* * *
ОРАКУЛ И УБИЙЦА
Знайди мене, лякай мене,
лікуй мене, цілуй мене,
шукай у снах, коли немає…
И день принес сон.
…Я стоял на перекрестке в пустом городе, но я недолго был один. Через секунду на горизонте появилась красная точка, она приближалась, и по мере приближения меня облеплял мой давний приятель-страх, склизкий и холодный, как болотная тина. Я увидел Эркхам - Глас Тишины. Она перемещалась, будто перематывали пленку - очень быстро, упираясь в землю только руками, ноги ее не двигались, будто парализованные, да их и видно не было, только очертания под алым балахоном. Алым - в цвет повязки на ее глазах. Только сейчас никакой повязки не было.
Я не успел ни о чем подумать, как она сороконожкой заползла на меня, и ее лицо оказалось напротив. Она кралась по мне как призрак, каждая волосинка извивалась и беззвучно кричала мне в лицо. Я задыхался от ее веса, хотя и весила она не больше чем призрак. Внезапно дунул ветер, под порывом волосы разошлись и я…
Увидел? Услышал?
Я проснулся.
- Тебе приснился кошмар, - сказала Джиа.
Я сделал глубокий вдох и огляделся. В принципе, было понятно, чем мог быть вызван дурной сон - оба они спали, положив на меня головы; скорее всего, мне просто трудно стало дышать. Джиа лежала выше, на груди, сейчас она подняла голову, и ее кофейные глаза были совсем близко, ближе, чем когда мы танцевали.
- Как ты? - спросил я шепотом.
- Лучше, - шепнула она тоже и подвинулась повыше, на плечо. - Раньше такое бывало в порядке вещей, но с моей последней битвы много времени прошло. Я, оказывается, успела отвыкнуть от боли.
- "Колизей"?
- Кейли рассказал? Удивительно, он так не любит об этом вспоминать… После арены я выкарабкивалась гораздо дольше, потому что ни одной целой кости в теле не осталось, но овчинка стоила выделки.
- Он сказал, никто из вас не получил джек-пот.
- Мы дрались не за деньги. Что касается награды - мы ее получили, можешь мне поверить. Больше, чем когда-либо может быть на кону "Колизея".
Джиа положила руку мне на грудь.
- Сердце все еще так колотится. Что тебе снилось?
- Эркхам.
Я не думал, что это произведет на нее такое впечатление. Она привстала с меня, глядя настороженно и тревожно. Я заметил, что раны ее совсем затянулись и теперь приобрели вид обычных светло-розовых шрамов многолетней давности - такие же, какие остались у меня на память о Триллере.
- Она тебе снилась? О Боже. Что именно она делала?
- Она подошла…
- Эркхам не ходит, - сказал Калеб. Он уже не спал и напряженно наблюдал за нами, не поднимая головы.
- Не подошла, а…Ну в общем, она была совсем рядом, а потом… - Я напрягся, но сон ускользал от меня, не оставляя ничего, кроме острого невыносимого впечатления. - Что-то страшное… невероятное. Она сказала…
- Эркхам не говорит.
- Я знаю, но… Я что-то слышал. Мне кажется.
- Ты должен вспомнить, Уильям.
Я закрыл глаза, но вспомнил только страх без подробностей. Подробности лишь заменялись большей его концентрацией, и это трудно было выносить. Мне стало нехорошо.
- Я не помню.
Джиа чуть наклонила голову, обняла меня, волосы скользнули по лицу, и я захотел, чтобы это было счастливым продолжением сна, и в этом продолжении никто не пытал бы меня воскрешением ночных кошмаров.
- Извини, Уильям, - мягко сказал Калеб, - но это может быть очень важно. Ты должен вспомнить. Пожалуйста.
- Я не могу, у меня в голове гудит.
- Постарайся расслабиться, а мы тебе поможем.
- И как? - возразил я слегка раздраженно. - Снова сеанс массажа?
- Ну… в некотором роде.
Он повернул голову и прижался губами к моему животу.
- Что ты де… - задохнулся я, но Джиа тут же закрыла мне рот, ее волосы погребли меня. Я всегда знал, что ее поцелуй будет именно таким. Поначалу, когда она еще не распробовала меня, я еще различал, как движется язык Калеба, зубы слегка прикусывают кожу, язык обводит пупок… а потом Джиа окончательно меня утопила. Все воссоединилось в полноценность, и я ничего, ничего не контролировал.
…секс не важен, да неужели… Мизерная часть меня была некоторое время свободна, пока остальное захлебывалось от восторга, упиваясь игрой в четыре руки… и два языка… Может, важен, чтобы вызвать что-то из подсознания, взломать парочку файлов и выволочь содержимое на свет Божий? В таком случае, для кого они это делают? Для себя? Ой, зря. Боюсь, Эркхам - последнее, о чем я сейчас думал. Ведь что ни напишешь на песке, придет волна, и песок снова станет гладким…
…Стоп. Перемотать. Последнее - это точно, так и есть. Но оно же и единственное. Последнее и единственное. Одна-единственная мысль, зацепившаяся в мозгах, когда все остальное затопило и смыло.
Хотя мне и казалось, что это длится часами, кончилось все быстро. Джиа почему-то не давала мне дотронуться до себя, крепко держала за руки и только прикасалась волосами и грудью, когда мы целовались. Это я-то - не считаю ее человеком? Я - не воспринимаю ее как женщину?.. То, что было сейчас во власти Калеба, превратилось в нестерпимый жар и пульсацию… результат богатой практики или чистый талант?.. В этом становилось больше мучения, чем удовольствия, и в какой-то момент я в припадке бессильной злости укусил ее за язык, и она ответила тем же. Я кончил от вкуса крови. Вот так все просто.
Когда стены стали на место, я ощутил поцелуй в обе щеки одновременно. Потом увидел их лица перед собой, такие похожие, будто в глазах все еще двоилось. И вспомнил.
- Глаз, - прошептал я.
- Что? Что, Уильям?
- У Эркхам… у нее… был всего один глаз… во лбу. А потом он превратился в рот… и она сказала…
- Что она сказала?
- "Тебя не оставят".
Калеб снова уронил на меня голову, прижимая ладонь ко лбу, Джиа уткнулась в его волосы, так, что мне был виден только один блестящий глаз. Я зажмурился, чтобы не видеть, слишком это казалось сопоставимым и страшным.
- Это что-то значит? - спросил я все еще шепотом.
Тишина.
- Кейли.
- Что, Уильям?
- Скажи мне.
Он медленно приподнялся, упираясь руками в кровать и смотря вниз - не на меня.
- Эркхам… - произнес он наконец. Джиа вздрогнула.
- Эркхам… она просто… а, черт, она предсказывает смерть. И она не ошибается. Никогда.
- Чью смерть?
- Не знаю.
Удивительно. Сон приснился мне - значит, умру, скорее всего, я. Можно понять, почему мне об этом не сообщают. Но об этом как-то не думалось, я видел их испуг и мог думать об одном - неужели это из-за меня? Они что, боятся за меня?
- Со мной ничего не случится.
Они переглянулись, и это был взгляд родителей над головой умирающего ребенка, который строит планы на следующее Рождество. Какие мы оптимисты…
- Ничего не будет, - повторил я. - Я не верю ни в какие предсказания, и в сны не верю.
Джиа вздохнула, потом сказала:
- Надеюсь, что мысль материальна. Но поскольку видение тебе было в нашем доме, то все мы можем быть в опасности.
В опасности.
И тут я вспомнил такое, от чего у меня в голове будто что-то взорвалось.
Идиот. Идиот. Чертов тупой придурок!!!
Никогда еще я так быстро не собирался. В глазах от напряжения стало мутно, как сквозь немытое стекло, я на секунду остановился и увидел только две пары темных глаз - не поймешь какие чьи; две смутные тени, сидящие обнявшись на кровати.
- Уильям, ты куда?
- Последнее дело. Очень важное.
- Хочешь, мы с тобой? - сказал Калеб, и я видел, что он серьезно. Только не это. Не хватало.
- Нет, нет. Я сам. Дождитесь меня, хорошо?
- Куда мы денемся. Мы вечны.
Я склонился к постели и поцеловал их по очереди. Впервые. Полноценно.
Это стучало в моих мозгах как метроном, пока я несся по улице, забыв про все достижения цивилизации, включая такси.
Мы вечны. Мы вечны. Мы вечны.
Господи, пожалуйста, пусть так и будет.
* * *
Я уже подбегал к ступенькам, когда снова зазвонил мой распроклятый телефон. Не помню, когда и включил его. Как в сказке, высветился номер Джейсона - я не ждал, но в этом что-то было от моего сна.
- Уилл, - произнес Джейсон.
Только через секунду до меня дошло, что он стоит позади меня. Я резко обернулся.
Темнело, но я прекрасно его видел. Он не был ранен, не казался напуганным или в депрессии: старательно прилизан и затянут в традиционный "нормановский" хвост, его обычная одежда, совмещающая признаки яппи и мачо-хантера. Дела обстояли куда хуже - он выглядел как никогда психопатично. Не знаю, по чему я это определил - может, по тому, как он смотрел на меня, ведь Джейсон Девенпорт, мой друг, никогда так на меня не смотрел. Так может смотреть только Первый из Семи, да и то - на вампира. Но я же не вампир. Мне лучше знать.
- Джейсон.
Он не спешил приближаться ко мне, как и Халли. Наверное, так же настороженно смотрит собака на своего щенка, весь день тершегося среди волчат. Как только я его увидел, мне сразу расхотелось спрашивать, как он посмел устроить несанкционированную бойню, и кем он себя возомнил, что переступает через отвоеванный с таким трудом закон, как через нелепую условность.
- Халли сказала, что ты вел себя странно, - сказал он и обошел меня, на ступеньки, чтобы оказаться выше. - Но я не поверил. Поэтому я взял на себя право вскрыть твое письмо, хотя указанный тобой срок истекает только завтра.
Мое сердце упало. Вниз, вниз, вниз, с быстротой теннисного мячика, брошенного со склона. О нет.
И вдруг, пока я пытался собраться, Джейсон сделал невероятную вещь - сошел и положил руки мне на плечи и притянул к себе, классически и очень по-ковбойски. Этакое благословение старшего брата - это при том, что он младше на два месяца.
- У меня нет слов, чтобы выразить, как я тобой горжусь.
Я смотрел на него, внутренне надеясь, что мои истинные чувства не отражены на лице в полной мере.
- Когда я прочитал его, то сразу понял, что причин для беспокойства нет. Это грандиозный план, Уилл, и я понимаю, почему ты не хотел ни с кем делиться. Особенно когда Халли назвала мне имя. И если бы не обстоятельства, то я не признался бы до завтра, что в курсе твоей игры. Но ты же знаешь - про Сэма, про Кэтрин…
- А что с ней? - выдал я наконец, прилагая все усилия для поддерживания сползающей маски гениального мародера, которую он сам на меня натянул.
- Шок, критическое состояние… немного шансов. Думаю, наша Китти уже не будет прежней. Но, как говорил сам Норман, не разбив яиц, не приготовить омлет. - Джейсон уже не смотрел на меня, увлекаясь собственными мыслеформами. - Она оценила бы твою придумку…да и Сэм тоже. Мы проявили пленку, на ней, кстати, есть интересные кадры. Знаешь, у Халли другое мнение на твой счет, но… Уилл, мы же друзья?
Он полез в карман и достал то, что удобнее всего именовать "хрень с кнопочкой". Согласен, как-то непрофессионально называть так этот предмет, но боюсь, употребив словечко типа "детонатор", гораздо легче скатиться к банальности. Итак, он держал в руках хрень с кнопочкой. Я уже видел ее раньше. Я сам ему ее дал. В конверте, вместе с письмом, в котором месяц назад подробно изложил место, цель и предполагаемый результат моей задумки.
- Друзья, - сказал я хрипло.
- Значит, ты не будешь возражать, что я поделился твоим секретом со всеми? Но этот момент… пусть будет только между нами. Ты готов?
- Джейсон… - В горле у меня пересохло, и я едва ворочал языком. - Это ведь мой проект. Тебе не кажется, что это должен сделать я?
Джейсон улыбнулся и сделал еще шаг вверх.
- Не будь таким жадным, тебе и так досталось больше. И ты все должен рассказать мне первому, все до мельчайшей подробности. Мы запротоколируем твой отчет, а потом устроим вечеринку в твою честь.
- Джейсон, - произнес я тихо, как говорят с безумными. - У нас траур, ты забыл?
- Траур - это прошлый век. Они - настоящие воины, и были бы против соплей.
- Джейсон, пожалуйста, отдай мне…
- Я твой босс, Уилл, но никогда не пользовался своим положением, потому что прежде всего я твой друг. Думаю, это не сможет разрушить нашу дружбу - такая мелочь. Считай, что я запускаю фейерверк в твою честь.
Быстрее, чем я мог соображать, Джейсон поднял руку над головой и нажал кнопку.
Земля дрогнула. Это было слишком близко, и длинная тень взрыва коснулась нас, хотя ничего не было видно, пока в потемневшее уже небо над домами не взметнулись яркие клубы огня и дыма. Святой Джейсон Истребитель сошел с небес на землю и улыбался мне; в этой улыбке все было - и гордость за меня, и ненависть к ним, и безумный слэйерский азарт. И полное безразличие к людям, которые, возможно, находились рядом с домом и наверняка пострадали от взрыва. И полное на этот час удовлетворение, которое, как я знал, ненасытно.
Я застрелил его. Я всегда знал, что стреляю лучше.
Привет Норману.
* * *
ЗАПИСЬ последняя.
Как темно.
Я этого не хотел. Правда, не хотел…
Господь любит всех своих детей.
* * *
LOST ASYLUM
Вновь примирит все тьма, даже алмазы и пепел,
Друг равен врагу в итоге, а итог один.
Два солнца у меня на этом и прошлом свете,
Их вместе собой укроет горько-сладкий дым.
Не хотел? Неправда, хотел. Вначале. Что, совсем память отшибло? На то она и запись, всегда можно перекрутить и послушать: "я убью их без сожаления… они погибнут и будут гибнуть каждую ночь, я постараюсь…"
Я бросил диктофон на землю и раздавил его ударом ноги.
Огонь пожирал дом жадно, как голодный зверь. Впрочем, дома уже не существовало, от него осталась всего лишь горсть праха. Я закрыл глаза, но образ стал только четче, рисуя по темному языками пламени. Прах. Смерть. Забвение.
Эркхам никогда не ошибается.
Я сам не заметил, что тихо, почти про себя издаю странные примитивные звуки - так, наверное, люди выражали свою скорбь в те времена, когда еще не было слов. В одной руке у меня был пистолет Халли, а во второй - золотой крестик, и я поочередно переводил взгляд с одного предмета на другой.
Сколько можно было сделать.
Пристрелить Джейсона сразу… ну почему я был так уверен, что он этого не сделает?..
Выманить у него пульт… Не дать ему прочитать хреново письмо…
Не писать никакого хренова письма…
Не ссориться с Халли… Не устанавливать никаких взрывчаток…
Никогда их не знать.
Никогда им не мешать.
Никогда их не убивать.
Получается, что я больше мог НЕ СДЕЛАТЬ, чем сделать. Чтобы все закончилось благополучно, нужно было всего лишь не начинать. От меня требовалось просто сидеть за своим столом в агентстве и раскладывать бумаги по папкам…
Хорошо, что слезы закончились еще там, рядом с Джиа. Похоже, мой организм еще не научился вырабатывать больше, чем на один раз, и это к лучшему.
А может, и нет.
Я чувствовал, что тихонько еду крышей. Крест слился в одну сплошную точку, сверкающую, будто расплавленную, дуло пистолета вытянулось и загнулось, он начал терять форму, превращаться во что-то непонятное. Я хотел взять себя в руки, но нашел под ними только землю. Вот что неподвижно и незыблемо. Вот за что можно держаться, не боясь, что оно рухнет куда-нибудь в космос. Если бы я мог, я бы в нее зарылся.
Тебя не оставят, сказала Эркхам. Но меня оставили. Может, теперь она скажет мне, что делать дальше?
Какая-то часть меня, та самая, что радовалась гибели Сэма, и сейчас не изменяла себе. Пусть так, говорила она, все к лучшему. Теперь все станет как раньше. Кто знает, как было бы дальше? Ты знаешь? Нет. Никто не знает. Ты же не хотел превратиться в Майка? Нет. Ты хотел сохранить себя.
Ты вообще знал, чего хотел?
А кто сказал, что я не смог бы сохранить себя? - Наверное, тот, кто знает, что сейчас творится у тебя внутри…
Не смог - или не захотел бы?
Все это ложь, никогда все не будет как раньше. Можно сколько угодно заниматься стиркой собственных мозгов, но другая часть меня, гораздо более важная и значимая, прекрасно понимала, что ничего уже не будет как раньше. Ничего и никогда. Мы, люди, как никто имеем право употреблять подобные слова. Навсегда. Навеки. Никогда.
По асфальту мягко зашуршали шины, раздался щелчок открываемой двери. И голос, такой далекий, будто с того света. Того самого света, которого нет.
- Уильям! - позвала Джиа.
Нет, я этого не заслужил, только не я. Может быть, они заслужили.
Ее пальцы открыли мне глаза, ее ладони грели мне виски. Она тихонько гладила меня по вискам, и я впитывал ее слова будто сразу мозгами, будто они, как волны, исходили из ладоней. Потом она подняла меня и втолкнула в машину, подальше от шума и воплей сирен. Калеб был там, внутри, я его не видел, только чувствовал, как он помогает мне забираться, потому что от меня толку было мало. Когда мы оказались внутри, Джиа буквально повалила меня на него, обнимая, прижимаясь лицом к моей груди, разливая по мне свои волосы-эспрессо. До меня доносились только обрывки того, что она говорила, сам я и не пытался выразить, что чувствовал, о чем думал, что предполагал - теперь это казалось далеким.
Калеб стукнул в перегородку невидимому шоферу, и машина тронулась. Хорошо, пусть она уедет подальше от этого места, и все забудется, как страшный сон.
- Я же говорил, что не верю в сны, - сказал я наконец.