- Да, наслышан я, - подтвердил Таракан, - а только в толк не возьму, как же могло так случиться, что такая мощная держава раскололась? Неужто беда какая стряслась, или враг коварный навалился. Да только не верится мне, что можно победить такую страну.
- Беда наша из нас же и вышла, - сурово сказал старый воин, но встряхнувшись, добавил веселее, - а врага мы любого побьём. Помнишь, сынок, как мы кочевников разбили?
- Да, батя, ты рассказывал.
- Да, да, я тоже помню! - Встрепенулся Таракан. - Хоть и были мы тогда малыми, а всё ж помню как уходили большие отряды воинов на восток, биться с со страшными кочевниками. Вы ведь, уважаемый, тоже с ними сражались?
- Расскажи, батя, расскажи. Ему это будет интересно.
- Да я уж рассказывал про эту битву, - как бы нехотя начал старый дружинник, - но для друга твоего расскажу снова.
И старик повёл свой рассказ:
- Царская дружина уходила из города под командой царевича Якова. Хоть и молод он ещё был, но в доблести воинской уступал лишь старшому воеводе Петру Братеичу. Другие князья тоже согласились с назначением главнокомандующим Петра Братеича. Войска уже почти все собрались, когда к месту сбора мы прибыли. К этому времени на много вёрст вокруг были разосланы дозорные разъезды. Старшой воевода, опытный вояка, он-то лучше всех знал, что хоть и велико число наших воинов, а кочевников больше, намного больше. А значит, и биться в открытом бою, да посреди степей нам несподручно. Раздавит нашу пехоту дикая лавина их конницы. Но и враг не дурён, заманить его в леса да буераки не удастся, знают они несокрушимую силу своих конников. Вот и решил тогда Петро Братеич исхитриться и заманить-таки ворогов в ловушку.
Когда разведчики донесли ему о расположении основных сил противника, отрядил он большую часть лёгкой конницы в далёкий обход. Пять тысяч всадников должны были тайно переправиться на восточный берег Великой и скрытным рейдом спешно уйти в степи, зайти в тыл кочевому войску и в нужный момент ударить по осаждавшим Барашник врагам. Дело это опасное и трудное. У степняков за каждой травинкой свой глаз, а потому и направили в этот обход местных жителей, они места те знали хорошо, у себя дома ведь были. Никто сначала не понял зачем воевода раздёргивает и без того небольшие силы. Некоторые князья даже роптали, но приказ - есть приказ. В великой тайне ушли конники на восток.
Основные же силы были отведены в сопки западнее реки и там раскинули основной лагерь с обозами. На восточном берегу уже стали появляться дозорные всадники кочевников, и конечно они видели, где расположилось славское войско. Бродов на реке в этих местах нет, а переправляться вплавь они опасались, но и глаз не спускали с нашего берега. А тем временем на нашем берегу кипела работа. По ночам скрытно копали длинные и глубокие рвы с острыми кольями на дне. Сверху всё хитро укрывали тонким плетнём и дёрном, а землю вывозили на телегах подале от реки. Рвы эти двумя рядами по широкой дуге окружали лагерь. А на самом берегу копали глубокие норы-схроны, и тоже умело их прятали от вражьих глаз.
Разведчики приносили сведения о том, что кочевники стягивают к реке воинов со всех захваченных земель, и нет числа этим воинам. Никто тогда ещё не знал, а Петро Братеичь приказал привести флотилию малых боевых лодей в реку и укрыть их подале от предполагаемого места переправы. Лодейщики тогда справились с этой задачей достойно. Спрятали под берегом полторы сотни лодей, да так, что ни одна степная собака не смогла учуять.
Ещё одна хитрость старого воеводы удалась на славу. Чтобы выманить врага на наш берег нужно было дать ему понять что наше войско мало и нас легко раздавить в открытой степи. Для этого он запретил войскам разводить костры менее чем на два десятка человек против семи положенных. Вот по кострам-то вражеские лазутчики и подсчитали, что нас раз в десять меньше чем их. Тут-то Хан Гуртыга и осмелился напасть на нас.
Перправу они начали с первыми лучами солнца, после первой своей молитвы. На наш берег сначала переправилась вплавь тысяча лёгких конных лучников. Это была разведка боем, а если им удастся закрепиться на берегу, они станут боевым прикрытием основной переправы. Этой тысяче никто не препятствовал. Наши ратники выстроились широким фронтом между линиями рвов и рекой, прикрывшись большими щитами и ощетинившись копьями. Одной тысяче лёгких всадников пробить эту стену было невозможно. Они только зря пометали свои стрелы и откатились обратно к реке прикрывать переправу основного войска. И вот когда началась переправа тяжёлых войск, в дело вступили молодцы-лодейщики. Вёрткие лодьи их давили неуклюжие плоты с тяжёлыми всадниками, а лучники и пращники добивали упавших в воду врагов. Из береговых нор-схронов тоже открыли стрельбу метатели дротиков и лучники. Они поражали тех, кто выбирался на наш берег. Но врагов было великое множество, а их лучники не уступали нашим в меткости. Потому и полегли геройски все защитники берега, да и лодейщики во множестве сложили свои головы под тучами вражьих стрел. Но степняки понесли огромный урон. Тысячи их воинов не взошли на западный берег Великой. Уцелевшие потом рассказывали, что не вода тогда текла в реке, широкая Великая наполнилась кровью. Но это ещё была малая кровь, по сравнению с той, которой суждено было пролиться в этот день.
Такая дерзость наша лишь подстегнула Хана. Разозлённый такой хитростью и дерзостью он решил разбить славское воинство во что бы то ни стало. Многие тысячи степняков переправились и строились в боевой порядок, готовясь к смертельному удару. Наши же ратники отошли за линию рвов по тайным мосткам и уже здесь готовились принять решающий бой.
А тем временем, далеко в тылу у врага, пять тысяч лёгких всадников ударили по ослабленным силам осаждавших Барашник. Князь Путила вывел свою дружину из города и тоже напал на врага. Кочевники не ожидали нападения со спины и бросились бежать. Но лёгкая конница перебила и переловила почти всех. Объединившиеся войска, теперь под командой князя, спешно двинулись к Великой на помощь основным нашим силам. К решающему сражению они, конечно же, не успевали, но и не это было их задачей. Они должны были занять восточный берег и отрезать кочевникам путь к отступлению. В нашей победе Петро Братеич не сомневался. Мудрый полководец, царство ему небесное.
Царевич Яков с царской дружиной занял потайное место за сопками южнее лагеря. Ему предстояло нанести внезапный удар, как только нападавшие увязнут в схватке. Севернее должна была встать дружина князя Антиоха, но он не успел к битве. Он защищал Мураван от подло напавших пиратов-разбойников морских. Потому на севере Воевода поставил дружину северного князя. Они должны были ударить чуть позже царевича.
И вот всё готово было к страшной битве.
Когда со стороны вражеского войска донеслись звуки боевых рогов, вся лавина кочевников ринулась на наш лагерь с дикими воплями и посвистами. Широкой дугой кочевники неслись на нас, заполняя всё пространство от края до края. Тысяч пятьдесят всадников мчались по степи, и за стремя каждого держалось по два пеших воина. Но когда всадники разогнались, пехота от них отстала. Их коннице нужна была пробивная мощь скорости. Они думали мгновенно смять нас стремительным и сокрушительным налётом.
Первая линия рвов почти не задержала стремительного наката страшной чёрной лавины. Первые ряды всадников мгновенно заполнили своими телами рвы, а задние ряды даже не заметили, что скакали по трупам своих товарищей. На расстоянии полёта стрелы началась перестрелка. Тучи чёрных стрел понеслись в нашу сторону. Но и наши лучники, прячась за широкими щитами ратников, непрерывно вели стрельбу. Вторая линия рвов уже заметнее задержала врага. Видно было как многие всадники пытались сдержать своих коней, но их подпирали задние ряды и сталкивали в смертельный ров. А выбраться из рва уже нельзя было. Лавина конницы уже набрала скорость и её уже не остановить. Опять свои же давили своих. Вот так, благодаря хитрости Петра Братеича и неустанной работе мужиков и воинов, защищавших берег, враг потерял больше трети своего войска ещё не дойдя до передовых линий наших копейщиков. Но теперь предстояло встретить ворогов во всеоружии. Кочевники, хоть и понесли великий урон, но были ещё очень сильны и всё ещё превосходили нас числом.
Чёрные всадники на лохматых лошадях с диким визгом обрушились на передовые ряды копейщиков, завалив их своими и конскими телами. А сзади по трупам всё напирали новые волны нечестивых захватчиков. Стрелки, отошедшие за рогатки, ни на секунду не прекращали метать стрелы, дротики и камни, лишь перенеся стрельбу вглубь наступавших. С вершин сопок непрестанно на головы врагов сыпали горящие снаряды десяток метательных машин, но они били теперь по отставшей пехоте кочевников, стараясь задержать её как можно дольше и не дать подойти на помощь к увязшим в схватке конникам. Наши ратники всё же остановили смертельную волну степной конницы ценой больших потерь. И как только вражеская пехота ввязалась в бой, царевич повёл нас в атаку. Мы и так рвались в бой, ведь там умирали наши братья. А как только затрубил боевой рог дружины, все пришпорили коней и яростно понеслись на врага. И уж тут царская дружина показала врагу как страшны наши мечи. Мы ударили во фланг нападавшим и быстро искрошили четверть их пехоты. Их конница уже не могла быстро развернуться и ответить на наш удар, им мешали свои же пешие воины. Некоторые степные всадники даже рубили своих же пехотинцев, чтобы проложить себе путь к нам. Но когда мы вырубили пешцев, пришлось схватиться с тяжёлой конницей врага. А их тяжёлая конница закована в броню не хуже нашей. Кони их большие и сильные, не как у лёгкой кавалерии. И все они как на подбор богатыри. И где эти низкорослые кочевники набрали столько-то? Сеча была ужасной, дрались на равных. Мы сражались за землю свою, за своих жён да детишек, а они в остервенелой злобе. Никогда ещё не видел я такой страшной битвы. Сколько крови людской и конской впитала та степь? Сколько душ человеческих отлетело на небеса в тот день? Всего поля боя я тогда не видел, да и не мог бы увидеть, но по страшному шуму боя понимал, что свершается величайшая битва.
Когда царская наша дружина крепко увязла в схватке, а половина вражеского войска повернуло в нашу сторону, где-то далеко на севере еле слышно пропел боевой рог северного князя. К тому времени меня уже здорово помяли. Крепкие аглские доспехи спасали меня от кривых мечей, но несколько ударов достигли цели и я истекал кровью, отбиваясь из последних сил. Вот, думаю, и смертушка моя подходит. Слава богу, паду в битве великой на виду у царевича и товарищей моих. Но как только ударила северная дружина, кочевники дрогнули и их рога затрубили отход. Первыми бросились наутёк лёгкие конники, внося суматоху в ряды пехоты. Пехота тоже стала в беспорядке выходить из боя. Последними обратились в бегство тяжёлые всадники, хотя дрались они ожесточённо и полегли почти все. Лишь несколько сотен их показало нам спины.
Тогда вся наша конница бросилась в погоню за отступавшим противником. Я помчался со всеми вместе, хотя рубить уже не мог, но и оставаться среди раненных мне было совестно. Ведь я же царский дружинник! Мы устремились к реке, не обращая внимания на отступавшую пехоту. Важно было спихнуть уходившую конницу врага в реку. Потому и стали мы охватывать отступавших с боков, широко разойдясь в стороны. Мало кому из них удалось уйти вдоль реки на юг и не север. Потом их долго вылавливали сторожевые разъезды и добивали лодейщики на переправах. А основную массу беглецов удалось затолкать в реку. И тут уж остатки лодейщиков отомстили им за павших своих товарищей. Вся тяжёлая конница была утоплена. И всего лишь около тысячи лёгких конников переправились на восточный берег. Но и они не все добрались до своих родных кочевий. Той же ночью они попали в засаду князя Путилы, и лишь единицам удалось вырваться. Пехота кочевников хоть и отступала в большем порядке, но и им не удалось переправиться. Мы поджали их со стороны реки, а наши ратники окружили и добивали стрелами да камнями. Многие сдались на милость победителей и были взяты в полон. Большой тогда взяли полон, много знатных воевод вражеских было пленено, весь богатейший обоз достался нам. А Хан Гуртыга не вынес такого позора и перерезал себе глотку на середине реки, чтобы тело его нам не досталось. Но один лодейщик, Ратмиром его кличут, как сейчас помню, всё же зацепил издыхающего хана крюком и приволок потом Петру Братеичу.
Великая битва была. И великая победа нам досталась. Потом князья объединили дружины и двинули силу воинскую на степь. Мстили и разоряли кочевья до самой зимы. Множество славов спасли от гибели неминучей, вызволив из полона поганых. Навсегда, как тогда казалось, проучили коварных налётчиков от посягательств на наши славские земли.
Но и великий позор лёг тогда на царскую дружину. Как ни горько мне признаваться в этом, да что уж поделаешь. Не уберегли мы тогда нашего царевича. И как только это могло случиться? Увлеклись видать погоней и потеряли осторожность. А он ведь молодой да горячий, тоже рвался в погоню. Всю битву ни царапины. А тут, на тебе! Шальная стрела сразила его. Попала прямо в глазницу шлема. Нашли его на берегу реки верхом на коне и с мечом в руке, но уже мёртвого. Говорят, стрела была отравлена, а то бы может и выжил Яков. Может, сразу и не заметили его гибели, потому, что не упал он с коня, а остался сидеть в седле. Стыдно было возвращаться домой с таким позором. Но полководец наш, старшой воевода Петро Братеич, не возложил гнева своего на дружинников, а лишь горевал вместе с нами и обещался вступиться за нас перед царём Всеволодом. Только не знали тогда мы, что нет уже ни царя, ни всей царской семьи. Но это уже другая история. А я потом долго валялся порубленный. Долго выхаживала меня хозяюшка моя Авдотья. Так и кончилась моя служба в дружине царской. А теперь вот сыновья мои достойно служат нашему государю верной защитой от врагов его.
Астах замолчал, потупив взгляд. Молчали и все остальные. Первым прервал паузу Таракан.
- Простите, уважаемый, моё любопытство, но почему не стало царя и всей его семьи?
- Ээээх, парень, почём мне знать, - тяжело вздохнул старик, - не ты один задаёшь этот вопрос. Многие не понимают этого и до сих пор, а только погибли они все в неравной схватке с разбойниками-пиратами. Антиохова дружина тогда малость не поспела.
Отец исподлобья взглянул на сына и снова многозначительно замолчал. Таракан перехватил этот тревожный взгляд и понял, что не пришло время ворошить это тёмное дело. А пока нужно перевести разговор на другое.
- А ведь я знавал одного лодейщика по имени Ратмир Борятинович. Уж не он ли отличился в битве на реке Великой?
- Кажись так его и звали, - уже веселее отозвался старый хозяин дома.
- Вот бы мне с ним повидаться! Мне как раз нужен хороший лоцман, чтобы провёл мой кораблик в верховья Великой.
- Где он сейчас, я не знаю. Ни к чему мне. А вот в порту можно поспрашать, человек он в своём деле не последний, наверняка кто и подскажет.
- Это хорошо, я разузнаю.
- Да тебе могут и не сказать, чужой ты, - предупредил старик, - с Мышатой тебе надо. Помоги другу сынок.
- Об чём разговор, батя, вот завтра поутру и отправимся, - с готовностью согласился сын.
- И правда. Утро вечера мудренее, - подвёл итог Астах, - поздно уже, укладываться пора. Мать, стели гостю на печи!
Они сидели на берегу у корабельных сладов, в том месте, куда должна была подойти шлюпка с "Белого лебедя".
- Тогда я не понимаю, почему ты служишь ему? - Спросил Таракан.
- А куда мне податься? Старики мои на мне, Маняша на сносях, дом не бросишь же. Старший брат служит далеко, да и у него свои заботы. Опять же, смолоду отдали в дружину за былые заслуги отца. Прежних-то дружинников Антиох приветил. Покалеченным на службе содержание из казны положил, детей их обучать воинскому делу велел даром. А вот тех кто отказался ему присягать на верность не доискались многих. Мало кому удалось сбежать к другим князьям. Царь наш хитёр и умён, у него на каждом углу свои уши и глаза. Я ведь всё тебе рассказал, только потому, что доверяю тебе как брату. Тебе-то никакой выгоды нет меня продавать. А больше никому бы не решился я сказать таких слов. И многие в нашем княжестве так-то. Молчат и оглядываются друг на друга недоверчиво. Я много лет молчал, да вот выплеснул наружу. Накипело на душе. Понимаю ведь, несправедливость и ложь торжествует на нашей земле, режем друг друга, соседи наши, ранее не смевшие даже границы наши преступить, рвут куски как бешенные псы, забыв былые клятвы, даже вон кочевники и те стали голову подымать, опять набегают на южные рубежи. Понимаю, а сделать ничего не могу.
- Но если вас таких много, то можно и другого царя посадить на трон?
- Сейчас никто на такое не отважится. Он ведь царских кровей, а других наследников после Всеволода не осталось. Выходит он и есть законный правитель, а другие князья есть мятежники, раз против законного царя восстали.
- Так если бы нашёлся наследник прежнего царя, пошёл бы за ним народ и мятежные князья?
- Так-то оно, может, и так, да только нет такого наследника, и нет доказательств злодейского захвата власти Антиохом, - вздохнув тяжело ответил Мышата. - Я тебе, брат, вот что скажу: забудь всё. Тебя это не касается, ты чужеземец. Ты купец, твоё дело торговое. Вот узнали мы про твоего Ратмира и это хорошо. Найдёшь его и отправишься на север за мехами. А за морем наши меха ценятся. Разбогатеешь и вернёшься на большом торговом корабле.
- Оно, конечно, торговать - не воевать. Хоть и риск, а всё же безопасней, чем в политику соваться, - полушутя согласился Таракан.
- Во-во!
- А вот и шлюпка за мной идёт, видно время прощаться, - сказал, вставая, купец.
- А может, останешься ещё, погостишь? Мы бы с тобой осетров половили. А? - С надеждой, заглядывая в глаза другу, спросил Мышата.
- Я бы рад, самому грустно расставаться, да дело не терпит. До ледостава нужно успеть вернуться.
- Тогда давай обнимемся на прощание, брат, и пожмём друг другу руки, - серьёзно произнёс дружинник.