* * *
Как оказалось, для посещения Аскота существовало два варианта: иметь дом прямо там или каждый день путешествовать из Лондона порталом. Мы выбрали второй вариант, тётушка Жаннетт – первый. Про себя я восхитился её хитрости – объяснение тому, почему мы при таких хороших отношениях, которые демонстрируем, проживаем отдельно, вышло абсолютно понятное и естественное.
Уже в первый же вечер я торжественно объявил своим спутникам:
– Приношу вам и всем остальным свои глубочайшие извинения. Вы были правы, а я не прав. Вы действительно сильно мне помогаете.
– Чем?! – не выдержал Генрих.
– При наличии спутников мне гораздо проще отбрыкиваться и от нежелательных знакомств, и от близкого общения с теми, с кем все-таки пришлось познакомиться. – Я нисколько не кривил душой. Количество визитёров, которые побывали в нашей ложе за этот день, я мог сравнить только с количеством участников берлинского королевского пробега. И не будь со мной Екатерины и Генриха, мне бы по-любому смогли навязать "сопровождение, достойное будущего главы первородного дома". А так удалось отделаться формальными обязательствами нанести ответные визиты тут же, в Аскоте. Чем мы и занимались потом всю неделю.
Скачки проводились не только на лошадях, но и на больших птицах, типа страусов, и на волках, и даже на гиппогрифах и грифонах. Кроме собственно скачек проводились соревнования по экстерьеру, выездке, дрессировке, аукцион ездовых животных, соревнования по конному поло. Также в программе были вечера, причём каждый вечер организовывался разными группами, и за то, чей вечер будет признан наилучшим, тоже велась нешуточная борьба.
Ну и, конечно же, нельзя не упомянуть вездесущих букмекеров! Казалось, они были везде, и их математические способности поражали. Кроме математических способностей букмекеры выделялись способами, которыми приманивали удачу. Причём изощрялись не только сами букмекеры, но и, пожалуй, даже в первую голову, игроки. Поверьте, "счастливая" шляпа – старый, латаный-перелатаный кусок фетра, потерявший всякую форму – на голове одетого с иголочки джентльмена ещё не самая большая оригинальность, которую можно встретить на Аскоте.
Играл я умеренно и ставил практически всегда на фаворитов. За исключением одного случая…
Продвигаясь в четверг к своей ложе, я услышал откуда-то сбоку чарующий женский смех, пробудивший во мне множество воспоминаний. Света – длинные, пышные, светлые волосы, по воле своей хозяйки – сильного мага с каналом на план воздуха – мгновенно перетекающие из одной причёски в другую. Света – зелёные глаза племянницы императора, не стесняющиеся отображать истинные мысли. Света – истинная королева университета, первая подошедшая к нелюдимому слабаку Ашениаси с предложением дружбы. Света – сильнейшая дуэлянтка, беспомощно прячущаяся за графа Ашениаси, когда её мир рухнул вместе с верой в то, что на неё-то уж никто не посмеет напасть и попытаться изнасиловать.
Смех раздался снова. Резко развернувшись, я глазами нашёл его источник. Невысокая, худая неодарённая лет тридцати что-то втолковывала своему ездовому волку, смеясь и уворачиваясь, когда тот в ответ пытался лизнуть её в лицо.
На победу этой женщины, оказавшейся тёмной лошадкой, я поставил сразу столько, что это вывело её в число фаворитов гонки. Я не надеялся выиграть. Это была моя благодарность за то, что она смогла своим смехом открыть целый пласт воспоминаний графа Ашениаси, а чем выше наездник стоит в стартовом рейтинге, тем большую компенсацию он получает в случае проигрыша. Сам я, несмотря на все попытки, так и не смог ещё проникнуть в воспоминания графа Ашениаси полностью. Тот самый чёрный шар по-прежнему стоял между мной и теми знаниями, которые хранились в памяти графа. Лезть же напролом я, после афронта, полученного при необдуманных экспериментах с резервом, сильно опасался. Радовало только то, что в целом моя энергосистема сильно походила на эталонные образцы Гиперборейской империи.
К моему невероятному удивлению, эта женщина выиграла забег, но когда я спросил у распорядителя скачек, могу ли пообщаться с наездником, принесшим мне кучу денег, тот лишь беспомощно развёл руками – она куда-то исчезла сразу после вручения приза. Так что мне осталось только имя участницы – Джоанна Вульф, вряд ли настоящее, и кличка волка – Сомбра.
В вечер воскресенья, после завершения скачек, победители и самые почётные гости были приглашены на традиционный королевский приём. Естественно, мне и Екатерине также пришлось там присутствовать. На этом приёме я впервые увидел короля Бритстана вживую и поразился ощутимой ауре силы, которую он источал. Одетый подчёркнуто просто, без единого украшения, за исключением малой короны и перстня, служившего походной королевской печатью, он тем не менее нисколько не терялся в толпе ярко разодетых придворных. О нет! Даже если не замечать почтения, с которым окружающие обращались к королю, никто не усомнился бы в том, кто главный в этом зале. Король был скуп на движения и эмоции, но с лихвой компенсировал это богатством голоса. Голос короля Бритстана следовало приравнять к ментальному оружию. И я не шучу!
Тётушка Жаннетт, ну и, соответственно, мы были удостоены чести лично приветствовать короля. К моему облегчению, король обменялся с тётушкой буквально несколькими словами, а с нами и вовсе ограничился обязательной вежливой фразой. Всё-таки разговаривать с такой мощью я был не готов. Отойдя от короля, я обратился ко всем богам с горячей просьбой: пусть мои подозрения о враждебности короля Бритстана окажутся лишь плодом разгорячённого воображения. Екатерина заметила моё смятение:
– Что случилось, Серж?
– Опасный, очень опасный человек.
– Да?! А мне он показался таким милым.
– Согласен.
– Не поняла. Ты согласен, что он милый?
– Не совсем. Я согласен, что именно этим, своей способностью казаться милым, он более всего и опасен.
Закончился традиционный приём не менее традиционным пышным фейерверком. Вообще бритстанцы просто-таки помешаны на традициях. Многие вещи, которые вызывают улыбку своей непрактичностью, и даже вредные для самих людей вещи делаются именно так, а не иначе именно потому, что так предписывают традиции. Конечно же, некий смысл есть в каждой, даже самой сумасбродной традиции – любое действие, производимое в одно и то же время с одними и теми же мыслями, через годы даёт махонькую прибавку к стабильности и эластичности энергосистемы, а в масштабах рода – к силе родовых защит и заклятий. Но зачем семейные традиции превращать в общенациональные, совершенно непонятно. Для каждого рода можно подобрать набор традиций, наилучшим образом подходящих именно этому роду, а при использовании чужих традиций получится как в песне: "Толку, правда, с него было – как с козла молока, но вреда, однако, тоже никакого". Ну, и чтобы закончить с традициями, скажу: на неодарённых традиции производят лишь психологический эффект.
Отправлялись на Майорку мы с Екатериной прямо после приёма. Генрих быть моим спутником на приеме не мог, поскольку не был моим вассалом, а Екатерина отказалась даже обсуждать возможность для него быть её спутником, да Генрих и сам не рвался. Поэтому ещё вечером он переместился туда прямо из Лондона.
* * *
Снимаемая вилла Кап де-Кала Фигера находилась на высоком обрывистом мысе в юго-западной части острова. Ее составлял целый комплекс из шести зданий, построенных из белого камня. На крыше центрального располагалась башня маяка. Оттуда открывался захватывающий вид на бирюзово-изумрудную гладь моря.
В первый же день я попросту не вылезал из воды, полностью отдавшись восхитительному ощущению лёгкости и силы, однако уже к вечеру почувствовал признаки приближающегося выброса. Плюнув на всё, помчался в маркизатство. Опять всё урывками! Но ладно, тётушки тоже нет.
Выброс прошёл очень тяжело, но главное, рост резерва немного увеличился. Теперь мой резерв составлял четырнадцать единиц. Похоже, энергосистема начала-таки оправляться от последствий моих необдуманных экспериментов.
Я уже давно обратил внимание на то, что путешествия порталами благотворно сказываются на состоянии организма после выбросов. Вот и в этот раз направился из Брюсселя не сразу к месту назначения, а сначала в Вену, потом в Рим, потом в Париж, поэтому на Майорку прибыл, уже практически ощущая себя здоровым.
Уже через пару дней после моего возвращения, в субботу, наша дружная компания окончательно разбилась на группы по интересам. Тётя Женевьев и родовитый Фидель Гарсия де-Пульгара основное время уделяли визитам и приёмам на вилле многочисленных родственников, знакомых, родственников знакомых и знакомых родственников. В этом времяпровождении их поддерживал барон Рад и… Кристи, которая явно не испытывала удовольствия от купания. Мы же, то есть остальные дети, за исключением Сезара, которому по штату было положено во многих визитах и поездках сопровождать родителей, почти всё время проводили в море. Грета, Генрих, Мария, Тереза, Гуго и Долорес и здесь нашли нечисть, на которой можно тренироваться в боевых навыках. Мишенями оказались асраи – нечисть, обитающая в море и стремящаяся схватить человека, чтобы обнять его. При объятии они забирают часть его жизненных сил. Если человек попадётся группе из шести-восьми асраи, то они могут и убить его. За год от асраи гибнет до двадцати пяти человек.
Здоровые асраи невидимы обычным зрением и опознаются по охватывающему пловца холоду. Убивать их лучше всего магией камня и магией жизни. Раненый и убитый асраи проявляется в виде человека-лягушки и, умерев, постепенно истаивает, растворяясь как в воде, так и в воздухе.
При охоте на асраи используется приманка – манекен с наложенной иллюзией человека. Сами охотники располагаются неподалёку в лодке. Получив сигнал, что приманка атакована, охотники стреляют вокруг манекена. Достаточно кому-то задеть асраи, как он проявляется в воде, и тогда обычно его добивают. Наши охотнички выходили на лодке с утра и возвращались только к ужину – обгоревшие, но довольные.
Екатерина, Карлос и, кто бы мог подумать, Франц стали рьяными поклонниками прогулок под парусом. Они исчезали с виллы не на один день, направляя нанятую яхту – естественно, с командой – даже к берегам Африки. К ним часто присоединялись и наши "заговорщики" – Аликс и Габриэль, которые прикипели друг к другу на почве интереса к высокому искусству: ядам, приворотам, дурманящим зельям и прочему милому арсеналу всякого уважающего себя политика.
Ну, а мы с Ричардом нашли себя в подводном плавании.
Западное побережье Майорки, как оказалось, изрыто многочисленными пещерами, гротами, тоннелями и шахтами. Те из них, которые расположены неподалёку от поверхности, доступны для посещения. Пещеры богаты сталактитами и сталагмитами, в стенах множество расщелин, часть которых являются проходами к другим пещерам.
Если вам надоели пещеры, можно погрузиться к обломкам кораблей и просто покататься под водой на гиппокампе, замирая каждый раз, когда твой скакун делает непредсказуемый вираж.
Обеспечивает подобные морские прогулки колония русалок, для которых это стало одним из основных источников заработка. Они и предоставляют гиппокампов – лошадей с рыбьими хвостами вместо задних ног и ластами вместо копыт на передних, и сопровождают в походах под воду, защищая от водной нежити и хищников, а также организуют подводные трапезы.
Пребывание человека под водой обеспечивается работой артефакта с заклинанием unaqua galeam, создающего сферу воздуха вокруг головы человека. Можно взять артефакт на час, шесть часов, двенадцать часов или сутки работы.
Все встреченные нами русалки были женского пола. Нас строго-настрого предупредили, что расспрашивать русалок о том, где их… самцы, партнёры, мужчины – не знаю, как правильно, – не рекомендуется. Маг, выдающий нам артефакты для дыхания, рассказал, что самцы русалок абсолютно неразумны.
Так что собирались мы вместе только на ужины или после ужина на концерты, которые устраивали для нас гостеприимные хозяева. После этих концертов я поклялся, что обязательно выучусь играть на гитаре.
Впрочем, на последнюю морскую прогулку, второго и третьего июля, мы собрались вместе. Пришлось даже нанимать яхту побольше. Мы нанесли визит родственникам де-Пульгара, проживающим на острове Ибица, совместно поохотились на асраи, устроили гонки на гиппокампах. В общем, главенствующей эмоцией четвёртого июля была грусть и обида на то, что отдых закончился так быстро.
* * *
Отпраздновав десятилетие близняшек, дети разлетелись по домам – готовиться к третьей кварте. Я же направил стопы в маркизатство, чтобы отбыть остаток летнего отдыха там.
Из маркизатства я выехал одиннадцатого июля, предупредив ожидающих меня в замке Тодт, что задержусь в Брюсселе. В этом городе я зашёл к главе Гильдии артефакторов Белопайса и забрал у него обещанный набор для определения древа помощника.
Как хорошо, что я додумался взять с мастера Браувера клятву о неразглашении! Увидев мою систему энергоканалов, мастер долго и изобретательно ругался, а мой резерв вообще лишил его дара речи.
– Что ж за монстр из тебя вырастет, если уже сейчас ты на такое способен!
Ритуал определения древа прошёл штатно, хотя его результат вызвал новую порцию ругательств:
– Да с этой ёлкой никто и никогда не работал! И именно потому, что растёт она веками! Как ты вообще ухитрился выбрать себе такое?
Я же надеялся, что знаю ответ на этот вопрос. Только увидев название растения, из которого мне лучше всего делать личную палочку, я сразу вспомнил аллею из можжевельника красного в поместье графов Ашениаси. Мастер заметил моё мечтательное настроение:
– Чему ты улыбаешься? Ты что, не понимаешь, что семя твоей палочки вполне может расти в тебе вдвое, а то и втрое дольше! Как ты вообще собрался выдержать такое?
– Ничего, выдержу. Главное, что это будет именно мой помощник.
– Да? – Мастер немного остыл. – С другой стороны, из этой ёлки очень сильные чётки получаются… да и смолу можно переработать в хороший концентратор.
– Мастер, уважайте моего будущего помощника. Не ёлка, а можжевельник.
– Хорошо, хорошо, можжевельник. И как только тебе попалось это дерево? Вот не было бы его, может быть, и выбрал бы ты обычный граб.
На подготовку и вживление семени ушло три дня. Ощущения в ходе этого ритуала я лучше опущу, скажу только, что пройти выброс за стенами маркизатства легче. По окончании на руку мне натянули кожаный рукав, который должен был предотвращать попытки почесать место вживления. А зудело просто жутко. Прибавьте к этому ноющие кости, сосущее чувство пустоты из-за пустого резерва и головную боль из-за недосыпа, и вы получите полное представление о моём состоянии к моменту приезда в замок Тодт.
Неделя до отъезда на очередную сессию стала настоящей пыткой для меня. Лишённый возможности побыть в одиночестве, я вынужден был постоянно поддерживать ровный голос и заинтересованный вид, выслушивая крутящихся вокруг меня детей. И если бы только детей!
В первую очередь пришлось решать вопрос с Астрой. Я всё-таки принял её служение в качестве личного вассала. В конце концов, она действительно получалась лишней и в замке Тодт, и во Франкфурте, куда перебиралась Анжела. Так что получив от меня достаточную сумму, чтобы оплатить зачатие ребёнка, Астра уехала из замка Тодт в Бритстан для поступления интерном в больницу имени Ричарда Скромного, находящуюся неподалёку от Истока. Все слабые попытки возражения с моей стороны, сводящиеся к вопросам, как она собирается одновременно учиться, помогать мне и следить за своим ребёнком, были отметены с ходу. Так что на крайний случай у меня появлялся дополнительный человек в окрестностях Истока.
Второй проблемой, если так можно выразиться, стали мои телохранители. Барон де-Рад и благородный Эшли пришли ко мне с предложением выбрать нескольких выпускников Льежского университета, прибавить к ним пару человек, порекомендованных благородным, и организовать для меня, наконец, нормальный отряд в четыре тройки. Я уже говорил, что моё недоверие к Бритстану передалось свите? Очевидно, не только передалось, но и расцвело пышным цветом. Разумеется, я охотно поддержал это начинание. Сам барон хоть и не стал моим вассалом – будучи подданным короля Тхиудаланда, он не подпадал под действие законов Белопайса, – принёс мне клятву служения. Базой для тренировок отряда я определил небольшое владение маркизов Ипрских неподалёку от Льежа. Почему именно там, думаю, в пояснениях не нуждается.
Ещё одним делом, которое мне удалось решить, стало дальнейшее обучение Ричарда. За это взялся высокородный Люксембург.
– Добрый вечер, высокородный.
– Приветствую вас, первородный.
– Вы уже в курсе, что я, к своему глубокому сожалению, буду учиться в Истоке?
– Да, и также сожалею о потере такого ученика, как вы.