Джиа улыбалась мне, ее глаза были красными и мокрыми, будто зрачки утопили в крови. Я почувствовал, как Калеб целует меня в шею, раз, другой. Я не знал, какие из обнимающих меня рук чьи, и мне было плевать.
- Мы слышали выстрел, - сказал он у моего уха. - Это в тебя стреляли? Ты пахнешь порохом.
- Это я стрелял. Я убил Первого.
Наступила пауза. Я открыл глаза и увидел, что Джиа приподнялась и внимательно смотрит на меня, опираясь локтями о мои колени.
- Боже, зачем ты это сделал, Уильям?!
- Он все знал. Он хотел… вернее, не просто хотел, он это сделал. Ваш дом. А я думал, что вы там.
- Мы вышли за тобой. Но я не понимаю, как Первый мог протащить в наш дом столько динамита, мы бы знали. У него очень своеобразный… запах.
Я смотрел на нее и не смог солгать. Я закрыл глаза, и все равно не смог.
Я начал говорить.
Это была потребность, такая же острая, как их жажда, - отдельные фразы, сбивчивые и малопонятные, но понимание не было целью, мне просто нужно было рассказать. Себя я не слышал, просто говорил и говорил, как выдают зазубренный урок, чтобы скорее освободиться. Лучшие Семь, Джейсон, моя взрывчатка, наблюдательный пункт, письмо, Мирей Лэнгтон, диктофон, фотографии, страх, сон, Сэм, снова Джейсон… снова взрывчатка. Сейчас это таким глупым казалось, таким жестоким. Но я скажу и буду свободен.
И когда слова начали иссякать, становясь все реже, а паузы - все дольше, я начал ощущать, что Джиа окончательно сползла вниз, на пол, и не сводит с меня глаз, все еще залитых кровью, и руки Калеба меня не обнимают, а просто лежат безвольно, будто отнявшись.
- Так это сделал ты?..
- Я не хотел.
Я полуобернулся, чтобы увидеть Калеба, - он смотрел на меня, не отрывая от губ сжатого кулака.
- Значит, наша сделка с самого начала была ложью? - сказал он наконец. - Ты все равно планировал нас убить?
- Нет, - пошептал я, чувствуя, что теряю что-то, - так стремительно, что не успеваю понять, что. - Может, недосказанной, непродуманной, но не ложью. Я не знал, что все так…
- Получится?
- Изменится.
Джиа беззвучно плакала, оглядываясь на удаляющееся зарево.
- Не плачь, - сказал Калеб, хотя его голос тоже дрожал. - Мне тоже очень жаль, но мы пробыли здесь слишком долго… в известной степени, Уильям оказал нам услугу. Здесь становилось небезопасно.
Я поднял руку Джиа и прижался губами к ее ладони, она не отдернула ее. Тогда я придвинулся ближе, нашел вторую ее ладонь, она была влажной и солоноватой на вкус. У ее губ тоже был этот вкус, я его помнил, - вкус кровавых слез. Мне нужно было прощение, вряд ли существовало нечто на этот момент, в чем я нуждался бы так же сильно.
- Джиа…
- Все в порядке, дорогой Уильям. Это всего лишь дом.
Она наконец впустила меня к себе. Я уткнулся в ее ладони, чувствуя, как Калеб успокаивающе гладит меня по плечу, по волосам, потом придвигается к нам с другой стороны, делая из меня центр, которым мне и в мечтах никогда не быть. Да не нужны мне ни звезды, ни Глас Тишины, ни моя жизнь… я не хотел даже заезжать домой за вещами. У них-то ничего не осталось. Есть возможность начать все с жирного нуля.
Когда я поднял голову, по ее щекам все еще катились слезы, будто рисуя по мелованной бумаге тонкой кисточкой.
- Это всего лишь дом, - повторил я, - почему ты еще плачешь?
Она взглянула на Калеба за моим плечом, да так, что мне и самому захотелось посмотреть.
- Потому… потому что теперь нам придется расстаться.
Я не хотел понимать ее слова, и может, поэтому понимал слишком хорошо.
- Что? - все равно переспросил, хотя в этом не было необходимости. - Джиа, зачем?
Она молчала, прикрыв глаза и отвернувшись к стеклу.
- Калеб!
Я чувствовал только, как он касается лбом моего виска, его дыхание.
- Пойми правильно, - заговорил он, - ты нравишься Джиа. Ты нравишься мне. Но мы не можем тебя оставить.
Как это двусмысленно, невыносимо. Оставить. Это ведь могло значить - мы не можем тебя бросить. А означало обратное. Означало - мы тебя бросаем.
- Ты убил Первого, и все узнают почему. За тобой будут охотиться, а мы не можем себе этого позволить. Мы хотим исчезнуть.
Я с опозданием вспомнил, что бросил пистолет, но даже не помнил где. Мне светили немалые неприятности, хотя сейчас они казались размытыми и нереальными на фоне происходящего.
Раздался щелчок, и двери в салоне вдруг заблокировались. Машина продолжала ехать, не собираясь останавливаться, чтобы высадить меня.
Я попытался встать, но теперь Джиа держала мои руки - нежно и крепко.
- Никто не знает, что мы живы, - сказала она тихо.
- Никто, кроме тебя, Уильям.
О да.
…"Мы не можем тебя оставить"… - теперь я понял, что это значит на самом деле. Мы не можем тебя оставить жить.
- Теперь я должен умереть? - спросил я просто. - Вы вот так меня убьете?
- Прости, Уильям, мы не можем рисковать.
Я смотрел в ее глаза, залитые красным, и понимал, что она не шутит. Подумать только… еще пару минут назад прощение - это все, что было мне нужно, а сейчас… я хотел жить. Еще пару минут назад я хотел одного - быть с ними, сейчас я хотел просто быть. До чего все быстро меняется. Я закрыл глаза, мне страшно было смотреть.
Убийца… Не задумываясь швырнул другого на Тропу Бога, а сам так боялся ступить на нее… Какая же я все-таки дрянь.
Джиа медленно толкнула меня на Калеба, пока заползала выше. В этом было что-то пугающее, что-то от Эркхам.
Его руки вдруг сомкнулись у меня на груди, - прямо как тогда, когда я впервые вошел в их дом как враг.
- Кейли, - попросил я, - не надо. Прошу тебя.
- Я не хочу, - в его шепоте была вина и боль, тяжелые, как жернов на шее. - Правда, не хочу. Пожалуйста, не мучай меня…
Он скорее обнимал меня, чем держал, и все равно я не мог пошевелиться. Со всхлипом потерся щекой о мой затылок, то ли извиняясь, то ли прощаясь. Скольжение языка по старым шрамам, прохладный выдох, легкая судорожная боль - Калеб прокусил мне шею. Ручейки крови, щекочась, потекли за воротник.
Как это страшно - знать свою смерть, понимать ее. Оправдывать ее, любить ее. Как же это страшно.
- Я знаю, что заслуживаю этого… но я боюсь. Я понимаю сейчас, почему вы выбрали синицу в руках. Джиа, я не хочу умирать!
Я резко открыл глаза и увидел Джиа перед собой. Она поцеловала меня в губы, в подбородок, в горло - чуть ниже адамова яблока. Еще секунда - и я не смогу говорить, не смогу дышать. Тогда я поднял руку и прикоснулся к щеке Калеба, который убивал меня; вторая рука легла на тонкую шею Джиа - не способная ни сжать, ни оттолкнуть.
- Поверьте мне. - В голове уже мутнело. От моего парализованного голоса осталась тень. - Я хочу жить. Я сохраню вашу тайну, даже если всю жизнь проведу за решеткой…
Ее губы на горле, зубы захватили кожу, впились.
Эркхам никогда не ошибается.
* * *
Во тьме хорошо, а выходить из нее жутко. В то время как загружались основные чувства, я ничего не воспринимал, ни о чем не думал. Иначе я представлял бы то, что увижу, когда зажжется свет, - чье лицо. И бьюсь об заклад, ни за что и никогда не угадал бы, ну просто фантазии у меня бы не хватило.
- Ты выкарабкался, - сказал Майк Норман.
- Выкарабкался…
Я повторил это не потому, что поверил, - просто поверял голос.
- Где я?
Да я уже и сам видел, где. Я был в своей квартире, солнце разбивалось о закрытые жалюзи, а на часах был полдень.
Майк подал мне воды, и я схватился за чашку, как будто сутки полз через пустыню. Выглядел он хорошо, гораздо лучше, будто стал чуть больше бывать на солнце. Или это из-за дневного освещения так казалось? А может, просто я воспринимал его иначе.
- Как я выжил?
Он быстро пожал плечами.
- Они не убили тебя, не смогли. Иначе у тебя не могло быть шансов.
- А ты как здесь оказался?
- Ключи у тебя в кармане. Кстати, я нашел пистолет, - сообщил Майк будничным тоном. - Здорово ты приложил Первого, Уилли, приятно было посмотреть. И письмо твое нашел. В общем, пока ты спал, я побывал в твоей тайной квартирке, - ее порядком разбомбило, но эти старые постройки ничем не возьмешь. Послушал твои записи - занятно очень; жаль, что некоторые пришлось уничтожить, но оставшиеся в удачном сочетании показывают тебя с лучшей стороны. Потом навестил твою подружку Демарко, сказал ей, что тебя разнесло на кусочки вместе с пряничным домиком… и Ганзелем с Гретель.
У меня в горле снова пересохло, рана саднила под пластырем.
- А она?…
- А она спросила: кто в таком случае убил Джейсона? А я сказал: наверное, ты, деточка. Ты так хотела стать Первой, теперь место вакантно. У меня и пистолет есть, зарегистрированный на твое имя, да еще с отпечатками пальцев, так что доказать труда не составит. А тебе что за дело, спросила она, а я сказал: Уильям мой брат, я его люблю и не позволю порочить его имя даже посмертно. Я и так в глубоком трауре и жажду мести. Еще неизвестно, кто отвечает за ту нелегальную охоту… Она, конечно, покричала, повозмущалась, но со мной согласилась - по всем пунктам. Она красотка, твоя Халли, и неглупая, так что не удивлюсь, если в ближайшем будущем позавчерашнюю стрелянину благополучно свалят на покойного Девенпорта, а Лучших распустят на все четыре стороны. Ты и не представляешь, скольких моих знакомых устроит такой финал…
Все это время на его лице было полутомное выражение подростка, слушающего на плеере любимый диск в метро. Нельзя сказать, чтобы я не понимал ни слова, но вид у меня, наверное, был именно такой.
- Теперь ты свободен, у полиции к тебе вопросов нет - ну какие могут быть вопросы к жертве взрыва, которую и собрать-то нельзя? Короче, табула раса. Немногим предоставляется шанс начать сначала, любой бы позавидовал.
- И ты?
- Я? Да ну тебя, в самом деле. Мне-то завидовать нечему, у меня все это есть.
Теперь я этому верил - что с ним все в порядке. Не знаю почему, - может, потому, что выглядел он по уши довольным.
- Почему ты это делаешь? - выдал я наконец. Майк улыбнулся, немножко весело, немножко снисходительно - как обычно.
- Ты хотел помочь мне, когда сам нуждался в помощи. Это меня просто поразило. Но теперь ты все понимаешь лучше, все встало на места, и каждый из нас на своем месте.
- Нет… я не на своем.
- Пока нет.
Я привстал на диване.
- Что ты знаешь?
- Я знаю, кто знает. - Он делал между фразами умышленно длинные паузы. - А он знает, что кое-кто страдает сильнее, чем предполагалось… просто с ума сходит… места себе не находит… и будет рад хорошим новостям. Вернее - будут рады. Оба. Если только ты уверен, что это твое, - ведь когда мы виделись в последний раз, ты что-то такое говорил…
- Я уверен.
- Тогда дуй в мотель "Ночной гость", пока наши Кое-Кто не упорхнули из города. Это возле аэропорта Логан, не заблудись.
- Майк, ты волшебник.
- Нет, Уилли, я просто способный ученик. В конце концов, разве мы не семья?
* * *
…ТЕБЯ НЕ ОСТАВЯТ
Далеко, - там, где неба кончается край,
Ты найдешь.
Золотой крестик жег мне руку, как в старых фильмах, а может, я просто слишком сильно сжимал кулак. Так сильно, что когда разжал, на ладони была кровь.
- Кажется… это ваше?.. - произнес я, когда мне открыли. Вряд ли вопрос, скорее констатация.
И вряд ли речь вообще шла о кресте.
* * *
…Ведь это просто рубеж, и я к нему готов,
Я отрекаюсь от своих прошлых слов,
Я забываю обо всем - я гашу свет…
Нет мира кроме тех, к кому я привык,
И с кем не надо нагружать язык,
А просто быть рядом и чувствовать,
что жив.
Ночные Снайперы
* * *
энд
Все эпиграфы из песен принадлежат тем, кому принадлежат.
Ночь третья. Байла Морена
Чем дольше играешь в Бога, тем меньше в тебе человека.
Кристоф, креатор "Шоу Трумэна"
START
Играя в Бога - как чувствуешь себя? Не знаю. Понятия не имею. А вот grandma знает не понаслышке. Один телефонный звонок - и бедная студентка из Нью-Орлеана превращается в наследницу миллионов, как это вам?
Сначала я не поняла, с чего бы это бабушка решила меня признать. Потом, когда узнала ее поближе, сообразила: просто она всегда и во всем ценила собственные усилия и считала, что незаработанный хлеб горек, как полынь. Теперь я с ней согласна, тогда была на нее немного обижена - за неучастие в процессе моего образования, да и вообще в моей жизни. Но поскольку учеба оказалась мне вполне по силам, обида длилась недолго, тем более что через время в моем вполне оформившемся двадцатилетнем мозгу стали всплывать воспоминания. А воспоминания эти носили интереснейший характер - я начала вспоминать, что знала grandma в детстве, что уже была в этом городе и что была знакома с ее деловыми партнерами и друзьями. И если город, бабушка и я изменились за двадцать лет, то друзья ее остались такими же, как я их запомнила.
Так что когда она позвала меня, я приехала не мешкая. Здесь меня ждала работа и самое главное - семья, которой я фактически никогда не имела.
Сегодня мы с grandma обедали в ее любимом ресторане, к слову, ей же и принадлежащем. Ей многое принадлежит в этом городе, и за пять лет, что я здесь живу, меня это порядком избаловало.
Пока она делала заказ, я любовалась ее прической и жемчужно-серым платьем - фасон, который она предпочитает, когда удается вытряхнуть ее из черных брючных костюмов. Все никак не могу привыкнуть и понять, как в своем возрасте она ухитряется так выглядеть. Надеюсь, это наследственное.
- Классно выглядишь, - сказала я наконец. - Как это у тебя выходит?
Вряд ли ее смутил мой вопрос. Скорее всего, мне показалось.
- Поживешь - узнаешь. Кстати, Бартола, почему сейчас? Я думала, мы поужинаем дома.
Бартола - это я, Бартола Морено-Дювальер. Не тот Дювальер, о котором вы подумали. Никакого родства с гаитянским диктатором, но это не мешало однокурсникам постоянно "забывать" мою фамилию и называть меня то Перон, то Пиночет, то Кастро. Ну спасибо, что хоть не Гитлер. К тому же Дювальер - всего лишь мой папаша-наркоман, сгинувший без следа, а вот Морено - одна из ветвей древнего и уважаемого семейства. Другая ветвь носит фамилию Кортес. Нет, не тот Кортес, о котором вы подумали. Опять совпадение? Как бы это позабавило моих однокурсников!
Итак, сейчас я просто Барт, Би или Байла (для кое-кого), а полным фамильным именем разрешаю пользоваться только бабушке - по личным причинам. Правда, бабушкой ее я ни разу не называла - не рисковала жизнью. Для меня и близких друзей она просто Соня. Соня Кортес, местный олигарх и лучший человек из всех, кого я знаю. Это не значит, что я окружена подонками - просто другие лучшие по большинству не люди.
- Вечером я ужинаю с приятелем.
Соня вскинула брови, тонкие и изящные, на высоких надбровьях, которые заставили бы бежать к пластическому хирургу даже Марлен Дитрих. И не мудрено: за эти пять лет я была осторожна и равнодушна одновременно, а суммируя эти понятия, получаешь свободу и полное отсутствие сердечной привязанности.
- Я его знаю?
- Конечно, знаешь. Это Майк Норман.
Брови Сони поехали еще выше.
- Только он?
- Только он.
- А с какой стати ты ужинаешь с Майком Норманом? Вы что, встречаетесь?
Мысль была настолько неожиданна и абсурдна, что я захохотала и чуть не подавилась, обратив на себя внимание соседей. Соня взглянула на меня с укоризной, хотя я-то знала - при всей этой внешней утонченности она порой плевать хотела на хорошие манеры. Но отомстить за предположение не мешало бы.
- А что? - Я поигрывала вином в бокале, пока не спохватилась, что жест этот - не мой, и мы с Соней обе знаем, чей. - Он красивый, обаятельный, с ним интересно разговаривать. Он человек нашего круга… с некоторых пор. К тому же Майк - друг твоего друга, так разве по старой формуле он не твой друг?
- Он его собственность, а не друг, - ответила Соня холодно, - это разные вещи. Друзьями, как правило, становятся по доброй воле. И не в круге дело, вот в снобизме меня упрекать не стоит.