С этой мыслью я растолкала толпу, и пробралась в первые ряды. Курилка представляла собой закуток между торцами соседних корпусов, соединенных огромным окном, за которым виднелась винтовая лестница с притаившимся на ступеньках ушлым подростком, непонятно как пробравшимся в универ.
- Катя! Ты выпила? - осторожно спросила я.
Она не обернулась на мой крик, а только затравленно покосилась.
- А что мне терять? Перед смертью не надышишься, Веснушка! Или я не права?
Катя специально обратилась ко мне так, кличку дала мне она.
Подросток, смотревший в окно, улыбался до ушей, направив на Катю сотовый телефон. Паршивец! Завтра подруга проснется знаменитой.
- Пошли отсюда!
- Я брошу Стаса, - невпопад произнесла она. - Сегодня. Радуйся.
Как я ждала этих слов, как цеплялась за надежду услышать их. Да я искала их среди всех фраз, вгрызалась в интонации, ища намеки… и вот они. Но что теперь делать? Если я приму эту подачку, этот шанс, тогда выбор будет сделан?
- Кать! Приди в себя, - я пыталась взять себя в руки, унять предательскую дрожь, но произнести то, что я собиралась, оказалось не так просто. Слова просто застряли на подходе, образовав в горле ком, который не удавалось ни сглотнуть, ни выплюнуть. Меня прожигало острое беспокойство, рожденное сознанием собственной беспомощности, и внезапная мысль неожиданно расставила все на свои места. - Я уже забыла, простила, - выдавила я.
И только потом я поняла, что именно эти слова повели меня по злополучной дороге и на протяжении моей истории вынуждали идти наперекор пророчествам, Судьбе и Черту. Уже тогда, пусть пока неосознанно, я сделала СВОЙ выбор, не имеющий ничего общего с выбором, поставленным передо мной Чертом. Катя выживет. А потом я придумаю, как вернуть Стаса.
- Ты серьезно? - ярко подведенные Кати непонимающе захлопала густо накрашенными ресницами.
- Да! - ответила я, подбирая с пола кофточку. - Накинь.
Катя выхватила из моих рук свою одежду и подозрительно сощурилась.
- Так просто?
- Нет, не просто.
С полминуты она хмурилась, ища подвох в моих словах. Я стойко выдержала ее испытующий взгляд. Нельзя отводить глаза первой, если уж начала врать, то идти на попятную не стоит.
- Это твое право. Только мне не нужно твое одобрение или прощение. Перед смертью не надышишься, - мрачно заявила Катя. - Повеселились и хватит!
Когда она проходила мимо Вовчика, еще с первого курса положившего на нее глаз, то соблазнительно улыбнувшись, сказала:
- Не пялься! Не твое!
* * *
После занятий я поехала к Евдокии Александровне, удивляясь, что еще в состоянии помнить об обещаниях.
- Здравствуйте Евдокия Николаевна!
Я искреннее полюбила эту милую старушку. Она напоминала мне мою бабушку.
- Здравствуй, милая, - улыбчивое сморщенное лицо хозяйки говорило о том, что мои чувства к ней взаимны. - Как прошел день?
- Как обычно.
- Плохо спала? - старушка потрепала меня за щеку. - Я же поняла, что ты меня обманываешь. Круги вот под глазами, бледная как смерть. Я столько живу на этом свете, что меня трудно провести. Ну, ты проходи, я тебя чайком напою.
- А кавалер Ваш уже пришел?
- Пришел и уже ушел, - блеклые глаза радостно засветились, как только она заговорила о своем ухажере. - К сыну. Помнишь, я тебе говорила, что завтра я уезжаю? Тебе чай с лимончиком?
Хозяйка услужливо сунула мне цветастые комнатные тапочки и неловко заковыляла на кухню, прихрамывая на правую ногу.
- Да, пожалуйста, - кивнула я и осмотрелась. Конечно, не хоромы, зато почти собственные. Тараканы вон живут, и ничего. Насекомое важно миновало порог коридора и направилось в кухню, где кроме плиты, холодильника и обеденного стола, мебели не наблюдалось. А таракан продолжал свой путь. Фу! Я придавила его ногой и брезгливо поморщилась.
- Ты осмотрись пока, жить тебе как-никак тут придется, - сказала старушка, и это заставило меня виновато вздрогнуть, как школьницу, застуканную с ластиком и классным журналом в мужском туалете. Еще и привередничать пытаюсь!
- Мне неудобно, Евдокия Николаевна, принять такой подарок.
- Ну что ты, милая, если бы не ты, так и сидела бы я в этой квартире, - она счастливо улыбнулась. - Ты мне жизнь новую подарила. Садись в комнате, я чай уже несу.
Вторая комната - гостиная. Довольно просторная, но с мебелью беда: убогий диван, старенький телевизор и, как достойное завершение, "люстра" из чистого горного хрусталя, в народе именуемая "лампочкой Ильича", свисала с потолка на длинном изогнутом проводе.
Я не удержалась и заглянула в спальню. Белый тюль, падающий на пол, колыхался от сквозняка. Большой пузатый шкаф и кровать, аккуратно застеленная, с пирамидой из пяти подушек.
В санузел я не заглянула, пожалела нервы.
Евдокия Николаевна взяла меня за руку и повела в гостиную. Я села на диван, задев стопочку брошюр. Надпись на них не оставляла сомнений - передо мной свидетельница Иегова. Уж не знаю как меня угораздило не узнать такую особенность в своей бывшей пациентке.
- Вы… сектантка?
- Упаси Господь. Я - свидетельница Иегова.
И хотя в моем понимании это было одно и то же, от комментариев я воздержалась.
- Можно вопрос? - Я совсем сошла с ума! Атеистка начала говорить со свидетельницей Иеговой. - Как вы трактуете слово "судьба"?
Старушка замолчала, на лице мелькнуло понимание. Она сморщила лоб, не сводя с меня взгляда.
- Если существует судьба, - начала она, - то значит, ее кто-то пишет. Значит, этот кто-то выше человека.
Она ожидала другой реакции, но я задрожала, от страха.
- Если я твердо знаю, что близкий мне человек должен умереть, как мне противостоять судьбе?
- Ты уверена?
- Предположим, что да.
Она наверняка решила, что кто-то из моих близких при смерти и сочувственно пожала мою руку.
- Положись на Бога. Он мудр и не оставляет страждущих. Мы, люди, посвятившие себя вере, убеждаемся в Его силе каждый день. Попроси и Он откроет тебе путь, совсем скоро тебе в голову придет мысль, которая и лежала на виду, но ты не могла ее раньше заметить. Открой свое сердце Господу, и слушай себя. Бог сказал: "Я предложил вам жизнь и смерть, благословение и проклятие". Выбери жизнь, оставаясь верной Ему. Как-то мне задал вопрос наркоман: "Почему я стал наркоманом? Он этого хотел?". Если человек стал наркоманом, этому должны быть причины: гены, окружение или еще что-то. Но кто сопутствовал ему?
Евдокия Николаевна преобразилась. Для свидетелей Иеговых не в новинку заморачивать людям головы, но раньше я знала ее другой: неуверенной в себе, запуганной. А сейчас она уверенно и убедительно говорила, использовала верные слова, хотя в повседневной жизни вряд ли применяла подобные речевые обороты.
- Сам человек, - ответила я.
Она кивнула, еще раз стиснула мою руку и отпустила.
- Только смирение может успокоить тебя.
- Смирение? - видимо на моем лице вспыхнула тень замешательства, потому что она заметила это.
- Недостаток смирения сеет немало раздоров и увеличивает боль потери. Смирение приносит прекрасные плоды. Знаешь, что сказал Иаков?
Я перебрала в уме остатки тех вроде бы бесполезных знаний, которые сохранились с детства, тогда моя бабушка часто мне рассказывала библейские истории. Но не вспомнила ничегошеньки.
- Ученик Иаков обратил на это внимание, сказав: "Смиритесь перед Иеговой, и он возвысит вас".
- Если бы это было так легко, - застонала я, окончательно запутавшись. - Забыть? Почему?
- Нельзя изменить предначертанного.
- Но почему?
- Мы всего лишь люди, не стоит вмешиваться в Божественный промысел.
Она покачала головой и посмотрела на меня. Влажные глаза, наполненные болью, смотрели сквозь меня.
- Тем наркоманом была моя дочь.
Возникла долгая пауза, в течение которой она собиралась с силами, а я переваривала выхваченные предчувствием из ее речи слова. Она молчала, а когда я уже подумала, что она просто не хочет озвучивать свои мысли, вдруг посмотрела на меня, и в ее глазах я увидела боль и сожаление.
- Наркотики отнимали у меня дочь, а я не знала что делать. Мы лечили ее. Долго. И психологи с ней работали. Да вот толку от этого не было. На роду у нее было написано - умереть.
Меня как будто кто-то с размаху ударил в солнечное сплетение, катастрофически не хватало воздуха.
- Перед своей смертью Света ко мне подошла. "Мама, - говорит, - я будто в клетке, понимаешь? И ее прутья сжимаются, мешая дышать… Грудь сдавило… а я свободы хочу! Не хочу умирать! Но меня заставляют!" Я ведь тогда верила, что она сама хочет свести счеты с жизнью.
Не зная, что ответить, я положила руку на подрагивающее плечо Евдокии Александровны.
- Она крепко обняла меня и сказала, чтобы я помнила ее и не забывала, что она любит меня. Словно прощалась. Я говорю ей, мол, Бог не оставит своих детей. Он поможет нужно только помолиться и положиться на его мудрость. А Света как закричит: "Бог забыл обо мне! Меня прогоняют из мира живых, а он не может или не хочет им мешать!". Приходилось ли тебе утешать кого-то, кто так сильно страдает и взывает о помощи? - Спросила старушка и, не дожидаясь ответа, продолжила: - А потом ушла. А мне не до сна стало. А через день… - договорить Евдокия Александровна не смогла и вновь залилась слезами. Но я и так поняла, что произошло.
- В этой книжке я прочитала, - она взяла верхнюю, и наизусть процитировала, - "Если бы человек, который в приступе меланхолии кончает жизнь самоубийством, подождал неделю, он снова захотел бы жить". Чаще всего самоубийство - это мольба о помощи. Конечно, я хотела помочь дочери. Но мало было пользы говорить ей: "Хватит тебе жалеть себя!" или "Посмотри на калек и нищих - им тяжелее, чем тебе!". Я постаралась повести себя, как хороший друг. Я выслушала ее и попыталась объяснить, что в жизни много хорошего. Но она уже все решила для себя. Вернее за нее решили. У нее не было этой недели. Я тоже думаю, что со временем она нашла бы в себе силы бороться с дьяволом. Света вела дневник.
Евдокия Николаевна застонала.
- Может вам валерьяночки дать? - всполошилась я. Зря я завела этот разговор! Довела старушку! - У меня с собой есть.
- Спасибо, не нужно. Нет такого лекарства, которое может мне помочь. Сегодня год, как умерла моя дочь. Она выбросилась с балкона четвертого этажа. А ты мне ее напоминаешь. Такая же бойкая.
Старушка медленно поднялась, подошла к шкафу и открыла дверцу. На полках стояли книги, она провела рукой по ним и достала толстую тетрадь. Потрепанную, в кожаном переплете. Ковыляя обратно к дивану, она любовно прижимала ее к груди.
- Перед смертью Света делала очень странные записи, - старушка присела рядом со мной и открыла тетрадь. Зашуршали переворачиваемые листы. - Вот это. Прочитай.
Я посмотрела на лист и прочла несколько строчек:
"Как все-таки простых людей пугает смерть. А еще больше ее приближение. Человек строит планы и что-то делает, но все зря, потому что такова судьба, и его готовиться принять в свое лоно вечность. А человек чем-то жертвует, в чем-то отказывает себе, вкушая счастье своей маленькой победы, но на самом деле это не имеет смысла, ибо желаемого он достигнуть не успеет. Я скоро умру"
"Я бросила вызов судьбе. Наркотики больше не употребляю. Но мысли о смерти постоянно терзают меня"
"Говорят, что перед смертью перед глазами человека проносится вся его жизнь. Это неправда. На самом деле человек видит миг боли, застывшей в пространстве, призрака, потерянного в скорби. Одного из шести собственных фантомов, идущего на зов неосознанного желания жить"
"Надежда - холодная подруга. Ей-то все равно, стоит она мук и судорожного поиска несуществующего выхода. Я скоро умру. За мной уже пришли"
"Я боюсь, сегодня я вновь увидела Ее. Ночью. Она не разговаривала. Пролетела мимо меня, направляясь к балкону" "Ожидание смерти - куда страшнее ее самой"
- И, что бы это могло значить? - я продолжала выборочно читать куски текста, но ничего понять не смогла.
- К ней приходила смерть. У Светочки не было желания свести счеты с жизнью. В ее глазах стоял… - она запнулась, подбирая слово, - вот, протест. Сначала я не знала, чему она противится, но теперь знаю. Она знала, что умрет, но не желала с этим мириться.
- Это могли быть галлюцинации, - возразила я.
- Нет. Светочка была абсолютно здорова.
Меня раздирало отвратительное предчувствие. Реальность рушилась на моих глазах, мир превращался в сгусток мистики. Не знаю, что на меня больше подействовало: то ли шокирующие записи Светы, то ли то, что я не находила больше сил держать все в себе. Но, так или иначе, к вечеру я, как на духу, все выложила Евдокии Николаевне. И о Мире Нави, и о Черте, и о пророчествах.
- Сделай выбор. Выбери Катю, забудь о Стасе. Господь отдал своего сына людям, чтобы доказать свою любовь. А ты должна отказаться от мужа, чтобы доказать свою любовь к нему и подруге. Иначе, Черт почувствует твое смятение, и Игра продолжится. Забудь. Спасай Катю. Не думай о том, что он покажет тебе в следующий раз.
- В следующий раз? - пораженно пролепетала я. Ум начал работать, осознавая слова Евдокии Николаевны.
- Ты думала, это последнее пребывание в Мире Нави? Это Сатана, милая, он будет истязать, заставляя метаться. Мысли будут путаться, и ты не заметишь, как сон станет реальностью, а реальность сном. Но ты не думай ни о чем. Просто помни - ты должна сделать выбор.
- Я не смирюсь, я обману его.
Захваченная идеей, я едва не подпрыгивала на месте от восторга. Но старушка не разделяла моего энтузиазма; нахмуренные брови собрали морщинки на лбу.
- Как бы ты себя не обманула, девочка. Обмануть Черта невозможно.
В моей голове за считанные секунды пронеслись видения из сна, пока Евдокия Николаевна внимательно смотрела на меня. Завершала "слайдшоу" картинка с последним зеркалом.
- Ты хочешь спасти свою подругу?
- Да! И вернуть Стаса хочу!
- А вот жизнь подруги ты вернуть не сможешь.
- Вы думаете, я позволю ей умереть? - я дрогнула от злости, прозвучавшей в моем голосе, и сомкнула челюсть.
- Нет, - Евдокия Николаевна сочувственно улыбнулась. - Но все, что ты придумаешь, обернется в тысячу раз хуже.
- Я все продумаю, спланирую, - я настороженно на нее посмотрела. - И поверьте мне, я сделаю выбор в пользу Кати, не дрогнув, если будет хотя бы намек на мой просчет.
- Тогда зачем ты это делаешь? - умоляющим голосом спросила она. - Просто выбери Катю и точка.
- Я выбрала. Катю. Если Черт знает меня настолько же хорошо, как старается показать, он это знает! Мой выбор очевиден!
Она совершенно спокойно отреагировала на мой взрыв.
- Лина, открой сердце Богу, он поможет тебе…
- Я не верю в Бога. Сомневаюсь, что Бог, создав человека по образу и подобию своему, поставил столько ограничений: не ешь эти яблоки, слепо веруй в то, что я говорю. Глупо. Если Бог и есть, то он гораздо мудрее. Нельзя человеку дать только веру в чудо, да и где они те чудеса?
Хотя бы один роскошный намек на справедливость, в случае щепетильного соблюдения заповедей. В мире так все запутано и непонятно, заповедь "Не укради" теряет всякий смысл для матери, чей ребенок умирает от голода. Что спасет ее ребенка? Вера? Нет. Его спасет только еда, и разницы нет, каким образом она добыта. Тут уж на выбор матери: соблюдать нерушимую заповедь, установленную Богом, либо пойти вопреки всему и украсть буханку хлеба для умирающего ребенка. Если она выберет первое, то на смерть ребенка, угасающее дыхание, безвольно закрывшиеся глаза, она будет смотреть, утешаясь единственно верной для себя мыслью: "Такова его судьба - умереть в юном возрасте", и это самое простое, что может сделать слабая женщина. Но есть и другой путь, на мой взгляд, единственно верный, - спасти жизнь ребенка.
Я могла бы все мысли озвучить, но не стала этого делать. У меня тоже есть вера. Я верю в себя, в свои силы и в правильность своего выбора. Но уверенность что разгадка близка, что я в шаге от откровения, которое расставит все точки над "i", не покидала меня - я обману Черта.
Судьба. Судьба или бездействие?
- Вот что, ты у меня сегодня на ночь останься. А завтра соберешь свои вещи и переедешь сюда. Вот ключи.
- Хорошо. Я выйду ненадолго. Прогуляюсь перед сном.
Глава девятая
Жизнь - это стремительный бег. Мы всегда бежим от кого-то, к кому-то. Я бегу по дорожке, огибая скверик, проношусь мимо усталых деревьев и сонных домов. Бегу от обреченности, от страшного будущего, не замечая, что в тот самый миг, как и прочил Черт, вся моя жизнь превращается в погоню за мечтой.
Я уже решила идти наперекор Судьбе, а чтобы сделать что-то неожиданное для Черта, я должна сделать что-то противоречащее мне самой. Я отдам мужа Кате. На время. Тогда ее жизнь будет вне опасности. Но кто сказал, что нельзя попытаться вернуть Стаса после пожара? И в тот момент, когда я это поняла, надежда, которая, как я думала, давно похоронена под гнетом обреченности, вдруг распрямилась и задышала.
Но как забыть о Стасе на время, как заставить поверить Черта и Судьбу, что я отказалась от мужа? Образ Демьяна стремительно ворвался в мысли. Удар сердца, толчок, разнесший кровь по венам, и тихий шепот:
- Ты здесь?
Тишина. Казалось, даже ветер стих. Но я знала - он рядом! Я чувствовала силу, исходящую от Демьяна. Мрачную стойкую силу.
Кто он? Не в слишком ли опасную игру ввязалась, решившись использовать того, о ком не знаю практически ничего? Боясь, что струшу, я заставила себя выкинуть это из головы. Он знает о Черте, знает гораздо больше меня. И это тоже стало причиной, по которой я решила держать Демьяна поблизости. Возможно, он проболтается, и я смогу узнать нечто, что поможет мне в осуществлении своего плана.
- Я знаю, как обмануть Черта. И если ты сейчас появишься, я расскажу тебе как.
Уловка сработала. В тот же миг я услышала за спиной голос Демьяна.
- Смело, - заинтересованно проговорил он. - Но ты жестоко поплатишься, если осмелишься…
Вздрогнув, я обернулась, ощущая, как внизу живота затягивается узел.
- Я осмелюсь! - с вызовом бросила я.
Отреагировал он совершенно спокойно. И теперь пристально вглядывался в мое лицо. Я нервно повела плечами, борясь с желанием достать из сумочки зеркальце. Может тушь потекла?
- Лина, у тебя были детские страхи?
- Я боялась барабашек.
Какими глупыми теперь кажутся те страхи. Даже смешно.
Демьян усехнулся.
- Так вот, твой барабашка, если б существовал в реальности, по сравнению с Чертом выглядел бы размалеванным огородным пугалом. Ты что он правит Навью?
- Правит Навью? - ошеломленно выдавила я, непроизвольно прикрыв ладошкой рот. Это откровение охладило мой пыл.
- Да. Подумай, прежде чем бросать ему вызов.