- Туда ударил топор. Я тру потому, что рана зажила, а отец упокоился.
Луна поднялась еще выше, и рядом со мной преклонила колени одна из белых фигур. В руках у нее была белая шелковая подушка, на подушке лежал огромный шлем с забралом, белый, как самый чистый жемчуг, и увенчанный серебряной короной.
Я принял подушку и встал. Шестеро других белых фигур помогали Лурн облачиться в доспехи - доспехи, неуязвимые для любого меча: нагрудник, горжет, набедренные щитки. Как земля вращается вокруг луны, так и я описал вокруг Лурн полукольцо.
- От богини, которой ты служишь, прими корону, которая твоя по праву.
Когда она стояла, ее голова была выше моих вытянутых кверху рук, но она припала передо мной на колено, и я возложил шлем с короной на ее голову. Шлем, невесомый, как бледный плюмаж на его маковке.
Встав, Лурн на пробу опустила забрало; и я увидел, что теперь на забрале выгравировано белое лицо - ее собственное.
- Я королева! - Как будто запели десятки труб.
Я кивнул.
- Мы восстановим королевство, Валориус!
Я снова кивнул. Ведь я думал о том же самом.
- Я восстановлю королевство, и мы опять будем Играть. И в этой Игре, Валориус, я буду королевой!
Тогда я понял, что та, которую я целовал так часто, должна умереть. Люди говорят, что меч сам прыгает мне в руку. Это не так, однако немногие извлекают клинок из ножен столь быстро. Она парировала мой первый выпад латной рукавицей и попыталась ухватить меч за лезвие; меч выскользнул - оттого я и жив.
О нашем поединке в залитом лунным светом саду я скажу немного. Она могла парировать мои удары - и парировала. Я же ее ударов парировать не мог: слишком она была сильна. Я уворачивался, приседал и падал на землю снова и снова. Я надеялся на помощь, но никто не помог. Если бы одно желание могло заставить воздух ожеребиться, у меня был бы целый табун лучших скакунов. Но ни один конь так и не возник.
Зато наконец вышел Наш Господин Солнце, и это было еще лучше. Я сумел поставить ее к нему лицом и вогнал острие в глазную щель ее забрала. Стали внутрь проникло немного - на длину моей ладони, на ширину двух сомкнутых пальцев. Но этого хватило.
Что теперь?
Теперь я бреду куда глаза глядят. Если меня просят пророчить, я говорю, что мы должны свергнуть тиранов и построить новое государство для нас и наших детей. Если просят исцелить, я лечу их больных - когда в силах. Если приносят еду, я ее съедаю. Если не приносят - пощусь или добываю еду сам. Вот и все, разве что порой выдается случай побеседовать с заблудившимся путником вроде вас. К востоку лежит прошлое, к западу - будущее. Если ищете богов, то вам на север, а если блаженных, то на юг. Вверху стоит Всемогущий, внизу лежит Пандемониум. Выберите свой путь и крепко его держитесь, а то, если сойдете с него, можете встретить кого-нибудь такого же, как я. Счастливого пути! Мы больше не встретимся.
ДЖЕЙМС ЭНДЖ
Поющее копье
(перевод Л. Дукорской)
Сказаниям о Морлоке Эмброузе Джеймс Эндж посвятил не один год, но признание к нему пришло лишь тогда, когда маятник читательского спроса вновь качнулся в сторону литературы "меча и магии". Появившиеся на страницах "Black Gate" и "Flashing Swords", а также на сайте fiction.com отзывы о странствующем волшебнике-воине не остались незамеченными, проявившийся читательский интерес вскоре был удовлетворен последовавшими один за другим романами "Кровь Эмброуза" ("Blood of Ambrose"), "Этот искаженный путь" ("This Crooked Way") и "Век волка" ("The Wolf Age"). Вот что пишет об авторе "Strange Horizons": "Эндж демонстрирует стиль, способный удовлетворить самых требовательных интеллектуалов. Он показал себя умелым повествователем, чем привлек внимание многих". В этом нет ничего удивительного, ведь Эндж преподает классические языки в одном из университетов Среднего Запада. В интервью "Fantasy Book Critic" он говорит: "Если взять современный реалистический роман, то на протяжении всего двадцатого столетия явно просматривается тенденция акцентировать внимание на главном герое. На его чувствах и восприятиях. Я не возражаю. Жанр реалистической фантастики достиг в этом направлении выдающихся результатов, но, думается, дальнейшее его возделывание чревато истощением плодородного слоя. Фантастика же должна соответствовать канонам написания романов эпохи Средневековья, то есть следовать классическим традициям, когда большее внимание уделялось деяниям людей. Мне импонирует фокусировка на действии (причем не обязательно это погоня на автомобилях или перестрелка) и на окружающем героя мире. Все положительное, что присуще старым традициям повествования, я привношу в жанр фантастики двадцать первого века и надеюсь, такой подход оправдает себя".
Пить до тех пор, пока тебя не начнет выворачивать наизнанку, а затем повторять это сызнова - занятие весьма скучное. Оно не требует особого таланта, да и славу или богатство таким способом вряд ли стяжаешь. К тому же за попойкой следует довольно продолжительный период бессознательного состояния, но, несмотря ни на что, именно такой способ времяпрепровождения стал излюбленным у Морлока Эмброуза.
В коротком промежутке между запоями он изобрел устройство, позволяющее существенно повысить крепость обычного вина. Поскольку деньги его не прельщали (при необходимости он мог бы их зарабатывать возами), Морлок передал изобретение Лину, владельцу таверны "Разбитый кулак", наладившему процесс обогащения путем упрощенного производства дистиллированных спиртных напитков. По его распоряжению кружка Морлока никогда не оставалась пустой, стоило ему только заявиться в "Разбитый кулак". Отныне Морлок наведывался в таверну ежедневно и засиживался там до тех пор, пока помощники Лина с пренебрежением не вышвыривали его, храпящего, на улицу. В другое время и в другом месте Морлока сочли бы пропойцей. Однако в землях, не имевших властителя и располагавшихся к востоку от Малого моря, он представлялся обычным человеком, напивавшимся вусмерть, что не занимало много времени, но происходило недостаточно быстро, с точки зрения тех, кому приходилось иметь с ним дело.
Однажды вечером к Морлоку, расположившемуся в таверне, как на рабочем месте, подошел незнакомец и спросил:
- Правда, что ты Морлок-творец?
Будь Морлок трезвее, его ответ был бы отрицательным. Будучи совсем пьян, он вообще ничего не ответил бы. Однако в тот момент мужчина способен был говорить правду, не заботясь о последствиях. Помимо полного беспамятства, такое душевное состояние он предпочитал всем остальным.
- Да, я Морлок. - Сгорбленная фигура слегка качнула плечами. - Что будешь пить? Садись, им придется принести тебе бесплатную выпивку. Кто пьет со мной, обслуживается бесплатно. Звучит словно песня, не так ли?
- Не до выпивки, - ответил человек, присаживаясь к Морлоку. - Мне необходима твоя помощь.
- Я не занимаюсь благотворительностью. Мое дело напиваться.
- Это не занятие.
- Для какого-нибудь слю-слю-слюнтяя - нет. Но я отношусь к этому чрезвычайно серьезно.
Морлок успел выпить несколько кружек крепленого вина, пока незнакомец подробно, однако довольно путано излагал свою историю, в конце концов подытожив:
- Теперь ты понимаешь, что должен мне помочь.
- Возможно, если бы слушал, - заметил Морлок. - Но, хвала богу Мщения, ничего такого я не делал.
- Ты - бесполезная лохань для пойла! - вскипел собеседник. - Значит, до тебя не дошло, что Виклорн владеет Поющим копьем?
- Теперь расслышал. А кто такой этот Виклорн? Фокусник или, может, танцовщик на карнавалах?
Морлок пытался оценить возможности Поющего копья, воспользуйся им танцор на карнавале.
- Виклорн! - выпалил незнакомец. - Это пират и разбойник! Он использует Поющее копье для убийств и грабежей на всем побережье Малого моря. Говорят, им он уничтожил даже своих подельников. А теперь он направляется с Андхракаром вглубь страны…
- Погоди-ка…
- Пока ты сидишь здесь, вливая в глотку пойло…
- Хочешь сказать, Поющее копье - это оружие, называемое Андхракар?
- Да, и если ты…
- Кто же тот глупец, взявший копье и орудующий им?
Собеседник взглянул на Морлока почти с жалостью:
- Виклорн. Пират и разбойник.
- Недоумок, иными словами. Плевать я на все это хотел.
- Выходит, не поможешь?
- Я знал, что в конце концов ты поймешь. Выпьешь? Нет? Не возражаешь, если я себе налью?
- Ты совершаешь роковую ошибку! Сделай хоть что-нибудь!
- Я создал оружие, называемое Андхракар, - заметил Морлок. - Вероятно, свалял дурака. Но я не создавал Виклорна. Тебе, может, повезет по-крупному: посоветуйся с его творцом.
Незнакомец какое-то время всматривался в Морлока, затем поднялся и вышел, не произнеся больше ни слова. В эту же ночь он отправился на запад, чтобы сразиться с Виклорном, и был убит оружием, зовущимся Андхракар. Его еще называют Поющим копьем, потому что когда оно настигает жертву, то начинает издавать едва различимый мелодичный звук, усиливающийся и звучащий все ниже, пока, погрузившись в тело несчастного, не насытится его кровью.
Именно так произошло и с собеседником Морлока. Ночью он подобрался к Виклорну в надежде застать того врасплох. Но бывший пират не спал, не мог уснуть, преследуемый воспоминаниями об увиденном и содеянном, а также роившимися в голове видениями, посылаемыми Андхракаром. Услышав, как кто-то осторожно пробирается сквозь заросли кустарника, он вскочил с походной лежанки. Андхракар, Поющее копье, был при нем, став его неотъемлемой частью. Магическое воздействие Андхракара привело к одеревенению пальцев, сросшихся с древком, превратив хозяина в единое целое с проклятым оружием.
В кромешной темноте Виклорн безмолвно сражался с человеком, страстно желавшим уничтожить его. Затем различив пение копья (поначалу тихий и высокий звук, становившийся все сильнее, ниже и громче), оба противника застонали (один - от страха, второй - от предвкушения). Андхракар, пронзив тело жертвы, замер. Виклорн не стал закапывать труп, бросив его лежать в темноте, сам же свалился на лежанку, рядом растекалась лужица крови. Так погиб тот, кому Морлок не захотел помочь, храбрый, но безрассудный. Имени его никто не помнит.
Морлок, временами проявлявший незаурядный ум, себя смельчаком не считал. Возможно, бывают пьяницы, которым присущи чудеса храбрости, но Морлок к таковым себя не относил. Он напивался, заглушая страх - страх перед жизнью и смертью. Однако так было не всегда. Когда-то Морлок слыл героем, по крайней мере некоторые так считали. Во всяком случае, будучи членом общества, он приносил пользу, о чем теперь не скажешь. Что-то в нем умерло. Ему оставалось лишь насмехаться над собой, ведь только трусы забываются в вине, страшась болезненных объятий жизни.
Виклорн продолжал грабить и убивать. Ему казалось, будто он промышляет грабежом: сколько сможет, забирает, уничтожая оставшееся. Однако все чаще добытое вываливалось у ближайшей обочины или в открытом поле. Он грабил, ибо часть его все еще оставалась Виклорном-грабителем. Но по мере того, как человеческая сущность убывала, терялась суть грабежа. В дальнейшем он только убивал, предавая огню все, что не уничтожил Андхракаром.
- Зачем ты создал проклятое копье? - однажды ночью спросил хозяин таверны Морлока, еще не напившегося и способного мыслить разумно.
- На то у меня были причины, - рассудительно отвечал Морлок.
Немного погодя Лин, владелец "Разбитого кулака", человек, которому Морлок доверил изобретение перегонного устройства, присел рядом. Став богатым, ему больше не требовалось самому стоять за стойкой, что из-за его малого роста было сопряжено с определенными трудностями при обзоре заведения. В те времена, когда он еще не мог позволить себе нанимать помощников, за стойкой у него располагалась целая россыпь ящиков. Было забавно наблюдать, как он проворно перепрыгивает с одного на другой. Если же ему требовалось водрузиться над стойкой для разборки с буйным посетителем, он прикладывал последнего так, что тот никогда больше не доставлял хозяину таверны хлопот. Морлоку нравился этот человек, хотя Лин и считал его бесшабашным пьяницей.
- Морлок, - обратился к нему Лин.
- Лин.
- Как думаешь, Морлок, ты можешь что-нибудь сделать с Виклорном и Андхракаром?
- Лин, - вполне здраво, как можно тише произнес Морлок, - а как ты думаешь, что я могу сделать с Виклорном и Андхракаром?
Лин поднялся и вышел. Лица присутствующих обратились к Морлоку, и, кроме привычного осуждения, на них читалось неприкрытое презрение. Морлок, не будучи от природы ранимым, почувствовал себя настолько неуютно, что предпочел покинуть таверну, пока еще был в состоянии это сделать самостоятельно, - событие для него необычное.
Он вернулся в привычный час на следующий день, но "Разбитый кулак" оказался запертым. Забитые наглухо двери и окна не оставляли сомнения: таверна откроется не скоро. Проходившая мимо женщина поведала ему, что Лин собрался еще ночью.
- Говорят, он отправился на север, в Саркунден, - разъяснила она. - Сама я подамся на юг. Сказывают, Виклорн там уже побывал, выходит, вряд ли повернет обратно?
Морлока не волновали опасения других, но он пришел к важному умозаключению.
- Лин отправился в Саркунден, за тысячу миль отсюда? - вскричал он. - Умом тронулся? А мне что пить?
Последовавшему совету Морлок не внял: к числу опьяняющих предложенный напиток не относился, пришлось возвращаться.
В течение дня или около того Морлок метался как в бреду, что бывало при длительных запоях. Наконец заснул, и ему привиделся пророческий сон. (Дар предвидения, наряду с другими его талантами, оставался невостребованным.)
В сновидении Морлок увидел себя сражающимся с Виклорном и Андхракаром. Виклорн предстал высоченным разбойником с красными, как у горностая, глазами. На нем была выцветшая одежда из недубленой кожи с золотыми вставками, золотой обруч не давал длинным нечесаным светлым волосам спадать на лицо. Соперники не обменивались возгласами, безмолвие сражения прерывал лишь звук ударов смертоносного и несокрушимого наконечника Андхракара с мечом Морлока. Андхракар, хотя недавно и напившийся свежей крови, все равно испытывал страстное желание утолить чудовищный голод, вскоре запел, сперва тихо, затем все громче и громче. Виклорн возбужденно рассмеялся, довольный этим, тут Морлок проснулся, разразившись проклятиями.
Дурной сон, подумал он, усаживаясь на топчане. Пройди хоть тысяча лет, ему хватит ума не ввязываться в драку с владельцем Андхракара. Но, не будучи большим храбрецом (словосочетание, которому Морлок отдавал предпочтение в моменты трезвости, вместо откровенного труса), глупцом он точно не был. Ему придется сразиться с Виклорном - так показало видение. Значит, следовало действовать без промедления и в сражении навязать противнику свои правила.
Он прибегнул к помощи знакомого ворона, обосновавшегося по соседству, который должен был высмотреть для него Виклорна. Этот и последующий дни он провел в тренировках, стараясь вернуть стремительность и восстановить дыхание, присущие ему прежде. Воротившийся ворон дал знать: Виклорн в Дхалионе, в сутках пути на северо-запад. Он отблагодарил птицу зерном. Затем забросил заплечный мешок за спину, взял меч и размашистым шагом отправился по длинной неровной Старой Имперской дороге. Если Виклорн двинется от Малого моря на восток, был шанс перехватить его.
Дорога была никудышной. Онтильская империя давным-давно забыла, что такое торговля, и природа возвращала в первозданное состояние рукотворное полотно. Часто Морлоку приходилось пробиваться по обочине, представлявшей собой обломки камней, разрушаемых разрастающимися корнями деревьев. Впрочем, в пути он чувствовал себя превосходно. Угнетало только смутное ощущение неотвратимости происходящего, словно он двигается к предопределенному свыше месту встречи с Виклорном. Впоследствии так оно и вышло.
Все произошло следующим образом. Морлок взобрался на вершину холма и, глянув вниз, заметил перевернутую повозку. Этого следовало ожидать. Дорога стала совершенно непригодной для езды. Морлок в человеке, стоявшем рядом с повозкой, с удивлением узнал Лина. Тот отправился в путь по крайней мере за три дня до Морлока, но пожитки, должно быть, задержали его. Морлок увидел, как несколько спутников Лина стремглав бросились от повозки. Возможно, они побежали за помощью, но это было маловероятно в столь пустынных местах. И тут Морлок сосредоточился на человеке, который приближался к Лину. Он был знаком Морлоку, хотя тот никогда его наяву не видел. То был огромный светловолосый мужчина из сновидения, владелец Андхракара, Виклорн-убийца.
- Лин! - закричал Морлок, спуск с холма не занял бы много времени, но ноги словно налились свинцом. - Беги, глупец! Бросай свое барахло! Будет тебе новый перегонный куб! Будет золото! Беги быстрее ветра!
Но Лин не побежал. Он развернулся и оказался лицом к лицу с Виклорном - бесчувственным убийцей с одеревеневшей рукой, против которого он выглядел подобно малому горному валуну на фоне великолепного золотистого лика восходящей луны. Казалось, он не понял Морлока, а тот, приблизившись, различил то, что уже слышал Лин: мелодичный звук, издаваемый Поющим копьем, становящийся все ниже и громче, приближающий предопределенный миг расставания с жизнью.
Морлок осознал: Лин остался намеренно, остался принять бой с Виклорном, не сомневаясь, что умрет, но дав возможность остальным сохранить жизни. Лин нацелил удар своей самодельной палицы на Виклорна. Убийца с легкостью увернулся. Андхракар дважды вонзился в Лина, тот упал, сраженный наповал. Разбойник пронзительно рассмеялся, смех выдавал его безразличие к происходящему и свидетельствовал о помутнении рассудка. Так погиб Лин. Рассудительный и храбрый, хоть это его и не спасло.
- Ты - сукин сын! - вскричал Морлок, слезы покатились по лицу. - Ты убил моего виночерпия!
Виклорн обернулся. Его глаза были красными, как у горностая, красными, как свежая кровь, струящаяся с копья. Он направил на Морлока окровавленный наконечник, кристаллический и несокрушимый, выкованный величайшим из творцов-магов, когда-либо известных миру, улыбка слегка тронула губы.
Морлок скинул мешок, упавший на разбитую дорогу, и выхватил меч. Улыбка Виклорна угасла, стоило ему увидеть оружие, по структуре подобное наконечнику копья, такое же кристаллическое и несокрушимое. Последнее Морлок не преминул продемонстрировать, обрушив меч на покосившийся верстовой столб, примостившийся у дороги. Тот услужливо развалился на мельчайшие обломки, образовав здоровенное облако. Вынырнув из него, Морлок кинулся на Виклорна, не давая тому опомниться.
Будь то битва Морлока с Виклорном, Морлок с легкостью одержал бы победу. Правда, Морлок стал пьяницей, а вовсе не тем, кем был когда-то. Но и Виклорн находился в нелучшей форме, с лицом, напоминавшим покойника. Одному лишь богу-Покровителю было ведомо, когда он в последний раз спал, ел и пил.