Блюз чёрной собаки - Дмитрий Скирюк 15 стр.


И надо было поспорить с Михалычем, да не хотелось. Видел я эти дома. Кто их не видел? Жильцы не просыхают, зато все стены снаружи исписаны: "SOS спасите наших детей износ 200 %". Причём SOS написано наоборот (читается "гог"), а износ - то ли у дома двести процентов, то ли у детей. С историей не поспоришь. Свердловск в те годы строили, и очень активно, Челябу тоже, Магнитку и Березники - вообще с нуля построили, а Перми боялись как огня. Храмы позакрывали, большой кафедральный собор отдали под картинную галерею, Федосьевскую церковь превратили в овощехранилище, а церковь Казанской Иконы Божией Матери - в трансформаторную будку. Помню, меня потряс нечеловеческий цинизм, с которым на фреске Рериха они выбили Богоматери глаз и ввинтили в дыру крюк с изолятором. Хотя, это ладно, такая катавасия в РСФСР творилась повсюду, да и картинная галерея - не самое страшное, что большевики проделывали с храмами. Но всё это меркло по сравнению с тем фактом, что на месте кладбища почётных жителей города, рядом с кафедральным собором они устроили зоопарк. Это уже верх глумления. Могилы сровняли с землёй, памятники снесли, их не остановило даже то, что там похоронен дед Ленина, известный земский врач Израиль Бланк. Какая власть, в какой стране, когда могла решиться на такое? А главное - зачем? В голове не укладывалось. До того зоопарк находился в Балатовском лесу - там до сих пор стоит тройная кирпичная арка входа - и никому не мешал.

- Да нет, уже строят, - без особой охоты возразил я, занятый своими мыслями. - Просто властям положено всех обеспечивать жильём при расселении, а те надеются на новые квартиры и прописывают у себя всех родственников, человек десять-двадцать. В итоге дело тянется и тянется. Ни одна сторона не хочет уступать.

- Что ж ты так плохо о людях думаешь? Не все же так делают.

- Все. Другое дело, что всякие дельцы обманом людей выселяют к чёрту на кулички, не выплачивают компенсацию, запугивают… Обман против обмана.

- Откуда ты знаешь?

Настала моя очередь выходить из себя.

- Слушай, Михалыч, - сказал я, - ты достал. Забыл, да? У меня прадед жил, как ты сейчас сказал, "в избе", в Разгуляе. Был мещанином, уважаемым человеком, между прочим. И когда случилась революция, первыми прибежали как раз вот эти… голозадые, кто всю жизнь пил и больше всех орал. А у коммунистов тоже своя политика была: подселять люмпенов в дома к нормальным людям - купцам, служащим, врачам, интеллигентам… Бр-р, слово-то какое гнусное - "подселение", чем-то подленьким таким попахивает. Ты "Собачье сердце" читал? Там всё написано. Дом до сих пор стоит, могу показать, он, правда, уже рухнул почти, да и я там не жил - не застал уже. Мне мать рассказывала, каково было жить рядом с этими. Они на своей половине за семьдесят лет гвоздя в стену не вбили! Всё засрали. Зато каждый день бухали и приползали учить нас уму-разуму со всякими швондерами… А писать на стенах все горазды.

- А что с ним стало, с твоим прадедом? - вдруг спросила Танука.

- Расстреляли его, - хмуро сказал я. - Всё, тема закрыта. И вообще, мы пришли.

В фотостудии на нашу троицу посмотрели косо. Моя вина: забыл предупредить, что приду не один. Специфика работы такова - когда фотографируем девушек-моделей, посторонние в студии нежелательны. Я дал отмашку: мол, всё в порядке, и направился к себе. "Светитель Алексей" зашёл спросить, я по работе или так, ребята обменялись со мной приветствиями, освободили место у компьютера и потеряли к нам интерес. Артур вынул из фотоаппарата карту памяти, я поколдовал с программами, и через пять минут пошла закачка фотографий, а мы вперились в экран. Михалыч наснимал немного - десять-пятнадцать рисунков, зато с разных ракурсов и с разным увеличением. Тут был и зверёк, похожий на лису, которого мы сегодня видели, и непонятное многоногое существо с длинной девичьей косой, а может, скорпионьим жалом, затем - что-то ушастое, с крыльями, похожее не то на Чебурашку, не то на стрекозу, и ещё что-то, вроде солнца на ногах. Техника исполнения тоже отличалась - маркер, мел, аэрозольный спрей, осколки кирпича… Авторство было разное, в этом я не сомневался, но в одном Артур был прав - что-то их роднило друг с другом, какое-то странное единство стиля.

- Что это за фигня? Где вы это наснимали? - спросил "светитель Алексей" так неожиданно, что я вздрогнул и оглянулся. Оказывается, за нашими спинами собралась уже небольшая толпа.

- Да в городе, по дворам, - объявил Михалыч.

- Наскальная живопись, - прокомментировал кто-то, кажется Лена.

- Ацтекские рисунки напоминает…

- Ага. Как в пустыне Наска, - резюмировал "светитель", подаваясь вперёд и поправляя очки. - Слушай, Жан, запишите мне их, а? А то у меня такое чувство, что я такое где-то уже видел, только никак не могу вспомнить. Можно?

- Снимки не мои, - рассеянно ответил я, заряжая в CD-привод чистую болванку, и мотнул головой в сторону Артура. - Вон автор, у него разрешение спрашивай.

- Можно?

- Да ради бога, - великодушно разрешил Михалыч. - А мы пока… Э, а это ещё что?

На мониторе мелькнула розовая башенка, потом другая, затем снимки кончились. То есть слайд-шоу продолжалось, изображения на экране исправно сменяли друг дружку, только все они были непроглядно-чёрными. Я остановил показ, вышел в общее меню, повозился с настройками, но ничего не помогло - все кадры, снятые Артуром после башен, являли собой тёмные прямоугольнички.

- Может, камера сломалась? - предположил я.

- Типун тебе на язык! - рассердился Михалыч. - До сих пор работала как часы.

- Тогда что это?

- Сам не пойму…

- Это он меня с тобой фотил, - вмешалась молчавшая доселе Танука.

- А! Точно! - вскинулся Артур. - Как я забыл!

- И что? - с подозрением спросил я.

Ответа от девушки я не дождался, но Артур постарался замять дело.

- Наверное, я опять перемудрил с настройками, - предположил он. - Говорю же, там меню дурацкое…

Что-то они оба темнили. Не нравилось мне это, ох не нравилось…

- Можешь сделать мне копии?

- Что? - вскинулся я. - А, да. Без проблем.

Я перебросил файлы из одного окна в другое, подождал, пока не кончилась перезапись, и отдал Михалычу диск и флэш-карту. Артур уложил всё в сумку, надел берет, взял на прощанье "под козырёк" и ушёл по своим делам. Танука, которая сперва с любопытством вертела головой, казалось, потеряла интерес к происходящему и целиком ушла в себя. В студии шла неспешная работа. В глубине её, возле экранов с натянутым белым фоном шла фотосессия - снимали двух девушек, Вику и вторую - её я не знал. На улице было жарко, в студии горели софиты, от этого в маленьком помещении царила духотища. Девчонкам в бикини было ещё ничего, остальные выходили из положения кто как. Кто-то обмахивался самодельным веером, кто-то потягивал ледяную газировку, один лишь Саша у камеры откровенно страдал. Под потолком натужно гудела вентиляция и шелестели обрывки пластика.

С чашкой зелёного чая подошёл "светитель Алексей". На голове у него был намотан в виде тюбетейки мокрый носовой платок: такую картину я раньше видел только в старых фильмах.

- Жарко, - пожаловался он. - Надо было на вечер съемку перенести. Чаю хотите?

- Хотим, - признался я и посмотрел на свою спутницу: та кивнула утвердительно. Алексей ушёл и вернулся с чайником, пластиковыми стаканчиками, пакетиками с заваркой и расположился рядом.

- Покажи ещё, - попросил он.

Мы разлили чай и некоторое время молча просматривали снимки.

Тишину нарушил фотограф Саша, громко захлопав в ладоши.

- Перерыв! - крикнул он, вытирая пот со лба и шеи. - Отдыхайте, девочки. Уф! - Он вооружился полотенцем, огляделся в поисках чайника и направился к нам. - Я сварюсь сейчас. Ну и погодка!

- Да уж, - поддакнул я. - Не пойму, чего вы тут заперлись. В такие дни надо на пляже греться, а не в студии сидеть.

- А, - отмахнулся Сашка, - старые заказы. А на пляж побоялись - по всему к вечеру гроза будет… - Он посмотрел на Тануку. - Прикольная маечка. Чем занимаетесь?

- Да вот… - Я отодвинулся, давая Сашке возможность разглядеть картинку.

Некоторое время он молча смотрел, прихлёбывая чай.

- Ерунда какая, - наконец сказал он. - Что за каракули? На фиг они вам?

- Это Артур наснимал.

- А, тогда ясно. Слушай, дурацкие какие рисунки! Как тогда в Солнечном.

В первое мгновение я даже не понял, о чём он, лишь замер при слове "солнечный". У меня было ощущение, что меня стукнули доской по башке. Потом меня прошиб озноб. Была жара, вентиляторы надрывались - а я превратился в сосульку. Об меня, наверно, можно было газировку охлаждать.

- Как ты сказал?!

- Что? - не понял Сашка. - А… Да Солнечный же. Там этого добра навалом было.

- Кончай темнить! - рявкнул я. - Какой ещё Солнечный?

- Да ну тебя, Жан! - обиженно надулся тот. - Сам вспомнишь, если постараешься. Ну? Лет пятнадцать назад… пионерский лагерь… газета "Молодая гвардия"… Ну? Теперь вспомнил?

Слова "пионерский лагерь" и впрямь расшевелили мою память. Подробности, впрочем, всё равно оставались за кадром. Правда, это уже не важно: теперь главное не мешать и не напрягаться, а там и остальное вспомнится.

- Солнечный, Солнечный… - задумчиво повторил я. - Слушай, а я ведь совсем забыл ту историю! Это ведь тот лагерь, где дети видели призраков?

- Он самый. Там они ещё по просьбе корреспондентов рисовали их, пришельцев этих, призраков, Чебурашек, или кто там был на самом деле… Да скорее всего, никого не было - так, дешёвая сенсация для повышения тиража. Да брось, Жан! Вместе ж видели те статьи и ржали, как сейчас помню… И рисунки были там же. Очень похожие на эти.

Я посмотрел на экран. Ай да Сашка, ай да молодец! А ведь я и не подумал даже…

- Спасибо, Сань, - с чувством сказал я, - ты мне здорово помог.

- Я? - удивился тот. - Вот уж не гадал. Ну, ладно. Тогда с тебя причитается! Ну что, ты вроде поработать хотел? А то камера свободна, да и девки раньше чем через час не оклемаются. Будешь?

Он смерил мою спутницу оценивающим взглядом - та никак не отреагировала. Я не рискнул взять её за руку (я и раньше так не делал - ещё подумают чего) и сейчас вдруг ощутил себя едва ли не предателем.

- Ну что? - Я повернулся к Тануке. - Будем сниматься?

- Нет, я не хочу, - вдруг резко сказала она. Похоже, у девчонки опять испортилось настроение. - И вообще, хочу уйти. Прямо сейчас.

- Да куда же мы пойдём? Опять по улицам бродить?

- Нет. - Она покусала губу. - Я только что вспомнила об одном деле.

- Деле?

- Да. Нам обязательно надо прийти на концерт до начала.

- До начала? Что ж там делать до начала? Пиво пить? Да нас и не пустят.

Танука повернулась ко мне.

- Пустят, - сказала она. - Вернее, меня пустят. А ты пройдёшь со мной.

И, словно давая знак, что разговор окончен, нахлобучила бейсболку.

Мы дошли до поворота, пропустили громыхнувший на стрелках трамвай номер восемь и двинулись вниз по улице Горького, мимо военного госпиталя. Слева потянулись раскопы, справа - стены полуразвалившихся домов. Танука сделала мне знак подождать, подошла к ларьку и купила арбузную жвачку. Предложила мне. Я отказался.

Надо прояснить ситуацию. "Солнечным" назывался пионерский лагерь близ Перми, возле деревни Новая, с которым связана одна странная история. Сейчас её забыли, а тогда судачили по всем углам. Году в 89-м, когда серенькая местная газета "Молодая гвардия" начала стремительно желтеть, в ней появилась серия "сенсационных" репортажей пермского поэта и, по совместительству, журналиста с говорящей фамилией Дрожащий. Звали его Вячеслав. Поэт он и сейчас достаточно известный, статьи же были откровенно бредовыми - про пятиметровых электрических червей-мутантов, про гигантских крыс размером с бульдога, и прочее, и тому подобное. Однако больше всего шуму наделал пресловутый лагерь "Солнечный", который, если верить малышне, в то лето подвергся настоящему нашествию странных рогатых карликов в светящихся костюмах. Являлись они по ночам, в неизменном сопровождении двухметровых верзил, и шатались окрест - заглядывали в окна и через забор, вреда не чинили, но сильно пугали ребятню.

Так уж вышло, что я в пионерских лагерях ни разу не был: и сам не хотел, и родители не настаивали, но по фильмам и рассказам друзей и подруг, по студенческим поездкам на картошку прекрасно знаю про любимую детскую забаву - рассказывать страшилки на ночь. Подозреваю, что корреспондент над читателями просто издевался и в итоге основательно запугал полперми. Это было какое-то дурное поветрие. Ребятишки, вдохновлённые вниманием газетчиков, старались как могли. Сенсацию усиленно раздували, лагерь даже показали по телевидению. Две-три недели спустя оказалось, что "чертей" видели уже все, включая вожатых и начальство. В дело пошли уже откровенно придуманные истории. Тираж газеты взлетел до небес, что, правда, не спасло комсомольский орган: сперва самые талантливые организовали приложение "Дети стронция", но после пятого выпуска вчерняк рассорились с редколлегией и ушли в свободное плавание, в ультимативной форме отказавшись вернуться, пока "Молодую гвардию" не переименуют в "Боровинку". Одни подались в бизнес, другие получили по мозгам, третьи банально спились. Газета превратилась в рекламный листок и вскоре приказала долго жить. История с "Солнечным" помаленьку стала забываться, а тут ещё грянул путч (ГКЧП), и всем стало не до того.

Во всей этой истории было что-то подозрительное, уже тогда она меня напрягала. Мне как врачу смешно читать сообщения о гигантских тварях-мутантах: любой специалист скажет, что это невозможно, хотя бы в силу естественных биологических ограничений по величине и возрасту животного. Другое дело, что обывателю обычно хрен чего докажешь: специалистам он верить не склонен, и раз газета написала, значит, так оно и есть, а ты дурак. Естественно: у нас в России газеты всегда правы. Объяснять бесполезно: чтоб он понял твои доводы, ему нужно курса три отучиться в меде или на биофаке, но после этого ему ничего не надо будет доказывать. Поэтому подобные темы для журналюг - неисчерпаемый источник вдохновения, "пипл хавает" их в любом количестве, особенно в смутные времена.

Но пионерские истории "про пришельцев" заставляли думать иначе.

Естественно, девяносто процентов россказней - враньё. Вопрос в другом: что послужило импульсом? Бомжи, которых в те годы развелось немерено, желание голодного журналиста заработать или дети в самом деле видели по ночам нечто странное? Ведь разные смены, мальчишки, девчонки, все они, не сговариваясь, по просьбе корреспондентов рисовали практически одно и то же - коренастые рогатые фигурки, мохнатые рожицы на ножках, ушастых одноглазых гигантов и непонятных зверьков. А дыма без огня, как известно, не бывает…

Если вспомнить, подобные вещи встречались в рассказах пермяков и раньше, вплоть до революционных времён. Возле Нытвы десять лет назад четыре летающие тарелки облучили стайку мальчишек; одного из них я знаю лично, ему сейчас двадцать четыре, он до сих пор боится зеркал, лунатит и мучается кошмарами; врачи говорят, у него необратимое нарушение фазы сна. В небе над Кунгуром, Усть-Кишертью и окрестными деревнями часто видят загадочные чёрные шары. А очень давно, годах в двадцатых, на старой дороге из Усолья в Орёл-городок (она при заполнении водохранилища ушла под воду) часто видели блуждающий светящийся сгусток - местные жители называли его драконом. Что до аномальной "пермской зоны" около села Молёбка, так "М-ский треугольник" и вовсе стал притчей во языцех - о ней кто только не писал: и Мухортов, и Бачурин, и Золотов с Шацкой, и сам Ажажа… Катавасия в "Солнечном" явно относилась к явлениям того же порядка. Только откуда это мог знать мой телефонный информатор? Да ещё за два часа до того, как мы повстречали Михалыча?

В этом изложении может показаться, что ход моих размышлений был гладок и последователен. На деле же совсем наоборот. Жара снедала, воздух сделался душен и тяжёл от выхлопных газов. У меня снова начала кружиться голова. Мысли ворочались трудно, память работала плохо. Я не мог решить, прав Сашка или нет, мне непременно нужно было взглянуть на эти рисунки.

- Жан, а как трамваи поворачивают? - вдруг спросила Танука.

- В смысле?.. - обернулся я. - Не понял.

- Ну, как они поворачивают-то? Колёса ж железные, а там развилка. Перекрёсток. Я иногда вижу - трамвай стопится, трамвайщица выходит, что-то переводит рычагом и едет дальше. Но обычно-то он так едет, сам по себе. Как так?

- Ну, передняя тележка поворотная, - пояснил я. - Если посмотреть, видно, как она крутится. Или, может, на стрелку сигнал из кабины подаётся, стрелка автоматическая… Впрочем, не знаю. А зачем ты спрашиваешь?

- Так… - пожала плечами она. - Интересно. Тебя в детстве разве не интересовало ничего?

- Интересовало, - грубо сказал я. - Три вопроса: откуда берутся дети, как в конфеты попадает повидло… и почему у волейбольного мяча все швы внутри.

Настала очередь Тануки таращить глаза:

- Какие швы?

Я вздохнул. Конфеты и происхождение детей, как видно, тайной для неё уже не были… Впрочем, что да, то да - о сексе при нынешнем количестве сетевой порнухи дети узнают раньше родителей, а конфет она не ест.

Да и в волейбол вряд ли играет.

- Ну, он же шитый, - пояснил я и показал руками. - Видела волейбольный мяч? Так вот. Допустим, его сшивают снаружи, потом выворачивают. Но через что? Там никаких дырок нет, только маленькая пипка для насоса… Слушай, тебе правда так срочно надо на концерт или это просто такой предлог, чтоб уйти?

- Правда надо. И предлог. Извини.

Извинялась она будто ругалась.

- Как у нас со временем? Выкроим полчасика?

Танука глянула на телефон:

- Вполне, даже если пешедралом… А что?

- Мне нужно в библиотеку. Здесь рядом. Пушкинская.

- Я знаю, - кивнула она. - А зачем?

- Посмотреть кое-какие старые газеты.

- А, - догадалась она, - это про тот Солнечный, о котором говорил твой фотограф?

- Он не мой фотограф. Сейчас расскажу…

Вкратце я поведал все, о чем размышлял. Танука слушала рассеянно, но при этом у меня возникло впечатление, что рассеянность эта напускная. Она, быть может, невнимательно следила за тем, что вокруг, даже пару раз споткнулась, но рассказ воспринимала со всем тщанием. Косвенным подтверждением тому стала фраза, сказанная ею после:

- Я тоже хочу посмотреть.

- Посмотреть-то можно, да есть одна сложность, - признался я. - Я туда не записан.

- Куда? В библиотеку? Что-нибудь придумаем. Пошли. К тому же по пути.

Ага, так значит, мы всё-таки решили идти пешком…

В молчании мы прошли до поворота, свернули и двинулись к парку возле Оперного театра. Танука упорно смотрела вниз и жевала резинку. Только что она была нервозной, взвинченной, и вдруг опять включилось "охлаждение". Сработал "датчик температуры". Чёрт, я думаю об этой девке, как о каком-то роботе…

- Ты чего такая смурная? - не выдержал я.

- Так, - неопределённо ответила она, потом, спустя десятка два шагов, добавила: - Не хочу вспоминать. Я когда-то здесь училась.

- Где? В Сельхозе?

- В Хоряге.

"Хоряга" - значит хореографическое; мы как раз проходили мимо. Я по-новому взглянул на свою спутницу. Да, теперь понятно, откуда у неё такая осанка… Мог бы сразу догадаться. А ещё фотограф!

- Когда это ты успела?

Назад Дальше