- Ну, уж нет! - Орест помотал головой. - Этим я заниматься не буду, всё в твоих руках. Я лишь помогу немного в начале.
- Немного? Ты только что сам ко мне работать не идёшь! Пятьдесят процентов твои!
- Нет. Ни пятьдесят, ни тридцать, ни десять. Мне этого не нужно. И потом, основную составляющую успеха, всё-таки, внесёшь ты.
- И какую же?
- Ну, во-первых, саму себя. Я очень верю в тебя, дорогая. А во-вторых, маленькую чёрную книжку.
- Ты имеешь в виду…
- Клиенты. Не простые там клерки и мелкие чиновники, а самые настоящие сливки общества. Политики, бизнесмены, богема. Они знают тебя и доверяют, а это главное.
Рада сжала и разжала кулаки, нервно покачивая головой.
- Но, всё-таки, ты наверняка что-то хочешь? Я не замечала за тобой тягу к альтруизму.
Орест вздохнул. Да, эта женщина знала его лучше, чем мать - своего ребёнка.
- Ну, хорошо. Мне иногда будут нужны твои связи и тонко организованные встречи в твоём доме.
- И всё?
- Нет, не всё. У меня появилась парочка идей, которые имеют отношение и к тебе. Но, в любом случае, без твоего согласия ничего не будет, да и говорить о них пока ещё рано.
Рада кивнула. Она, конечно же, доверяла ему и знала, должна была знать, что ничего, вредящего ей и её имиджу, он не сделает.
- Ох… я согласна! Если честно, то я давно начала задумываться о своём будущем. Но что же делать со всем этим? - она обвела рукой пространство.
- Ничего. Выкинь на помойку вместе с обитательницами. А если хочешь, оставь им эту развалюху, пусть доламывают.
- О, Новый Орлеан! Я никогда не была в этом городе, но чувствую, мне понравится! Мне так надоела Европа!
- У тебя мысли прыгают как зайцы, - усмехнулся Орест. - Да, город красивый. Наймешь на работу креолок… Если они там ещё остались.
Когда они уже стояли у аэрокара, готового сорваться с места, Рада оглянулась на старый, полуразвалившийся особняк.
- Думаешь, она это специально сделала? Так и не простила меня старушка.
Орест помолчал, глядя вдаль.
- Может, и не простила. А может, ей больше не к кому было обратиться за помощью. - Он приобнял Раду за плечи. - Пойдём, холодно.
Она кивнула и больше не оборачивалась…
…С Никой всё должно было быть проще. Какие проблемы могут быть у такой юной девочки, не связанной ни с кем, хотя бы отдалённо напоминавших братьев Стравинских? Если, конечно, не считать одного нюанса.
Орест всё время помнил её рассказ о шлюшке-наркоманке, которую она приютила в своей квартире с месяц назад. Орест тогда достаточно ругал себя за то, что дал Нике слишком много свободы. Да, это он говорил, что на Земле аквариум, где нет никого серьёзнее мирного наркодилера и дворового хулигана. Но это не значит, что мирный наркодилер не мог испортить жизнь его девочке.
- Скажи, как твоя подруга? - словно невзначай спросил он, когда они шли по затенённой тропинке к ближайшей поляне, облюбованной им для занятий стрельбой из лука.
Ника непонимающе вскинула ресницы.
- Подруга?
- У которой были проблемы с наркотиками. Когда я звонил, недели три назад…
Он знал, что девчонку поместили в клинику, за немаленькую сумму, что оплатила счета Ника, но глубоко не влезал, незачем было. Деньги у Ревнёвых что трава в джунглях - растут практически сами, и выкашивать их даже полезно, чтобы не застаивались. Она выбрала самое простое и правильное решение, умница. Заплатить и забыть. Но хорошо бы, чтобы на этом все проблемы и закончились.
- Она в клинике.
- То есть, трудностей не было? Всё решилось, тебе не нужна помощь?
- Всё хорошо. Помощь не нужна, спасибо.
Она слегка нахмурилась, дёрнула ладонью, словно отмахиваясь, небрежно, раздражённо. Орест поймал её за руку, развернул к себе и пытливо заглянул в лицо. Зелёные глаза смотрели открыто и просительно - отстань, ничего нет, не напоминай об этом, не хочу… Он знал, что ей было неприятно, когда он вмешивался, а этот жест и этот устало-умоляющий взгляд убедили его в том, что ничего серьёзного не произошло, про наркоманку можно забыть. Его девочка действительно сама вляпалась и сама разобралась.
* * *
День настиг внезапно. Ударил по ещё не открывшимся глазам солнечным светом, тупой, распирающей виски болью и отвратительной тошнотой. Справившись с первой волной этих мерзких ощущений, Дмитрий осторожно открыл глаза. Не сразу понял, что находится в своей комнате. Однако это была именно она. И он даже лежал на кровати, раздетый и под одеялом. Попытка напрячься и припомнить, как он сюда попал, успехом не увенчалась. Он напрягся, пытаясь сообразить, что последнее из происходившего он ясно осознавал. "Весёлый Роджер", Стас, Артеми… или нет, Ариадна. И три девочки на алых подушках. И вино. Осёл, кто же после водки пьёт вино, да ещё столько.
Дмитрий поморщился. Немного подумал и решил встать. Организм настаивал на совершении этого подвига для осуществления некоторых своих естественных потребностей. Пришлось повиноваться, хотя сволочной организм сам же этому подъёму и сопротивлялся. Однако нет ничего невозможного для бывшего спецназовца. Через пару минут Дмитрий стоял посреди комнаты, даже в ботинках на босу ногу, и судорожно соображал, в какую сторону ему двигаться. Он огляделся, стараясь не слишком резко поворачивать голову, и тут рассеянное внимание привлёк его собственный браслет, лежащий на столе рядом с небольшой красной розой. Два неуверенных шага - и при первом же прикосновении включился голографический передатчик, поставленный на воспроизведение недавно сделанной записи. Дмитрий от неожиданности чуть не выронил браслет, когда прямо перед ним возникло полузнакомое лицо из его туманных ночных видений.
Кристина озорно улыбнулась. Без "рабочей" косметики она выглядела совсем девчонкой, а тигриные глаза оказались не шальными и сумасшедшими, а просто весёлыми.
- Доброе утро, соня! - сказала она. - Я не дождалась, когда ты проснёшься, мне уже пора. На всякий случай проясняю ситуацию: ты сам привёл меня к себе, Ариадну отпустить меня с тобой ты уговорил тоже сам, уж не знаю как. Твою карточку я положила тебе в карман, дверь захлопну, а цветок оставлю - за одну из лучших моих рабочих ночей. Ты хороший парень, только девушку свою зря так обидел. Ну, прости, это не моё дело, - оборвала она себя. - Всё, я убежала. Вряд ли мы ещё увидимся. Счастливо тебе, Димка-Индиго.
Запись выключилась, а Дмитрий ещё некоторое время стоял с браслетом в руках. Вот дурак… Напился, как свинья, притащил в дом проститутку, зачем-то сообщил ей свой позывной, денег промотал немерено, девушку свою зря обидел, говорят.
Он двинулся в сторону ванной комнаты, по дороге приводя в порядок мысли.
Чёрт, а ведь сегодня понедельник. Надо хоть позвонить, узнать, что там на работе, пропущенный день без уважительной причины - это серьёзно. А работу терять нельзя сейчас. Хотя… Один он и так проживёт. Ну, найдёт другую работу. Рите он больше ничего не должен. А то - девушку он обидел… Стоп. Какую девушку? Риту? Так тут кто ещё кого обидел. Неужели он и про неё рассказал? Нет, он так стремился забыть, вряд ли его понесло откровенничать на эту тему. А то пришлось бы и про Пашку рассказывать, и про Нику, и про Каджеро… Ника?!
И вот тут всё прояснилось. Он вспомнил и вчерашние постельные игры, и трёх танцующих красоток, и неожиданный звонок Ники. И то, что он ей сказал.
Его словно ударило, лицо как будто резко окунули в кипяток, а в груди, наоборот, всё заледенело от страха непоправимости. Кретин…
Дмитрий опустился на белый пол, запустил пальцы в волосы и закрыл глаза. Ника звонила ночью. Он был ей нужен. Она там совсем одна, вряд ли её отец понимает, что с ней происходит, она наедине с мыслями о Пашке, ей одиноко и больно, так же, как и ему. Она хотела приехать, хотела опереться на него, потому что только он её понимает, потому что он её друг. Как она думала. И получила такое.
Идиот. Пьяный обозлившийся идиот. Из-за глупой дурочки сорвался…да ладно бы, просто сорвался, ну загулял, ну, с кем не бывает, но как ты мог обидеть Нику!
Он вцепился в волосы и с наслаждением изо всех сил рванул. Резкая боль отрезвила, неожиданно разогнала муть в голове, забила начинающуюся истерику. Так, волк, ты совсем распустился. Хватит психовать. Надо срочно исправлять то, что наворотил ночью.
Телефон валялся на подушке - должно быть, он надел его при выходе из борделя и забыл снять на ночь. Названный им номер долго не отвечал, и он уже испугался, что Ника могла сделать что-нибудь неправильное, но тут сигнал вызова прервался её спокойным, чуть сонным голосом.
- Я слушаю.
Ах да, на Каджеро ведь ночь… Но всё равно!
- Ника, это я, Индиго. Я осёл, я знаю, я нахамил тебе, ты меня прости, я…
- Не думала, что ты после всего решишься позвонить, но у тебя и на это наглости хватило, - всё так же спокойно перебила его Ника. - Я не хотела больше вспоминать о тебе. Но раз ты позвонил, я всё-таки скажу то, что должна сказать.
- Ника, пожалуйста, выслушай! - он уже понял, что она не слушает и не собирается этого делать, но не мог не попытаться докричаться.
- Ты там неплохо живёшь, Дима, - ровно продолжила она, как будто её не прерывали. - Девочки, пьянки, танцы… Это твоё личное дело. Если ты способен так веселиться, после того как твой лучший друг несколько недель назад погиб ради твоей подружки, а сама она в это время лежит в клинике - это твой выбор. Если ты способен предложить девушке недавно погибшего друга то, что ты предложил мне - это тоже твой выбор.
Дмитрий молча слушал, чувствуя, как обрывается всё внутри. Она права. То, что она услышала этой ночью, даёт ей право так думать и так говорить. Господи, Ника, а ведь ты ещё не знаешь самого главного…
- Зато мой выбор - никогда больше не встречать тебя на своём пути. Меня тошнит от тебя, Дима. Забудь этот номер.
Связь прервалась.
Ну, вот, Индиго. Вот теперь ты точно один. Ты так жалел себя вчера, что последние мозги растерял. Сейчас ты можешь предаться этому занятию с абсолютно чистой совестью, если она у тебя осталась. Если, конечно, ты всё ещё способен себя пожалеть. Если тебя не тошнит от самого себя, как Нику.
Он сорвал клипсу телефона с уха и с размаху швырнул её об пол. Чёрная горошина подпрыгнула на белом пластике и замерла неподвижно. Дмитрий пару секунд смотрел на нее, а потом с силой ударил каблуком, растирая в пыль. Ему больше некому звонить, и не нужно, чтобы кто-то звонил ему. Больше никого не осталось.
Глава 2
Ника проснулась с первыми лучами Сианы. Ей плохо спалось в эту ночь. А ещё этот дурацкий поздний звонок от человека, которого ей хотелось забыть. Потому что думать о нём было невыносимо больно. И понимать, что потеряла его так же как и…
Паша. От одного только имени сердце разрывалось от тоски. Это невозможно исправить и забыть нельзя, такое не забывается. Такая любовь выжигает всё изнутри, если обрывается вот так - когда ни один из них не желал её конца…
Первые дни Ника старалась больше времени проводить дома. Ей было пусто и одиноко, и хотелось, как в детстве, прижаться к отцу, просто помолчать вместе. Но тот как будто ничего не замечал вокруг себя. Был погружён в собственные мысли, бродил тенью по дому. Орест же, наоборот, наскоро проглатывал завтрак и, на лету целуя Нику в щёку, говорил:
- Ничего, девочка моя, скоро немного разгружусь и буду полностью в твоём распоряжении, но пока ты же видишь в каком он состоянии, - кивок в сторону Андрея. - Всё наладится.
И он убегал до позднего вечера. В конце концов, девушка бросила тщетные попытки достучаться до отца и стала уходить из дома. Джунгли лечили, как всегда. Впрочем, не только они. Она то заглядывала в питомники, то летала на побережье, то просто гуляла по городу. Родной воздух Каджеро помогал, отгонял грустные мысли. В конечном итоге Ника совсем закрылась в себе и даже от общества наконец освободившегося Ореста отказалась.
После очередной прогулки она вернулась к обеду и застала в доме непонятную суету и оживление. Кроме постоянной прислуги Ника заметила садовника, повара и двух новых горничных. Поймать кого-либо на ходу оказалось затруднительно, а гоняться за всеми с вопросом "а что случилось?" ей совсем не хотелось. Поэтому она, не спеша, поднялась по лестнице в свою комнату. К обеду её должны позвать, там всё и выяснится.
- Ника, в столовой все ждут только тебя, - заглянула в дверь Шарлотта, немолодая горничная, жившая в их доме столько, сколько Ника себя помнила.
- Да-да, я иду, - торопливо отозвалась она.
Отец позвал её минут двадцать назад, но она зачиталась. На самом деле, настроение было на нуле, и ей вовсе не хотелось есть, но отец был очень настойчив, да ещё вот и Лотти прислал, не доверяя больше технике.
Уже приблизившись к столовой с гостеприимно открытыми дверями, она насторожилась всерьёз. Слишком много голосов. Володя улетел, голоса отца не слышно, но говорит мужчина, и не один.
- Да эти рудники давно пора позакрывать! - незнакомый голос, низкий и как будто даже рычащий. Как медведь.
- Ну уж и позакрывать! Феанира спонсирует половину научных центров Содружества. Центров, где кроме всего прочего, исследуются и тестируются лекарства спасшие множество жизней. Всё равно прикажете закрыть? - ехидно спрашивал Орест.
- Тони, не горячись, а? - новый голос, спокойный, даже холодный. Но не равнодушный.
- Господа, вы увлеклись, вам не кажется? - вступил отец. - Давайте перейдём на более мирные темы.
- О, у меня даже есть мирный вопрос, - с готовностью откликнулся Орест. - А где, собственно, Ника?
Девушка встряхнулась, выпрямилась и, больше не медля, вошла в столовую.
- Я уже здесь, - сказала она, глядя в глаза отцу. - Всем добрый день, приношу извинения за то, что вам пришлось ждать.
Только после этого она позволила себе оглядеть гостей.
Большой овальный стол, всё в том же любимом отцом викторианском стиле, был занят наполовину. Место во главе занимал Ревнёв, слева от него сидел Орест и было оставлено место для неё, а справа, напротив, сидели двое. Первый, скорее всего, обладатель "медвежьего" голоса, выглядел соответственно - крупный, пожалуй, такой же как Орест, только мощнее в плечах. Короткие волосы тёмные, почти чёрные, лицо приятное, хотя далеко не красавец. Наверное, приятным его делали зеленовато-карие глаза - удивительно добрые и мягкие для такого сурового облика. Второй казался полной его противоположностью. Скорее стройный, чем мощный, но тоже широкоплечий, с интеллигентным красивым лицом. Он мог бы тоже казаться приятным, если бы не взгляд. Серые глаза смотрят слишком жёстко и серьёзно, ни тени улыбки. Что ж, в последнее время Ника могла бы с ним потягаться.
- Ника, познакомься, - сказал Ревнёв. - Это наши гости, они поживут у нас пару-тройку недель. Они друзья Володи, но на Каджеро впервые. Пока его нет, они будут выполнять кое-какую работу, а мы поможем им адаптироваться на нашей планете.
По взгляду отца Ника поняла, что помощь в их адаптации он хочет возложить на неё. Интересно, кого из этих двоих он прочит ей в ухажёры? Она почувствовала раздражение к обоим непрошеным гостям, к отцу, ко всему.
- Кирилл Крымов, - продолжил Ревнёв, а сероглазый поднялся со стула, склонив голову, - и Энтони Вельд, - "медведь" повторил манёвр товарища.
Ника сухо кивнула и прошла на своё место.
- А это Ника, моя дочь, - закончил Ревнёв, наблюдая, как она садится.
- Обрати внимание, Ника, какие у нас сейчас учёные пошли, - весело сказал Орест. - Я думал, наши каджериане всем учёным сухарям фору дадут, а нам с Земли вон каких присылают - мускулатура, загар…
Ника неопределённо пожала плечами.
- Хорошая физическая форма нужна и учёным, и космонавтам, и инженерам с врачами, - отозвался сероглазый.
- А, ну да, ну да… "В здоровом теле - здоровый дух"? - Орест забавлялся.
Ника поморщилась.
- У этой байки про "большую редкость" такая же большая борода, - сказала она.
Орест огорчённо покачал головой.
- Что поделаешь, у меня у самого скоро борода вырастет. Седая. И шутки у меня такие же.
Ника снова пожала плечами, подняла со стола бокал с соком, погрузившись в изучение его гладких стенок, а Орест снова обратился к гостям.
- Так что же, в вашей лаборатории… кстати, как поживает Иван Матвеевич?
- Кто, простите? - удивился Крымов.
- Ну, ваш руководитель, профессор Лёвин.
- Ах, Илья Моисеевич, - понимающе кивнул парень. - Со здоровьем у него не очень хорошо, недавно вот ложился на обследование.
- Да-да, я слышал, слышал, - поцокал языком Орест. - И как же его здоровье сейчас?
- Он не рассказывает особенно, но в лаборатории поговаривают, что ему первый сердечный имплант поставили, - доверительно сообщил Вельд.
Нике показалось, что Оресту плевать на профессора, раз он даже имени его вспомнить правильно не смог. Неужели только для поддержания беседы спрашивает? Не похоже на него.
- А ведь это Лёвин первым начал исследовать влияние сильманитовой пыли на людей? - снова спросил тот, словно случайно.
Ника украдкой взглянула на гостей, увидела, как нахмурился Вельд - ему явно был неприятен разговор о Феанире, недаром он так рычал только что. А потом она столкнулась взглядом с взглядом сероглазого Крымова. Он смотрел серьёзно, изучающе, и как будто совсем не слышал, что рядом разгорается новый спор. Ника некоторое время смотрела на него так же в упор, но тут Вельд повысил голос, и она, вздрогнув, отвела глаза первой.
- Да на вашей Феанире права человека нарушаются!
- Это отрабатывающих там свой долг перед человечеством смертников вы называете людьми? - сухо спросил Орест. - Может, скажете, ещё и Эринию закрыть, пусть преступники на свободе гуляют?
- Господа, вы опять увлеклись, - как-то беспомощно попытался встрять Ревнёв, но на него никто не обратил внимания.
- То, что их приговорили за преступления, пусть и заслуженно, ещё не лишило их звания человека!
- Тони, спокойнее, - негромко сказал Крымов, и это неожиданно подействовало.
- Думаю, мы не сойдёмся во взглядах на этот вопрос, - сумрачно пробасил Вельд, затихая.
- Да, согласен и предлагаю прекратить этот разговор, - кивнул Орест.
Он тут же перевёл беседу на более нейтральные светские темы, а Ника тем временем чувствовала, как раздражение пошло на новый виток. Эти незваные гости, эта грядущая "помощь в адаптации", эти непонятные светско-любезные интонации в голосе Ореста, обед этот…
Она решительно встала, извинилась и немедленно вышла. Просто потому, что поймала себя на желании громко крикнуть "Да заткнитесь вы все!" Уже в дверях она услышала изумлённый вопрос:
- Андрей, да что с ней?
- У неё был тяжёлый год, Орест. Как у всех нас.
Кир проводил девушку взглядом. Какие у неё холодные глаза. Зелёный лед. А ещё, кажется, у неё очень, очень плохое настроение. Пожалуй, хуже, чем у Балу. Тот хоть кипеть может и переживать, а эта словно замороженная вся… да и не холод это в глазах, а тоска… Стоп, Карпов, какое тебе дело до посторонних девиц с их вселенской тоской?