Она встала, подошла ко мне и обняла за плечи.
– Прости меня, ладно?
От нее пахло ею. И это мне страшно нравилось. И она сама мне тоже нравилась. Очень. И кривить душой было бесполезно. Да и зачем? Впервые мне было по-настоящему хорошо с женщиной. Я погладил ее руку.
– Ладно. Устоять против тебя невозможно. Но все-таки потом поговорим подробнее.
Марго улыбнулась. Победа была за ней, и она это поняла.
9
Когда все собрались в гостиной, Параманис предоставил слово Вере. Вообще в последнее время мне стало казаться, что с каждым днем, проведенным в группе, она меняется к худшему. Как-то худеет и все больше замыкается в себе. И это было особенно заметно в то утро. Она осунулась за одну ночь. Я понятия не имел, что творится в ее душе. Для меня, да и для всех нас, думаю, она была непостижима. Почти как инопланетянка. Или маленькая принцесса на чужой планете. Именно на чужой. Эта планета была не для нее. И как она сюда попала, для меня осталось загадкой. Может, ее душа проходила здесь свои университеты и набиралась того опыта, который мог ей понадобиться где-то еще. Может быть, ею, как антенной, пользовались не только мы, но и силы, о которых я, да и не только я не имели никакого понятия. Может быть. В жизни много такого, что не поддается логическому объяснению. Лично мне Вера нравилась. Не как женщина, разумеется, потому что в ней не было женщины. Как человек. Просто как Вера. Мне хотелось рассказывать ей сказки и всякие добрые истории. Но она была необщительна, к сожалению.
Когда Параманис дал ей слово, Вера вздрогнула. Видно было, что ей тяжело говорить. Но потом она все-таки переборола себя и стала рассказывать то, что видела во сне. Рассказ получился отрывочным, не очень внятным, с длинными паузами, но понять его можно было вполне. При определенном усилии, конечно. Я лично всегда воспринимал ее отчеты как просмотр авторского кино. Типа фильмов Тарковского, Параджанова, Антониони, Бергмана или кого-то еще. Растянутые, долгие кадры… Вера и вокруг нее – бушующий океан человеческих страстей. Она настраивается, пытается понять и принять. Вздрагивая и сжимаясь от всего негативного. А волны в основном негативные. И очень редкие волны любви. Она рассказывала, и я видел в лицах людей, готовящихся продать, предать, убить, напасть, подкопаться, пустить сплетню, оскорбить, подсуетиться, заграбастать. Были и те, кто потерял веру, надежду и любовь. Уставшие, больные, разочаровавшиеся. Были просто серые люди, быдло, для которых жизнь сводилась к тому, чтобы пожрать, выпить, трахнуться и поспать. Были редкие люди, стремившиеся к познанию и самосовершенствованию. Мудрецы. Встретила она и одного настоящего святого и одного настоящего грешника. Большинство же были обычными людьми, балансирующими на грани добра и зла, скуки и интереса, веры и безверия, любви и ненависти. Но среди ее многочисленных сновидений прошедшей ночи не было ни одного, в котором фигурировали бы интересующие нас люди. Или они умели хорошо маскироваться, или же на некоторое время прекратили свою деятельность и легли на дно, зная, что их засекли и уже ищут.
– Может быть, стоит предотвратить те два убийства, что готовятся? – спросила Галина. – Ведь Вера видела тех, кто собирается убить…
Параманис отрицательно помотал головой:
– Это нас не касается. Мы не можем предотвращать все то, что происходит или может произойти плохого в Москве. Не наша задача. Меня заботит другое. Куда делись эти люди? Если бы они действовали, Вера бы засекла их. Правда, Вера? – обратился он прямо к ней.
Вера сжала ладони и коротко кивнула.
– Может, они решили переждать, – высказался я. – Они ведь в курсе, что мы идем по их следу.
– В Верочке я не сомневаюсь. Она уже доказывала свои способности антенны. Так что, видимо, это единственное объяснение, – согласился Параманис.
– А что, ваши приборы ничего не показывают? – спросил я невинно.
Параманис посмотрел на меня и ничего не ответил.
– А чем сегодня займемся мы с Галей? – поинтересовался в свою очередь Никанор.
– Тем же, что и вчера. Списком, который я вам дал.
Он побарабанил пальцами пианиста по столу, встал, подошел к окну и постоял некоторое время, глядя на главную улицу страны. Потом повернулся к нам. Вид у доктора наук был почти таким же отрешенным, как у Веры.
– Ладно. Новый рабочий день начался. Приступайте. И будьте на связи в случае чего. Вера, пойдемте. Я отвезу вас домой. Вам надо отдохнуть.
Не глядя на нас, он вышел в холл. Вера молча встала и последовала за ним. Через некоторое время хлопнула дверь, и мы остались вчетвером.
– Вы в спальню? – спросил я Никанора.
Он кивнул. Странно было видеть людей, которые работали лежа, с отключенным сознанием. Но у каждого своя стезя.
– Хотите чаю? – поинтересовалась Маргарита на правах хозяйки.
Оба они отказались. Почти синхронно. Видимо, им не терпелось приступить к путешествиям вне тела. Провожая Галю и Никанора взглядом, я понадеялся, что Марго успела прибраться в комнате. Не страдаю комплексами, но все же…
Наконец мы остались одни. Не считая Багиры, которая возникла у моих ног, потерлась, замурлыкала и крадучись направилась к радиатору. В этой квартире она чувствовала себя намного комфортнее, чем все мы, вместе взятые.
– Ты меня простил? – спросила Марго.
– Стараюсь. Скажи мне, Марго… Ты кто? Лейтенант?
– Капитан.
– А-а-а-а… Ну-ну…
– Что? Я же тебе все объяснила.
– Я и говорю – ну-ну… Ладно. Если ты капитан, тогда я майор. Хотя бы потому, что старше тебя.
– Хочешь, чтобы я выполняла твои приказы? И соблюдала субординацию? – улыбнулась она.
– Да нет. Просто хочу тебя предупредить, чтобы не раскомандовалась…
– По-моему, я и так вела себя тише воды ниже травы…
– Это правильно, – одобрил я. – Тогда вперед, капитан. Нам тоже надо отчитываться по списку…
Следующим в нашем списке был американец. Из Лос-Анджелеса. Лет пятидесяти, из которых лет тридцать он собирал открытки с видами и достопримечательностями Москвы. Просто такое хобби. И за эти тридцать лет он ни разу не был в Москве. Все это и вызвало подозрение у компетентных органов. Если человек целых тридцать лет собирает открытки с видами города, почему бы ему туда не поехать? Ведь это естественно. Не погулять, не посмотреть вживую, не пообщаться, не подышать воздухом любимого города… Не увезти назад сувениров. Не могли в наших компетентных органах понять, что человек тридцать лет не приезжал, потому что открытки одно, а реальность другое. И он боялся разочароваться в городе, которым был так очарован на расстоянии. Такая тонкая психологическая история. Одним словом, когда поклонник Москвы через тридцать лет решился все же на поездку, он вел себя настолько странно, что сразу же вызвал вопросы. И его внесли в список. Но, побывав у него в гостях в качестве журналистов, мы с Марго сняли с него все подозрения. Странности вполне объяснялись. Как мог бы вести себя человек, через тридцать лет встретив свою первую любовь? У него явно были бы перепады настроения. От восторженности к хандре, от хандры к грусти и снова к восторженности. Так и вел себя американец, влюбленный в виртуальную Москву и впервые увидевший ее в реальности. И никакого отношения к энергетическому террору бедный любознательный толстяк, а он был довольно толстым, не имел.
Разобравшись с этим случаем, мы решили, что я поеду к своему знакомому философу выяснять насчет знака на записке, а Марго вернется на конспиративную квартиру, потому что посещать без меня людей из списка не имело смысла. Она умела внушать мысли, но не умела их читать. Тут же и поделили деньги. Их хватило бы на поездки на такси на ближайший месяц. Параманис оказался довольно щедрым.
Борю Ильина я знал около десяти лет. Он был братом моей однокурсницы. Лысенький, полненький и неприметный очкарик тридцати лет, Боря жил вдвоем с матерью в двухкомнатной неотремонтированной и захламленной квартире, в ванной которой протекало уже год, а с крыши – это был последний этаж – постоянно капало в дождливую погоду. Мать, интеллигентная библиотекарша, нервничала и попрекала философа каждый божий день. Боря переносил попреки стоически. Его интересовали не бытовые, а общечеловеческие проблемы, и каждый год он разрабатывал новую концепцию спасения человечества. Ибо Боря был твердо уверен, что человечество движется к своему концу и конец этот наступит в 2028 году. Если оно, то есть человечество, не одумается и срочно не примется за свое перевоспитание. Эту благородную миссию перевоспитания Боря готов был взвалить на свои покатые плечи, но все дело было в том, что человечество до сих пор никак не оценило потуги московского философа. Научные журналы Борины статьи не печатали, потому что считали их околонаучными, то есть, проще говоря, галиматьей, а газеты и обыкновенные журналы не печатали те же статьи, потому что считали их слишком заумными. Бедный Боря с его огромным запасом знаний почти во всех областях, включая довольно специфические – астрологию, хиромантию, пифагорейство, каббалу, буддизм, – оказался никому не нужным и вынужден был преподавать в школе для умственно отсталых детей историю, одновременно подрабатывая дворником. Все это, естественно, сказалось на его характере, и Боря понемногу стал брюзгой и мизантропом. По-моему, теперь он жил только для того, чтобы дожить до 2028 года и своими глазами увидеть конец неблагодарного человечества.
Прежде чем поехать к нему в Братеево, я зашел в магазин и купил несколько бутылок "Балтики". Боря был большим любителем пива.
– Заходи, – буркнул он, самолично открыв дверь. – Только ноги вытри сначала…
Я без возражений вытер ноги о довольно грязный половик, хотя знал точно, что в квартире не подметали минимум неделю, и вошел. Прямо посередине коридора стоял тазик, и с потолка в него капала вода – кап-кап.
– Давай сюда пакет, – приказал Боря.
Я протянул.
– Тут пиво? – поинтересовался приятель, подозрительно разглядывая пакет.
– Пиво, Боря. Ты ведь не разлюбил его? – на всякий случай поинтересовался я.
– Не говори глупостей.
Он взял пакет и, шаркая тапочками, как старик, направился в кухню. Я последовал за ним. Я давно привык к странностям приятеля и не обращал на них внимания.
– Мать спит. Так что не ори, – предупредил меня философ, с шумом ставя пакет на стол.
– Не буду, – заверил я.
Боря стал сосредоточенно вынимать из пакета бутылки и ставить их в ряд. Из старого "Саратова" вынул воблу. Нарезал хлеб. Вытащил из шкафа открывалку и два стакана. По столу пробежал таракан, но философ не обратил на него ни малейшего внимания.
– Сигареты есть?
– Есть.
Боря сел, оглядел стол. Лицо у него несколько прояснилось.
– Садись, чего стоишь, – предложил он.
Я сел напротив. Взял открывалку, откупорил две бутылки. Разлил пиво по стаканам.
Боря с отстраненным видом следил за моими движениями. Потом взял свой стакан с пивом, выпил одним духом, вытер с губ пену. Удовлетворенно крякнул.
– Хорошо. Меня томила жажда… Ну вот… Теперь говори… Чего приперся?
– Боря, будь повежливее, ладно? А то в морду схлопочешь, – улыбнулся я.
– Ты, кусок тестостерона… Ты общаешься с величайшим умом своего времени… Вместо того, чтобы прыгать от радости, что удостоился такой чести…
– Не паясничай… У меня мало времени…
– Время… А что такое время… И что такое пространство…
Боря налил пива, только себе, и снова выпил с видимым удовольствием.
– И что такое человек… – задумчиво протянул он, потянувшись к вобле. – Всего лишь запутанная система знаков…
– Ты попал в яблочко.
– В какое яблочко? – удивился философ, пытаясь очистить рыбу.
– И я пришел к тебе с серьезным предложением. Боря, ты меня слушаешь?
– Хочешь сделать мне предложение, от которого я не смогу отказаться? – хмыкнул он.
– В общем, да. Это предложение, от которого не стоит отказываться.
– Я отказываюсь.
– Сначала выслушай, потом отказывайся, умник.
– Мне наплевать. Я отказываюсь от всех предложений. Мне неинтересен этот мир. В нем нет ничего хорошего.
Философ откупорил очередную бутылку и приложился прямо к горлышку. Я сделал то же самое. Правда, в отличие от него отпил немного. Подождав, пока Боря выдул всю бутылку и с шумом поставил ее на стол, я сунул ему воблу. Он взял и с задумчивым видом впился в рыбу зубами.
– Послушай, Боря… – Я вынул из кармана записку и положил перед ним на стол, предварительно смахнув остатки воблы. – Мне надо, чтобы ты покопался в книжках и выяснил, что может означать этот знак.
Боря взял записку и уткнулся в нее. Сначала прочитал, потом стал изучать знак. Довольно долго.
– Этот знак много чего может означать, – сказал он наконец.
– Можешь подробно написать о всех его значениях? Особенно в связи с какими-то тайными обществами, группами. Воздействием на сознание. Энергетическим оружием… Гипнозом. В общем, все, что касается эзотерики… Религии. Науки. Общества.
Боря потянулся к моей пачке сигарет, вытянул сразу несколько штук, одну закурил, остальные отложил на край стола и глубокомысленно взглянул на меня.
– А зачем тебе это, Макс? – полюбопытствовал он. – Журналистское расследование?
– Именно. Журналистское расследование, – заверил я.
– Но ты же знаешь, я бесплатно ничего не делаю, – предупредил он.
– Пятьсот долларов, – сразу же предложил я.
– Сколько?
– Пятьсот. – Я был уверен, что вытрясу из Параманиса такие деньги.
– Пятьсот… Боже ты мой… Это же сколько всего можно сделать… Компьютер б/у можно купить, ремонт сделать можно… Даже жениться можно, ей-богу… Хотя нет… Жениться – это лишняя головная боль… Будет мельтешить туда-сюда, туда-сюда… Вместо жены можно библиотеку серьезно обновить… Я давно уже не покупал приличных книг. Представляешь?
– Ну, так ты согласен?
– Макс, родной, ты еще спрашиваешь… Конечно, я согласен. Безусловно и категорически согласен…
– Тогда я тебе позвоню на днях. Встретимся, поговорим более подробно. А ты пока покопайся где только можно и изложи свои варианты на бумаге… Теперь извини, я спешу.
Я встал, не допив свою бутылку, и вышел, оставив Борю в глубокой задумчивости.
10
Когда я подъехал на такси к памятнику Пушкину, паукообразный Мориатти еще не прибыл. Не было и его жлобов. Я очистил от остатков снега скамейку, на которой он восседал в прошлый раз, сел, закурил и принялся размышлять. Сначала о Маргарите. Неприятный осадок все же остался. Зная себя, я понимал, что он пройдет не скоро. Но с другой стороны, я же сам скрывал от нее многое. Почему же она должна была быть полностью откровенна со мной? Да и слишком мало времени мы вместе. Может, потом все наладится? Тут я вспомнил девушку из своих снов. Почему она мне снится? Неужели это вещие сны и я с ней встречусь в реальной жизни? Может, она именно та, что предназначена мне судьбой? И что за странную долину я видел? И при чем тут моя тетка, сестра отца, которая умерла много лет назад? И кто был тот мужик с ноутбуком? Действительно Бог? И вообще, что происходит? И зачем я тут торчу в ожидании какого-то козла, который абсолютно мне неинтересен? Да, кстати, что именно ему ответить? Что я согласен сотрудничать с преступным миром, но не могу покинуть свое место работы? Глупость какая-то. А вдруг он мне поручит нечто неприемлемое? Да еще и опасное? Или вдруг Параманис решит, что я должен устранить сливки отечественной мафии? Чего ради я вообще влез во все это? Писал бы себе статейки и всякие дурацкие интервью, был бы вольной птицей и делал бы что взбредет в голову. А тут, куда ни кинь, всюду клин. Ловушки. Знаки. И еще бог знает что…
– О чем так глубоко задумались, Духов? – раздался голос сбоку.
Я вздрогнул и обернулся. Мориатти стоял в двух шагах, попыхивая трубкой, и смотрел на меня. Сзади застыли уже знакомые мне два телохранителя. А рядом… Рядом ослепительно улыбалась брюнетка из магазина. Ничего себе… Вот, оказывается, какой расклад. Впрочем, красивых женщин, как правило, тянет на порок и преступление. И окружение у них опасное. Это нам известно еще из классической литературы.
– Знакомые все лица, – проговорил я без особого энтузиазма.
Брюнетка улыбнулась шире, хотя шире вроде было некуда.
– Он меня узнал, – радостно сказала она своему спутнику.
– Один раз увидев, тебя уже невозможно забыть, дорогая, – галантно ответил "паук". – Духов, может, дадите нам место рядом с собой? А то стоять неудобно.
Я подвинулся. Оба они сели. Слева. Сначала мафиози, потом ведьма. От нее все так же пахло дорогими французскими духами. А от него – дорогим трубочным табаком. Оба жлоба отошли подальше и встали так, чтобы держать все пространство под наблюдением.
– Как поживаете, Духов? – с искренним интересом спросил "паук".
– Вашими молитвами, – ответил я.
– Не помню, когда молился в последний раз. Вообще не помню, чтобы когда-нибудь молился. Все, что мне нужно, я беру сам, – усмехнулся "паук".
– У него фамилия такая… Духовная. Поэтому и спрашивает, – заметила брюнетка. – Люблю интеллигентных мужчин. Они такие потерянные… И так плохо трахаются…
Мориатти усмехнулся. Левой половиной лица. Правая осталась неподвижной. Видимо, он не считал себя интеллигентным человеком. Хотя было бы удивительно, если бы считал.
– Венера – моя помощница, – представил он брюнетку. – Богиня красоты. Но природа не обделила ее и умом, как вы заметили, Духов.
– Заметил, – сказал я. Всегда лучше иметь такого типа женщин в союзниках, чем в противниках.
– Спасибо. Вы милый, – хохотнула брюнетка.
– Он не милый. Он хитрый, – поправил ее "паук". – Но не хитрее нас. Итак, вы подумали, молодой человек?
Я прикурил вторую сигарету. Все еще не мог избавиться от стереотипа, что курение помогает думать. Хотя не раз убеждался в том, что это заблуждение.
– Подумал.
– И к каким выводам пришли?
– К простым. С работы уйти не могу, но готов сотрудничать. В рамках законности и правопорядка.
Это был намек, но "паук" его не понял. И ладно. По крайней мере, я честно сказал, что собираюсь их сдать. Теперь моя совесть была спокойна.
– Что за глупость. Мы как раз работаем вне рамок законности и правопорядка. Вы что, шутить изволите? – со скрытой яростью в голосе проговорил мой собеседник.
– Я? Да нет. Я излагаю свою позицию, – пожал я плечами.
– Значит, ваших нынешних работодателей оставить не можете?
– Не могу. Они хорошо платят, да и работа интересная.
– Но сотрудничать согласны.
– Согласен. Но не убивать, грабить и кидать, как вы понимаете. Я верю в потустороннюю жизнь и в ад попадать не намерен.
– Нет ни ада, ни рая, Духов. Не морочьте мне голову. Мы просто живем, а потом уходим в пустоту. В ничто. Поэтому жить надо так, чтобы потом уходить без сожалений. Жить надо красиво. С шиком. И размахом. Впрочем, у нас тут не интеллектуальный клуб. И читать вам лекции я не намерен.
– Очень любезно с вашей стороны, – улыбнулся я.
Брюнетка снова хохотнула. Веселая женщина. Мне нравятся веселые и жизнерадостные женщины, даже если они ведьмы или офицеры службы безопасности.
– Тогда я не могу дать вам сразу тридцать тысяч. Оплата будет по факту, – буркнул Мориатти.