых пор буду, пока мы не освободим солдат их инопланетного плена. И он готов был на любой риск, чтобы помочь мне.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Только на узком хребте, где даже по траверсу пройти было бы затруднительно, когда впереди был крутой спуск, я сбросил скорость. Сработала привычка к контролю за своим психическим состоянием, и я мысленно надавил на тормоз, поскольку спуск – дело несравненно более сложное, чем подъем. Сложное, в первую очередь, технически. При подъеме нужны сильные бедра и крепкие объемные легкие, а при спуске требуется повышенная внимательность и продуманность действий.
– Угомонился? – только тогда и спросил майор Медведь.
И я остался благодарен ему за то, что он не спросил меня об этом раньше.
– Угомонился, товарищ майор.
– Держи себя в руках, иначе, в таком состоянии, боец из тебя будет никакой, и ты своим мальчишкам помочь не сможешь, только сам в плен угодишь, и меня туда же отправишь. Далеко еще до места?
– Еще одно ущелье перейти.
– Страховка здесь нужна? – майор показал на кольцами свернутую прочную веревку, что висела у него на рюкзаке.
– Мы с взводом так проходили.
– Тогда и мы с тобой пройдем.
Пройти-то мы прошли, только меня мой груз постоянно звал свалиться и скатиться, и несколько раз я только в самый последний момент умудрялся не уронить гранатомет, и при этом каким-то неведомым образом удерживал равновесие, сам этому мысленно удивляясь. Тем не менее, говоря короче, я зову тяжести не поддался, и дошел до дна ущелья на своих ногах и с не разбитой головой. И даже конечности по склону не разбросал, ничего не сломал и не отломил. И сам этому не удивился, зная свою подготовку. На дне ущелья мы все же минут десять отдохнули, посидели на траве под елями, где увидеть нас без специальной тепловизионной техники было невозможно.
Имели пауки такую технику или не имели, я не знал, как, тем более, не мог этого знать майор Медведь, который живого гигантского паука еще не встречал. Но вообще сидящего человека даже в тепловизор легко принять за какое-то животное. Тем более, животные здесь водились. Мы отдыхали, когда крупная, но вовсе не гигантская свинья провела мимо нас по самому центру дна ущелья свое стадо – полтора десятка молодых самок, и два десятка молодых самцов. С расстояния в пятнадцать метров дикая свинья не в состоянии различить человека зрением, но она хорошо чувствует запах. Проходя мимо нас, старая свинья захрюкала, захрюкали и другие свиньи, и все стадо ускорило движение.
– А разве кабаны не ночные животные? – спросил меня майор Медведь.
– Ночные. Днем они предпочитают спать.
– Значит, их кто-то поднял. Кто-то идет за нами по следу?
Я поднял бинокль, и стал просматривать ущелье в длину.
– Вот они. Они, видимо, и подняли.
– Кто?
– Красные волки. Поднимаются по склону. Торопятся. Идут в сторону перевала. Интересно, как у хищников передается информация? Ни микрофонов, ни наушников, ни коммутаторов. А они все знают. Знают даже то, что через пару хребтов их ждет добыча.
– Спроси, что полегче, – отмахнулся майор. – Я по природе своей не хищник.
Я спросил:
– Двигаться не пора?
Майор согласно встал. Внешне – без сожаления прервал свой отдых. Даже не вздохнул ни разу. Просто встал, и пошел. И не так, как я поднимался на предыдущий хребет. Без внутреннего напряжения, спокойно и размеренно.
Мне невольно пришлось под его темп подстраиваться. Хотя я уже и без того не спешил, не желая показать перед майором слабость своей нервной системы. И не потому, что она у меня была слабая. Напротив, нервы у меня всегда были надежными, но нервный срыв может произойти с любым. Энергия психологического взрыва имеет свойство скапливаться в организме, и когда-то взрыв наступает. У меня он произошел, однако я сумел перебороть его своими силами. Обуздал эту энергию. Но и это показывать – это тоже пустая бравада, хвастовство, что по натуре мне было чуждо. Я не любил хвастовство в других, и потому не допускал его со своей стороны.
* * *
Наверху мы снова остановились. И опять присели под деревьями, чтобы обезопасить себя от нападения сверху. Но небо все же мы поочередно просматривали. Хотя я понимал, что это бесполезное занятие. Скутер пауков, действительно, может передвигаться и беззвучно, и со скоростью мысли. Это я передвигался на мотоцикле, представляя его мощь, но все равно с той примерно скоростью, с какой мог бы ехать тот же мотоцикл, к примеру, по гоночному треку. Но я видел, как взлетал скутер с пауком. И как он за доли секунды скрылся за горизонтом. Полетел он, кстати, в южную сторону, туда, куда и показывал на карте эмир Арсамаков. Хотя, южная сторона – это еще ни о чем не говорит. Южная сторона большая, и отыскать там ущелье, где база находится, будет не просто. Если только сам скутер не знает, куда лететь. Или шлем не подскажет, не направит полет по знакомому маршруту.
Сверху, с хребта, мы пытались рассмотреть место, где разбился большой боевой космолет. Там, где вчера была яма, пробитая корпусом упавшей машины, сейчас было небольшое озерцо, в которое впадал ручей, и из которого в противоположном конце он же и вытекал, но уже слабой струйкой.
Тепловизор в моем бинокле не показал наличия живых теплокровных организмов. Но мне пришла в голову мысль, которая требовала разрешения.
– Товарищ майор, а пауки – теплокровные?
– В каком смысле? – не понял меня Медведь. – Растолкуй недоразвитому.
– Тепловизор может увидеть только теплокровных тварей, которые тепло излучают. Вот меня и интересует – сможет он паука увидеть? Пусть даже не нашего, гигантского. А простого паучка, что паутину по елкам развешивает.
– Я в принципе далек от всякой зоологии, – неуверенно ответил майор. – И ничего внятного объяснить тебе не смогу. Этот вопрос требовалось раньше задать кому-то из мира ученых. Тому же генералу Вильмонту. Он может знать.
– А может и не знать. Он тоже не зоолог.
– Ну, сам бы не ответил, спросил бы кого-то знающего.
Раньше меня этот вопрос мало интересовал. Но внизу мой бинокль никого не нашел. Ни одного даже завалявшегося бандита. Ни в человеческом обличье, ни в паучьем. Мне показалось, там опасности вообще никакой нет, хотя это могло быть само по себе обманом, идущим у меня изнутри. Ведь я не встретил здесь опасности, когда передавал шлем пауку. Отсюда автоматически передавалось ощущение отсутствия опасности от места. Но мы целенаправленно шли именно сюда, и именно для того, чтобы найти опасность. Но когда она по наши души пожалует – это пока не известно ни мне, ни командиру группы майору Медведю.
– Будем спускаться?
– А чего ждать?
– Пообедать бы не грех. Хотя дело к ужину идет.
– Спускаться тяжело будет.
– Что в рюкзаке еду тащить, что в животе – какая, хрен, разница. А то получится так, что заварушка начнется, и перекусить не успеем.
– Пока там заварушкой не пахнет. Я бы предпочел сначала спуститься.
– Ладно. Пойдем. – согласился со мной командир. Он вообще оказался покладистым и понимающим человеком.