Вообще-то советники султана были мудрыми людьми. Захват Крыма обещал быть легким и быстрым. Тамошние торгаши воевать не умели, а тот сброд, который они нанимали для своей охраны, в военном отношении был пустым местом.
С финансовой точки зрения проект выглядел бесподобно. Захват важнейших торговых путей сулил огромный приток доходов от торговых пошлин, что позволяло замахнуться на дальнейшие завоевания. Вот только Константина эта перспектива переименования Черного моря в Турецкую или Сельджукскую - один черт! - лужу никак не устраивала.
Словом, напуганные военными приготовлениями султана купцы, которые, по сути дела, и правили в Крыму, охотно приняли помощь русичей. По сути, выбор у них был небогат - либо Ала-ад-дин Кей Кубад I, либо Константин. Однако в пользу Руси говорило то, как милостиво новоявленный русский царь обходился с захваченными городами.
К тому же немалую роль сыграл вопрос веры. Мусульман и иудеев на полуострове было мало, да и те смотрели друг на друга с недоверием. Сунниты ненавидели шиитов гораздо больше, чем иноверцев. То же самое можно сказать про караимов, которые напрочь отрицали раввинов и талмуд, признавая только Ветхий Завет.
С латинянами могли возникнуть заморочки, но генуэзцы, которые "правили балом" вместе с греками, жутко ненавидели своих конкурентов венецианцев и целиком и полностью поддерживали Византию в ее стремлении выгнать их со своих земель. А кто помогал императору Ватацису? Правильно. То есть выходило строго по пословице: "Враг моего врага - мой друг". Про греков и говорить не приходилось.
К тому же существенным противовесом для тех же венецианцев послужили вновь все те же альбигойцы, а правильнее сказать - выходцы из южной Франции, поскольку катар среди них была треть, а то и меньше. Когда дикие варвары, которые и говорить толком не умеют, вступают на твои земли, то лучше не рассчитывать на то, что ты правоверный католик, а бежать куда глаза глядят.
А уж если ты знаешь, что там на побережье тебя ждет корабль, который отвезет пусть и в далекое, но зато безопасное место, то соблазн "сделать ноги" становится и вовсе непреодолимым. Отваживались на это далеко не все, а лишь малая часть, но и этих нескольких тысяч вполне хватило, чтобы хорошо заселить окрестности Азова, а также восстановленной Белой Вежи.
Лишенные своих проповедников, которых люди Константина почти сразу находили и тут же со всевозможными почестями незамедлительно выпроваживали для проповедей "истинного слова божьего" - вначале в Прибалтику, а затем в улусы детей Джучи, где они затем бесследно терялись в степных просторах, большинство катаров попросту забывали о своем учении, особенно молодое поколение.
Их-то и предполагалось держать в многоязычном и разношерстном крыму в качестве весомого противовеса католическому населению, которое альбигойцы, в отличие от православного люда, терпеть не могли.
Что же до армян, во множестве расселившихся в Крыму за последние десятилетия, то они как раз и бежали из Малой Армении из-за веры. Дело в том, что армянский князь Левон II, пришедший к власти в Киликии, не только распространил свою власть на все соседние области, до гор Тавра, Памфилийского залива и равнин Евфрата.
Он еще и стал перенимать обычаи и законы франков, за что получил от латинского императора Генриха VI титул короля, а также признал верховенство папы, который по такому случаю специально прислал своего легата в Тарс, чтобы возложить на Левона корону. Да и его родная дочь и наследница, названная не по-армянски - Изабеллой, а если быть совсем точным, то ее мужья тоже заправляли страной в духе тестя.
Короче говоря, в своей родной стране армяне превратились в людей третьего сорта, поскольку всем правили западные рыцари и купцы, приглашенные Левоном. Кто-то терпел, кто-то восставал и был безжалостно задавлен, а кто-то просто бежал, причем не всегда к своим соседям в Великую Армению, где тоже было весьма и весьма неспокойно, а еще дальше - в Крым, на Кавказ и на Русь.
Установив повсюду свои гарнизоны и назначив тысяцкого Ростовского полка Лисуню наместником и главнокомандующим всеми русскими войсками в Крыму, Вячеслав повелел отгородить лучшие земли под будущие виноградники и даже задержался здесь на некоторое время, лично контролируя весь процесс, после чего доверил его Зворыке.
Главный финансист Константина, считавший, что вояки в его деле ничего не соображают, выехал вместе с Вячеславом, с тоскливым вздохом покинув милую его сердцу Рязань. Он-то и занимался окончательным составлением таможенных договоров и выжал из купцов максимум возможного, чтобы облегчить своему государю содержание гарнизонов, оставленных в городах Крыма.
Тамошние торговцы, конечно, до хрипоты в голосе отстаивали свои интересы, но с каждой тревожной вестью, приходившей из Иконийского султаната, кряхтя и сокрушаясь, шли на все большие и большие уступки.
Так что основная забота об этих виноградниках легла на плечи именно Зворыки. Он и здесь не подкачал, устроив все на землях, огороженных Вячеславом, в лучшем виде. Надолго оставить свой пост он не мог, боялся, что молодежь непременно напутает что-нибудь без него, но финансист Боривой, оставленный им за себя, за два-три года ухитрился отладить весь процесс до автоматизма.
Особенно славным оказался первый урожай - тысяча двести тридцать третьего года. Тогда для ароматного виноградного сока не хватило даже полутора тысяч бочек, приготовленных заранее, и хозяйственникам пришлось в спешном порядке раздавать новые заказы бочарам.
Сам Вячеслав к тому времени был далеко. Дождавшись ожидаемых вестей о том, что угроза со стороны сельджуков миновала, он сразу выдвинулся на Кавказ. Впрочем, за Крым он и до этого не особенно волновался. К Ала-ад-дину Кей Кубаду I выехали сразу два посольства, желающих рассеять черную тучу, нависшую над полуостровом со стороны южного берега Черного моря.
Русское возглавлял Евпатий Коловрат, а другое - от Византии - не менее искусный в дипломатии, к тому же не первый раз встречающийся с султаном, умудренный опытом Георгий Кантакузен, изгнанный еще пятнадцать лет назад своим братом Мануилом из Фракии, нашедший приют в Никее и с тех пор успевший зарекомендовать себя искусным дипломатом.
Русское посольство извещало султана о том, что Русь и его государство теперь стали соседями, пускай только по морю, а потому царь Константин предлагает ему подписать договор о длительном прочном мире.
Посланцы Иоанна III в основном говорили о совершенно ином, но как-то между прочим ненавязчиво известили Кей Кубада, что дружба, которая уже давно связывает Византию и Русь, не позволит Ватацису пребывать в бездействии, если Константину I будет грозить какое-либо нападение на его земли.
Едва гонец от Коловрата прибыл в Крым с уверением, что теперь все в порядке и опасаться нечего, как Вячеслав направился к древнему городу Корчеву, расположенному на восточной окраине Крыма, чтобы переправить свое войско в полуразрушенную и заброшенную Тмутаракань, а оттуда последовал на Северный Кавказ.
Племена касогов, а чуть позже и ясов встретили его не совсем дружелюбно, хотя и тут свою положительную роль сыграло прошлое. Воспоминания о том, как тысячный полк Стояна, теперь прочно сидевший в Азове, спас от окончательного разгрома соединенное ясско-касожское войско, еще не успели выветриться из памяти горцев, которые, как и кочевники предгорий, не только уважали силу, но и не были чужды благодарности.
Сыграло свою роль и то обстоятельство, что порядка в тех краях не было и в помине. Давно прошли времена, когда племя аланов, только-только выделившееся из степного союза и пришедшее на Кавказ из Средней Азии, управлялось крепкой рукой одного вождя. Именно тогда они и показали всем прочим, кто хозяин в этих благодатных местах.
Но шли годы, у вождя подрастали дети, и никто из них не хотел уступать друг другу. Какое-то время единовластие держалось, хотя шаткое и скользкое, как обледенелая дорога. Но при еще более многочисленных внуках начались первые междоусобицы, а при правнуках от былого единства остались лишь жалкие воспоминания и умиленные рассказы стариков-сподвижников, еще помнивших славные деяния великого вождя.
С тех самых пор в степях Северного Кавказа воцарилась полная анархия. К тому времени, когда Вячеслав вступил туда со своим войском, чуть ли не в каждом селе был свой вождь, и ни один из них не хотел уступать другому. Доходило до того, что на все работы - будь то самые важные, типа покоса, жатвы или сева, - ни один житель не выходил из дома, не прихватив с собой оружия.
В свое время до этих краев добрались христианские миссионеры из Византии и окрестили все население по православному обряду. Но действующих церквей русский воевода уже не застал - одни развалины, да и сам крест превратился в некий амулет. Человек, держащий его в руках, даже в это беспокойное время мог беспрепятственно путешествовать из села в село, не боясь быть ограбленным или убитым. Что же касается молитв, церковных служб и прочего, то тут, образно говоря, ладаном и не пахло.
Однако освежить в памяти то, что уже было, намного легче, чем изучать в первый раз, поэтому Константин, твердо вознамерившись обратить этот полустершийся плюс к своей выгоде, порекомендовал патриарху Мефодию еще за год до поездки подобрать и отправить с Вячеславом аж две сотни священнослужителей из числа образованных монахов и священников.
С будущими миссионерами работали всерьез. В таком деле проколов допустить было нельзя ни в коем случае. Неумелое ауканье грозило так откликнуться, что мало не показалось бы. Поэтому инструктировал их сам патриарх, а о специфике тех краев рассказывали на пару воевода и царь. Они советовали носителям слова божьего почаще вспоминать о законах Ветхого Завета, которые значительно более жестоки, чем слова Нового Завета, но зато близки по духу буйным и необузданным горцам.
На недоуменные вопросы священников и монахов патриарх мудро отвечал, что сейчас самое главное - заронить в их иссушенные яростью кровной мести сердца первую искорку новой истинной веры. А уж потом, смягчив людские души, приступить к следующему этапу, который - это тут же подчеркивалось - придет очень нескоро. Скорее всего, сами присутствующие его не застанут.
- Но! - тут же подчеркивал Мефодий. - Многие из законов, которым повинуются те же невежественные горцы, во многом сходятся с заповедями Христа, а потому речь ни в коем случае не идет о том, чтобы вы сами позабыли про них. И никто не говорит, чтобы вы не пытались отговаривать убийцу-кровника, если он поделится с вами своими черными замыслами о мести. Наоборот. Просто надо все время помнить, что, даже надев крест на шею и приняв святое крещение, они все равно еще не стали в душе подлинными христианами. Во многом они как дети, которых еще учить и учить. Помыслы у них благие, а вот дела… увы.
- Только помните, что этих детей нельзя шлепать по заднице, - внес существенное уточнение Вячеслав, взявший слово следом за Мефодием. - Никаких проклятий, запретов и прочих угроз от имени бога - только ласка и уговоры, плюс личный пример подлинно христианского поведения.
Кое-кто после таких семинаров честно покаялся, заявив, что не выдержит искуса, других приходилось отчислять, потому что знания их, мягко говоря, оставляли желать лучшего, а третьи сами высказали нежелание ехать в неизведанные края к диким народцам, ссылаясь на телесную немочь и прочее. Таких тоже не неволили.
- Столь тяжкий крест на свои плечи можно взвалить только добровольно, - с самого начала заявил патриарх Мефодий.
В конечном итоге миссионеров осталось около сотни. С ними стали проводить разговоры о том, что каждый из них, помимо того, что он - лицо духовного звания, еще и русич, а потому его деятельность должна быть направлена на благо Руси.
С правильно понявшими суть дела - в их число вошел где-то каждый пятый - проводили дополнительные инструктажи Любомир и Николка Торопыга.
Некоторых священников воевода оставил в Крыму для укрепления православия, а остальных постепенно стал раскидывать по всему Кавказу. Его воинство, надежно охраняемое добрыми воспоминаниями и многочисленными крестами, занималось преимущественно тем, что восстанавливали вместе с местными жителями заброшенные церкви и часовни.
Да и разногласия многочисленных ясских вождей, ни в какую не желавших отдать пальму первенства кому-то одному, после длительных усилий русских дипломатов удалось тоже превратить в плюс.
Тут как нельзя кстати пришлись подарки - стеклянные кубки, великолепное оружие, конская упряжь, искусно отделанная серебром, и прочее. Очень кстати оказались и небольшие колокола, которые после восстановления очередной церкви торжественно водружали на звонницу.
- Я понимаю, что ты не больно-то любишь лоб в молитвах расшибать. Я и сам религиозным рвением не обуян, но на сей раз… - Константин, не договорив, улыбнулся. - Словом, изобразишь такого набожного человека, чтобы и сам Иоанн Креститель близко не стоял. Оно для дела необходимо, так что ты уж расстарайся. Особенно постарайся привести к общему знаменателю тех, кто живет возле Терека. Потом в тех местах легче работать будет.
- Можешь не сомневаться, - весело подмигнул ему в ответ Вячеслав. - Они у меня от всех прочих богов будут как черт от ладана шарахаться. И вообще, будет им и обедня в сочельник, и литургия на Пасху, - загадочно, но многообещающе посулил он и не удержался, чтобы в очередной раз не процитировать Высоцкого, как всегда, перефразируя на ходу:
- Не один из них будет землю жрать. Все подохнут у меня без прощения. Отпускать грехи кому - это мне решать, а они все будут - козлы отпущения.
- Только не очень-то там резвись, - попытался слегка охладить не в меру воинственный пыл друга Константин. - Там все надо так отладить, чтобы через эти места лет через двадцать-тридцать любой восточный купец мог беспрепятственно товары провезти.
- А зачем? - удивился Вячеслав. - Есть же Волга. Чего им по диким горам Кавказа тащиться? Или ты собираешься Военную Грузинскую дорогу наладить?
- Свят-свят! - замахал на него руками Константин. - Наоборот совсем. Ты что, забыл, что должен перекрыть наглухо все перевалы, а если какой-нибудь из них проходимым сочтешь, типа Ширванского ущелья, - завалы устроить? Оставить надо только один проход - у Дербента, через Железные ворота. Мы с тобой должны в тех местах охранять торговые пути. Чтобы каждый купец знал - идти с товаром из Китая и Средней Азии в немытую Европу проще всего не через Иран, который весь в огне, а между Каспием и Черным морем. Говорят, что в империи Чингисхана безоружный одинокий путник мог с хурджином золота пройти, не боясь оказаться ограбленным или убитым.
- Ну это, говоря нашим с тобой языком, не более как телереклама, причем в самом ее худшем варианте, то есть бессовестно лживая, - усмехнулся воевода. - А Чингизушка-то, оказывается, еще и пиарщиком был, да каким шустрым, - подивился он.
- Согласен, - не стал спорить Константин. - А у нас на самом деле должно быть так. Особенно авторитет духовенства поднимай. Этим дикарям с Терека надо внушить, что если ты, великий и могучий воевода, до земли перед священниками склоняешься и руки им целуешь, то это значит, что наши попы и впрямь великие шаманы, повелевающие страшными и ужасными духами. А кто не будет их слушаться, того ждет не просто смерть, а… Короче, не мне тебя учить. Придумаешь что-нибудь, - махнул он рукой.
- А то! - заверил Вячеслав. - Обязательно придумаю! - и лукаво покосился на друга.
Придумывать ему пришлось уже в первую неделю, когда он задался целью помирить жителей сразу доброго десятка деревень, враждовавших между собой. Когда-то они были добрыми соседями, но кто-то, причем чуть ли не пятьдесят лет назад, будучи в гостях, нечаянно сплюнул в очаг, горевший в тесной каменной лачуге. Скорее всего, он и не хотел этого делать, прекрасно зная обычаи, но так уж получилось.
Хозяин дома, побледневший от гнева, сдержанно вымолвил:
- Лучше бы ты ударил меня.
До своего родного дома гость так и не добрался. Его окровавленное тело было найдено на полпути.
Безмолвные родичи обмыли тело убиенного, его старший сын погасил огонь в очаге, потому что умер глава рода, и, не говоря никому ни слова, ушел из дома. Когда он вернулся, следом за ним прилетела весть, что у соседей тоже намечаются похороны, причем двойные. С этого все и началось.
Постепенно в междоусобицу, то вспыхивающую ярким пламенем новых смертей, то затухающую на несколько лет, втянулись и другие соседи. Одно время она было и вовсе заглохла. Тишина царила лет десять, и молодежь начала иногда уже перемигиваться и улыбаться друг другу, но буквально на второй день после приезда Вячеслава вспыхнула с новой силой. С прибытием гостей народ несколько расслабился, чуточку утратил бдительность и присущую им осторожность, и двух мальчишек нашли убитыми недалеко от села, причем убийца был известен, да он особо и не таился.
Аул, где жили погибшие, всколыхнулся от мала до велика, тем более что и предыдущее убийство двенадцать лет назад свершил старший брат нынешнего убийцы, которому отомстить так и не удалось - через месяц он сам сорвался с горной кручи. Словом, получалась несправедливость.
Примирить всех взялся Вячеслав. Поглядев на убитых - ну совсем еще пацаны, и пятнадцати поди не стукнуло, - он вздохнул и решил заняться этим делом основательно.
Взяв с каждого жителя аула слово в том, что никто не тронет убийцу и не пустит в него стрелу издали, он предложил вызвать его на суд божий, который несомненно осудит и покарает злодея, если тот и вправду виновен. Правда, для этого всем жителям деревни необходимо принять святое крещение, ибо молитв некрещеных людей господь не услышит и вступаться за них не будет.
Принять его надлежало всем, кроме убийцы, которому вначале предстояло покаяться перед крестом в нарушении одной из заповедей. Если господь его простит и не покарает, сочтя, что он поступил справедливо, то тогда и он может быть крещен.